Дочь препода

Магдалина Шасть

Дочь препода

Пролог

Андрей мчался за бегущей по проезжей части Сашей, но никак не мог её догнать. Живописные виды: раскидистые дубы, плакучие ивы, кусты цветущего шиповника, которые так радовали их вчера вечером, теперь Андрея раздражали. Ещё и залётный шмель за ним увязался: жужжал над ухом и бесил!

– Саш, подожди меня, Саш! Ты всё не так поняла!

Какие-то банальные слова, будто в дешёвой мелодраме: словно он ей изменил, а теперь оправдывается. Только вот не изменял и даже не понял, в чём виноват.

– Да подожди ты, сумасшедшая!

Но обиженная Саша уже неслась наперерез автомобилям. Когда так быстро бегать научилась? Физру не любила и постоянно прогуливала.

Мимо пролетела со страшным гулом огромная фура, раздался громкий звук клаксона, от дикого воя которого заложило уши, но в девушку будто дьявол вселился.

– Сашка, стой! – заорал Андрей, что было мочи, но проворная Саша уже живо перескочила на другую сторону дороги… С протяжным скрежетом перед самым Андрюхиным носом затормозил древний, гружёный кирпичами «Камаз», – Блин!

– Вы охренели, школота? Жить надоело?! – грубо заорал на Андрюху водитель, мужчина средних лет с мясистым носом и с воспалёнными, красными глазами.

– Езжай отсюда! Езжай! – замахал Андрюха руками, но сзади их уже подпирал дачный автобус, – Да что ж такое? Куда ж вы все едете? – Теперь он точно Сашку не догонит – по ту сторону растянулась на несколько километров широкая лесополоса, в которой можно было надёжно спрятаться. Она как нарочно камуфляжную одежду для их вылазки выбрала, – Блин.

Андрюха сплюнул с досады в траву, резко развернулся и пошёл по обочине прочь уверенным, торопливым шагом.

Сам виноват: привёз невинную девчонку на дачу к Тодору. Зачем? Хотел роскошью соблазнить, красивыми видами? Выпендриться?

Вот и выпендрился.

– Тодор, сука, зачем ты приехал? Нам с матерью так хорошо без тебя было…

Он достал из кармана телефон и набрал Сашкин номер. Недоступен. А чего он от неё хотел?

Упрямая. Гордая. Несговорчивая, но… любимая. Он с первого дня их знакомства понял, что с Сашкой у него навсегда. Никогда не встречал таких девчонок: посмотрел в её ясные серые глаза и пропал.

Он уже и кольцо ей купил, хотел сегодня вечером официальное предложение сделать. Дурак.

Тодор, сука!

***

Сашка вынырнула из лесопосадки, когда прятаться стало невыносимо: густые заросли кустарника, насквозь пропитанного утренней влагой, были заселены агрессивными и назойливыми комарами, которые так и липли к нежной девичьей коже. Тело уже пошло волдырями. Девушка отломила гибкую ветку от молодняка и засеменила по обочине, яростно отмахиваясь от налетевших насекомых.

Где город? Где автобусная остановка? Саша начисто потеряла все ориентировки. Чёрт-чёрт-чёрт!

Резкий визг неисправных тормозов заставил её отпрыгнуть в сторону.

– Эй, красивая, работаешь? – неприятное мужское лицо высунулось к ней из окна старой «бэхи», оглядывая с ног до головы сальным взглядом.

Работает? Саша вздрогнула. Они приняли её за проститутку? С чего бы вдруг? В спортивном костюме, с рюкзачком и в кроссах? Почему сегодня все принимают её за шлюху?!

– Нет, конечно, – она отступила в сторону кустистых зарослей, скрещивая руки на груди.

– А что ж тут делаешь? – мужик явно насмехался.

– Автобус жду, – Сашкин голос сорвался от волнения.

– Автобус? – мужик заржал, – Так и скажи, что выкинули тебя. Небось выделывалась? Садись, подвезём. Дорого не возьмём: всего-то за сиську дай подержаться, не убудет с тебя, – хохот сделался невыносимым, – Всему научим, ещё добавки попросишь.

– Не надо, – Саша затравленно огляделась. Куда бежать? Кругом кусты и деревья: завалят в траву, не отбиться.

– А что ж так? Рылом не вышли? Недостаточно хороши мы для тебя? – в ставшем низком и хриплом голосе незнакомца послышалась нескрываемая угроза.

Несколькими минутами ранее

Сонная Сашка осторожно приоткрыла один глаз и с любопытством огляделась. Как же странно просыпаться утром в постели с парнем! Странно, но хорошо. Она сладко улыбнулась, оглаживая атласную прохладу пододеяльника.

Андрей. Такой нежный и понятливый Андрей, который подарил ей в эту ночь столько незабываемых новых ощущений, ещё спал. От воспоминания о недавней магии, произошедшей между ними, внизу живота стало тепло и щекотно.

Красивый у неё Андрюха: прямой нос, пушистые ресницы, чувственные, красиво очерченные губы, широкие плечи. По её спине лютые мурашки бегают, когда он смотрит на неё своими хитрющими, лисьими глазами! А уж когда своими тёплыми губами к её виску прикасается, а потом медленно спускается к уголку рта и скользит по её дрожащим губам, едва касаясь, будто провоцирует…

Саша встряхнула русоволосой головой, отгоняя наваждение, и решила принять душ. Слишком много хорошего произошло с ней за последние сутки – нужно и на будущее оставить. Она схватила с вешалки белый банный халат, накинула его на голое тело и юркнула в дверной проём, мягко ступая по шершавому ковролину босыми ногами.

Хорошая у Андрея дача: не дача, а музей: картины, писанные акварелью и маслом, скульптуры из бронзы, широкие лестницы с мраморными перилами, высокие потолки, а ванная – не ванная, а элитный СПА-салон с джакузи, душевой кабиной, солярием и ароматическими маслами.

Сашкин папа, Ефим Иннокентьевич, тоже раритетные вещицы любил, но роскошествовать себе не позволял, экономил.

Саша разделась и зашла в душевую, включила воду, подставляя лицо под игривые струи… кайф! Лучшее утро в её жизни. Всё-таки хорошо, что отец убедил её поступить в политех – иначе она не познакомилась бы с Андреем! А что ГИТИС? В ГИТИСе ранимые театралы, с тонкой душевной организацией и склонностью к депрессии, настоящих мужиков надо в технических ВУЗах искать. Сашин психолог Роза Равильевна так и сказала: Саша, не торопись жить, получай опыт, развивайся и расти как личность.

Сегодняшний опыт Александре Ефимовне Поплавской понравился.

Расслабленная Сашка вышла из ванной, вальяжно прошлась по широкому коридору, сладко потягиваясь, и чуть не подпрыгнула от испуга. Атлетически сложенный, лет сорока-сорока пяти, загорелый мужик смотрел на неё немигающим взглядом пронзительных чёрных глаз, и девушка невольно напряглась, отступая к стене.

Откуда он здесь? Хозяин?

– Извините, – она поспешно отвела от незнакомца красивые серые глаза, понимая, что их зрительный контакт слишком затянулся. Дыхание спёрло. Нет, не от сексуального волнения – от страха. Этот крупный и неприветливый субъект определённо её пугал. Было в его заметно асимметричном лице, поросшем щетиной, что-то звериное, дикое, необузданное, и это сильно отталкивало.

Мужик молчал, и Сашка рискнула снова на него глянуть. К её ужасу, неприятный незнакомец улыбнулся… откровенно, плотоядно, недобро… Девушка почувствовала, что живот свело судорогой, а пальцы на всех конечностях похолодели.

– Ти кто? – спросил он, по-хозяйски разглядывая её стройную фигурку. Сашка съёжилась и поспешно затянула пояс на некстати распахнувшемся банном халате.

– Это Саша, отец, моя… девушка, – выручил её вовремя подоспевший Андрюха, хватая Сашку под руку и увлекая за собой в комнату, – Мы уже уезжаем.

– Так скоро? Ти обладаешь хароший вкус, Андрей! Оч-чень хароший вкус.

От макушки до пяток по Сашкиному телу побежали электрические разряды. Этот… акцент! Она слышала его раньше. Она уже видела этого мужчину когда-то! Это отец Андрея?

Но они совсем не похожи! Андрей русский, а этот… на цыгана похож.

– Пойдём скорее, – Андрюха почти силой втащил ошарашенную Сашку в комнату, – Собирайся! Он не должен был приехать, блин… Как тупо вышло. Блин! Это я виноват. Я – дурак.

– Андрюш, это… твой папа? – Сашка ничего не понимала. Она впервые видела Андрея таким суетливым, даже испуганным, – Ты же говорил, что…

– Долго объяснять, – отрезал он, натягивая брюки, – Всё потом. Ну, давай, Саша, собирайся!

Уже через несколько минут они выскочили из спальни, будто за ними гнались, почти бегом спустились в просторный холл, намереваясь преодолеть несколько метров до выхода, но величественная, тёмная фигура уверенно преградила им дорогу.

– Ти, Андрюха, иди, а женштина останется здесь… со мной, – властно заявил «отец», явно наслаждаясь замешательством сына…

А Сашку затрясло, будто от удара током.

Женштина?

Она вспомнила, где видела это перекошенное болезнью лицо! Да, стал старше, но… это ОН! ОН! Не могло быть никаких сомнений! Мужчина, отдавший приказание… Бандит, перечеркнувший её юную жизнь.

– Ну, нет, – Сашка быстро взяла себя в руки и расплылась в самой доброжелательной улыбке, – Оставаться наедине с будущим свёкром – плохая примета. Андрей сделал мне предложение сегодня, но я хотела убедиться, что вы не против. Ведь вы не будете против? Думаю, вам будет очень выгоден наш брак. Мой папа – крупный бизнесмен, а я его единственная наследница… Весь вопрос в том, будет ли выгоден брак с Андреем нашей семье?

– Саша, твой отец не бизнесмен, а профессор, – казалось, Андрюха совсем не оценил её великолепной игры.

– Как это не бизнесмен? Он разводит кур и продаёт на рынке яйца, – выдала Сашка с пафосом, – Огромные такие яйца, а вместо скорлупы – железо. Да и куры огромные, почти страусы! – её звонкий голос зазвенел под самым потолком, – Папа обещал отписать мне наш курятник.

– Саша, перестань! – Андрюха дёрнул её за рукав, – Не слушай её, отец. Она всё сочинила.

– Страу… си? – отец Андрюхи удивлённо приподнял густые брови, растянул губы в улыбке, отчего его физиономия покрылась морщинами, и… заржал, громко, расслабленно, довольно, – Это такие большие, с перьями и длинними ноги? Идите! Идите вон! Оч-чень хароший вкус… Ах-ха-ха! Маладець.

– Ты прости отца, Саш, он консервативный, за домострой, ему кажется, что все девушки, которые, ну… – говорил Андрей, пока они шли бодрым шагом к машине, но Сашка его не слушала, – Он любит грубо пошутить.

Это ОН! Тот самый бандит из её детства! И ОН – отец парня, которому она отдалась и душой, и телом! Отец смелого и честного Андрея, защитившего её от студенческой травли. Он – его отец! ОТЕЦ!

– Я не проститутка, – устало выдавила из себя Саша, – Разве я похожа на шлюху?

– Он просто шутил, Саш. У него такой дурацкий юмор, оскорбительный…

– Да, я поняла.

Сашкино сердце сделало кульбит и заныло. Решено: с Андреем всё кончено.

Всё.

Кончено.

Но отчего же так плохо? Так невыносимо больно, словно внутренности горят! Их первая ночь станет последней. Так надо, так правильно!

Она не может быть с ним! Просто не может. От осознания этого факта захотелось выть.

– Андрюш, не получится у нас с тобой ничего… прости, – произнесла она тихо, чувствуя, как сжимается в груди сердце, – Я на автобусе доеду. Прости…

– Саш, да ты что? Саша! Что случилось?!

Но гордая Сашка уже неслась от Андрюхи прочь, еле сдерживаясь, чтоб не разреветься. Невысокие, аккуратные ёлочки смотрели на неё с любопытством, а солнышко заглядывало в бледное лицо, пытаясь понять, что произошло. Она бежала по выложенной гравием дорожке, сжимая зубы.

Никто не узнает, что произошло. НИКТО.

Нельзя сейчас плакать, нельзя. Потом. Потом. Как-нибудь потом.

– Саша!

Глава 1. Начало конца

Хорошо в Сашкиной станице позднею весной: набирают сочную терпкость луговые травы, яростно бушует молодая зелень, пахнет сладостью и благодатной влагой. А какое небо на закате: разукрашено всеми оттенками малины, а посерёдке, словно ягодка в киселе, заходящее солнышко, нежится: утомилось, поди, за день, добрым людям свои румяные бока показывать, решило отоспаться! Красота и умиление.

Но в тот вечер всё было не так.

Повсюду царили хаос и ужас: тут и там виднелись всполохи ржавого огня, раздавались грубая мужская брань и жалобные стоны. Стонала раненная мать, которую выволокли на улицу и принялись жестоко пинать, выпытывая, куда подевался её муж, хозяин подворья.

Худенькой Сашке, вышедшей из дома по своим маленьким делам, повезло: её не заметили. Девочка проворно юркнула между сараев, без труда протиснулась в собачью конуру и притаилась там, изо всех сил стараясь на заскулить. Тело убитого пса Роки лежало всего в паре метров от неё и это было красноречивее всяких слов: юную свидетельницу эти злые дяди точно не пожалеют.

– Где тво-ой мужь, баба? – не по годам умная Сашка сразу поняла, что тот, кто разговаривает с иностранным акцентом, главный. Она с трепетом вгляделась в его ещё молодое, но перекошенное злобой и болезнью лицо и отпрянула, – Гавори, баба!

– Говори, сука, когда спрашивают! – раздались звуки ударов.

Сашка уткнулась носом в коленки, затыкая уши ладошками, но нечеловеческие крики матери всё равно проникали в её мозг, вызывая болезненные судороги во всём теле. Ещё чуть-чуть и она разрыдается, обнаружив себя самым глупым образом.

Это не взаправду! Нет-нет-нет! Это сон… или игра. А, может быть, мама устроила розыгрыш и уже через мгновенье все дружелюбно рассмеются и пойдут пить чай на террасе? Только вот кровь на мамином лице очень похожа на настоящую, и платье на груди порвано – модная и гордая мама в таком виде к людям не вышла бы.

– Глупий женштина, ти плохая и сгаришь вместе с хатой. Привяжите бабо к крыльцю.

Маленькое Сашкино сердце замерло, когда она ощутила знакомый с раннего детства запах бензина. В ужасе девочка выглянула из своего укрытия, застывая перед открывшейся ей жуткой картиной с полными слёз глазами и открытым ртом. Она знала, что бензин – вещество горючее. Предчувствие надвигавшейся беды стало нестерпимым.

– Я не знаю, не знаю, где он! – истошно заорала мать, но главный уже сделал повелительный жест рукой, развернулся и быстро пошёл прочь в сторону ворот. Кто-то притащил горящую, словно факел, деревяшку, и девочка поняла вдруг, что это финал, – Саша! Са-ашенька! – мамин крик превратился в животный рёв, а сама она вспыхнула ярким огненным столбом и изогнулась, будто потревоженная сквозняком догорающая свеча. На мгновенье мир перед Сашкиными глазами закружился детской юлой и тут же погас…

Саша потеряла сознание.

Очнулась она уже в больничной палате.

– Заговорённая, – шептались медсёстры, поглядывая на глядевшую на них исподлобья Сашку с испугом и жалостью, – В такой мясорубке выжить… А женщина-то, говорят, беременная была. Твари бесчеловечные!

Через некоторое время Саша узнала, что мама сгорела вместе с подворьем. Уцелела лишь деревянная собачья будка, непостижимым образом, невероятным… Сашкин отчим, имевший криминальное прошлое, бесследно исчез, а её собственное будущее было туманным.

К ней приходили какие-то люди, подробно расспрашивали о произошедшем, фотографировали и делали записи в своём блокноте, но девочке было всё равно: со смертью любимой мамы её собственная жизнь стала бессмысленной.

А потом за ней приехал родной отец Ефим Иннокентьевич Поплавский и увёз её с собой в город, в свою новую семью.

Саша помнила ту ночь, как вчера… Холод, полутьму и безлюдный перрон. Запах машинного масла, креозота и дизельных паров. И папу, такого раздражённого, такого чужого. Она помнила неприветливое лицо мачехи и её неласковую руку, которой та небрежно поймала озябшую детскую ладошку, хмурый и неуютный вокзал, равнодушных людей, лениво толпившихся на выходе. Всё хорошее и светлое внезапно осталось для Саши далеко позади.

И началась для осиротевшей Александры длинная чёрная полоса. Нет, физического насилия со стороны отца и мачехи никогда не случалось, всё было гораздо хуже: Сашу игнорировали, будто она предмет мебели.

– Ты, Александра, вряд ли достигнешь каких-либо высот, нездоровые гены твоей матери слишком сильны, – сухо заявлял отец Сашке, когда та получала плохую оценку, и не оставалось ничего, кроме как виновато опускать голову, – Иди и молись об удачном замужестве – это твой единственный шанс.

Мачеха, молодая, но холодная и неулыбчивая женщина, не удостаивала падчерицу даже пары слов: она собиралась стать матерью и не скрывала, что считает своего будущего ребёнка единственным наследником.

С рождением младшего брата Кости всё стало только хуже: отец с мачехой с головой ушли в его воспитание, а до проблем старшей никому не было дела. Единственное, чем папа реально Сашке помог – это организовал занятия с психологом. Психолог Роза Равильевна, флегматичная женщина средних лет, стала для девочки родным человеком.

Только повзрослев, Саша поняла, что была для отца живым напоминанием о предательстве первой жены, когда-то сбежавший от него, нищего, но подающего большие надежды научного работника, к легкомысленному и щедрому любовнику. Этой стыдной историей её пичкали регулярно.

Но… Саша папу простила. Нашла в себе силы и простила.

Да, простила.

Почти.

И маму простила. И отчима.

***

Сашка судорожно вздрогнула и открыла глаза, с недоумением разглядывая погружённый в сумрак потолок в своей скромной спальне. Чертовщина: опять проснулась на спине! Да сколько ж можно? Каждый раз, когда она спала на спине, её мучили кошмары: снилась её станица и… огонь.

– Блин, – девушка проворно перевернулась на бок и схватила с тумбочки телефон.

04:03.

Предрассветное время, мистичное и знаковое: нечисть прячется по тёмным углам, уступая время свету и дню.

У них в станице в это время петухи кукарекали.

У них? У кого «у них»?

Уже почти десять лет Сашка в городе живёт, а время, проведённое на Дону с мамой и отчимом, всё никак позабыть не может. Душой она вольная казачка, и горячая кровь, настоянная на жгучем осоте и анютиных глазках, непокорно бурлит в её жилах, не позволяя сдаваться под гнётом обстоятельств.

– Ага, казачка, – Сашка скривилась, будто съела ломтик ядрёного лимона, – А поступила в папин ВУЗ, – она со злостью швырнула телефон обратно и отвернулась.

Саша мечтала о карьере актрисы, но властный отец пресёк все её попытки уехать в далёкую столицу на корню.

– ГИТИС? Ты серьёзно? Да ты стих нормально прочитать не можешь! Опозориться хочешь? Или в подоле принести? В Москву не пущу, – рявкнул он, и Сашке ничего не оставалось кроме, как заткнуться.

Недовольство собой накрыло её с новой силой.

Не подготовилась она. Денег, которые накопила, работая курьером, хватило бы только на билет в один конец. А как быть дальше? Бомжевать? Прав папа: ни на что она, недальновидная, не годится, ну и по фиг. Зато Сашка танцует хорошо, но это тайна. Если папа узнает, что она танцовщица гоу-гоу, отдаст за первого встречного прощелыгу. Да и какое гоу-гоу? Так: самоучка. Всего-то год в настоящую студию танца ходила, тайком… Все, кто видел, как она танцевала, удивлялись: природная пластика, врождённое чувство ритма.

Мама тоже любила и умела танцевать… Саша помнила.

Роза Равильевна всегда удивлялась памяти своей пациентки, но твердила про какие-то «ложные воспоминания», а последнее время настоятельно предлагала пройти сеанс регрессивного гипноза.

Сашка резко развернулась на живот, утыкаясь носом в подушку.

Никаких регрессивных гипнозов! Нет, нет и нет! Не хотела Александра в прошлое возвращаться – оно и так всегда с ней: в душе… Роза Равильевна, конечно, молодец и всё такое, но гипнотизировать себя Саша не позволит.

Девушка пошарила рукой и притянула к груди плюшевую рыжую лису. Когда-то эта мягкая игрушка казалась худенькой Сашке огромной. Если втянуть носом её запах, можно почувствовать аромат блинчиков, которые пекла мама по утрам. Странно: копоть и вонь с годами выветрились, а запах уюта и тепла остался…

Так их, двоих, из той злосчастной конуры и извлекли: перепуганная девочка и её мягкая игрушка, насмерть зажатая в детских ручонках. Единственное напоминание о радостной и безмятежной, жизни.

– Да сколько ж можно?!

Сашка вскочила с кровати и пошлёпала босыми ногами по полу в сторону кухни. Надо молока выпить в прикуску с печенькой. Если постоянно жить прошлым, в настоящем ничего хорошего не будет!

Глава 2. Дочь козла

На кафедре социологии было многолюдно и шумно. По коридору сновали студенты старших курсов, на которых первокурсники смотрели, как на богов. Все ждали декана с его приветственной речью.

Несколько пёстро одетых девиц, с пирсингами в носах и бровях, поглядывали на Александру с подозрительным интересом. Выглядело это угрожающе. Сашка сделала вид, что ей всё равно, но навострила уши.

– А я тебе говорю: Поплавская, – донеслось до неё возмущённое, – Козла этого мерзкого дочка!

– Да ну, не-е-е. Ефим стрёмный, а эта на него не похожа совсем.

– Да посмотри в профиль! Одно лицо! Её на турникете Поплавской назвали.

– Однофамилица?

– Если так, то ей повезло…

Сашка поёжилась и отошла в сторону лекционного зала. Пипец, дела. Всего-то первое сентября, а она уже фурор произвела. Нет, она, конечно, подозревала, что Ефима Иннокентьевича не особо любят, но, чтоб так явно…

– Эй, как твоя фамилия? – на Сашку пахнуло запахом мяты, отчего она вздрогнула, – Как фамилия, спрашиваю? – вытянутая физиономия с крупным носом и длинными искусственными ресницами смотрела на неё недружелюбно и настороженно.

– Что? – косить под дурочку получалось с трудом, – Это ты мне?

– Тебе-тебе, – челюсти на противной физиономии принялись яростно терзать жвачку, – Как тебя…

– Шпунько, прекрати доставать первокурсницу! У тебя занятия на другом этаже. Марш отсюда! – громогласный мужчина с аккуратной седой бородой подоспел вовремя, – А ну-ка, посторонись, говорю!

– Я не Шпунько, а Владыко, – обиделась девица, недовольно отстраняясь и направляясь в сторону лестницы.

– Учёбой занимайся, Штанько, а не интригами, – незнакомец, видимо препод, иронично Сашке подмигнул, – Обижала тебя? – обратился он к ней, по-отечески улыбаясь.

– Нет, – Александра потупилась.

– А что хотела? – препод наклонился к ней неприлично низко, и Сашка испуганно отступила. От мужчины пахло семечками и камфарой.

– Фамилию спрашивала, – во рту разом пересохло, как будто происходило что-то стыдное. К ним наверняка прикованы сотни глаз, и девушке было очень неудобно.

– А как твоя фамилия?

– Поплавская, – Сашка невольно съела окончание, видя, как меняется в лице наклонившийся к ней мужчина.

– А, это ты… Ефимовна, значит? Нелегко тебе придётся. Я, признаться, твоего амбициозного папашу тоже не жалую, – его взгляд стал суровым, даже жёстким, а сам он резко выпрямился и устремился в лекционный зал, будто потерял к Сашке всякий интерес. За ним засеменили притихшие первокурсники, равнодушно поглядывающие на её симпатичное и совершенно растерянное лицо.

Поступила, на фиг, в папин ВУЗ.

Уже страшно.

Чем им всем Ефим Иннокентьевич насолил? Ладно, семья: жену и детей профессор держал в строгости, но коллеги-то при чём? Понятно, что человек он не особо дружелюбный, но не до такой же степени.

В глубине души Саша маму понимала: её отец – редкостный зануда и жадина. Он даже на младшенького Костика денег жалел, хотя последние годы не бедствовал.

Любитель семечек оказался деканом их факультета Смирновым, но напряжённо размышляющей Саше было не до его масляных речей, она каким-то шестым чувством понимала, что очень скоро попадёт в неприятную ситуацию. Если даже декан ей посочувствовал…

После лекции она пулей вылетела из зала и понеслась вниз по ступенькам на выход. Успокоилась только в парке на лавочке.

Да уж, казачка… храбрая, гордая, отважная. Ха-ха. Очень смешно.

И что делать-то теперь? Вечно палиться и учёбу прогуливать? Прямо над головой громко зачирикали воробьи, сидящие на ветке. Ржут над трусливой Сашей, пушистые подлецы! А, может, взять и сразу всем рассказать, что она «козла мерзкого дочка»? Что с того? Родителей не выбирают. Подумаешь, не жалуют они Ефима Иннокентьевича. Отец – это отец, и отрекаться от него Саша не будет. Не убьют же её за это?

Девушка гордо вздёрнула подбородок, вздохнула и… побрела домой. Завтра всем расскажет, а сегодня она не готова. Вот такая она трусиха.

Саша проникла в свою квартиру почти бесшумно и тут же замерла на пороге, заслышав приглушённые голоса. На кухне кто-то разговаривал. Папа дома? Первого сентября? Он же кафедрой заведует, должен был быть на работе? Не повезло. Придётся врать, что живот заболел… или смыться, пока не поздно? Сашка уже развернулась, чтобы улизнуть, но голоса стали громче, а разговор любопытнее.

– А если ты ошибаешься, Роза? Если мы оба ошибались? – говорил отец раздражённо, – Пробуй всё! Эти ложные воспоминания не к добру.

Роза? Роза Равильевна? Психолог? Зачем она пришла к ним домой?

– Ефим Иннокентьевич, девочка ничего не знает, я уверена!