Воин Света – Вторая Смерть

Сатти молча отодвинула миску. Ее желудок сжался от голода, но душа бунтовала против каждой крошки, принятой в этом царстве смерти.

– Сатти, ты должна есть, – голос отца прозвучал устало. Он сидел у очага, чиня сеть, которая уже много сезонов не приносила улова, ведь река высохла. – Силы небесные знают, где нам найти что-то получше.

– Силы небесные? – Сатти резко обернулась, и ее зеленые глаза вспыхнули. – Может, они нам помогут, когда Гаргх высосет из нас последние соки? Или когда Совет Старейшин в сотый раз «обсудит ситуацию»?

– Дочь моя, не поднимай голос, – взмолилась мать, крепче сжимая в руках свой платок. – Мы должны хранить мир в семье. Это все, что у нас осталось.

– Мир? – Сатти горько рассмеялась. – Это не мир, мама. Это капитуляция! Мы сидим здесь и ждем конца, как стадо пылевиков перед забоем!

Отец тяжело вздохнул и отложил сеть. – А что мы можем сделать? Броситься с кольями на их стальных стражей? Мы – хранители жизни, Сатти, не воины. Наша сила – в гармонии.

– Какой гармонии?! – она ударила ладонью по столу, и миска подпрыгнула. – Планета кричит от боли! Я ее ЧУВСТВУЮ! Каждую ночь! А вы… вы разучились ее слышать! Вы боитесь даже шептать!

Она резко встала из-за стола.

– Я прогуляюсь –  бросила девушка на ходу, выбежав из дома, не в силах больше дышать этим воздухом страха и поражения. Но и на улице ее не ждало утешение. Сосед, старый Гаррен, косо посмотрел на нее. – Опять твои бури, дитя? Успокойся. Ни к чему хорошему это не приведет.

Соседские дети, почти ее ровесники, смотрели на нее с немым непониманием. Они родились уже в этом угасающем мире и не знали другой жизни. Ее ярость была для них странной и пугающей.

Она была чужой среди своих. Голосом, кричащим в беззвучном вакууме. Ее боль за планету, ее дар, который должен был служить жизни, стал проклятием, источником изоляции и боли.

Планета Ньюба умирала. Это знала каждая травинка, каждый лист в лесу, что подступал к самому порогу дома Сатти. Воздух, некогда влажный и густой от ароматов цветущих лиан, теперь был сух и пылен. Деревья, древние великаны, сбрасывали листву посреди сезона роста, их кора покрывалась трещинами, словно кожа старика. А по ночам, если прислушаться, сквозь шелест увядающей листвы доносился навязчивый, мерзкий гул – звук насосных станций Гаргха, выкачивавших жизнь из недр планеты.

До прихода Гаргха Ньюба была живым воплощением гармонии. Планета не просто была населена жизнью – она сама была единым, дышащим, чувствующим организмом, а друиды выступали ее нервной системой, посредниками между духом планеты и ее физическими проявлениями.

Друиды Ньюбы не строили городов из камня и стали. Их поселения были «Сплетениями» – нежными, почти невидимыми для непосвященного глаза сообществами, вплетенными в саму ткань леса. Домами им служили живые, растущие деревья, чьи ветви по воле друидов сплетались в уютные убежища. Мосты через реки были из гибких, упругих лиан, а дороги – лишь протоптанными тропами, которые сама земная флора позволяла им поддерживать.

Их сила заключалась не в огненных шарах или молниях, а в умении договариваться. Они «просили» деревья укрыть их от дождя, «уговаривали» реку изменить русло, чтобы избежать наводнения, «пели» почве, чтобы она стала плодороднее. Их магия была магией просьбы и благодарности. Величайшим даром считалась способность слышать «Песнь Ньюбы» – едва уловимую, прекрасную симфонию жизни, исходившую от каждого камня, ручья и существа.

Это был золотой век. Эпоха, когда главной задачей было не выживание, а поддержание хрупкого и прекрасного равновесия.

 Гаргх пришел не с огнем и мечом. Он пришел с улыбкой и контрактом.

Первые корабли приземлились на одном из пустырей, обозначенных друидами как «места силы, не предназначенные для жизни». Гаргх, тогда еще просто делегат могущественной корпорации «Таурус Индастриз», предстал перед Советом Старейшин. Он был обаятелен, вежлив и говорил на удивительно чистом языке друидов, используя заученные поэтические обороты.

Он говорил о «прогрессе», о «взаимовыгодном сотрудничестве». Он клялся, что его скромная добывающая установка будет качать лишь «излишки» планетарного сока – особой, энергонасыщенной геотермальной жидкости, которую друиды почитали как «кровь Ньюбы», но сами использовали лишь в ритуальных количествах. Он обещал медицинские технологии, знания о других мирах, защиту от космических угроз.

Совет Старейшин разделился. Младшее поколение, включая родителей Сатти, видело в этом шанс. Старейшины, чей дар был сильнее и кто яснее слышал Песнь Ньюбы, чувствовали подвох. Но голос осторожности был заглушен сладкозвучными речами Гаргха и наивным оптимизмом молодежи. Контракт был подписан.

Первая насосная станция, «Рудник Альфа», была построена за несколько месяцев. Сначала все шло хорошо. Гаргх выполнял обещания: привез медикаменты, продвинутые инструменты. Но вскоре гул станции стал навязчивым, а Песнь Ньюбы начала фальшивить.

«Скромная установка» превратилась в десятки, а затем и в сотни. Гаргх, почувствовав власть, сбросил маску. Его люди в защитных костюмах, нечувствительные к мольбам планеты, приходили в леса и начинали работу, не спрашивая разрешения. Когда друиды пытались протестовать, их объявляли «врагами прогресса» и «ретроградами».

Реки, чьи подземные питающие русла были перерезаны, начали мелеть. Леса, лишенные живительной влаги из глубин, стали болеть и умирать. Животные, чувствуя гибель среды обитания, впадали в ярость или мигрировали, нарушая тысячелетние экологические цепочки.

Самый страшный удар был нанесен по духу друидов. С каждым днем Песнь Ньюбы становилась все тише, замещаясь криком боли. Сильнейшие из Старейшин, не вынеся этой агонии, впадали в летаргию или сходили с ума. Магия, основанная на гармонии, слабела. Просьбы друидов к природе оставались безответными – планета больше не могла им помочь. Она сама умирала.

Гаргх, обосновавшийся на соседней планете Худжон в неприступной цитадели «Сердце Тауруса», стал де-факто правителем. Он больше не вел переговоров, не прилетал на их маленькую планету. Он отдавал приказы. Его цель была ясна: выкачать всю «кровь» Ньюбы, превратив ее в мертвый, пустой шар, и двинуть свои корабли дальше.

И теперь новое поколение друидов, таких как Сатти, выросших уже в тени умирающего мира, не знавших его былой славы, должно было найти новый путь. Не путь просьбы, а путь борьбы. Они – дети не Цветущей Ньюбы, а ее предсмертного хрипа. И их ярость была последним, что могла им подарить их умирающая планета-мать.

Сатти шла по пустынной улице, заканчивающейся сухой Рощей, сжимая в руке небольшой посох из прикорневого дерева. Ей было почти двадцать лет, но в ее зеленых, как молодая листва, глазах светилась недетская решимость. Ее русые волосы, заплетенные в практичную косу, были покрыты легкой пылью Ньюбы – пеплом ее мира.

Ньюба когда-то была знаменита как «Изумрудная Слеза» или «Планета-Сад» – шар, переливающийся сочными зелеными, синими и бирюзовыми оттенками. Теперь эти цвета поблекли и покрылись ржаво-коричневыми подтеками. Континенты, некогда утопавшие в зелени, теперь похожи на высохшую, потрескавшуюся кожу. Лишь кое-где, словно капли яда на старой карте, виднеются мерцающие огни промышленных комплексов Гаргха и его личных владений.

Перейдя с шага на бег, Сатти ускорилась, помчавшись по знакомой тропе, которая вела вглубь леса, в самое его сердце, где, по легендам, еще сохранились древние духи и источники силы. Ее кожаный плащ развевался за ней, а в ушах стоял навязчивый гул машин Гаргха.

Она бежала, пока легкие не начали гореть от сухого воздуха. Она бежала, пока не достигла Скрипучей Рощи – места, где деревья, даже умирая, стояли плотной стеной, а их ветви скрипели на ветру, словно предупреждая об опасности.

Сатти остановилась, прислонившись к самому большому дереву, и закрыла глаза, пытаясь почувствовать хоть каплю былой мощи леса. Но вместо этого почувствовала лишь глухую, ноющую боль в земле. Боль обезвоживания. Леса, подобные Скрипучей Роще, где живет Сатти. Деревья еще стоят, но это жуткое зрелище: голые, искривленные ветви, протянутые к небу, как костяные пальцы. Кора облуплена, соки больше не текут. Они скрипят и стонут при малейшем ветре, создавая зловещую симфонию смерти. А реки? Гигантские, похожие на шрамы каньоны, которые когда-то были полноводными реками. Теперь на их дне лежат лишь высохшие, побелевшие скелеты рыб и обломки деревьев. По ним опасно ходить – грунт неустойчив, а внезапные обвалы не редкость.

«Помоги…»

Шепот был едва слышен, но он пришел не извне, а изнутри, от самой планеты. Сатти вздрогнула. Ее дар друида, который она всегда считала слабым, вдруг отозвался на эту мольбу.

И в этот самый момент небо над Рощей вспорола огненная черта.

Яркая, как молния, но жесткая и металлическая. Обломок, пылающий в атмосфере, оставляя за собой дымный шлейф. Это не была падающая звезда. Звезды не горели таким отчаянным, яростным огнем. И они не падали с таким воем, который резал душу.

Сатти вскинула голову, сердце ее заколотилось. Космический мусор? Корабль Гаргха? Нет… форма была иной. Чужой.

Обломок, а это явно был обломок чего-то большого, пронесся над ее головой и с оглушительным грохотом врезался где-то за горизонтом, в районе Мертвых Холмов. Ударная волна прокатилась по земле, заставив деревья Скрипучей Рощи заскрипеть в унисон.

Сатти стояла, вцепившись пальцами в кору дерева. Страх и любопытство боролись в ней. Падение корабля… это был знак. Предзнаменование. Возможно, угроза. А возможно… возможность.

Кто-то новый прибыл на Ньюбу. И этот «кто-то» был в беде. А враг ее врага…

Она посмотрела в сторону Мертвых Холмов, куда уже тянулись щупальца дыма. Ее план только что усложнился. Но он же и обрел новую цель.

Первым делом – найти выживших. Потом – решить, друзья или враги. А затем – создать тот самый отряд, который сможет дать отпор Гаргху.

Вернувшись вечером, она застала родителей за тихим, тягостным разговором. Мать, как всегда, тихо плакала и что-то шептала отцу. Монотонно, словно сломанная заведенная кукла. Эта ее привычка раздражала Сатти. Что стоит жаловаться на жизнь и лить слезы, если ты не сделала ничего чтобы изменить свое существование.

Родители Сатти, Элвин и Мира, не всегда были такими. Было время, когда Элвин мог одним шепотом заставить лиану расцвести магическими светящимися цветами, а Мира, приложив ладони к земле, чувствовала пульс подземных рек так же ясно, как биение собственного сердца.

Их нынешняя покорность была шрамом, оставленным не одной, а целой серией ран. Их магия была языком, на котором они говорили с планетой. Когда пришел Гаргх и начал свою работу, они сначала не беспокоились. Они верили, что Ньюба, их могущественная мать, просто покажет захватчику свою силу. Они собирались, проводили ритуалы, просили планету вытолкнуть чужака, иссушить его машины.

Но ничего не происходило. Шум станций становился только громче. Реки мелели. Леса хирели. Это сломало их – их веру в себя. Если их величайший дар, их молитвы, их связь с планетой оказались бессильны против бездушного металла, то кто они? Не Хранители, а просто жалкие насекомые на коже гиганта, который медленно умирает, и они не могут ему помочь. Каждая неудачная попытка использовать магию была не просто провалом, а унижением, напоминанием об их собственном бессилии.

Но и они не всегда были пассивны. Были те, кто сопротивлялся. Молодые и горячие, как Сатти. Друг Элвина, Кейлон, попытался организовать диверсию на трубопроводе. Его и его группу стражи нашли быстро. Их не убили. Это было бы слишком милостиво. Их привязали к самим насосам на площади их же деревни и оставили на сутки. Невыносимый гул, вибрация, пронизывающая каждую кость, довели их до безумия. Кейлон так и не заговорил нормально после этого.

Это и сломило их веру в победу. Гаргх не просто наказывал. Он демонстративно ломал дух. Он показывал, что любое сопротивление бесполезно и приведет не к героической смерти, а к медленному, унизительному разрушению разума и воли. Страх за свою жизнь сменился куда более страшным страхом – потерять себя, стать пустой оболочкой.

– …поговорить со Старейшиной Иллой, может, она найдет на нее управу, – шептала мать. – Ее речи опасны. Она навлечет на нас гнев Гаргха.

– Ты права, милая. –  Сатти пора повзрослеть. Пора найти мужа, остепениться. Возможно удастся сосватать ее одному из Стражей .

– Но они так бездушны! – Мира снова заплакала. –  Сатти не сможет покориться захватчику.

– Боюсь у нее нет выбора. У нас нет больше еды. Чем мы будем кормить дочь?…

Это стало последней каплей. Не ее гнев, не ее боль, а их страх за нее. Страх, который был сильнее любви, сильнее инстинкта защитить своего ребенка.

Сатти стояла в дверях своей крошечной комнаты и смотрела на них. И в этот момент она все поняла. Она не сможет их переубедить. Не сможет изменить деревню. Она умрет здесь духовно гораздо раньше, чем физически.

Тихо, чтобы не разбудить их, она собрала свой походный мешок. Несколько горстей сушеных кореньев, флягу с мутной водой, заточенный обсидиановый нож и маленький, теплившийся в ней огонек надежды – веру, что где-то еще есть те, кто не смирился.

На рассвете, когда первые лучи солнца осветили уродливый рубец, оставленный насосной станцией на горизонте, она накинула плащ. Сатти посмотрела на спящих родителей – на отца, сжавшегося даже во сне, на мать, на лице которой застыла вечная тревога.

«Простите, – мысленно прошептала она. – Но я не могу просто ждать. Если наша магия не может спасти, значит, она должна сражаться».

И она вышла за порог. Не оглядываясь. Ее тень, длинная и одинокая, легла на высохшую землю, указывая путь – в глубь леса, навстречу опасности, одиночеству и единственному шансу спасти то, что она любила.

Глава 4 Падение Стального Зверя

Сознание Реджа было разорвано клочьями между остатками криосна и адской реальностью. Сирены выли, словно предсмертный крик самого корабля. Красные аварийные огни мигали, выхватывая из полумрака клубы едкого дыма и летящие из панелей искры. «Стилет» содрогался, как раненое животное, а гул перегруженных двигателей перерастал в оглушительный рев.

Редж вцепился в штурвал, его пальцы побелели от напряжения. Каждое волокно его существа, каждая тысяча лет опыта кричали об одном: выжить.

– Стабилизаторы не отвечают! Двигатель два – отказ! – его голос был хриплым рыком, заглушаемым грохотом.

Корабль вошел в атмосферу Ньюбы. Сначала это была лишь легкая вибрация, но через секунды она превратилась в яростную тряску, будто «Стилет» тащили по гигантской терке. Сквозь иллюминаторы повалил багровый от плазмы огонь, заливая кабину зловещим заревом. Давление сжимало его грудь, а перегрузки впивались в тело стальными когтями. Без криокапсулы его бы просто размазало по креслу.

«Не сейчас. Не здесь. НЕ ТАК!»

Мысли о заговоре, о Валлиусе, о Бьерне – все смешалось в единый клубок ярости. Он не умрет как подставная пешка в чужой игре. Он не умрет, так и не узнав правду об Элли.

С скрежетом и воем от корпуса оторвало одну из стабилизирующих плоскостей. «Стилет» клюнул носом и пошел в беспорядочное вращение. Небо, земля, звезды – все смешалось в огненном калейдоскопе. Его швыряло в ремни безопасности с такой силой, что они впивались в плечи, грозя переломать кости.

– Выброс энергии! Перенаправляю на щиты! – он бил по панелям, его деонская скорость и реакция были единственным, что пока держало корабль от мгновенного уничтожения.

Зеленые нити под его кожей вспыхнули ядовитым светом, откликаясь на адреналин и ярость. Они рвались наружу, предлагая свою демоническую силу, но здесь, в металлической ловушке, ей не было применения. Он сжимал зубы, чувствуя, как его собственная природа бунтует против беспомощности.

И тогда он увидел ее. Не в видении, а в самом центре мчавшегося навстречу ландшафта – высохшее русло реки, длинное и относительно прямое. Его единственный шанс.

– Держись… держись, черт тебя дери! – проревел он, не то кораблю, не то самому себе.

Он изо всех сил потянул на себя штурвал, пытаясь выровнять падение. Металл скрипел и стонал. С треском отказала система навигации. Он летел вслепую.

Удар был апокалиптическим.

Сначала это был оглушительный грохот, когда корпус врезался в землю, подняв фонтаны сухой пыли и обломков скальной породы. Затем – адская симфония рвущегося в клочья металла. «Стилет» прочертил по дну каньона глубокую рану, отскакивая от выступов, как плоский камень по воде. Иллюминаторы треснули, затем вылетели внутрь кабины осколками.

Ремни безопасности впились в него, словно ножи, затем с треском лопнули. Его с силой швырнуло вперед, в мутнеющую панель управления. Удар. Белая вспышка боли. Треск. Его ли это ребро? Или просто еще одна деталь корабля, сдающаяся на милость стихии?

Наконец, с одним последним, протяжным скрежетом, корабль остановился.

Тишина.

Она была оглушительной после рева и грохота. Ее нарушало лишь потрескивание раскаленного металла, шипение утекающих жидкостей и прерывистый, хриплый звук его собственного дыхания.

Редж лежал среди обломков своей кабины, пристегнутый обрывками ремней. Все тело горело огнем. Вкус крови во рту был медным и знакомым. Он попытался пошевелиться, и волна тошноты и головокружения накатила на него. Глаза застилала пелена, но он мог разглядеть, что передняя часть корабля была смята в гармошку, а в огромную пробоину вливался холодный, пыльный воздух Ньюбы.

Он был жив.

Он был в ловушке.

И он был на чужой, незнакомой планете, один, с разбитым кораблем и сломанным телом.

Но в его золотых глазах, сквозь боль и туман, тлел не потухший огонь. Он выжил в падении. А значит, теперь пришло время выяснить, для чего его сюда принесли силы – или те, кто подстроил эту аварию.

***

Первым, что вернулось к нему, было обоняние. Едкий запах гари, паленой изоляции и сладковатый, тошнотворный дух вытекшего гидравлика. Затем – боль. Всепроникающая, пульсирующая агония, исходящая из правой стороны груди и плеча. С каждым вдохом острая, режущая вспышка в ребрах говорила ему – минимум одно сломано.

Редж лежал в неестественной позе среди искореженного металла, присыпанный осколками стекла и пластика. Автономные системы аварийного освещения мерцали, отбрасывая прыгающие тени на стены, похожие на шкуру раненого зверя. Где-то с шипением выливалась жидкость, а тонкий, предательский дымок поднимался от панели управления.

«Двигаться. Двигаться сейчас, или сгореть заживо».

Инстинкт пересилил боль. Он уперся левой, еще работающей рукой в пол, пытаясь приподняться. Мышцы живота горели огнем, протестуя. Сдавленный стон вырвался из его губ. Он посмотрел вниз и увидел, что массивная балка от панели приборов придавила его правую ногу. Не раздробила, но зажала мертвой хваткой.

Паника, холодная и липкая, на мгновение охватила его. Он был в ловушке. Как животное.

И тогда ярость, та самая, что он носил в себе со дня гибели Элли, вырвалась на свободу. Не слепая, а холодная, целенаправленная. Он не умрет здесь. Не после того, как пережил падение с орбиты.

– Никогда, – прохрипел он, и его голос прозвучал чужим, полным отчаяния и боли.

Деон закрыл глаза, отринув внешний мир, и обратился внутрь себя. К своей демонической сущности. К зеленым нитям. Обычно он сдерживал их, боялся той бездны, что таилась в них. Теперь эта бездонная ярость была его единственным спасением.

Сначала это было похоже на внутренний взрыв. По его венам, поверх боли, разлилось пекло. Зеленые нити, обычно лишь мерцавшие под кожей, вспыхнули ярким, ядовито-изумрудным светом. Они выползли на поверхность, как живые татуировки, оплели его грудь, руку, сломанные ребра. Он чувствовал, как они впиваются в плоть, словно иглы, сшивая разорванные ткани, вытягивая осколки костей на место.

Это была не магия исцеления. Это была магия принуждения. Его тело заставляли работать, ломая и перестраивая его на ходу. Боль вознеслась на новый, немыслимый уровень. Он кричал, но не издавал ни звука – весь воздух уходил на этот внутренний кошмар. Его кости скрежетали, срастаясь. Мышцы стягивались, как канаты.

Прошло несколько минут, показавшихся вечностью. Свет нитей погас. Он лежал, весь в холодном поту, дыша прерывисто и тяжело. Боль никуда не делась, но теперь она была тупой, фоновой. Ребра больше не впивались в легкое. Нога… он дернул ею.

С скрежетом металла балка немного поддалась. Силы деона не восстановили его полностью – лишь до состояния «функционален». Редж был жив, мог двигаться, но каждое движение отзывалось эхом агонии.

Собрав всю волю в кулак, он уперся спиной в кресло и спиной, и левой рукой в пол, создавая рычаг. Мускулы на руке вздулись. Зеленые прожилки на ней снова вспыхнули на мгновение, даруя ему всплеск силы.

– Давай! – рыкнул он.

С громким лязгом балка отъехала, освобождая его ногу. Он откатился в сторону, тяжело дыша. Сапог был разорван, нога покрыта синяками и ссадинами, но кость была цела.

Теперь нужно было выбраться. Кабина была деформирована, но аварийный люк заклинило. Редж увидел пробоину в обшивке – ту самую, через которую поступал воздух. Подполз к ней. Края были рваные, острые, как бритва. Пришлось расширять ее, отрывая куски металла голыми руками, чувствуя, как острые кромки режут ладони.

Наконец, отверстия было достаточно. Он выполз наружу, скатившись по горячему корпусу на землю. Холодный, сухой воздух Ньюбы ударил в лицо. Он лежал на спине, глядя в блеклое, запыленное небо, и просто дышал, чувствуя, как каждый вдох обжигает легкие.

Он был свободен. Он выжил.

И тут его взгляд упал на левую руку. На запястье, где всегда находился браслет с тем самым кристаллом-маяком, который дал ему Бьерн… ничего не было. Только свежая царапина и память о том, как ремень браслета лопнул, когда он вытаскивал балку.

Сердце его упало. Деон оттолкнулся от корпуса и начал лихорадочно ползать вокруг места своего падения, вглядываясь в груду обломков, в пыль. Ничего. Только осколки, исковерканный металл и пепел. Кристалл был крошечным. Он мог быть где угодно – засыпан обломками, потерян в бескрайней ржавой пустоши.

Редж с силой сжал кулак, и по руке пробежали зеленые искры отчаяния и ярости. Он был отрезан. Один на враждебной планете или спутнике, без связи с Бьерном, с разбитым кораблем и сломанным телом, которое держалось лишь на демонической силе воли.

Он поднял голову и окинул взглядом безрадостный пейзаж. Где-то здесь были базы Гаргха. Где-то здесь был ответ. А теперь ему предстояло найти их вслепую. Возможно даже хорошо, что он не попадет в «Таурус Индастриз» в парадного входа. Изучить спутник Худжона – тоже представлялось нормальным.

Редж поднялся на ноги, игнорируя протестующую боль в теле. Первым делом – оценка угрозы. Его деонское зрение, приспособленное к темноте и малейшим движениям, сканировало местность. Высокий каньон с обрывистыми, потрескавшимися стенами цвета ржавчины и охры. Под ногами – не песок, а твердая, растрескавшаяся глина, усыпанная острыми обломками камней. Воздух был сухим и разреженным, с характерной мелкой пылью, которая оседала на языке и в горле.

Он повернулся к своему кораблю. «Стилет» лежал на боку, словно дохлый металлический кит, изуродованный и дымящийся. Он подошел ближе, его взгляд искал хоть что-то работающее – антенну, внешний сенсор. Все было смято, разорвано, оплавлено.

«Приоритет – связь. Нужно послать сигнал Бьерну…»

Мысль оборвалась, когда он вспомнил о потерянном кристалле. Проклятие сорвалось с его губ, тихое и яростное. Он в ярости ударил кулаком по обшивке корабля, и металл поддался с глухим стуком. Зеленые нити на его руке вспыхнули в такт ярости.

Он заставил себя дышать глубже, несмотря на боль. «Контроль. Нужен контроль. Паника убивает быстрее любой раны».

Он отошел от корабля, поднялся на небольшой выступ и окинул взглядом панораму каньона. Его аналитический ум, отточенный веками войн и миссий, начал обрабатывать данные.

Атмосфера. Слишком разреженная для Худжона. На Худжоне была густая, влажная атмосфера с высоким содержанием метана. Здесь же он мог дышать без фильтра, хотя это и было неприятно.

Флора. Вернее, ее полное отсутствие. На Худжоне и его спутниках были гигантские грибные леса и агрессивная плесень, покрывавшая все. Здесь не было ничего. Лишь сухая, мертвая глина и камень. Ни мхов, ни лишайников.

Геология. Стены каньона были неестественно гладкими в некоторых местах, словно их когда-то точила вода. «Высохшее русло реки», – пришло к нему понимание. На Худжоне не было рек. Только болота и кислотные озера.

Небо. Он посмотрел вверх. Сквозь пелену пыли проглядывало бледное, желтоватое светило. Не тусклый красный карлик системы Худжон. И на небе не было видно гигантской кольцевой системы астероидов, которая была визитной карточкой той системы.