Мандариновая ветвь

Я рассмеялась.

– Потому что я не хочу, чтобы кто-то видел, как я злюсь на бумагу или рыдаю над испорченным слоем акварели?

– Именно! Вот это и надо показывать! Настоящую боль, трагедию и катарсис! – Синдни сделала театральный жест рукой и снова отпила.

Дэн сидел рядом, всё с тем же видом молчаливой устойчивости. Он держал свой бокал медленно, будто вино было не напитком, а чем-то, что надо уважать. Он не перебивал. Просто слушал, и это казалось… правильно.

Синдни продолжала болтать – про свою работу, как один сотрудник вечно путает отчёты и ей приходится всё переделывать, как она хочет сбежать в деревню, где будут только козы, интернет и пицца на дровах. Несса слушала, смеялась, перебрасывалась фразами, а потом заметила, как Синдни уже почти не двигается.

Она тихонько устроилась рядом с Дэном, уткнувшись ему в плечо. Он не пошевелился.

– только чуть склонил голову, чтобы не мешать ей спать.

– Кажется, вечер удался, – сказала я, поднимая бокал.

Дэн слегка усмехнулся краем губ.

– Лучше, чем большинство.

И какое-то время мы просто сидели в этой мягкой, живой тишине, где ничего не требовалось делать, говорить или доказывать. Только вино, вечер, озёрный воздух и это мимолётное чувство, будто всё на своих местах.

***

Прошло три дня, наполненные тишиной, поздними завтраками, ветром в волосах и случайными рисунками в скетчбуке. Всё как будто размяглось: мысли, тревоги, время. Я почти забыла, что значит держать телефон в руке – только бумага, краски и редкие разговоры. Даже Синдни сбавила обороты, чаще просто лежала, уставившись в небо, и говорила:

– Вот бы так навсегда.

Но навсегда не бывает.

На четвёртое утро мы собрали вещи. Чемоданы глухо грохнули по деревянному полу, я ещё раз посмотрела на озеро – оно казалось даже спокойнее, чем в первый день, будто отпустило нас.

В машине было тихо. Синдни дремала, голову уронив на мини подушку, а я смотрела в окно, наблюдая, как деревья медленно превращаются в здания, как простор сужается, а вместо запаха сосен приходит пыль дорог и горячий асфальт.

Санта-Мона встретила нас привычным дыханием города – суетой, уличными музыкантами, людьми с кофе и солнечными очками, машинами, что терпеливо тянутся по проспекту.

Я знала, что теперь снова будет шум. Почта, дедлайны, бессмысленные встречи, попытки продать хоть одну иллюстрацию, выкладки в магазин, редактура книги… Всё. Но что-то осталось во мне от того озера. Что-то тихое. Может быть, это и есть главное – не потерять это.

На парковке у дома Дэн наконец вымолвил:

– Хорошо было. По-настоящему.

Я кивнула.

– Угу. Жаль, что не продается в банках.

Он сдержанно усмехнулся. Синдни шевелились и открывала глаз , что то пробормотала себе под нос наверное из за того что в машине она дремала не в очень удобной позе. Выбравшись из машины поставили чемоданы на асфальт, воздух был совсем другим – не влажный и живой, как у озера, а сухой, с запахом пыли и раскалённого бетона.

Я помогала Синдни вытянуть её рюкзак из багажника, а сама всё никак не могла перестроиться – всё ещё казалось, что если обернуться, то там будет озеро, не парковка.

Синдни подошла ко мне и обняла неожиданно крепко.

– Ты не забывай, что ты не одна, ладно? – прошептала она.

Я кивнула, прижимая щеку к её плечу.

– Спасибо тебе за акварели… за всё.

Рядом стоял Дэн, спокойный, как всегда, только слегка кивнул, глядя на меня.

– Рисуй. У тебя получается. —

Это было неожиданно. От него – особенно.

Я встретилась с ним взглядом, и просто сказала:

– Спасибо. Это важно.

Синдни в это время уже вскидывала на плечо сумку и бормотала:

– Всё, давай, пиши, рисуй, продавай, становись богатой и известной. А если станешь – не забудь, кому первому ты показала свой альбом, ясно?

– Ты будешь у меня в благодарностях, сразу после кофе, – усмехнулась я.

Они ушли, растворились в толпе.

А я осталась стоять, смотря, как тают их силуэты в уличном свете.

Ветер больше не пах озером.

Ключ провернулся в замке с лёгким щелчком, и я вошла в квартиру, оставив за спиной тёплый, вечерний шум города.

Здесь было тихо.

Как будто стены немного обиделись, что меня не было несколько дней. Лёгкая пыль на подоконнике, чашка на столе – я помнила, что оставила её там, спеша к Синдни в тот самый день. Воздух пах чуть застоявшейся бумагой, красками и моей неуловимой тревогой.

Моя квартира была совсем небольшой: комната, совмещённая с кухней, стол с лампой и подставкой для планшета, диван и старое зеркало у окна. И всё же… Она была моей. Уютной. Честной.

Я скинула кеды у порога и прошла вглубь, бросив сумку на табурет. Пальцы сами потянулись к краскам, но я остановилась. Присела на край дивана и просто посмотрела в окно – там, за домами, было не видно озера, не слышно волн. Только тонкие тени фонарей и неоновый блеск на чужих окнах.

Я вдруг почувствовала, как много всего произошло за эти три дня. Словно этот короткий отдых с Синдни и Дэном был выдохом между строк, чуть влажной акварельной кляксой на странице, которую я боялась испортить.

Сейчас – снова город. Снова я.

Снова попытка понять, куда идти дальше.

Я встала, налила себе немного воды, подошла к столу и, не включая свет, провела пальцами по карандашам. Те самые акварельные, что подарила Синдни. Их цвета казались особенно насыщенными в полумраке. Я улыбнулась.

– Пожалуй, начнём с новой страницы, – прошептала я себе.

IV

Прошла неделя.

Санта-Мона снова затянулась дымкой влажного городского воздуха. Машины гудели, соседи сверху скрипели полами, и всё казалось чуть-чуть громче, чем нужно.

Я сидела у окна, за тем же столом, но теперь вместо ветвей и воды – шум улиц, бетон и рекламные щиты. Окно не вело в пейзаж, а в стену соседнего дома, на которой облезло яркое когда-то граффити.

Передо мной лежал блокнот, но я уже минут двадцать просто держала карандаш.

Он не двигался.

Голова была глухая. Не пустая – именно глухая.

Будто вдохновение осталось там, на берегу озера, где ветер носил запах мха и воды, где не нужно было думать о счётах, продажах, “надо срочно выложить”.

Словно я снова оказалась внутри стеклянной банки – и каждый день нажимает крышку.

Я устала. Не от творчества. От себя. От своего ожидания.

Ожидания чего-то, чего всё нет. Как будто каждый день тяну канат, а с другой стороны – пустота.

Звонок на телефоне.

Уведомление о счёте.

Потом сообщение от Синдни: «Ты как там? Мы с Дэном думали – может, встретиться?»

Я не ответила сразу. Просто положила телефон рядом. Закрыла глаза.

Где-то в груди начало тихо зудеть – не боль, не страх… Скорее, тоска. Или нехватка.

Мне не хватало себя – той, что рисовала у воды. Не ради цели. Не ради оценки. А просто… чтобы дышать.

Я только закрыла глаза, когда телефон снова завибрировал.

Другой номер. Я сразу узнала его – Кира.

На экране её имя, и внутренне у меня будто что-то сжалось.

Не потому что она плохая. Нет. Просто с Кирой всегда… напряжённо.

Как будто всё, что она делает – слегка наклонено в её сторону. Улыбка – как визитка, звонок – как пункт из плана. Всё удобно. Ей.

Я не хотела брать. Но взяла.

– Несса, привет! – её голос был быстрый, обёрнутый в деловой тон, но сверху полит сладким соусом: – Ты где пропала, солнышко? Я звонила тебе два дня назад!

– Отдыхала, – тихо ответила я, снова открывая глаза.

– А, ну ясно, – короткий смешок. – Слушай, у меня тут идея появилась, ты ведь художница, да? Мне для одного проекта нужно оформить серию пригласительных. Стиль – ну, что-то «акварельно-девичье», понимаешь, да?

Я молчала.

– Не подумай, не бесплатно, но бюджет у нас, ты знаешь, ограниченный, – продолжила Кира. – Зато тебе же полезно! И практика, и контакты. Да и, ну ты сама понимаешь, сейчас всем надо быть гибкими.

Я кивнула сама себе. Конечно. Контакты. Практика. «Полезно тебе».

Как всегда.

– Я подумаю, – ответила я спокойно.

– Окей, но лучше до вечера, ладно? Нам надо уже макеты видеть.

– Угу.

– Кстати, у меня в танцевалке скоро мини-ивент, приходи, покажешь свою мордашку, развеешься. А то по сторис видно, что ты совсем в себя ушла. Давай, обнимаю, целую. Жду, – и звонок оборвался.

Телефон замолчал.

А я сидела, чувствуя, как снова на плечи опускается какой-то груз. Мягкий, невидимый – но тяжелее камня.

Эти звонки. Эти "ты ж художница". Это вечно "нам всем полезно".

А мне? Мне что полезно?

Я медленно встала, прошла к зеркалу.

Моё лицо казалось чужим. Глаза тусклые. Кожа бледная.

Как будто я сама себе – работа в процессе, только кисть пока никто не взял.

После звонка я ещё долго сидела в тишине.

Лениво водила пальцем по краю кружки, в которой остыл чай. Голова была тяжёлой – не от мыслей, а от ваты чувств.

С Кирой мы знакомы много лет.

Она всегда была яркой, активной, «всё при ней» – а я рядом, будто в приглушённых тонах.

Она предлагала, я соглашалась. Она звала, я шла.

Иногда это было приятно. Иногда – удобно. Но чаще всего… не по мне.

Я вспоминала, как она приходила ко мне после неудачного свидания, рассказывала о работе, просила советы, кидала свои идеи – вечно срочные.

А когда я делилась чем-то – она слушала, но вскользь. И быстро возвращалась к себе.

Мы вроде как подруги.

Но порой я чувствую себся просто человеком, к которому ей удобно прикладываться, когда нужно.

День тянулся вязко. Я что-то ела – кажется, яичницу. Потом зашла в интернет, посмотрела несколько иллюстраций других художников, листала чужие жизни, в которых всё казалось проще. И легче.

Когда на часах стало около восьми, я набрала Кире.

– Привет, Кира. Слушай, я подумала – пока не возьмусь за твой проект. У меня свои сроки и планы, и просто не хочется разрываться.

Короткая пауза.

– А, ясно. Ну, как хочешь, – голос был нейтральный, но отстранённый. – Тогда я дам другому дизайнеру. Просто ты сразу могла сказать. Ну ладно, не переживай. Бывает.

– Спасибо за понимание, – сказала я тихо.

– Угу. Давай. Пока.

Она не уговаривала.

И это даже хуже.

Как будто я снова сделала «не так».

После звонка я чувствовала себя странно – будто предала кого-то, хотя знала: выбрала себя.

Это… новое ощущение.

Неловкое. Но, возможно, верное.

Я выключила звук на телефоне и впервые за день почувствовала лёгкость в груди.

***

Поезд мягко покачивался, за окном тянулись серые пейзажи. Я ехала к родителям в Кюркерк. Не была у них с весны – всё откладывала, и вроде не потому, что не люблю, просто… туда ехать всегда будто сдавать экзамен. И не уверена, что я к нему готова.

Дом всё такой же – аккуратный, вылизанный, мама даже клумбы обновила. Вышла встречать в фартуке, лицо чуть напряжённое, но старается улыбнуться.

– Ну наконец-то. Поможешь – у нас тут дел полно. Джон с утра на участке, а Маричка как всегда в телефоне.

Объятия короткие. Взгляд в сторону – мол, некогда, потом.

– Привет, мам…

С тех пор как она вышла замуж за Джона, всё стало… другим. Не хуже. Просто более строго. Структурно.

– Лейка у забора. Прольёшь грядки, и мяту сорви на чай.

Я киваю. Джон и вправду уже копается в земле. Кивнул мне молча. Мари вышла с кофе и телефоном, отрывисто сказала "приветик" и скрылась обратно в дом.

Я молча поливала. И думала, как быстро я снова превращаюсь в «дочь, которая должна». Не гостья. Не взрослая. А просто звено в семейном механизме.

За обедом мама начала:

– Ну что, рассказывай. Твои рисунки… как они там, доход приносят?

– Иллюстрации, мам. И да, немного. Но я только начала, ты же знаешь.

– Просто… тебе 28. Мари вот уже на стажировке – в банк идёт. А ты всё с этими своими… вдохновениями.

– Я работаю. Постоянно. Магазин открыла. Иллюстрации к книге рисую. Книгу пишу.

– Всё бы хорошо, – подключается Джон, – но результатов не видно. У соседей вот дочка дизайнер – клиентов хватает. А у тебя что?

Я замолкаю. Даже еда кажется ненастоящей. Только хлебный запах – он тёплый, честный. Остальное – будто через стекло.

– Я стараюсь, – выдавливаю. – Просто путь у меня другой.

– Ну ты же знаешь, – говорит мама, – мы только добра хотим.

После обеда я выхожу на улицу. Сажусь на старую лавку у края огорода. Там, где не слышно, как Маричка говорит по телефону, как Джон возится с лейкой, и как мама вздыхает, переставляя тарелки.

Я достаю блокнот и пишу пару слов, как будто это поможет не раствориться:

"Почему дом – не всегда про отдых?"

Серое небо. Лёгкий ветер. И я – взрослая, самостоятельная, умеющая рисовать, писать, продавать… сижу и чувствую себя двенадцатилетней. Которая всё делает не так.

Утро началось с запаха овсянки и звона кастрюль. Я проснулась не от будильника, а от звуков – как в детстве, когда мама шуршала на кухне и включала радио. Сейчас было то же самое, только радио заменил подкаст про мотивацию, а в окне – те же старые шторы с цветами.

– Подъём, завтрак остывает, – раздался голос мамы снизу. Без "доброе утро". Просто команда.

Я спустилась. Мари уже сидела за столом, залипая в телефон, не особо притворяясь, что интересуется происходящим.

– Сегодня нужно будет перебрать полку в сарае, – сказала мама, – и ещё я хочу, чтобы ты помогла с грядкой клубники, пересадим пару кустов. Джон поедет за деревом.

Я кивнула, откусывая хлеб. Вчерашнее ощущение неловкости снова село на плечи.

– А потом можешь заняться своими делами, конечно, – добавила мама чуть мягче, как будто вспомнила, что я не школьница на каникулах.

После завтрака мы с мамой вышли на участок. Я копала, пересаживала, носила ящики. Спина ноет, руки в земле, волосы липнут к лицу. Но в какой-то момент – как будто мозг выключился. Я просто была. Здесь. Сейчас. Земля, запах мяты, птицы. Всё напоминало о прошлом – о тех лета, когда я убегала на озеро с блокнотом и карандашами. Хотелось снова туда, в то состояние, где не надо никому ничего доказывать.

После обеда все разошлись по делам. Я осталась на веранде, с чашкой чая и блокнотом. Сначала просто смотрела в небо. Потом начала рисовать – линию, затем вторую, пока вдруг не появилось лицо. Моё. В детстве. С косичками и лёгкой грустью в глазах.

Позже ко мне подошла мама. Села рядом, молча посмотрела на рисунок.

– Я не всегда понимаю тебя, Несс… Но ты всё-таки упрямая. Наверное, это тоже от меня.

Я посмотрела на неё. Тон лица усталый, взгляд чуть теплее обычного.

– Я просто хочу, чтобы ты чувствовала себя уверенно, – добавила она, – не потому что кто-то сказал, а потому что ты сама это знаешь.

Я кивнула.

В этот вечер никто не задавал лишних вопросов. Мари лежала с планшетом, Джон читал газету, мама гладила бельё. А я сидела у окна и рисовала ту самую лавку, где вчера писала про "почему дом – не всегда про отдых".

Теперь в этой картинке было чуть больше покоя.

Уже поздним вечером, когда в доме стало тихо, а Мари ушла в комнату слушать музыку, я устроилась на качелях во дворе.. Было приятно наконец остаться одной. Села с телефоном, открыла переписку с Сидни. Мы давно не болтали просто так.

Сидни:

Ну как там? Ты выжила или мама уже отправила тебя копать картошку до зимы?

Я:

Картошка? Было бы хорошо. Я сегодня пересаживала клубнику и драила сарай. Спина отваливается, если честно.

Сидни:

Ты героиня. А я вот только что ела пиццу и смотрела сериал. Хочешь фото моей гордости – грязной тарелки?

Я усмехнулась. Сидни умела быть легкой, даже когда внутри у меня был дождь.

Я:

Шли. А потом давай план на следующую неделю. Я думаю, мне нужно уехать, хоть на день. Выгулять голову.

Сидни:

Уговорила. Кстати, а что с иллюстрациями для книги?

Я:

Сделала один черновик, и он мне не нравится. Зато придумала, как сделать обложку – совсем в другой стилистике.

Сидни начала писать ответ, когда вдруг экран мигнул, и появился входящий вызов.

«Бабушка»

Я сразу же ответила.

– Бабуль, привет! Как ты?

– Привет, моя ягодка. Я уже думала, ты забыла дорогу к старой деревяшке, – в голосе бабушки – знакомое тепло. Она всегда так говорила про свой дом – «старая деревяшка».

– Нет-нет, я просто у родителей застряла. Тут клубника, капуста и лекции о жизни, – я улыбнулась, сама себя услышав.

– Ну, а как ты? Работы у тебя много?

– Да, и вроде бы что-то получается… Но медленно. Бывает, чувствую себя улиткой.

– Улитки живут дольше зайцев, – усмехнулась бабушка, – не гони себя. Ты всегда была тонкой и внимательной, тебе просто нужно время. А я вот сегодня сливы пересаживала. Думаю, к осени зацветут. Может, приедешь ко мне на выходные?

– Пуштаар – это же шесть часов…

– И что? Я тебе пирог сделаю с яблоками. И чаю заварю с мятой.

Я почувствовала, как вдруг на глазах проступила влага. Скучала по бабушке. По тому, как у неё всегда просто: чай, пирог, и ты снова человек.

– Обязательно приеду. Очень хочу.

– Ладно, не буду отвлекать. Только напиши потом, когда свободна. А то я соскучилась. Люблю тебя.

– Я тебя тоже.

После звонка я просто сидела, обнимая колени. Легкий ветер обдувал меня, на коленях лежал телефон.

Сидни так и не дописала. А я не стала настаивать.

***

Сумки я почти не разбирала.. Хотелось уехать пораньше, пока сад не залило солнцем и не началась новая волна «несложных» просьб: «а поможешь только подержать», «а тут просто грабли подай».

Сегодня я хотела вернуться к себе – в свой ритм, в своё молчание, в своё пространство.

Мама стояла на кухне у окна, заваривая чай. Свет ложился на её лицо мягко, делая его чуть моложе. Она взглянула на меня через плечо:

– Рано ты собралась, – сказала почти укоризненно, – мы же не успели толком поговорить.

– Мам, мы же говорили, – я натянуто улыбнулась. – Ты весь список тем прочитала: когда выйду замуж, когда найду стабильную работу, когда начну приносить результат, а не «витать в своих художествах».

Она не ответила. Только поставила чашку на стол, достала из холодильника контейнер с пирогом.

– Вот, возьми. В дороге пригодится.

Потом добавила, уже тише:

– Я просто волнуюсь. Ты взрослая, а всё как будто неустроенная. Я не понимаю, чем ты живёшь, Несса. У всех – планы, ипотека, работа. А у тебя – то картинки, то интернет, то какие-то выдумки.

Я глубоко вдохнула, стараясь не вспыхнуть.

– Мам, у меня есть свой путь. Просто он не по шаблону.

Я взяла контейнер и сумку. Уже в прихожей, обуваясь, услышала её шаги за спиной.

– Несса… ты всегда была особенной. Я, может, не всегда понимаю, но я всё равно хочу, чтобы у тебя всё получилось.

– Спасибо, мам.

Мы обнялись. Не так, как в кино – долго и со слезами, а коротко, неловко. Но тепло.

Джон только кивнул из глубины участка, держа в руках лейку.

Сестра махнула с веранды, не отрываясь от телефона.

Когда я села в поезд, и за спиной остался этот маленький городок и дом, с окнами, в которых я провела столько лет, – стало легче дышать.

V

Я закрыла за собой дверь и выдохнула, прислоняясь спиной к холодной стене в прихожей. Квартира встретила привычной тишиной, запахами бумаги, краски и вчерашнего кофе. Было ощущение, будто меня не было вечность, хотя прошло всего несколько дней у родителей.

Переоделась в рабочую форму – черная рубашка, штаны, волосы собрала в хвост. Всё как раньше. Даже от этого комплекта одежды у меня внутри что-то щёлкнуло – вернулась. Не совсем в то место, о котором мечтала, но туда, где умею держаться на плаву.

Ресторан встретил меня жаром кухни и знакомым гулом голосов. Кто-то что-то кричал в зал, кто-то – обратно на кухню. Всё по-прежнему.

– Несса?!

Виола выбежала из-за стойки и тут же обняла меня так крепко, что у меня чуть не вылетело дыхание.

– Ты что, вернулась? Насовсем?

– Пока что временно, – улыбнулась я, обнимая её в ответ. – Подработать.

– Боже, ты даже не представляешь, как тебя не хватало. Без тебя всё разваливалось!

– Надеюсь, не из-за сахара в соусе и уставших официантов?

Она рассмеялась.

– У нас новенькие только начинают понимать, что мы здесь как одна большая, шумная, но адская семья. Карлос вон скучал!

– Скучал – это мягко сказано, – услышала я знакомый голос, и уже через секунду бармен выглянул из-за стойки, вытирая руки о полотенце.

Карлос был таким же: чуть лохматый, с уставшими, но добрыми глазами и той самой легкой усмешкой.

– Ты правда вернулась? Или это галлюцинация от кофе без перерыва?

– Вернулась, но не уверена, что по тебе скучала.

– Ай, как больно. – Он прижал руку к сердцу, будто ранен. – Я же даже твой Витаб смотрел. Рисуешь круто. Реально.

– Спасибо. Только там больше души, чем денег пока.

– Душа – это дороже.

Меня снова окликнули с кухни.

– Несса, не стой как гость, иди к Томи, он ждет. – крикнула Виола.

Я кивнула и пошла в кабинет. Управляющий, как всегда, сидел, уткнувшись в планшет.

– Привет, – сказала я, вставая в дверях.

Он оторвался от экрана, вскинул брови.

– О, ты всё-таки пришла. Ну что, готова вернуться на ринг?

– Думаю, да.

– Илона ушла в декрет, вечерняя смена твоя. Людей не хватает, сам понимаешь.

– Я справлюсь.

– Не сомневаюсь. Рад, что ты здесь.

На перерыве я устроилась в кладовке, как и раньше – между ящиками, с остатками домашнего сэндвича. Открыла телефон – сообщения от Синдни, смешные мемы и фото её новой прически. Улыбнулась. Всё-таки приятно, когда кто-то помнит о тебе каждый день.

Карлос снова заглянул.

– Ну что, привыкла снова к местной атмосфере?

– Пока только вдыхаю. Вкусно, кстати.

– Это потому что меня не уволили ещё. Слушай, я тут подумал… У меня сестра скоро день рождения, ей нравятся арты в духе фэнтези. Сделаешь что-нибудь? Платно, конечно.

– Напиши мне, обсудим. Может, даже предложу что-то из готового.

– Договорились. Слушай, рад тебя видеть, правда. Без шуток.

– Спасибо. – Мне и правда стало теплее внутри.

Когда он ушёл, я снова осталась одна в этом крошечном пространстве между коробками, в тишине, среди пыли и запаха кофе. И знаете, странное дело: я почувствовала себя… на своём месте. Пусть и временно, но здесь я снова работаю. Не просто сижу в ожидании вдохновения, а делаю что-то. Двигаюсь. Это уже много.

Работа оказалась привычной, но местами утомительной. За первые три часа смены я успела помочь разнести пятнадцать заказов, дважды перепутать гарниры, извиниться перед парой в углу зала и в третий раз пересчитать сдачу. Впрочем, мышцы быстро вспомнили, как двигаться между столами, как слушать и одновременно думать о трёх вещах.

– Несса, а ты когда последний раз работала в зале? – спросила стажёрка с косичкой, когда мы столкнулись у стойки.

– Год назад, может больше.

– А как ты так быстро всё схватываешь?

– Я просто тут много лет… – я улыбнулась. – Здесь всё до сих пор на автомате.

– А ты правда художница?

– Да.

– Круто. Я бы тоже хотела бросить всё и делать только то, что люблю.

Я кивнула, но промолчала. Хотела сказать, что это не всегда «только то, что любишь», что есть счета, сомнения и куча неопределённости. Но решила оставить её мечту в покое.

На кухне меня встретил Тим – повар. Он помахал мне половником.

– Несса, соскучилась по нашим котлетам с сюрпризом?

– Если сюрприз не в сыром виде – то вполне.

Он засмеялся, выложил на поднос тарелки.

– Рад тебя видеть. По-настоящему. Ты – часть этой кухни.

К вечеру я выбилась из сил. Вышла из ресторана, натянула капюшон и медленно шла домой, чувствуя, как гудят ноги. Небо уже потемнело, город дышал вечерней суетой – машины, фонари, редкие прохожие с кофе.

Дома включила свет в прихожей, скинула обувь, наливала себе горячий чай с мёдом.

В комнате пахло бумагой, акварелью и чем-то родным. Я достала планшет, проверила сообщения. Было новое от Синдни.

«Как прошёл день, художница? Не забыла, что ты ещё и звезда блога по мнению некоторых (меня, например)».

Я усмехнулась. Напечатала ответ:

«Выжила. 15 заказов, три ошибки, один бармен хочет фэнтези-арт. Думаю над тем, как вставать завтра».

Тут же пришёл входящий звонок. Синдни.

– Несса! Ну как ты там? – её голос звучал так бодро, будто она и не работала весь день.

– Уставшая, но живая. А ты?

– Да вот, только что доела свою порцию лапши и подумала, что ты наверняка голодаешь и заслуживаешь виртуального объятия.

– Спасибо.

– А ещё я подумала, что тебе стоит делать вечерние зарисовки на тему «Как я выжила сегодня».