Расколотое Древо. Скорбь и возмездие

Прежде, чем закатились глаза, Гилберт успел заметить, с каким блаженством мучитель осматривает плод своих стараний.

На утро Стайна заключили в кандалы и вывели из заточения в тёмный коридор, где пропитанный пóтом затхлый воздух, помимо всего прочего, источал ещё и гнилостный запах залежавшихся трупов. К счастью, Гилберт очень скоро оказался снаружи, благодаря чему свежий воздух отогнал зловоние прочь, в то время как солнечный свет ослепил его, вытеснив окружающую тьму. Лишь на одно мгновение заключение смогло смениться волей. Тут же эскорт из надзирателей уже успели заменить вооружённый конвой из городских стражников, что лишний раз напомнило узнику о тщетности мечтаний. Серая рóба на теле приговорённого к смерти, как и тяжёлые кандалы на руках, не позволили Стайну насладиться призрачной иллюзией свободы. В довесок ко всему, его ещё и ударили по спине дубинкой, заставив идти вдоль узкого переулка, в котором повелевали тени и тишина, чему заключённый был несказанно рад, потому как после этого его ожидала сжигаемая солнцем площадь и сотни разъярённых людей. Стоило кому-то из зевак его заметить, как на несчастного сразу же обрушивался яростный шквал из гнусных проклятий и оскорблений. Один крепыш даже бросился на Гилберта с кулаками, но стража не позволила злостной расправе случиться.

Тем временем солнечные лучи принялись ещё более рьяно освещать исполненное сожалений лицо конвоируемого, тогда как окружающие видели на его лбу лишь свежее клеймо, представляющее собой объятое огнём око со слезой. Всех, кто нарушал законы королевства Авгейт и церкви Древа называли отверженными. И каждого из них награждали клеймом в соответствии со свершённым грехом или проступком. Как оказалось, Гилберт Стайн тоже оказался в их числе, так как признался в ереси и колдовстве, за что окружающие неустанно поносили приговорённого, бросая пропитанные ненавистью слова вслед за тухлыми овощами и фруктами, давно ставшими логовом для множества склизких паразитов. И пока отверженный шёл мимо негодующей толпы, в спину ему летели мелкие камешки и отходы. Преодолевая столь унизительный путь, Гилберт боялся даже взглянуть на скалившиеся лики окружающих, поэтому смотрел строго перед собой, наблюдая за собственной тенью и неумолимым приближением к центру площади, где размещался эшафот с высоким столбом, у подножия которого уже лежали заготовленные для сожжения поленья и хворост.

– Надеюсь, – шептал Гилберт, вспомнив супругу и дочь. – Они не отважились прийти сюда сегодня.

Перед ступенями эшафота кто-то подставил Стайну подножку, из-за чего он споткнулся и упал в грязь лицом, чем насмешил горстку озлобленных бродяг.

– Встать! – схватил его за шиворот стражник и грубо поднял. – Вперёд!

Гилберту с трудом давалась каждая новая ступень, ибо вели они его к верной гибели, а издаваемый древесиной скрип под ногами вторил смеху опьянëнных будущим зрелищем наблюдателей.

Когда же Стайн оказался у всех на виду, с него сняли кандалы и начали привязывать к столбу, пока человек в чёрной тунике щедро орошал поленья маслом. Горожане, в свою очередь, продолжали и дальше с осуждением взирать на колдуна, требуя справедливого правосудия.

«И все они, – думал приговорённый к смерти. – Пришли взглянуть на мои муки? На то, как меня казнят у позорного столба?».

Гилберт окинул взглядом переполненную народом площадь, где отовсюду слышалось одно:

– Смерть отверженному! Смерть колдуну!

Кто-то рядом крикнул:

– Казнить женоубийцу!

– Пусть сдохнет в муках! – прозвучал вблизи женский голос.

Стайн закрыл глаза и прошептал:

– Откуда в них столько злобы? Почему каждый с таким рвением обрушивают её на меня? Неужто всерьёз считают, что я совершил то, в чём меня обвиняют?

Он открыл глаза в тот самый момент, когда старушка бросила полено к его ногам.

«Её глаза полны ненависти ко мне. – подумал Стайн. – Но ведь я не заслужил эту ненависть! Она навязана ИМИ!».

Из глаз отверженного вырвались долгожданные слёзы, к чему все окружающие остались равнодушны.

– Меня обвиняют в том, чего я никогда не делал! – заявил во всеуслышание Гилберт, не желая мириться с судьбой. – Вы слышите меня?! Меня силой заставили сознаться в чужих злодеяниях!

Гул толпы немедленно стих, но не потому что поверил в его слова, а потому что на площадь ступил мужчина в чёрных одеждах и шляпе. Гордой походкой этот мрачный человек шагал по направлению к эшафоту, сжимая свёрнутые в руке свитки, а толпа раболепно расступалась перед ним и его свитой, состоящей из стражей при полном доспехе и палача, чей голый торс покрылся бисеринками пота, а голову венчал чёрный капирот* (капирот – остроконечный колпак конической формы с прорезями для глаз, скрывающий лицо). Когда же слуга инквизиции достиг места будущей казни и остановился, то бросил один из свитков к ногам Стайна.

– Убейте еретика! – выпалил неожиданно кто-то.

– Да, предайте ублюдка огню! – поддержал светловолосый парень предыдущего оратора.

По собравшимся на площади вновь прокатилась волна злорадства, породившая гнев и очередной поток безжалостных приговоров.

– Тиши-на!!! – завопил комиссар инквизиции, на чьём крысином лице не было даже намёка на пот, словно давно лишён всего человеческого, а холодные глаза медного оттенка в тени шляпных полей лишь подтверждали это утверждение.

На зловещий образ комиссара оказывала влияние и серебряная подвеска с изображением Древа Матери, которая покоилась на груди и отражала солнечный свет.

– Всем умолкнуть! – гаркнул начальник стражи с открытым забралом, отчего гомон голосов прекратился.

– Я, комиссар Сартар! – представился слуга инквизиции, чьи острые черты лица ожесточились пуще прежнего, а свет коснулся орлиного носа. – Прибыл в ваш славный город сразу, как только узнал о ряде чудовищных зверств, творимых единственным человеком! И в ходе своего расследования обнаружил того самого выродка, который день ото дня лишал вас заслуженного покоя и отдыха!

Он указал рукой на осуждённого, по причине чего в массах вспыхнула неистовая ярость.

– Этого мужчину, – продолжил комиссар. – Нашли на месте убийства нескольких жителей Нарбурга! Этот гнусный мясник на протяжении многих недель держал в заточении ваших друзей и соседей, насиловал женщин и даже детей! Проводил над ними богохульные ритуалы! Однако, от глаз инквизиции тьме никогда не укрыться! Именно поэтому вы сейчас видите перед собой её мерзкого слугу! Вот он, здесь, прямо перед вами! Ждёт кары за всё, что посмел сотворить!!!

Недовольство толпы возросло до предела, а обвинения с проклятьями в очередной раз осыпали убийцу с ног до головы. Комиссару потребовалось выждать время и только потом поднять ладонь в чёрной перчатке, чтобы усмирить толпу. После этого он переломил сургуч с печатью на свитке и театрально развернул его.

– Во имя Всевышнего, да будет так! – начал зачитывать приговор слуга инквизиции. – Меня, комиссара Сартара направили на искоренение ереси в земли барона Нарли с полномочиями инквизитора, чтобы я отыскал и извёл заразу, какая обрушилась на ваши семьи! И в ходе расследования уличил торговца шелками по имени Гилберт Стайн в мужеложстве, колдунстве, убийстве, насилии над женщинами, детьми и скотом! Милостью Всевышнего было дозволено заключить подозреваемого в темницу для допроса, на котором я искренне пытался спасти душу этой заблудшей овцы, однако, несмотря на предложение покаяться во грехе и отречься от проповедуемых им ересей, Гилберт Стайн от покаяния отказался и вины в содеянном не признал!

– Что?! – возразил обвиняемый. – Что вы такое говорите, комиссар?! Ведь я…

– Молчать! – велел ему Кайл Сартар, после чего обратился к страже: – Заткните ему рот!

– Да. – кивнул стражник и бросился исполнять повеление.

– Ммпх! – запротестовал Гилберт, когда в его рту оказался кляп. – Ммм!

– Тем самым, – продолжал Кайл. – Подтвердил своё нежелание возвратиться в лоно церкви Древа, а значит, отринул любовь и милость Его! Слова очевидцев также подтверждают связь Гилберта Стайна с рядом жестоких убийств, а найденные на месте их совершения вещи доказывают вину еретика в совершении оных, также, как и в сговоре с нечистью! И потому мною, комиссаром Сартаром, бароном Финеасом Нарли и епископом Клавдием, с позволения простого люда – Гилберту Стайну был вынесен смертный приговор через сжигание на костре заживо! Исполнение наказания было возложено на палача Пикта, любезно предоставленного нам прево* (прево – королевский чиновник или ставленник феодала, обладающий на вверенной ему территории судебной, фискальной и военной властью) Нарбурга!

Стайн с нескрываемым удивлением взирал на глашатая смерти, который, мало того, что солгал присутствующим об истинном признании Гилберта, так ещё и нарушил своё обещание даровать ему возможность встретить свой конец быстро и без мучений.

Тем временем Кайл свернул свиток и повернулся к смертнику, сказав:

– Да смилуется Всевышней над твоей гнилой душонкой, убийца!

«Ублюдок! – мысленно увещевал его Стайн, извиваясь от гнева. – Ты же обещал мне иной исход! Проклятый садист! Будь ты проклят! Предатель!».

– Палач Пикт! – обратился к нему слуга инквизиции. – Приведите приговор в исполнение!

После этого комиссар воззрился на преступника с явным омерзением на лице, а Пикт зажёг факел и приблизился к промасленным поленьям.

– А как же последние слова перед смертью, комиссар? – спросил экзекутор.

Сартар бросил на палача безразличный взгляд и ответил:

– Этот гнусный колдун утратил право голоса. На заседании ему предоставили возможность покаяться, но он ею не воспользовался, а посему, пусть теперь предсмертные вопли говорят за него. Приступайте!

«Лжец! Чудовище! Изувер!». – обрушил на негодяя злобу Гилберт, судорожно мотая при этом головой, однако замер, когда взглянул себе под ноги, а затем на огонь и глаза палача, в чьих зрачках стояло безразличие.

«Не делай этого!». – умолял его Стайн, но исполнитель наказаний лишь пожал плечами и швырнул факел под ноги приговорённому к смерти, отчего огонь мгновенно вспыхнул и стал распространяться вокруг жертвы, позволяя языкам пламени лизать пятки обречённого.

– Сдохни!!! Сдохни, тварь!!! – выкрикнул мальчуган, подкинув деревяшку в разгорающийся костёр.

– Поделом тебе, ублюдок!!!! – крикнула женщина.

– Умри, проклятая бестия!!! – оскорбила Гилберта девочка, после чего швырнула в него камешек, тем самым угодив в плечо.

Гилберт Стайн искал помощи и сочувствия в глазах окружающих его людей, но встретил лишь искажённые остервенением лица бешеных зверей, среди которых случайно объявилась та, кого он меньше всего желал сейчас увидеть.

– Эмбвмер! – беспомощно пытался выкрикнуть имя своей супруги Стайн. – Эмвр!!!

Память его озарили воспоминания о свадьбе, проходившей на территории дома её родителей, близ беседки. Там они, влюблённые друг в друга по уши, стояли у алтаря, где ожидали начала брачной церемонии. Великолепные рыжие волосы Эмбер и её богато украшенное красное платье трепал лёгкий ветер, а солнечные лучи стелились по её шляпе и вуали, скрывающих прекрасную улыбку. Он же гордился своим чёрным камзолом, какой был украшен золотыми узорами и перламутровыми пуговицами. А в тот миг, когда прозвучали заветные слова, Гилберт надел своей возлюбленной кольцо на палец, вслед за чем повернулся к многочисленным гостям, которые принялись скандировать:

– Сгорай! Сгорай! Сгорай!

Лица счастливых гостей с серебряными кубками в руках сменились разгневанными рожами жителей города, которые не прекращали желать ему вечных мучений в бездне Алластора. Теперь улыбка Эмбер оказалась искажена горечью и отчаянием, а по еë щекам вместо рыжих локонов бежали слезы. К груди она прижимала рыдающую дочь Маргарет, неспособную вынести смерть родного отца, и уж тем более лицезреть её.

«Простите меня… – обращался к своей семье Стайн. – Я подвёл вас…».

Посреди чудовищного омута враждебности Гилберт смог на краткий миг лицезреть угасающий свет, вспыхнувший над его родными.

– Я…

Безжалостное пламя в мгновение ока набросилось на еретика, из-за чего крики безумной толпы достигли своего апогея. Стайн уже был не в силах терпеть агонию, поэтому судорожно бился и кричал, но его стоны утопали в криках окружающих. Слëзы на щеках уже начали испаряться, а сладковатый запах горящей плоти медленно разносися над площадью. Комиссар же глядел на муки сжигаемого с презрением. Гилберт в этот момент окончательно утратил над собой контроль и взглянул на синее небо, окутываемое дымом, пока снопы искр с безудержным пламенем пожирали его тело, сдирая кожу вместе с плотью, что оголяло и сразу же обугливало пепельные кости. Палящее солнце стало последним, что увидел Стайн, потому как глаза приняли форму однородной массы и вместе со слезами сползли по щекам мертвеца.

Смахнув рукавом слёзы, Сафира мечтала забыть сгнивший знак возле булыжника, с которого начался их бесплодный поход за головой Багрового Скитальца, но воспоминания о произошедшем отказывались идти из головы.

«Как бы мне хотелось, чтобы мы прошли мимо этого проклятого рудника. – подумала Эмрих, выходя из леса на просёлочную дорогу. – Тогда всё могло бы сложиться иначе».

К этому времени солнце уже укоренилось в зените, откуда безжалостно бросало свои лучи на роковой булыжник, куда уже начали подтягиваться Рой и Менгель, чьи уста на угрюмых ликах оказались сомкнуты, а глаза опущены долу. Мальчишки вели под уздцы трёх лошадей, чьё фырканье хоть немного оживляло их общество. И когда Рой захотел передать поводья Сафире, то оторопел от увиденной на её синей мантии крови. Взглянул так, словно тем, кто убил их товарищей, была сама целительница. И это казалось девушке правдой, ведь она ничего не сделала для того, чтобы помочь кому-либо из павших.

– Не беспокойся, Рой, – коснулась рукой его лица девушка. – Я очень скоро смою эту кровь. Нужно только добраться до города. Там мы сможем позабыть о том, что с нами произошло.

– Угу. – потупил взгляд слуга ордена, шмыгнув носом.

«Что за злой рок постиг всех нас, епископ? – мысленно обратилась целительница к Кларе Зилер, своей наставнице, поддерживающей Эмрих с того самого времени, как та впервые оказалась в училище созидателей. – Где же мы так согрешили?».

Сафира мечтала о том, чтобы Клара очутилась рядом и подала мудрый совет. Однако этому не дано было случиться, ибо Клара с момента их первого знакомства прикована к креслу епископа, а также к посту одного из пяти демиургов, какие коллегиально принимают все решения в Магеладе и училище.

«Куда нам теперь податься? – продолжала обращаться к наставнице послушница. – Что делать?».

– Нам, – выдавил внезапно Менгель. – Нужно вернуться в Ипир.

– Зачем? – осведомилась девушка, продолжая скитания по своему сознанию.

– Как зачем?! – возразил Рой. – Там же остался наш обоз! Мы не можем оставить его!

– Верно. – подтвердил Менгель. – Ведь всё его содержимое принадлежит ордену.

– Тогда ступайте. – кивнула Эмрих, повернувшись к указательному знаку. – А у меня есть неотложные дела в городе.

– Мы пойдём с тобой. – утвердительно заявил Менгель.

– Точно! Или ты думаешь, что кто-то из нас сможет оставить тебя одну? – выступил Рой.

– А как же обоз? – грустно взглянула на них девушка. – Имущество ордена?

– Это подождёт. – взял её за руку Менгель, с жалостью взглянув в глаза. – Главное, рассказать всем о случившемся. А за обозом до тех пор присмотрит староста деревни.

– К тому же без тебя мы вряд ли отыщем обратный путь в деревню. – улыбнулся Рой.

Их поведение напомнило девушке те дни, когда она буквально шага не могла ступить без помощи брата, который всегда являлся для неё опорой.

– Поэтому веди нас. – кивнул Менгель, а затем направился к лошади. – Мы сразу за тобой.

«Вести вас? – подумала Сафира. – Разве та, кто всю жизнь следовала за другими, способна на это?».

Она вспомнила Тиндала, который всегда являлся для неё надеждой и опорой, пока в один ничем не примечательный день вдруг не сгинул в безвестности. Эмрих неустанно вспоминала тот злополучный день, пытаясь понять – кто или что могло послужить тому причиной.

«Где же ты сейчас, братец? Жив ли?». – вздохнула послушница, видя перед глазами событие из прошлого, когда двое обидчиков безнаказанно дразнили её, называя сиротой и нищенкой, с чем было трудно не согласиться.

Тогда брат поспешил в очередной раз вступиться за сестрёнку и, закрыв её за своей спиной, принялся поносить негодяев на чём свет стоит. За что они тут же обозвали его грязным ублюдком и кинулись с кулаками. Однако парень оказался не из робкого десятка и отвечал на каждый удар двумя своими, чем смог прогнать задир восвояси со слезами на глазах, тогда как сам не проронил ни единой. А когда обернулся к сестричке с алой от крови улыбкой, то сказал: «И чего ты этих пустомель слушаешь?! Испугалась их что ли?! Они же всё врут! На самом деле они ни беса о нас не знают! И никогда не смогут понять!».

«Даже сейчас ты смог бы найти в себе силы искренне улыбаться и смело идти дальше, – поражалась жизнерадостности Тиндала целительница. – Как сделал это в день смерти наших родителей, пока я беспомощно заливалась слезами от горечи утраты, считая нас обречёнными. Но ты сказал, что свет никогда не отвернётся от нас. Не осмелится сделать это после всех наших страданий».

Сафира взглянула на затянутые беспросветными тучами небо и обратилась к Незримому:

«Вот бы услышать их заливистый смех снова. С тех пор, как их не стало, вокруг воцарился такой мрак, что я боюсь не совладать с отчаянием, которое оно несёт на крыльях погибели. Одно несчастье сменилось другим».

Послушница оглянулась на шепчущихся между собой мальчиков и задала себе единственный вопрос: «По силам ли мне нести эту ношу?».

По щекам заскользили слёзы, поэтому Эмрих тотчас отвернулась, чтобы возложившие на неё надежду Рой и Менгель не успели увидеть этого. Девушка ловко скрыла в рукавах свидетельства своей слабости и глубоко вдохнула, отгоняя прочь дурные мысли и подступающий незаметно страх.

«Я не должна сдаваться, – убеждала себя Эмрих. – Ведь ещё есть надежда на благополучный исход! Мне нужно лишь исполнить последнюю волю наставника и поведать о произошедшем епископу. После этого всё разрешится само собой. В конце концов наши души в руках Его, а значит, он позаботится о нас, вне зависимости от того, какие испытания ожидают впереди. Если мне даровали жизнь во благо спасения других, то я преклонюсь перед своим предназначением и сделаю, что должно».

Однако, несмотря на это в её душе по-прежнему скреблись неукротимые страхи, накладывающие пелену сомнений на терзаемое бессилием сердце, что само по себе могло с лёгкостью поколебать и без того шаткую решимость хрупкой девушки.

Лишь приближающийся цокот множества копыт и нарастающий грохот колёс оказался способен вырвать её из объятий безутешной грусти.

– Кто-то приближается! – заявил в ужасе Менгель, обратившись к Сафире.

– Чего ты так испугался? – осведомился Рой.

– Вдруг это разбойники?! – ответил Менгель.

– Почему же сразу разбойники? – мягко произнесла Эмрих, когда подошла к перепуганному слуге.

– Не знаю, мне так кажется.

– Боишься, что мы не справимся с ними? – хлопнул его по спине Рой. – Вздор! Они даже не посмеют на нас напасть!

– Я бы не был в этом так уверен. – косился на приближающихся обеспокоенный мальчик. – Судя по звукам, их куда больше, чем нас.

– Это не разбойники. – проговорила Сафира, разглядев на всадниках латные доспехи и гербовые накидки.

Рыцари сопровождали вереницу возов с провизией и прочим под эгидой чëрного знамени с изображением плюща, окутывающего красную розу.

Очень скоро неизвестные люди в пыльного оттенка латах начали проезжать мимо целительницы, бросая косые взгляды не только на её перепачканную кровью мантию, но и на юных спутников. Перешëптывания этих воинов быстро переросли в роптания, чему положил конец один из всадников, который решил остановиться прямо перед Эмрих. Он обратил грозный взгляд к Менгелю, отчего мальчик вздрогнул, а взирающий на него рыцарь поднял забрало, явив путникам заветренный лик бледного цвета с трехдневной щетиной и ухоженными усами. Правую щёку этого мужа украшали рытвины и несколько мелких шрамов, что роднило его с гранитной статуей, также, как и вытянутый подбородок с сухими губами, над какими располагался грузный нос. Только серые глаза с прищуром свидетельствовали о том, что это существо состоит из плоти и крови.

– Вам требуется помощь? – низким голосом произнёс воитель, после чего из-под его шлема показался слипшийся чёрный волосок, напоминающий собой чахлый росток, с какого вместо росы сорвалась капля пота.

Говоривший своим внушительным видом заставил Роя и Менгеля проглотить языки, предоставив Сафире возможность ответить на поставленный вопрос, однако она предпочла молчание, потому как не могла довериться случайному прохожему. В ответ на это рыцарь звонко свистнул, чем остановил колонну, а сам покинул коня и обратился к целительнице с другим вопросом:

– Вы ранены?

– Нет. – с отреченным взглядом заявила она.

– Кровь на ваших одеждах говорит об обратном. – осматривал с подозрением окровавленные сапоги и мантию угрюмый усач.

– Она… не моя… – проговорила девушка.

Рыцарь положил руку на эфес меча и протянул с иронией в голосе:

– И чья же она?

– Моих друзей…

– Друзей? – рыцарь с недоумением посмотрел на одного из своих лучников.

– А кто ваши друзья? – спросил лысый воин с решительным выражением лица, внезапно оказавшийся позади целительницы.

– Рыцари ордена Карающей длани. – ответила послушница, продолжая смотреть сквозь запылившийся нагрудник усатого рыцаря.

– Где они сейчас? – продолжал расспросы предводитель колонны.

– Они… – Сафира отвела взгляд, потому что образы погибших друзей вдруг встали у неё перед глазами. – Они…

– Что с ними случилось? – продолжал допрос вопрошатель, а лучник позади него медленно начал доставать стрелу из колчана.

– Их убили. – резко ответила девушка.

– Кто? – раздался вопрос у неё за спиной вместе со скрежетом клинка.

Не успела девушка опомниться, как Роя и Менгеля схватили.

– Что вы делаете?! – воскликнула Эмрих, после чего тоже оказалась схвачена. – Отпустите нас!

– Я очень хочу поверить в вашу историю. – холодно произнёс предводитель. – Но в последнее время на этой дороге караваны всё чаще попадают в засаду разбойников, поселившихся в этих лесах. Откуда нам знать, что вы не из их числа?

– Девчонка хороша собой. – прошептал ему на ухо один из воинов, чей лик был отмечен клеймом сладострастия. – Никто из нас не откажется провести с ней немного времени наедине.

– А что прикажешь делать с двумя мальчишками? – обмолвился низкорослый забияка.

– Пусть смотрят. А потом всех их прикончим, чтобы не осталось следов.

– Заткнитесь! – гаркнул на них предводитель, после чего воззрился на Сафиру, спросив: – Откуда нам знать, что вы говорите правду?

– Мы можем показать вам место, где убили наших друзей! – поспешил заверить их Рой, на что в ответ окружающие лишь злорадно рассмеялись.

– Чтобы заманить нас в очевидную западню?! – ощерился усатый главарь. – Беса с два кто-то из нас пойдет с вами!

– Нас видели жители Ипира и его староста! – добавил Менгель. – Обоз ордена тоже остался там! Мы говорим правду!

– Прирежем их и дело с концом. – произнёс кто-то.

– Кто ещё может знать о том, что вы здесь? – задал очередной вопрос предводитель, явно опасаясь отдавать девушку во власть своих подчинённых, потому как она действительно могла состоять в ордене Карающей длани.

– Выжил оруженосец, который сбежал от нас на лошади. – вспомнила о Ллойде Эмрих. – Он, верно, уже на полпути в Нарбург.

– Что же могло заставить доблестного оруженосца ордена Карающей длани сбежать? – усмехнулся лысый верзила.

Эмрих привиделся багровый капюшон и налитые кровью глаза под пепельной маской, а также предсмертные корчи Дëрна с Буном. В ушах прозвучал отчаянный вопль Марка, перемешанный с жалобным криком убегающего Ллойда.

– Багровый Скиталец. – с трудом произнесла

целительница.

– Что?! – вырвалось у лысого вояки.

Он в недоумении воззрился на предводителя вместе с остальными братьями по оружию.

– Где? – внезапно спросил лучник с гадким ожогом на щеке.

– В заброшенном руднике. – просипела она.

– Хочешь сказать, Багровый Скиталец одолел братьев ордена Карающей длани в одиночку? – усмехнулся главарь. – Это же просто немыслимо!

– Но это правда. – едва проговорила девушка.

– Чушь! – махнул рукой смельчак. – Никому такое не под силу.

– Отведите нас в Нарбург! – чуть не вырвалась из цепких рук рыцаря отчаявшаяся Сафира. – Нам необходимо поведать о случившемся магистру ордена и главе инквизиции!

Предводитель замялся сразу же, как только услышал упоминание псов церкви, после чего обменялся со своими подчинёнными взглядами и велел освободить Роя и Менгеля вместе с послушницей.