Хозяин дубравы. Том 2. Росток

После чего он распустил учеников, отправив их по уже выданным нарядам. Сам же сел у костра с гостями, чтобы поговорить и заодно покушать. А в таких делах нужно именно кушать – спокойно, с толком, с расстановкой, под разговор. Но никак не есть, закидываясь едой наспех, по-быстрому, и уж тем более не жрать, словно голодный поросенок у корыта.

К интересующей теме подошли не сразу. Больше о жизни болтали, заходя издалека. Даже семьи коснулись.

– Ни слуху ни духу, – развел руками Беромир. – Угнали их в рабство набежники. Тех поколотили роксоланы, но, забрав полон, сами повели их на продажу.

– И что делать думаешь? – спросил самый старый из гостей.

– Мстить, – произнес Беромир максимально ровно.

– А сдюжишь? – задорно улыбнулся самый молодой. – Все же роксоланы – серьезные люди.

– Я себя уважать не буду, если не попробую. За родную кровь надо мстить.

– Похвально, – кивнул старик. По местным меркам старик. Так-то он был моложе Беромира в той, прошлой жизни.

– У меня родичи в Феодосии есть. Летом они приходят на лодке. Погостить, – произнес один гостей.

– Торгуете тихонько? – с улыбкой поинтересовался ведун, лукаво подмигнув.

– А кто не торгует? – вернув улыбку, ответил визави.

– Да я не осуждаю. Все, что идет нашим людям на пользу, все славно. Чем вы, кстати, с родичами торгуете?

– Мы им мед собираем. А они соль и всякие поделки из меди нам шлют. По-родственному. Сильно выгоднее жадных ромеев. Да и в обход роксоланов.

– Славно-славно. А много им надо? Может, я смогу присоединиться к торговле с ними?

– К сожалению, самим не хватает. Роксоланы и языги очень трепетно относятся к таким лодкам. На большой не пустят без мытного сбора. А на малой лодке много не увезти.

– А много берут мыта, если платить?

– От разного зависит, от подарков, от отношений. У Красных ястребов один из старейшин удачно выдал дочь замуж. И теперь навещает родича на порогах, обходясь десятой долей. Хотя торг ведет скромный, дабы не привлечь внимание. А с иных порой могут взять и все. Обвинив в чем-то.

– М-да. Века пролетают совершенно незаметно. Ничего не меняется… – покачал головой Беромир. – Впрочем, неважно. К чему ты стал рассказывать о родичах своих?

– Я через них могу разузнать о судьбе твоей семьи. Да и вообще того полона. Кто, куда, как.

– Думаешь, они еще в Феодосии?

– Судя по тому, что ты сказал, их гнали в Танаис. Оттуда везут либо в Феодосию морем, либо в Трапезунд.

– Феодосия или Трапезунд. Таврида и Армения. М-да. А потом оттуда дальше в земли ромеев?

– Совсем необязательно. Бо́льшая часть рабов там и остаются – на местах они очень нужны. И не только рабы. Родичи мои туда на заработки уехали, да так и остались[5].

Беромир выдержал небольшую паузу, словно обдумывая все сказанное ему. Пытаясь углядеть какие-то последствия. Потом кивнул и резюмировал:

– Будет славно, если удастся прояснить судьбу того полона. И выяснить, как их можно освободить.

– Но сразу скажу – ничего не обещаю. Это дело такое… – развел руками собеседник.

– Я все понимаю. Давайте вернемся к торгу. Вы знаете мои условия?

– Мы разное слышали. Лучше сам скажи, что предлагаешь.

– Арак в присутствии Вернидуба освободил меня от всяких платежей на три лета. Как пострадавшего от набега. Одно уже прошло. Есть еще два. Чем я воспользоваться и хочу, и вас приглашаю.

– А он будет выполнять свои обещания?

– Прошлым летом выполнил. Как поступит этим – не знаю. Но мы попробуем подготовиться. Если выставить к этому торгу полтора-два десятка человек с копьями и щитами – Арак не рискнет открыто шалить. Скорее всего, промолчит и отправит кого-нибудь в набег, а это либо осенью поздней придет, либо по весне или даже ранним летом. Так или иначе, мыслю, этим летом торг вполне состоится с ромеями. Кроме того, быть может, удастся договориться с Араком за долю лично ему. Все-таки Златка, моя будущая жена, племянница жены Сусага. Родственница. Но надежды на это мало. Впрочем, даже если не сладится – все равно разок расторгуемся.

– Добро, – кивнул самый старый представитель.

– Чтобы вам не подставляться под удар роксоланов, я предлагаю оставлять товар мне. Шкуры там и прочий промысел. То, что выручим с продажи, поделим пополам. Либо сразу берите долю моим железом, но поменьше – не пять частей из десяти, а четыре. В конце концов, это мне тут с копьями бегать и от всяких тварей отбиваться.

– А не много ты себе оставляешь?

– Можете сами с ромеями торг промыслом вести, – пожал плечами Беромир. – Полагаю, вы прекрасно знаете, чем это закончится.

Они все скривились.

Знали.

И, судя по выражению лиц, относились к этим обитателем степей ничуть не лучше, чем иные. Видимо, потому и приехали к нему.

– Может, сразу дашь нам половину?

– Вы хотите, чтобы я вам предложил условия лучше, тем шести кланам? Почему?

– Кланам?

– Я так на кельтский лад зову большие рода. Чтобы путаницы не было. Семьи собираются в рода, а те в кланы.

Собеседники покивали, принимая ответ.

Беромир же продолжил:

– А что вы не отвечаете? Я ведь не против уступок. Просто объясните, почему я вам должен предложить более выгодные условия, чем иным кланам.

– Зачем тебе столько?

– Вы видели этих ребяток, – кивнул он в сторону учеников. – Их надо кормить. Их надо одевать. Их надо учить и вооружать.

– Их же кормят собственные рода и… к-хм… кланы, – произнес молодой представитель.

– Так, да не так. Они их обеспечивают, только чтоб не сдохли. По самой малости. А им тяжело трудиться надо. Укрепляться. Есть им нужно намного больше, чем простым пахарям. Молотом махать – не языком чесать, здесь и сила нужна, и выносливость. Без доброго кормления ничего из них не выйдет.

Понимание пришло не сразу.

Поначалу ходили по кругу, переливая из пустого в порожнее. «Лед тронулся», только когда им дали посмотреть изделия Беромира, пощупать их руками. И сакс, и копье, и прочее. Тигельный металл вызывал у них не то что восхищение, но очень близкие эмоции.

Цокали языками.

Постукивали ногтем, прислушиваясь.

Опробовали на всяком.

Испытывали на изгиб да удар.

И если поначалу они были весьма упрямые и тугие, то теперь, после демонстрации поделок, поплыли как масло в печи. За ТАКИЕ ножи да топоры они, пожалуй, и на треть согласились бы. Ибо стоили они существенно выше объявленного Беромиром…

Где-то до обеда так и проболтали. После чего гости расположились отдыхать, а сам Беромир вернулся к текущим делам.

– Ты приметил уже? – спросила Мила, отведя его в сторонку.

– Что?

– Ученики твои шепчутся. И зыркают на тебя недовольно.

– А о чем они шепчутся, слышала?

– Что-де ты служишь лишь Велесу. Оттого и измываешься над ними, идущими по пути Перуна.

– Как интересно, – покачал головой Беромир. – А кто у них заводила?

– Я не знаю. Лишь шепотки слышала. Едва разобрала, о чем они говорили.

– С чего они вообще бурчат?

– Тут никакого секрета нет, – грустно улыбнулась Мила. – Тебе не простили то, как ты Дрочилу[6] унизил. Он сын самого влиятельного старейшины Быстрых медведей. А ты из худородной семьи. И негоже тебе с ним так обходиться.

– А если бы я вызвал его в круг и убил?

– Слова бы никто не сказал. Но ты ведь его просто унизил. Сначала избил, а потом выгнал. Это страшный позор. Ведь в глазах родичей он провалил пробуждение.

– Инициацию… – тихо произнес Беромир.

– Что? – не поняла Мила.

– Неважно. Так что, Быстрые медведи теперь со мной торговать не станут?

– Отчего же? Им сие полезно до крайности. Но будь уверен – камень за пазухой придержат. Теперь тебе с ними нужно вести себя осторожно. Да и среди этих, – махнула она головой неопределенно, – хватает сыновей из уважаемых родов. В их понимании ты поступил не по справедливости и не по обычаю. Теперь же их заставляешь вон сок с берез да кленов собирать, а не делом добрым заниматься. И так во всем. Они-де шли учиться, как железо получать да ковать, а ты их за нос водишь.

Беромир смачно выругался на великом и могучем.

– Это что за язык? – поинтересовалась будущая теща.

– Неважно, – покачал головой он, а потом добавил с раздражением: – Я вообще-то не просил назначать меня ведуном и собирался, подготовившись немного, уходить. А меня во все это говно втягивать стали. Навязались мне на голову…

– Ты человек Велеса, – улыбнулась как-то по-доброму Мила. – Не понимаю, что и как разглядел Вернидуб, но я в тебе не сомневаюсь ни на удар сердца. Люди Перуна, они другие.

– И почему ты так решила?

– Человек Перуна готов открыто бросить вызов, если считает дело справедливым. Как тот неудачливый ученик. А ты весь в земных заботах и продуманный.

– А чем я тут, по-твоему, занимаюсь? – нахмурился Беромир.

– Как чем? Жизнь свою устраиваешь.

– Нет. Готовлюсь бросить открытый вызов роксоланам…

В этот момент кусты невдалеке зашевелились. И Беромир недолго думая кинул туда копье, что держал в руке. На звук. Но мимо. Когда они туда зашли с Милой, никого уже не было. И следов не наблюдалось.

– Зверь, может? – поинтересовалась женщина.

– Двуногий, – усмехнулся ведун, указав на небольшую веточку со свежим изломом, расположенным слишком высоко для обычного зверя. – Если же тут находился кто-то крупный, то, без всякого сомнения, наследил бы знатно. Те же клочки шерсти оставил бы. Но нет…

Беромир подозвал Мухтара, но тщетно.

Пес попросту не умел брать след и, обнюхав место, сел на попу с равнодушным видом. Никакой тревожности. Волчицы же держали дистанцию. Да и команд не понимали, так что их тоже припахать не получилось.

– Свой кто-то, – резюмировал ведун. – Видишь, пес спокоен. Шепчутся, говоришь?

– Видимо, уже не только шепчутся…

Глава 3

167, май, 2

Беромир пел.

Много.

В чем-то даже неплохо.

Там, в прошлой жизни, он это делать любил, но не умел. Максимум по пьяни в караоке мог поорать что-нибудь про любовь, у которой села батарейка, или про бег по выжженной земле в гермошлеме. Но желательно так, чтобы не солировать. Ибо в таких случаях сам ужасался своих вокальных данных.

Здесь же у парня нашелся и голос, и слух.

Прямо на удивление.

Вот он и решил скрестить эти новые обретения со своим старым опытом пения. Но, к сожалению, отнюдь не для развлечений.

Дело в том, что ситуация в коллективе складывалась дурная. Слова Милы он проверил, и они подтвердились. Из-за чего тех, кто больше всех возмущался, Беромир стал сильнее загружать работой. Дабы им стало не до того. И не рутиной, при которой можно поболтать, а такой, где это не сподручно.

Вместе с тем изменилась и парадигма обучения.

Изначально как он хотел поступать? Так, чтобы после его смерти ученики продолжили дело. Для чего собирался все честно рассказывать и показывать. Как есть. Ибо требовалось принципиально перекроить ребятам мышление, иначе избежать карго-культа казалось невозможным.

Сейчас же ему пришлось создавать ритуалы натурально магического толка. Да, рассказывая то, что он делает. Но сопровождая это порой удивительной феерией. Например, возьмем сахар.

Ученики собрали березовый и кленовый сок.

Снесли его под навес, сливая в корчаги.

Тут никакой мистики. Просто все и банально. А дальше им требовалось показать и объяснить, как получить продукт, который в эти времена шел натурально на вес золота. В такой обстановке?

Ну уж нет!

Пока он не понимал главного – на кого эти ребята работают.

Ведун вообще решил после того разговора с Милой, что местные элиты слишком сильно связаны с сарматами. Да, на публику они их искренне ненавидели. Но при этом в целом ассоциировали свое благополучие с ними. С их прихотью. Было неясно: та выходка в первый день – это обычная глупость избалованных детишек? Или сбой хорошо продуманной схемы?

Кто знает?

Как это проверить – тоже непонятно. Во всяком случае, не применяя пыток или хотя бы изнуряющих перекрестных допросов. Все-таки навыки контрразведывательной деятельности не его конек.

И Беромир начал сопровождать процесс кристаллизации пением. Прежде всего на русском языке, который тут никто не знал. Пуская в ход все, что мог вспомнить. А также «играл в ведьмино варево», подбрасывая в огонь всякое.

Без какой-либо системы.

Чтобы нельзя было запомнить и потом повторить.

Да, когда нарыв в коллективе вскроется, он оставшимся ученикам все расскажет и покажет. Но пока – чудил. Не говоря им, впрочем, о том, что это все нужно обязательно и им потом повторять.

Просто делал.

А они помогали, не задавая вопросов, думая, что так и надо.

– Когда же железо?! – воскликнул один из учеников, после того как, завершив возню с соком березы и клена, Беромир стал затирать бражку на сладких корешках камыша да рогоза.

– Вы сколько у меня в учениках?

– Да, почитай, уже луна оборотилась на небе.

– Вот! – назидательно поднял палец Беромир. – А вы уже сколько всего увидели и научились! Иные и за жизнь столько нового не увидят. Грешно жаловаться!

– Да чего мы увидели-то?! – возмутился другой ученик. – Гоняешь нас, словно заморить вздумал!

– Ловушки на рыбу делать и ставить по уму научились?

– Да, – нестройно ответили ученики.

– С факелами на плоту рыбачить научились?

– Научились.

– А сеть рыболовную плести? А сладкий песок от духа лесного брать?

– Да! – воскликнул один из учеников. – Но мы шли за железом!

– А кормить вас кто будет? Лесные духи выйдут и насытят своим благословением? – усмехнулся Беромир. – Работа с железом требует сил. Без укрепления тела и хорошего питания – издохнете.

Они нахмурились.

– Чего молчите?

– За нас рода прокорм обещались вносить, – буркнул один из них.

– Этого не хватит, – покачал головой Беромир. – Что такое работа с железом? Это не только разумение, но и много напряженного тяжелого труда. И порой быстрого. Вот разогрели вы заготовку и что? Спешить надо – ковать, пока не остыла. Каждый разогрев – это уголь. А уголь получать не так-то и просто.

– А дрова? Их же можно использовать вместо угля.

– А дрова заготавливать не нужно? – снова улыбнулся Беромир, смотря на них как на детей неразумных. – Хотя у дров жар не тот и горят они все по-своему. Али на сладком песке не насладились сим делом? Но то дело грядущих дней. Будьте уверены, начнем с железом работать – взвоете. Ибо потно и трудно. Очень потно. Тело у вас станет ныть и стенать от нагрузки.

Ученики промолчали.

– Пока же, если вы заметили, я кормлю вас как на убой да делами занимаю. Но такими, чтобы тела ваши укрепляло. Хотя бы мало-мало мясо должно нарасти. А то с вашими кондициями только молотами махать, – хохотнул Беромир. – Раз-раз – и все. Скрючило, и отпал.

– Неужто так тяжело?

– А то! Али, мыслите, что ваши рода не обзавелись бы своими ковалями, ежели было все просто?

– Был у нас свой не так давно. Да сгинул, – буркнул один из пареньков.

– Как сгинул? Что с ним случилось?

– Да сбежал. Собрал по весне свои пожитки и ушел. Только его и видели.

– Убили его! – выкрикнул представитель другого клана.

– То злые языки сказывают!

– Он же по бабам был охочий зело! Вот и добегался!

– Ври, да не завирайся!

– О том все вокруг знают, только вы делаете вид, что с ним ничего не случилось.

– Так, – повысил голос Беромир, перебивая закипающую ссору. – А ну тихо!

Ученики хотели было продолжить, но у ведуна в руках непонятно как оказалась оглобля. И уже этот аргумент сработал.

– В таких делах всегда, я подчеркиваю – ВСЕГДА нужно начинать с того, чтобы выяснить, кому это выгодно. Таков первый завет Перуна в делах судебных. Второй требует смотреть на тех, кто мог из числа имеющих выгоду. Третий – изучить улики. Это всякие следы да приметы, оставшиеся на месте события, ведь в жизни случается всякое. И только потом суждения выносить. А то как бабы. Стыд и позор!

– Так где посмотреть-то на те следы с приметами? Прошло более двух лет, как его с нами нет.

– Куда он мог бы побежать? Родичи у него были?

– С Припяти мать его была. Но мы к ним ходили – спрашивали. Его никто не видел.

– Если не к ним, то куда?

– К ромеям. Куда еще?

– Лодка у него была?

– Нет.

– А много он пожитков унес?

– Много. Почти все ценное. Мы еще гадали, как он так сумел.

– Я думаю, что все не так просто. За то, что по бабам бегал, убивать бы не стал. От него благополучие всего клана зависело. И не только. Побили бы – да. Угрожали бы. Но убивать – нет. В любом случае это все было бы шумно и небыстро.

– Вот! Вот! Я же говорю! – воскликнул парень, который был из Быстрых медведей, четвертый и единственный их представитель, оставшийся после того инцидента.

– Но и ушел он вряд ли.

– Тогда что?

– Его ушли, судя по всему. Коваль – дорогой раб. Надо посмотреть, у кого «счастье подвалило» в те дни. Если они умны, то его вещи себе не брали, а продали, обменяв на какие-то полезные, но маленькие предметы. Ножи, топоры, копья, украшения, может, даже соль. Но ты не спеши отвечать. То ваше дело. Просто подумай. Приглядись.

– А зачем мне приглядываться?

– Если его продали, то почему тебя не продадут?

Парень нахмурился.

А ученики переглянулись.

Беромир же внимательно за ними следил. Старался приметить странное поведение. Особенно у тех, кто болтал слишком много за кулисами. Вон промолчали, лишь насупившись. Они вообще не сильно рот разевали вот так, открыто.

Дальше Беромир, завершив с бражкой, отправился к гончарному кругу. Он еще ни разу его при своих учениках не использовал, поэтому увлек их за собой.

И, используя загодя приготовленную глину, начал делать элементы для будущего самогонного аппарата. Максимально примитивно все. Две корчаги с притиркой стыка. Паровая трубка, идущая через деревянное корыто с водой. И все. Трубку, правда, целиком сделать не выходило. Так что Беромир сделал несколько трубок и узлы для состыковки. Просто для того, чтобы можно было это все собирать-разбирать без значимых повреждений.

Понятное дело, керамика не металл. Прям совсем. И такие трубки существенно хуже охлаждали пар. Ту часть, что шла по корыту, он сделал сборной и в форме плоского змеевика.

Прилично возни.

И пока Беромир делал на глазах ребят все эти детали, он травил байки, пел песни и вообще знатно заговаривал им зубы. Вдумчиво мороча голову.

– Ты понимаешь, что он делает? – шепотом спросила Мила, подойдя к дочери, застывшей с корзинкой на некотором удалении от гончарного круга.

– Играет с ними?

– А почему так думаешь?

– Не знаю. Просто кажется, что он их то дразнит, то совестит. И так по кругу.

– Как старик с детьми малыми, несмышлеными. Видишь? Вот он того, что с краю стоит, у столба, похвалил. Тот зарделся. Плечи расправил. А перед тем ругал. Крепко. Так он от злости аж кулаки сжимал.

– И зачем?

– Он их душу прощупывает. Особливо гляди вон за теми. Видишь – словно сторонятся.

– А чего они?

– Как я подслушала, их старший подначивал тех дурачков из Быстрых медведей. Отчего они и выступили. Сам же оказался в стороне.

Злата нахмурилась.

– Он… хм… они что-то задумали. И твой жених их пытается растормошить. Спровоцировать. Однако они держатся. Видишь – губы поджимает? Видишь?

– Да… – ответила дочь, продолжая вести беседу с матерью шепотом, едва слышно.

– Погляди на него. Чего скажешь?

– Он словно сдерживается. Словно… о…

– Заметила?

– Теребит нож и на шею Беромиру смотрит.

– Надо выяснить, откуда такое отношение. Сама понимаешь, опасно сие, – серьезно произнесла Мила.

– Они при мне замолкают.

– А ты будь осторожнее, доченька. Когда за угол заходишь, чуть постой – послушай. Мало ли. Порой так можно многое услышать.

– Не понимаю, – покачала головой Златка. – Что Беромир им сделал?

– Они из Красных волков. Ходят слухи, что кто-то из них пытался убить и ограбить Беромира.

– И почему это не получилось?

– Никто не знает. Тех людей больше не видели. Словно в воду канули.

– А Беромир тут при чем?

– Говорят, что именно он их и убил. Когда те на него бросились. А тела куда-то дел.

– Так эти дурни просто хотят мести?

– А как же? Открыто не могут выступить. Слыхала я от Боряты, что им старейшины запретили. Но, как ты видишь, не унимаются. Исподволь гадят.

– Мам, это же ужасно… Ты уверена?

– Думаешь, я сама рада? Беромир – наша надежда. Если его убьют – нам совсем конец. Мыслю, и нас со свету сведут. Вытравят. Оттого с удовольствием бы их сама зарезала. Тихонько. Они от меня не ожидают.

– Но не делаешь.

– Беромир запретил. Ему хочется поиграть с ними. Знаешь, от чего тот, старший из Красных волков, злится? Вон-вон. Видишь, как его ломает?

– Вижу. Словно дурной какой-то. Чего это он?

– А Беромир отвечает на вопросы, которые задали эти. Выставляя их неучами и дураками. И я ему кое-что подсказала, да он и сам многое уже услышал. Вот их и выкручивает. Вступить в спор ведь не могут. Да и вообще больно и стыдно им сейчас. Видишь? Видишь? На них вся молодежь взгляды кидает насмешливые.

– Неужели усидят?

– А им сейчас нельзя выступать. Беромир умнее. И он умеет говорить. Они же только вовремя, под руку, ругаться здоровы. Выходить слово против слова для них сейчас означает утратить всякий авторитет.

– Дивно, – покачала головой Златка. – А в чем суть их мести? Что-то я не понимаю. Просто Беромира всякими глупостями оклеветать?

– Дочка, это очевидно. Они хотят выжить. Отомстить ему и выжить. Вероятно, планируют настроить остальных против Беромира. Да так, чтобы после его убийства им дали уйти. А еще лучше воспринимали поборниками справедливости.

– Твари, ой твари… Он ведь для них сакральные знания открывает, а они… Как их земля только носит?!

– Луну назад ты так не считала, – улыбнулась Мила.

– Так луну назад я его и не знала, – улыбнулась Златка.

Глава 4

167, май, 19

Небольшая лодка-долбленка уткнулась носом во влажный берег. И молодой паренек лихо выскочил из нее на землю, подхватив веревку, за которую и подтянул.

Вернидуб, опираясь на весло, как на посох, выбрался следом.

Вручил измазанное плодородным илом «древо» своему спутнику и направился в сторону древней дубовой рощи. Той, что росла на высоком холме у излучины Днепра. Недалеко от того места, где многими сотнями лет позже будет заложен детинец города Орша. Но на другом, левом берегу.

Дорога неблизкая и в горку. Но если не спешить, то и в его годах осилить ее несложно. Тем более что он редко здесь бывал.

– Кто таков? – раздался мужской голос, и из-за деревьев выступили несколько мужчин с копьями.

– Вернидуб из Боровых медведей, – с некоторой торжественностью ответил гость. Он знал этих людей, а они его. Причем давно. Но все одно – ритуал есть ритуал.

– Проходи, – ответил самый старший из них, оправив пышные усы. – Только тебя все и ждут.

– Много собралось?

– Сам увидишь, – ответил он также по обычаю.

Ведун кивнул и молча прошел внутрь священной рощи. В ее центр. Туда, где стоял раскидистый древний дуб, на поляне возле которого обычно проводили редкие, но важные встречи люди его круга.

Ради такого дела он даже облачился в белые одежды.

Ну так-то некрашеные просто и выцветшие на солнце. Но все равно – в здешних реалиях вполне белые.

Вошел.

Тепло со всеми поздоровался.

И сел на указанное ему место.

– Мы здесь сегодня собрались из-за нового брата нашего – Беромира из Тихих медведей, – произнес самый старый ведун, выполнявший по обычаю роль этакого спикера, то есть ведущего собрание. – Говорить за него станет Вернидуб, ответственный за его пробуждение.

– Отчего же Беромир сам не прибыл сюда? – спросил кто-то из дальнего угла.

– Да, почему? – спросил старший, обращаясь к Вернидубу. – Ты знаешь наши обычаи и воспитал уже несколько наших собратьев честь по чести. Объясни свой поступок.

– Дело в том, что я не могу его сюда вести, так как не отвечаю за его пробуждение, – максимально спокойно ответил седой. – Я Беромиру лишь имя подобрал.

– Как же так?

– Тут так просто и не объяснить… – произнес Вернидуб и ненадолго замолчал. – На моих глазах Беромир пал бездыханным телом в реку, и волны его стали уносить от берега. Я потом попытался бежать из плена, но меня раненым да в беспамятстве бросили подыхать. Когда же я очнулся – рядом был он. Живым и уже пробудившимся.