Расколотое Древо. Скорбь и возмездие

Священник с трепетом в груди следил за действиями любовницы, которая неуверенно поднялась с кровати и босиком пошлëпала к созидателю крови. Клавдий думал, что Скиталец убьёт её сразу, как только она подойдёт, но вместо этого созидатель крови пропустил её, закрыв в комнату дверь.

– А теперь, епископ, – Багровый взглянул на свою будущую жертву. – Пришло время поговорить с призраком прошлого.

– Я… я… хэээ… – священник врезался в стенку спиной, продолжая жадно глотать ртом воздух.

– Сколько этой девочке?

– Она… он…

– Сколько?!

Скиталец взмахнул рукой, и тогда мимо лица епископа пронесся кровавый осколок, который обжег его шею, из-за чего по ключице хлынула красная жидкость.

– А?! – схватился за место ранения Клавдий и посмотрел на липкую от крови руку, но не успел поднять головы, как в его лицо уже в упор всматривался убийца с налитыми кровью глазами.

– А… – вякнул зажатый в угол слуга церкви и ударился затылком, после чего ему в шею вцепилась правая рука, облачëнная в латы, а стальная перчатка обожгла глотку, словно лёд. – Мпх… х…

– Ты был другом семьи ван Дорф, Клавдий. Как ты мог воспользоваться их доверием и вогнать нож в спину каждому?! – ударил его о стену созидатель, а затем бросил в сторону, в результате чего слуга церкви споткнулся о стол и опрокинул чернильницу с пером, рухнув за следом.

– Они доверяли тебе свои тайны и свои жизни! А ты их нагло предал!

– Я… – отползал от созидателя священник. – Это не я!

– Ты продал их за жалкий ларец с золотом! По-твоему, казнь детей и множества невинных стоила того?!

– Я не хотел, не хотел… фхэх… забери золото! Забери всё!

– Твоему золоту не вернуть их к жизни.

– У меня не было выбора! Это всё ОНИ!

– Кто?! – Скиталец погрузил пальцы в его плоть и поднял над собой, чем породил немыслимую боль во всём теле священнослужителя. – Кто желал смерти этой семье?!

– Граф.... барон…ффаааххх!… Рыцарь!!!

– Имена! – взревел созидатель и всколыхнул Клавдия.

– Аааа!!! – ощутил жгучую агонию в груди Его Преосвященство, а кровь ещё стремительнее полилась из ран, стекая по рукам Багрового Скитальца.

– Отпусти! Умоляю! Я всё скажу! – взмолился епископ.

Линчеватель исполнил его просьбу, вытянув руку, благодаря чему священник соскользнул на пол и встал на колени перед тем, кто был готов в любой момент лишить его жизни.

– В моих покоях внизу.... – пытался отдышаться слуга света. – Есть письма…

– Что ещё за письма?!

– Переписка с НИМИ… Только отпусти меня, умоляю! Я каюсь, каюсь во грехе! Мне очень жаль!

– Передай эти слова душам, которые погубил.

Клавдий попытался возразить, но созидатель поднял его за седые волосы и вонзил в грудь епископа руку, после чего вытянул некоторое количество крови, создав тем самым кинжал, которым распорол предателю брюхо и лишил его мужского достоинства.

– Арррх!!! – попытался удержать ускользающие внутренности Клавдий, чувствуя, как неистовое пламя сжигает его промежность.

Созидатель тем временем вытянул из груди священника кровавую нить и в три движения набросил её несчастному на шею, сделав удавку.

– Отправляйся в объятия Алластора, ничтожный червяк. – сказал Скиталец напоследок и, оттянув нить, обмотал её вокруг подоконника, после чего ударил смертника ногой в живот, в результате чего тот выбил своим телом окно, огласив окружающую пустоту звоном расколовшегося стекла и своим криком. А преодолев один пролёт, слугу церкви Древа тряхнуло так сильно, что раздался оглушительный хруст шейных позвонков, после которого руки, до последнего удерживающие содержимое живота, беспомощно повисли, позволив кишкам покинуть чрево и растянуться до самой земли, забрызгав брусчатку кровью и остатками непереваренной пищи.

– Теперь, – смотрел на труп сверху вниз Багровый. – Вся площадь сможет взглянуть на твои гнилые потроха, предательское отродье.

В коридоре начали раздаваться приближающиеся голоса, сопровождаемые лязгом доспехов.

– Ваше Преосвященство! Вы в порядке? – спросил забежавший стражник в опочивальню. – Ваше…

Он увидел стоящего спиной к себе человека у разбитого окна.

– Стоять! – приказал ему страж. – Что ты сделал с Его Преосвященством?!

– Воздал по заслугам. – процедил убийца и сорвался с места в направлении воина.

С чудовищной силой каратель сбил стражника с ног и ударил о стену в коридоре. Ошеломленный ударом с трудом взглянул на врага, но мир вокруг яростно закрутился, затянув его во мрак, после чего хранитель правопорядка скатился по стене.

– Оставайся на месте, скотина! – крикнул на созидателя крови ещë один стражник, подоспевший вовремя, чтобы преградить путь и выставить перед собой копьё для защиты. – Иначе я убью тебя!

И когда Скиталец повернулся к нему, страж сделал выпад вперëд, порезав руку убийцы до предплечья, но созидатель воспользовался этим, чтобы обхватить копье, направив по древку линии крови, которые опутали руку нападающего, после чего мститель рванул оружие на себя, вырвав его вместе с кистью.

– Аааа!!! – завопил страж, глядя на кровоточащий обрубок. – Аааа!!!

Багровый Скиталец выпустил копье из рук, из-за чего оно с грохотом упало на пол, что окончательно спугнуло стража, какой незамедлительно бросился бежать.

«Нужно уходить». – подумал мясник и принялся в спешке бродить по коридорам в поисках покоев епископа до тех пор, пока случайно не наткнулся на дубовую дверь с вырезанными в ней переплетëнными корнями.

Созидатель толкнул её плечом, благодаря чему попал внутрь, где глазам предстало открытое настежь окно, откуда внутрь с лëгким свистом проникал ветер, нарушающий безмятежность белоснежного балдахина кровати и бумаг на столе, какие пребывали в тени серебряных подсвечников. Также здесь находилась небольшая библиотека из красного дерева, а также небольшой камин с лежащим на нём молитвенником, вблизи коего стояла статуэтка в форме белого древа.

«Надеюсь, его слова не были ложью, – закрыл за собой дверь Багровый и направился к столу. – И упомянутая им переписка находится где-то здесь».

«Если со мной что-то случится из-за этой подагры, – вспоминал слова Его Преосвященства молодой диакон Тим с выбритой тонзурой на голове. – Отыщи в моих покоях Апокриф и сожги его вместе со всем содержимым! Уверяю тебя, это не станет тяжким грехом для твоей души. Я заведомо прощаю сие деяние тебе. Только, пожалуйста, поклянись, что сделаешь это, малыш мой Тимми. Если не ради церкви, то ради отца и своей любви к Всевышнему».

«Обещаю, Ваше Преосвященство! – со слезами на глазах бежал к его покоям Тим. – Для Вас я готов пойти на любой грех!».

Невинное, в чём-то то даже детское лицо диакона искажала гримаса смертельного горя, ибо он воочию узрел умерщвлëнного Клавдия, над чьим телом успел страшно надругаться осквернитель. Тим не мог принять того, что епископа не стало. Что он, подобно мученику, героически погиб за свою веру. Диакон не сомневался и в том, что Клавдий уже сделал первый шаг в Земли Праведных, вот только всё равно не мог утешить этим свою грусть. Оказался не в силах унять невыразимую скорбь от сокрушительной потери любимого человека, ведь епископ подобрал его в далёком детстве, когда Тим, брошенный матерью на улице, умирал от голода и холода. Только благодаря заботе Его Преосвященства мальчик смог обрести кров, пищу, пост диакона в церкви Древа и истинную цель в жизни.

«За что убийца так хладнокровно обошëлся с Вами?! – взывал к почившему Тим. – Чем Вы заслужили подобную кару?!».

Утирая рукавом чёрной рясы слëзы, диакон наконец оказался перед дубовой дверью, что вела в покои епископа.

«Я исполню Вашу последнюю волю, отец мой». – ступил в опочивальню Тим, где с удивлением для себя обнаружил разбросанные повсюду бумаги с книгами, среди которых требовалось отыскать заветный Апокриф.

– Что здесь про… – замолвил парень, когда дверь ударила его по лицу, затем чья-то рука схватила за воротник и втянула внутрь.

Тим неминуемо упал на пол, оказавшись возле постели, где обратил очи к двери, увидев человека в чёрном.

– Вооор! – прозрел диакон. – Здесь во…

Удар сапогом по лицу прервал его зов, отчего парень стукнулся головой о ножку кровати и выплюнул окровавленный зуб. Всю челюсть в миг заломило, а рот наполнился красной слюной с привкусом железа.

– Пожалуйста… – умолял невинный, встав на колени.

Однако чужак вместо милосердия схватил его за плечи и отбросил к шкафу, столкнувшись с которым беззащитный Тим с трудом поднялся на четвереньки, выставив руку в направлении убийцы, наивно полагая, что это остановит бешеного зверя.

Тем временем на голову от удара о шкаф посыпались книги, поэтому на миг чужак успел исчезнуть за обложкой того самого Апокрифа, о котором говорил Клавдий, но радость от находки сменилась страхом перед возникшим грабителем, ударившим диакона по носу кулаком. Парень ушибся затылком об угол шкафа, что стало причиной помутнения рассудка.

– Апокриф… – прошептал Тим, прежде чем отправиться к праотцам.

– Ненавижу… – в исступлении бормотал Багровый, глядя на тело убитого.

От негодования Скиталец ударил по шкафу рукой, из-за чего ещё одна книга упала на остывающий труп. Один только взгляд, обращённый к слуге церкви, переполнял созидателя крови необъяснимой яростью. Лишь вопли стенами обители и скорый рассвет смогли отрезвить кровожадного убийцу.

«Проклятие… – взирал он на истекающего кровью диакона, осознавая, что незадолго до этого утратил над собой контроль. – Только не опять. Зачем я его…».

Кто-то пробежал по коридору, что вынудило Багрового отбросить всякие сожаления и мысли.

– Быстрее! Проверьте наверху! – командовали по ту сторону окна.

«Нужно найти письма. – напомнил себе Скиталец, с трудом собирая воедино свои мысли после пережитой вспышки гнева. – Они должны быть где-то здесь».

Он выдвинул полку стола и извлëк оттуда всё содержимое, затем открыл вторую и третью, освободив их от ноши, но среди бумаг и прочей всячины нужных писем не оказалось.

«Неужто меня обвели вокруг пальца?!». – всё более яростно разбрасывая предметы Скиталец, в процессе чего обнаружил ларец.

Созидатель вывернул его наизнанку, однако и здесь поиски оказались бесплодны.

«Бездна, да где же они?! – отбросил он пустой ларь в сторону, когда вдруг вспомнил предсмертные слова диакона. – Апокриф».

Ринувшись судорожно перебирать фолианты и книги, перебирая тома один за другим, искатель добрался до искомого предмета, под обложкой которого обнаружил пометки чернилами и сложенный лист пергамента.

«Вот же оно!». – возрадовался созидатель.

Скиталец развернул записку, непроизвольно оставляя следы крови на бумаге.

– Его Святейшество мёртв!!! – взревел кто-то на площади. – Епископ убит!!!

По коридору снова пробежали несколько стражников, когда Скиталец, не успев прочесть содержимое, свернул послание и вложил его в книгу.

К тому моменту, как поисковый отряд Вудстока добрался до открытых перед ними врат Нарбурга, началó светать. Но стоило Альберту пересечь первую улицу города, как со стороны местной церкви прозвучал гомон голосов и визги.

– Что там произошло?! – задал вопрос вслух Райнер.

– Гил! – окликнул лейтенанта капитан и резко повернул коня, чтобы увидеть его в сердце колонны. – Со своими гвардейцами оцепи подходы к церкви с запада!

– Да! – ответил Гилфорд Вэй.

– Ханс! – остановил взгляд на блондине Альберт. – Восток твой!

– Принял! – отозвался лейтенант Глимер.

– Фер! – не смог отыскать его взглядом Вудсток. – Обойди церковь с тыла и задержи всех, кого там только увидишь!

– Сделаю! – крикнул откуда-то Гарсиа.

Капитан обнажил меч и развернул лошадь, после чего простëр меч к небесам, возгласив:

– Остальные за мной!!! – дал шенкеля офицер, заставив коня броситься рысью, благодаря чему вместе с остальным оказался на площади, где остановился перед сборищем плачущих зевак, которые все как один роптали, глядя наверх.

– Матерь милосердная… – проговорил Айнз Шрут, осадив лошадь рядом с Альбертом.

– Смотрите, там! – указал Малькольм рукой на вершину церкви.

– Ооо, нееет… – обречëнно вздохнул Вудсток, разглядев окровавленную виселицу. – Мы опоздали…

– Кощунство!!! – взревел Райнер. – Немыслимое кощунство!!!

Тем временем туман над церковью рассеялся, из-за чего лучи восходящего солнца пролили свой алый свет на выпотрошенное тело проповедника.

Глава 6. Куда приводят следы.

***

Яростный порыв ветра сорвал с белой ветви Древа Матери несколько перьев, которые устремились к багряной луже. А достигнув кровавой глади, породили своим прикосновением круги на её поверхности, чем побеспокоили прочие перья, успевшие к этому времени окраситься в алый.

***

Утренние лучи солнца прогнали затяжные дожди из Нарбурга своей мощью, в то время как наводняющие площадь лужи заблестели в попытках испариться, желая поскорее покинуть бренную землю и взмыть к лазурным небесам. До тех пор им приходилось довольствоваться грязной брусчаткой и ступнями прохожих вблизи стен церкви Древа, где с каждым мгновением собиралось всё больше людей, сгорающих от любопытства и жажды посудачить о произошедшем ночью убийстве епископа, чьё тело оказалось представлено на всеобщее обозрение с выпущенными наружу внутренностями. Рыцари ордена Карающей длани вместе с королевскими гвардейцами старались удержать зевак подальше от места преступления, но несмотря на это сдавали свои позиции, потому что обеспокоенный люд напирал всë яростнее, сметая кордон, составленный из немногочисленных повозок. Городская стража и вовсе лишилась возможности приблизиться к церкви, столкнувшись с человеческими массами на узких улицах Нарбурга.

Тем временем капитан Вудсток собрал своих лейтенантов у дверей храма.

– Что у вас?

– Мои люди взяли четверых. – доложил лейтенант Гилфорд Вэй, указав большим пальцем на окружённых гвардейцами подозреваемых.

Три золотистые ленточки показались из-под левого наплечника Гилфорда, что свидетельствовало о занимаемом им чине, тогда как второй наплечник оказался обтянут пурпурной тканью – отличительным знаком всех королевских гвардейцев.

Среди них Гилфорд, благодаря своей стати, росту, а также немалой физической силе, считался серьëзным оппонентом в поединке. Этот громила почти под два фута ростом был способен убедить посредством увесистых кулаков любого несогласного с ним храбреца в том, что петухи умеют летать и квакать, а лошади слагать баллады. По этой причине с ним редко кто вступал в спор, переживая за целостность своих рëбер и сохранность челюсти, что стало причиной появления прозвища «клевец». Помимо всего этого Вэй ещё и не прочь выпить при любой удобной возможности, так ещё и остаться при этом трезвым, когда как остальные уже сладко дрыхнут в сторонке или страдают от переизбытка хмеля в крови. К слову говоря, ещё никому не удавалось перепить Гила на многочисленных попойках. Самые отважные мужи бросали ему вызов, желая заслужить почёт и уважение среди друзей, однако каждый раз оставались в дураках. Зачастую люди предпочитали не ввязываться в подобные авантюры и с удовольствием проводили время с лейтенантом только потому, что из любой потасовки выходили победителями вне зависимости от того, кто прав, а кто виноват. Вот только любовью женщин Вэй одаривался весьма редко в силу отсутствия умения льстить и вести светскую беседу, отпугивая их своей прямотой.

– У меня один. – доложил лейтенант Ханс Глимер, чьи белые волосы сияли в унисон с рассветом, как и блеск голубых очей, нежно накрываемых пепельными бровями, от каких к розоватым губам, обладающим удивительной притягательностью, спускался изящный нос.

Дополняла природную красоту этого щëголя невероятная грация и уверенность в себе. Глимер, в отличие от Гилфорда, в совершенстве овладел искусством очарования, что позволяло ему притягивать к себе взгляды прелестниц любого сословия и положения. За это Ханса и наградили прозвищем «сердцеед». Товарищи испытывали зависть к франту каждый раз, когда ему удавалось собрать вокруг себя кольцо воздыхательниц. Никто не мог смириться с той властью, какой он обладал над умами и сердцами слушательниц. Стоило лейтенанту только появиться в обществе дам, как они забывали о всех прочих мужчинах, желая поскорее броситься в нежные объятия голубоглазого совратителя. Дивились поразительной смекалке и находчивости Глимера не только в любовных делах, но и в военном деле, ибо это неоднократно сохраняло пот и кровь его подчинённым.

– И у меня… – будто завидуя Гилу, произнёс Фердинанд Гарсиа, самый неприметный среди трëх лейтенантов.

Фер не мог похвастаться особыми приметами, ведь имел ничем не примечательный каштановый оттенок волос, свойственный расе авилонцев, преимущественно населяющих королевство. Зато обладал тонкими, точно струны, усами и глубокими карими глазами, что таили в себе неиссякаемый кладезь знаний, полученный в результате увлечений чтением исторических трактатов и поэзии в свободное от сражений время. По этой причине Гарсиа способен поддержать не только диалог, но и дать полезный совет вопрошающему. Он приходился всем своим братьям по оружию наставником, а природный дар к фехтованию позволял состязаться в мастерстве с самим капитаном. За каждым таким поединком гвардейцы наблюдали с пламенным любопытством и неуëмным интересом, поражаясь лёгкости движений и изяществу выпадов Фердинанда, что стало одной из причин появления прозвища – «мангуст». С той же юркостью, что и в бою, Гарсиа подбирал ключи к детским умам, подкупая малышей своей искренней добротой. Это умение неоднократно помогало Пурпурным сердцам в завоевании доверия среди населения, особенно при освобождении от захватчиков деревень и городов, где оставалось множество голодных сирот. Каким-то образом Феру удавалось успокоить или даже развеселить эти несчастные души.

Тут Вудсток заметил на кольчужной перчатке Гилфорда следы крови и кивнул головой в направлении его руки, спросив:

– Что случилось?

– Ах, это, – погладив кулак, ответил он. – Кое-кто оказался слегка не в себе. Вот я и помог ему прийти в чувство.

– Понятно, – заключил Вудсток, оттягивая пурпурный офицерский платок на шее, чтобы отдать её во власть бодрящего ветерка. – Давайте же взглянем на наших «скитальцев» или его помощников.

Альберт остановился напротив подозреваемых, а лейтенанты рядом с ними.

– Лица показать! – скомандовал капитан, вслед за чем четверо склонëнных повиновались, однако двое других не стали.

– Лейтенант? – обратился Вудсток к Феру, в ответ на что тот снял с одного из исхудалых преступников капюшон.

На испещрëнном оспой лике неизвестного ничего противоестественного не обнаружилось, зато на тонкой шее нашлось клеймо в виде кинжала, пронзающего мëртвую голову.

«Убийца, – заключил Вудсток. – Но он больше похож на беспробудного бродягу, чем на созидателя крови. Красное лицо явствует лишь о том, что этот человек предпочитает не отлипать от кружки».

Послышался хлёсткий удар, отчего единственный оставшийся в маске человек упал к ногам Вэя.

– А ну поднимайся! – прикрикнул на него Гил, затем дёрнул за воротник туники, чем помог встать. – И яви нам своё чудо-личико!

– Сопротивление? – осведомился Альберт.

– Ничего особенного, капитан. Я с удовольствием возьмусь за его воспитание! – лейтенант врезал непреклонному затрещину и гаркнул: – Снимай свою мерзкую маску, я сказал! А то моя нежная ласка обернётся для тебя ритуалом упокоения!

– Хорошо. – хрипло выдавил из себя сопротивляющийся, после чего показал лицо всем окружающим, приковав взоры не к разбитому носу и кровавым подтëкам в уголках рта, а к клейму в форме объятого огнём ока, которое красовалось на лбу.

– Вот оно что! – прозрел Ханс Глимер. – Осуждённый созидатель!

– И как же нам убедиться в том, что он Багровый Скиталец? – задал справедливый вопрос Фердинанд Гарсиа.

– Руки. – раздался не только угрожающий, но и беспристрастный голос позади капитана, отчего Вудсток чуть не вздрогнул от неожиданности, взглянув на устрашающего обладателя крестообразного шрама.

– Инквизитор? – непроизвольно осведомился Альберт, силясь вразуметь, как «испепелителю» удалось бесшумно подкрасться к нему сзади.

– Руки, – произнёс Айзек ледяным тоном, не отрывая хищных глаз от носителя клейма. – Проверьте его руки.

Гил снял с осуждённого перчатки и показал всем его ладони, на одной из которых расположился ожог в форме пламени, стремящийся к пальцам.

– Отверженный, – обратился к преклонëнному Ханс. – Как тебя звать?

– Урбен Морен. – пробурчал задержанный.

– Видимо, – произнес Гил и дернул Урбена за воротник. – Его когда-то давно выперли из училища. Почему интересно? Умишка не хватило на просвещение?

– Я сбежал, – со злобой ответил отверженный. – А потом меня поймали на краже. – взглянул он исподлобья на инквизитора и добавил: – За которые был сослан на каменоломни, где провëл последние десять лет, чем заслужил свободу! Поэтому оставьте меня в покое!

– Это уже нам решать, дружок. – ощерился «клевец».

– И не придумал ничего умнее, чем прожигать остаток жизни в трактире. – бросил Урбену Альберт.

– Таким, как вы, легко судить! – разъярился задержанный. – Всевышний не наградил вас проклятием, за которое ссылают в училище под надзор инквизиции и наблюдателей! Окажись вы на моём месте, поступили бы точно так же! Возблагодарите Создателя за существование вашей родословной, какой вы обязаны местом и уютом. Приятно быть непогрешимым, не так ли?!

– Много болтаешь о том, чего не знаешь. – заметил Фердинанд.

– О, я многое о вас слышал. – не унимался Морен. – Начиная с того, что вы просиживаете свои полированные задницы в столице за высокое жалование, пользуясь всеобщим уважением, заканчивая нескончаемыми попойками в лучших трактирах Скайхëрта! Считаете себя редкими умниками, хотя не имеете ни малейшего понятия о том, чтó такое быть созидателем! Не ведаете о том, как на каменоломнях обходятся с такими, как я! Попробуйте сами поработать там несколько лет и…

– Остановись, приятель! – врезал ему подзатыльник «клевец». – А то уж как-то сильно ты разошёлся! Не хочешь камней пожевать и дух перевести, дражайший наш оратор?

– На руках Багрового Скитальцах должны были остаться глубокие следы от ран, – вновь напомнил о себе инквизитор Лэмм.

– Ты слышал, Гил. – обратился к лейтенанту Альберт, кивнув на изгнанника.

– Держите его! – призвал Вэй.

– Что?! – успел вякнуть Урбен, прежде чем обе его руки заломили гвардейцы, а Вэй изъял из-за пояса кинжал.

– Вы что делаете?! – забился в ужасе отверженный.

– Не верещи, дружок, больно не будет. – ощерился человек с ножом и разрезал рукава вдоль руки, оголив их полностью, но, к несчастью, ничего, кроме пары царапин, под ними не оказалось.

– Чисто, капитан. – убрал нож Вэй, а бывшего каторжника перестали удерживать.

– Я думаю, – начал говорить Ханс. – Что у него могли остаться свежие шрамы под туникой.

– Сердцеед, – выпучив глаза, обратился к нему Гил. – Тебе настолько наскучили женские тела, что ты стал предпочитать мужские?!

– Чего?

– Я по глазам твоим вижу, как страстно тебе хочется увидеть нашего нового друга нагишом!

– Какого беса ты несёшь, лейтенант? – осудительно взглянул на него Глимер.

– Женщины тебе опостылели, я понимаю, – сочувственно покачал головой Вэй. – Это и не мудрено. Но ведь и не повод зариться на мальчишек!

– Захлопнись, дрянная колотушка! – вышел из себя Ханс.

– Это я-то колотушка?! – поднял мощную, рассечëнную шрамом бровь Гилфорд. – А кто в таком случае ты?!

– Укротитель твоей глупости.

– А мне кажется чего-то то более приземлëнного. – подмигнул «клевец», схватившись за свою промежность.

– Уймитесь! – рявкнул на них Альберт. – Вы оба!

– Слышал капитана? – обратился приглушëнным голосом к оппоненту Глимер.

– Признайся, что правда тебе колет глаза. – самодовольно усмехнулся Гилфорд.

– Прекращайте, – шёпотом добавил Гарсиа. – На вас вся площадь смотрит.

– Ну разумеется. – шепнул Гил. – От нашего красавца буквально глаз не оторвать.

– Если я хорош собой и нравлюсь девушкам, еще не значит, что мне по душе мужчины. – парировал сердцеед. – И вообще, кто виноват, что ты у мамочки харей не вышел.

В стороне над всем этим балаганом уже начали посмеиваться гвардейцы, негласно делая ставки на то, кто одержит победу в словесной перепалке.

– Ооо, мы вспомнили о маме. – цыкнул языком Вэй. – Как мило. Знаешь, у меня она хотя бы была родная.

– Довольно пререкаться, я сказал! – сделал к ним шаг Вудсток. – Или мне напомнить, где вы находитесь?!

В эту минуту очи зевак были обращены к перебранке, нежели к осквернëнному телу епископа с разорванным брюхом, в котором уже во всю орудовала ворона. На самом деле многие жители Авгейта за последний десяток лет охладели к церкви Древа, поражаюсь тому богатству, каким её слуги буквально принялись кичиться, как и возрастающему блуду с процветающей симонией* (Симония – продажа церковных должностей). Всё чаще начали появляться священники, проповедующие о том, что пришла пора положить начало реформации церкви Древа, ибо её служители отклонились от изначального пути и поддались греху. Обвиняли Всеотца в разложении исконных обычаев и устоев, за что инквизиция различными путями лишала сана и всеобщего уважения порочащих церковь проповедников. Порой доходило до заключения или даже казней. Результатом стало появление нового учения, согласно которому Всевышний отправился в путь по Млечному пути, чтобы отыскать способ помочь человечеству в борьбе с пороками и грехом. А в качестве проводника Своей воли должен сниспослать на землю падающую звезду – избранного, чьим долгом будет подготовить мир к возвращению своего истинного владыки.