Пятикнижие. Рассказы и повести

Данила Додонов

Пятикнижие. Рассказы и повести

Встреча

Ранняя осень казалась им двоим приятным обстоятельством. Шуршат под ногами жёлтые естественные поглотители солнечного света. Вот, кажется, и то самое место. Юбка Кристины приняла форму лавочки, на которую та села, а именно – из буквы “Л” превратилась скорее в подобие буквы “Г”. Могучие сосны и их подростки приятно пахли детством. А у Олега этот запах ассоциировался с летними поездками на Алтай, где он, бывало, гулял по горам с палками для скандинавской ходьбы. У девушки зачесалась пятка, но Олегу она об этом не сказала, а вместо этого дождалась, когда тот уставится на восточный выход из парка, и в этот самый момент сняла бирюзовую туфлю, вытряхнула из неё песок и иголки и потёрла пяткой о мелкий гравий. Надела обратно так же непринуждённо, как корова даёт молоко, её сосед как бы и вида не подал, хотя и понял, что произошло, но был достаточно тактичен, чтобы не заметить. И всё же воспоминания об Алтае натолкнули его на мысль об их с Кристиной общем знакомом с института.

– Рассказ “Встреча” повествует о двух молодых, как, – обратился он вдруг к соседке.

– Мы с вами, людях, а именно – Кристине? – несколько замешкалась она. – И Олеге. Эти двое, сидя на лавочке в городском парке культуры и отдыха, оживлённо?

Тот усмехнулся. Не вспомнить такого человека, как Владислав, казалось ему абсурдно трудной задачей. Однако, если учесть, сколько они не общались – а это около лет пяти – она ведь и вправду могла забыть. Человеческая память – вместилище ненадёжное. Пожалуй, можно сослаться на это.

– Беседуют о судьбе их общего знакомого Владислава, который какое-то время назад устроился на работу в строительную контору, после, – последовательно продолжал Олег, – чего прекратил общение с ними. Развязка…

– Прозаичнее некуда: Владислав выходит из кустов прямо! – вдруг прояснился разум Кристины. – Перед ними, держа в руках.

– Букет цветов, чем? – сказал Олег и несколько смутился. Ему раньше казалось, что эта история с конторой ему приснилась, но теперь, когда об этом заговорила его девушка, он понял, что обозначенная ситуация с трудоустройством действительно имела место.

– Ни на шутку сперва пугает пару, а затем все радуются, – успокоила его Кристина. – Встрече. Хотя рассказ.

И действительно, странное дело, что с белокурым пропала связь. С одной стороны – не так близко дружили, он и сам мог заработаться на вахте в этой глухомани, с другой – может, случилось что-то нехорошее? Всё-таки, нельзя же так надолго разрывать связь. Кристина прокрутила самые негативные варианты в голове, как-то заволновалась и было видно, что на её лбу выступили капельки пота.

– Не обладает сложным сюжетом, а скорее.

– Представляет собой несколько казусный и малореалистичный отрывок из жизни некоторой традиционной, – Олег пересел поудобнее и нежно положил руку на плечо Кристины, – пары, его особенностью является структура повествования. А.

– Именно, читатель в какой-то момент осознаёт, что на первый взгляд бессмысленные.

Неожиданно в кустах напротив послышался шорох. Девушка по-мышиному чуть вздрогнула, прижала от неожиданности колени друг к другу. Взгляд Олега тоже устремился прямо в эти самые лиловые кусты. Оттуда немедленно вышла знакомая обоим фигура.

– Изречения героев являются на самом деле пересказом самого! – потрясённо произнесла Кристина.

– Рассказа, включая описание его? – не скрывал удивления Олег.

Владислав вытащил из-за спины пышный букет ромашек и вручил его улыбающейся девушке. Олег знал коллегу давно, даже больше, чем Кристину, поэтому никакой ревности по поводу неожиданного подарка не испытал.

– Особенности. То есть, когда любой из героев говорит, их реплики последовательно, – наконец поздоровался он со старыми друзьями. – Складываются в отдельное, внешнее повествование о рассказе в целом.

Все обнялись, посмеялись, а затем неспешно поплели к выходу. Букет ронял редкие разноцветные лепестки, оставляя за друзьями романтический след. Вечерело.

Прятки с ножницами

Я спрашиваю у вас: “Вы когда-нибудь играли в прятки?”. Вы мне, положим, отвечаете: “Разумеется, как и всякий сорванец. Что за глупый вопрос?”. А я вам: “А играли ли вы в прятки с ножницами?”. Вы озадачитесь и, вероятно, почешете затылок своими грязными ногтями. Потом скажете: “Нет, кажется, не играли. А как это – с ножницами – и в прятки?”. Я улыбнусь вам и положу руку на плечо. Этот жест вам сперва покажется странным, но через пару секунд вы к этому привыкните. Вы не будете понимать мой взгляд, потому что прежде я на вас так не смотрел ни разу в жизни. Я бы не сказал, что вы знаете меня давно, но всё же. Вы в один момент даже решите, что я педераст, а потом почти сразу отгоните от себя эту противную мысль, потому что всё-таки знакомы со мной давно и ни в чём подобном меня не замечали. А я всё ещё пристально на вас смотрю и странно улыбаюсь. Знаете, есть такое понятие: улыбка во всю ширь. Вы осмеливаетесь спросить: “И всё-таки, что это за прятки такие – с ножницами?”. И тут я, конечно, убираю руку с вашего плеча и сажусь в мягкое кресло бордового цвета, такое же бордовое, как, положим, мои глаза. Вы тоже садитесь в кресло, но ваше кресло другого цвета – тёмно-зелёного, как ящерица. Мы вместе закуриваем трубку. Да, вы хотели сперва отказаться, но я очень настаивал, и отказываться далее вам показалось неудобно. А вы ведь не хотите создавать мне неудобство? Дым неприятно пощипывал вам глаза, но вы курили, а я – что я? Я не сводил с вас глаз. Вы догадались, что дверь за вами заперта, и бежать уже бессмысленно.

– Прятки с ножницами. Да… Было время. Не печалит меня, что оно прошло. Всё проходит, и прятки с ножницами – уж подавно.

– Вы всё загадками и притчами меня обносите, а главного не говорите.

– Пожалуй. Прятки с ножницами – вам это удивительно? Так уж прямо и удивительно?

– Э-э… Нет, скорее – непонятно. Но у меня есть предположения.

– Прошу.

– Что ж, два варианта. Первый: один человек прячет ножницы, а остальные их ищут. Второй: ножницы идут в ход как наказание. Скажем, плохо спрятался – тебе этими ножницами чего-нибудь оттяпали.

– Оригинально. А ещё?

– Ну, что ещё? Может, ножницы просто присутствуют. То бишь, прятки у вас были самые обыкновенные, просто рядом, скажем, на дубовом столе, лежали канцелярские ножницы. На игровой процесс не влияли, а вот на название – да.

– Ха-ха-ха! – я рассмеялся. – Вы большой оригинал. По крайней мере, были им в свои лучшие годы. Не удивляйтесь сильно, что мне это известно. Хотя вам и кажется, что мы знакомы с вами буквально пару минут, на деле – вы знаете меня столетия, хотя и под разными именами. Ладно, не буду вас больше мучить. Прятки с ножницами – это… это дело несколько иного толка.

Я налил вам водки. Знаете, почему я это сделал? Потому что без водки вам было бы тяжело переварить дальнейший мой рассказ. Вы выпили этой водки и даже не поморщились. Неужели вы алкоголик до такой степени, что не морщитесь от водки? Безумие! А, хотя, стойте. Может, и нет. Вы, наверно, просто из приличия не поморщились от моей противной водки. А я ведь знаю, что она противная. Я туда подливаю опасные химикаты время от времени, разумеется, она противная. А вы не поморщились.

– Хорошая водка?

– Хорошая, хорошая, – произносите вы вполголоса и отворачиваете свои карие глаза в сторону, из-за чего ясно, что вы мне врёте.

– Зачем же вы мне врёте?

– Я! Вам! Да вы что! – и говорите вы это ещё более очевидным образом, что врёте. Вы ещё и начали потеть.

– Ну в самом деле. Я вас читаю, как открытую книгу!

– Хорошая водка, пил бы с удовольствием до самой что ни на есть!!! – тут вы хватаете графин и начинаете, морщась, пить с горла.

– А ну прекратите!

– …

– Оставьте графин, кому я сказал!

– …

– Ну это уже переходит всякую грань.

– Всё. Видите?

– Вижу, что вы поступили как болван.

– Господи, да думайте обо мне что вам угодно! Водка была самая обыкновенная. Рассказывайте про свои прятки. Хоть с ножницами, хоть с любыми другими канцелярскими приборами. Всё вытерплю.

– Но вам ведь станет плохо вот-вот.

– Дудки!

– Ну, дело ваше. Тогда слушайте.

День был посредственный. Среда. Мне лет двенадцать от роду, только вышел из дому. Рядом – лес, речка, раздолье. Всякое в таком духе. Удивительной красоты была деревенька наша, ныне – село, но это неважно. Ах, деревня Белая! Сколько слов, сколько выражений, сколько фразеологизмов и прибауток ты породила! Место, где так ярко произрастает чёрный хлеб! Родинушка моя малая. Выйдешь, бывает, на речку Белушку, в лесочке побегаешь, насобираешь мухоморов, чтоб покидаться ими в соседских девчонок, а то и чай с них сварить и галлюцинировать до самого вечера – хорошо! И ничего, понимаешь, не надо другого. А было мне лет двенадцать, как я и говорил, и были у меня ещё со школы ножницы. Сами по себе ножницы вообще никакой роли не играли, но вот, что я запомнил отчётливо: лезвия ножниц были сделаны из нержавеющей стали, а ручки-кольца – из пластмассы зелёного цвета. Зелёный и нынче мой любимый цвет, потому что напоминает мне о том странном случае.

Жил я в тот период в этой деревеньке без сверстников-мальчишек, а потому бывало мне скучно. Бабушка да мама – ну что за компания в двенадцать лет? А ножницы мне эти были как-то более родственны что ли, они меня намного лучше понимали. Ножницы с прогулки домой не загонят, это точно! А вообще – ножницы вещь полезная.

Был у нас на селе старик, все его так и звали – дед Миша. Он меня постоянно поучал: “Вот, мол, набегаешься с ножницами своими, упадёшь – порежешься – заразу занесёшь какую-нить – все конечности тебе ампутируют к хренам собачьим!”. Эти слова его я запомнил как Иисусову молитву. Я тогда подумал: “А действительно, на хрен я с этими ножницами всё таскаюсь?”. И вот, наступает роковой день. Седьмое января. Ножницы я выкидываю в прорубь с детской надеждой, что я их больше не увижу. Надежда была действительно детская. А случилось вот что.

Лет через десять после этих событий, на закате своего студенчества, работал я в некой подмосковной забегаловке. Зашёл к нам тогда один хер, я так понял – таксономист, или что-то в этом роде. Подхожу к нему, сую меню. Он на него даже и не глянул, всё на меня смотрел, и тут как скажет: “Что у вас есть в наличии?”. Вот ведь, думаю, вредная морда попалась! И решаю над ним подшутить, говорю, мол, есть у нас царство, тип, класс, отряд, семейство, род, вид. Говорю, мол, чего вам? Он, видно, только последнее запомнил, дурень: “Подайте-ка мне, любезный, вид”. Я кивнул, но виду не подавал. Вместо этого принёс ему тоненькую металлическую пластину, примерно полметра на полметра. Кладу ему на стол. У него аж пенсне на пол свалилось. Говорит: “Это что ещё такое?”. Я ему, улыбаясь по-своему: “Вид”. Он: “Вид чего?”. Я: “А вы не уточняли”. Шутка удалась.

– И при чём же тут ножницы?

– Ну как! При том.

Я потом из этой самой пластинки изготовил себе на станке с ЧПУ замечательные ножницы. Точно такие же, какие у меня в детстве были. Вот, думаю: эти ножницы со мной теперь навечно. А про те, что в прорубь ненароком упали, я уж и позабыл.

Вам интересно, что я делал с этими ножницами. Я играл с ними в прятки. Но, важно заметить, несмотря на то, что в названии игры есть слово “прятки”, фактически это были не прятки, а скорее шашки или шахматы, или догонялки, если вам угодно. То есть игра, подразумевающая двух или более игроков (в прятки можно играть и одному).

– И кем же, – спросили вы, – были эти игроки? Неужели, это были вы и ножницы?

– Нет, ни в коем случае. Думаете, почему я вас позвал?

– Почему?

– Потому что я играл с вами!

– Со мной!?

– Конечно же с вами! Вспо-ми-най-те!

И вы, разумеется, начинаете вспоминать свои прошлые жизни.

В одной из прошлых своих жизней вы были – не поверите – ножницами. Теми самыми, что я в прорубь когда-то давно утопил. И я вам сейчас расскажу, как вы сами с собой играли в прятки.

Сейчас всё будет.

Фактически я не назову данную игру сложной или чересчур простой, в то же время она для меня является чем-то вроде памятника беззаботному детству. Прятки и детство – вот по-настоящему связанные понятия. Ведь кто из нас, будучи сорванцом, не играл в пряточки? Каждый из нас играл, хотя бы разок. Я теперь буду выступать в роли наблюдателя. С высоты своего неба, я буду наблюдать за вами, как вы в них будете играть. Я не буду давать вам подсказок, ведь, вспомните, в детстве у вас подсказок не было. Что же, игра начнётся вот-вот. Какие у вас ощущения?

– А что я делать-то должен? – вдруг спрашиваете вы. Ведь вам ещё неясно.

– Сейчас вы всё поймёте. Только расскажите свои ощущения.

– Ощущения не из приятных. Как будто состояние моего тела меняется.

– Да, всё правильно, это именно то, что вы должны чувствовать. Скажите, а что вы видите?

– На удивление, ничего. Как будто бы туман, – замечаете вы.

– Хорошо.

Вот, проходит минута, затем две. Ваш мозг переживает ощущения необычные и незапланированные. Ваши органы будто отправляются в полёт на планере или заплыв на байдарке. Всё тихо и спокойно, но как будто бы и нет. Окружающее пространство искажается, и среди шума вдруг начинают проявляться знакомые вам ощущения. Вы видите зимний лесок, видите, как в небе появляются облака. Начинаете различать отдельные деревья в общем пятне. Протираете глаза, смотрите на свои руки. Их теперь тоже видно. Смотрите снова вперёд. Перед вами в воздухе материализуется надпись: “ПРЯТКИ С НОЖНИЦАМИ”

– Как это? – не верите вы своим глазам. – Надпись не может появиться в воздухе!

– А вы к ней прикоснитесь, – доносится мой голос откуда-то с неба, хотя вы меня и не видите.

Вы поступаете, как сказано. Вы аккуратно приближаетесь к надписи. Неловко прикасаетесь к буквам. Они как будто бы на жидкие гвозди прилеплены к воздуху. Вы хватаетесь за них сильнее, пытаетесь от воздуха оторвать – не отрываются.

– А как вы это сделали?

– Помните палёную водку, которую вы выпили?

– Разумеется. Но… Минуточку.

– Не следовало так сильно на неё напирать. Чем больше её выпьешь, тем дольше продлится игра.

– Вы хотите сказать, что буквы – плод моего воображения?

– Не совсем. Мир, в котором вы очутились, работает несколько иначе. Не забывайте, что это игра.

– Ну да, конечно. Какая же это игра? – вы снова трогаете буквы, повисшие в воздухе.

– Самая обыкновенная. С которой мы и начали наше знакомство. Оглядитесь.

Вы оглядываетесь вокруг. Классический русский зимний пейзаж в какой-то глуши. Вы находитесь вроде в заснеженном поле. Время вечернее. Совершенно чётко вдали виден хвойный лес, вроде, даже запах хвои доносится, и запах этот напоминает вам о детстве. Что удивляет вас больше всего – на вас лёгкая летняя одежда, при этом вам совсем не холодно. Снег, по которому вы шагаете, мягкий, воздушный и совсем не холодный, а даже тёплый. Вы набираете такого снега в пригоршню – и он не тает.

– Натурально, – говорите вы.

– Вы не увидели пока самого главного. Развернитесь на юг и прошагайте примерно метров пятьсот.

Услышав команду, вы пошли в обозначенном направлении. Без каких-либо ориентиров вам удалось выявить направление на юг на удивление точно. И вот, вы шагаете, тёплый снег под ногами хрустит. Вы восхищены красотой вокруг. Не спеша вы идёте по снежному полю около восьми минут.

И тут вы натыкаетесь.

У вас округляются глаза.

– О нет, только не говорите мне!… – начинаете отворачиваться вы.

– К сожалению, такие правила.

Да, вы увидели перед собой прорубь. И вы начинаете постепенно понимать, в чём же смысл пряток с ножницами. Вы начинаете понимать, что я вас не выпущу, пока вы не спуститесь в эту прорубь и не достанете мне эти сраные зелёные ножницы.

Стол, стул.

Скатерть, кровать.

Стоят, лежат.

В роще зелёной,

Что оказалась на глубине

Проруби.

В этот момент мы меняемся местами. Можно сказать, это такая игра: сначала я вас посылал, теперь вы меня. И теперь вы наблюдаете, а я спускаюсь.

Итак, я в глубокой проруби.

Всё моё тело покрылось с головы до ног миниатюрными наростами, называемыми по-простому цыпками. Зубы застучали, забренчали музыкальнейше, как балалайка. Шарообразные отростки моего разума, которыми я познаю окружающее, закатились, что вам видно лишь их бело-красную часть, а чёрно-карей вы не видите. Ничего особенно удивительного в такой реакции организма, когда его погружают в ледяную глыбу. Всё вокруг кажется каким-то незнакомым и меланхоличным. И голубым, как оконная рама. Кроме, разумеется, зелёной рощи, которая сквозь плотный слой воды виднеется вдали, выступая мне миражом. И в этом мираже я вижу… Впрочем, вы и сами видите, ведь вы теперь хозяин чужой игры. Выбирайте. Я здесь, уже в роще, в проруби.

Вы делаете выбор в пользу того, чтобы я всё-таки поискал названный ранее артефакт. Хорошо. Я вглядываюсь сквозь мутную воду и медленно продолжаю спускаться вниз. Под собой я наблюдаю свечение неизвестного мне толка, желтоватого оттенка и как будто бы с запахом лемонграсса. Деревенский запах. Кстати, я обратил только сейчас внимание, что вы обладаете неплохим, здоровым телом! Пребывать в нём для меня большое удовольствие. Но пускай так. Я почти касаюсь рощи. Вода плавно пропадает и я чувствую, что дышу уже полной грудью, а не воображаемыми жабрами.

Я шагаю по роще, вы наблюдаете за мной сверху. Роща выглядит замечательно (ничего удивительного, я не мог придумать хуже), особенно меня воодушевляют птицы без лиц, порхание которых не отличишь от пения. Каждый мой шаг по искусственной зелёной траве отзывается колокольным звоном где-то вдали. Я внимательно смотрю под ноги. Оглядываюсь. Наклоняюсь. Вы думаете: чего это я склонился? А ничего удивительного: я их нашёл. Нашёл, родненькие, перевязал красной ленточкой, чтоб если выпадут, было легко найти в зелёной траве, и сложил в левый карман. Вы мной довольны? Вы издадите голос с неба?

Но вы не издаёте голос с неба. Напротив, вы молчите, и всё, что я слышу, это церковный колокол и порхание, сравнимое с пением птиц без лиц. Тогда что же остаётся мне? Использовать ножницы по их истинному назначению?

Страшно представить. Я ведь никогда такого не делал прежде. Я достал ножницы из кармана. Развернул их лезвиями к себе. Мысленно попрощался с вами. Прощайте. И вонзил. Но… Что такое? Как только ножницы вошли в мою грудь, они тут же куда-то испарились, а вместо голубого неба проруби, прежде окружавшего меня, возникли до боли знакомые мне стены. Может, ножницы выпали у меня из рук? Я начал судорожно шарить ладонями вокруг себя, но на кровати их почему-то не оказалось.

Денежки

Всякий раз, когда вы суёте руку в карман, в нём оказываются (или нет) деньги. Может быть, вы предпочитаете носить деньги железные. Может, у вас там лежат мятые бумажные купюры. Но, что более вероятно, в кармане вы найдёте либо пластмассовую карточку, либо мобильный телефон, который с не таких давних пор стал довольно распространённым средством оплаты. Но знаете ли вы, мои уважаемые и милые, что конкретно случается в мире нашем материально-духовном, когда вы “платите смартфоном”?

Внутри каждого телефона, даже самого старого, живут Денежки. Это такие маленькие человечки, духи денег. Такие маленькие, что, мол, под микроскопом и не разглядишь. Но так было не всегда. Если вы помните времена старые, в телефонный аппарат нужно было погрузить две копейки, и тогда он приходил в действие. Так вот, Денежка жила в каждой такой двухкопеечной монете. Монета в две копейки была как бы телом, вместилищем для сущности Денежки, а её номинал, как вы уже наверняка догадались, имел значение символическое, выражал дуальность Денежки: её чувства и разум, душу и дух, атман и брахман, инь и янь. Две копейки – две стороны одной медали.

Дуальность сущности Денежки осталась и ныне, но теперь они обитают не в монетах, а прямо в телефоне. Когда вы “пополняете счёт” через приложение любимого банка, Денежки по энергетическим потокам перемещаются с вашей банковской карты – их обиталища в дотелефонный период жизни – на вашу сим-карту, прямо в телефон – и с этого момента у них начинается телефонный период. Денежки проходят долгий путь перед тем, как попасть в сим-карту, поэтому для них это событие значимое, в честь него они устраивают праздники с жертвоприношениями (а вы думаете, почему иногда у вас ни с того ни с сего пропадают деньги со счёта?), веселятся, пьют энергетические потоки… И всё это до тех пор, пока вы не решитесь позвонить. Когда вы звоните по телефону и ваши “минуты” на счёте сгорают, сгорают и жизни Денежек. Они недолго мучаются, а затем испускают свой дух, завывают, кричат, и хор этих тысяч голосов превращается для нас, людей, в голос абонента, который вы и слышите в трубке, ни о чём не подозревая. Жизнь Денежек заканчивается именно так.

Итак, я должен вам признаться. Всё, что вы сейчас прочитали – я не писал. Я вообще не имею никакого отношения к этому тексту. Он сам появился, когда я одним сентябрьским утром открыл “Ворд”. Из прочитанного я подозреваю, что его написали Денежки. А вот, что они ещё написали:

1.

– Дедушка, да выкини ты своё говно чёрно-белое! – ругался на старика студент Дима. – Ну в самом деле, двадцать первый век на носу, а ты всё таскаешься!

– Дима, не ругайся на деда, – мать его Римма мыла посуду и поглядывала на обоих. Дед молчал.

– Ну в самом деле, – Дима всё с укором глядел на деда, – дед, ты сдурел этой кнопочной фиготенью пользоваться в наш век, когда у нас даже государственный приоритет – цифровизация?

Тут встал из-за стола дед и начал резать хлеб.

– Знаешь, что я тебе скажу, – начал он, – я проработал пятьдесят лет кассиром, и вот что тебе скажу: деньги любят счёт. Но более всего они любят кнопочные телефоны.

– Ты чё несёшь, старый мудак? – засмеялся Дима.

– Не ругайся на деда! – хлопнула Диму по затылку мать.

– Вы, молодые, никогда этого не поймёте, – продолжил старик. – Вы и не догадываетесь, наверно, когда звоните со своих современных мобильников, каково приходится Денежкам на ваших балансах. Нехорошо им в ваших лопато-телефонах.

– Дед, ну ты вообще идиотией страдаешь! Как тебя не сдали в дурацкий дом? Мам, ну ты послушай, чего он мелет, как белены объелся, собака!

– Прекрати ругать старого деда, – тихонько заплакала мать.

Дед порезал хлеб. Один ломоть он оставил себе. Остальные начал засовывать под крышку своего старого телефона. Дима и рыдающая мать в этот момент ушли с кухни.

2.

Храм Большой Денежки. Пару месяцев назад завершилась Вторая Кабельная, и двухкопеечный Артём сидел и нюхал табак где-то в углу, дожидаясь окончания мессы. Ему хотелось о чём-то спросить пресвитера. Тем временем, все Денежки, как единый организм, поклонялись истукану в самом центре храма. Истукан был отлит из бронзы и представлял собой тоже Денежку, но большую, раза в два больше обычной. Прихожане были благодарны, что Большая Денежка сохранила их жизни в этой войне, хотя и не всем. Но те, кто испустил дух и смотрели с небес, имели другую надежду: за них их родственники ставили свечи. Денежка умирает дважды: первый раз, когда испускает дух, а второй – когда последний раз произносят её имя.

Когда действо прошло и все начали понемногу расходиться по домам, Артём подошёл к пресвитеру – бородатому Денежке в рясе по имени Серафим.

– Скажите, отец Серафим, – начал шептать Артём, – а это правда, что Вторую Кабельную выиграли коммунисты?

– На всё воля Большой Денежки, – загадочно отвечал отец Серафим.

– Но они же нас ненавидят? Даже обещают нас смести с лица Сим-Карты!

– На всё воля Большой Денежки, – вновь загадочно отвечал отец Серафим.

Артём устремил взгляд в небо храма и о чём-то задумался.

3.

Третьеклассник Руслан шагал со школы и насвистывал мелодию из любимой компьютерной игры. Мелодия эта так глубоко запала в его душу, что, казалось, он её уже не забудет до самой смерти. И вот, он скакал вприпрыжку домой, как вдруг его внимание зацепила какая-то блестящая штучка на земле. Руслан подошёл поближе и пригляделся. Эта была советская монета номиналом в две копейки. Он огляделся. Вокруг никого не было. Тогда он поднял монетку, сунул в задний карман брюк и поскакал дальше.

Денежка от таких резких движений пробудилась и подумала: “Что происходит? Кто меня схватил? Почему здесь так темно? Неужели, я наконец в телефоне?”

4.

– Лёш, закинь мне денег на телефон?

– А чего, опять проболталась?