Глубинный мир. Эпоха первая. Книга шестая

Решение было принято. Совет Бездны выбрал не путь войны, а путь почти мистического контакта, ценою возможного разума и души одного из своих. Элис Ванн не произнесла слова одобрения плану Джефа. Она просто склонила голову в его сторону, жест, полный невысказанного уважения и леденящего предчувствия горя. Альма отвернулась к иллюминатору, где мягко светились её Сады – символ жизни, которую они пытались спасти, возможно, принеся в жертву того, кто стал для неё всем. А Джеф снова погрузил взгляд в свои руки, по которым бежали голубые искры, уже мысленно готовясь стать проводником в бездну, откуда мог не быть возврата. Тень над «Тихим Омутом» сгущалась, и теперь они сами шагнули в её самую тёмную сердцевину.

Глава 4: Голос из Прошлого

Приготовления к немыслимому погружению Джефа в пучину Артефакта захлестнули «Прометей» вихрем сдержанной паники. Лаборатории, приспособленные для тонкой работы с «Кодом ЧБ», превратились в операционные для экстремальной нейрохирургии и квантовой криптографии. Инженеры, бледные и сосредоточенные, монтировали дополнительные экранирующие слои вокруг крипты Артефакта, пытаясь создать хоть какую-то защиту для хрупкой плоти, которая должна была стать проводником к непостижимому. Медики колдовали над коктейлями нейростабилизаторов и адаптогенов, пытаясь подготовить организм Джефа к нагрузке, способной разорвать сознание. Сам Джеф, казалось, ушёл вглубь себя; он часами сидел в тишине подготовительной камеры, его руки с мерцающими голубыми узорами лежали на коленях, глаза закрыты. Он не медитировал – он настраивался. Слушал нарастающий гул Артефакта в соседней крипте, ощущал вибрации Бездны, пытаясь найти в их симфонии ту самую частоту покоя, которую предстояло усилить и передать. Каждое его спокойное дыхание казалось Альме чудом и предсмертной агонией одновременно. Она наблюдала за ним через монитор, её сердце сжималось от любви и леденящего ужаса, пока её ум лихорадочно работал над протоколами, пытаясь обезопасить небезопасное.

Ванн превратила командный центр в штаб операции «Умиротворение». Карта с «Узурпатором» висела на главном экране, его схема обрастала новыми, ещё более тревожными деталями по мере расшифровки свежих перехватов Джефа. Скорость строительства была демонической. Часы отсчитывали последние часы. Воздух гудел от приказов, докладов, шипения перегруженных систем охлаждения. Напряжение было таким, что казалось, стальные балки колонии вот-вот лопнут под его тяжестью.

Именно в этот момент, когда все мысли и ресурсы были прикованы к «Точке Зеро» и готовящейся авантюре Джефа, в ЦОД – нервном узле колонии, отданном под мониторинг глубинных коммуникаций и помех от Артефакта – случилось нечто невероятное.

Молодой оператор Анна (та самая техник с «Элизиума», нашедшая приют у Хранителей) вскрикнула не от боли, а от изумления. Её пальцы замерли над клавиатурой. На одном из второстепенных экранов, обычно забитом шумом от «Точки Зеро» и статикой глубин, вспыхнул слабый, но упрямый сигнал. Не структурированный военный трафик «Элизиума». Не пульсация Бездны. Нечто иное. Знакомое и давно похороненное.

«Приём… слабый… очень слабый…» – бормотала Анна, её пальцы задвигались с лихорадочной скоростью, настраивая фильтры, усиливая, очищая. – «Частота… старая аварийная полоса „Нептуна“! Но… это невозможно!»

Джеф, находившийся в своей камере подготовки, вздрогнул, как от удара током. Его глаза открылись. Не физическим взглядом, а внутренним – он почувствовал этот сигнал раньше, чем его обработали машины. Не как данные, а как крик. Крик отчаяния, стыда и последней надежды, доносящийся из глубин прошлого и пространства. Он вскочил, подойдя к монитору связи в своей камере. «Анна, усильте седьмой канал! Фильтр шумоподавления по образцу их старого шифра! Это они!»

В командном центре Ванн все застыли, оторвавшись от карт «Узурпатора». На экране Анны, сквозь шипение и треск, словно голос из могилы, пробивались слова. Голос был изуродован помехами, истощён, полон боли, но узнаваем. Адмирал Рострок.

«…зову… „Прометей“… или кто слушает… Это… „Нептун“… Рострок…» – Помехи заглушили несколько слов. – «…координаты… ниже… укрылись… после ухода… Роарк… выследил… атака…» – Длинный треск, полный боли. – «…системы… на минимуме… жизнеобеспечение… сбой… люди… гибнут… от глубин… и от… него…»

«От него? От кого?» – прошептала Ванн, её лицо было каменным, но в глазах мелькнуло что-то кроме ярости – холодное любопытство.

Сигнал снова пробился, голос Рострока сорвался на крик, заглушаемый помехами: «Роарк! Он… нашёл способ… взломать! Взломать частоты Бездны! Использует… украденное у нас! Данные сканирования Артефакта! Карты аномалий!» – Пауза, тяжёлое, хриплое дыхание в эфире. – «Он… вплетает их… в свои вирусы… в поля „Узурпатора“… как ключи… как отмычки! Знает… слабые точки… знает, как… резать ритм! Понимаете? Он не просто бьёт тараном! Он… вскрывает!»

В командном центре повисло гробовое молчание, нарушаемое лишь шипением помех и тяжёлым дыханием Рострока в динамиках. Альма, прибежавшая из лаборатории, схватилась за спинку кресла Ванн. «Украденное у них…» – прошептала она. – «Карты… данные по резонансам Артефакта… Боже, это же как схема к замку!»

Рострок продолжал, его голос стал тише, отчаяннее: «Мы… ошиблись. Гордыня… страх… Признаю. Теперь… расплачиваемся. Но он… он играет с тем, что уничтожит… всё. Помогите… Если можете. Медикаменты… антивирусные блоки… данные по… их „штамму безумия“… Эвакуировать… ключевых…» – Сигнал начал распадаться, голос тонул в нарастающем гуле, похожем на рёв глубинных течений или… рык тварей. – «Координаты… передаю… Прошу… Ради… всех…»

Координаты вспыхнули на экране – далеко от «Точки Зеро», в стороне от основных каньонов, в зоне тектонической нестабильности. Затем сигнал превратился в сплошное шипение и пропал.

Тишина в командном центре была оглушительной. Даже гул систем казался приглушённым. Все смотрели на Ванн. На Альму. На координаты, мерцавшие на экране.

«Они уцелели, – произнёс кто-то, не веря. – После всего… они выжили. И просят помощи».

«Помощи?» – рявкнул старший инженер сектора «Дельта», указывая на главный экран с «Узурпатором». – «У нас восемнадцать часов до апокалипсиса, Джеф готовится к самоубийственной миссии, а они хотят, чтобы мы бросили всё и потащились спасать их? После того как они оставили нас без защиты? После предательства?»

«Они приносят информацию!» – парировала Альма, её голос дрожал от возбуждения. – «Рострок только что подтвердил самое страшное! Роарк не просто грубо лезет! Он взламывает! Он использует наши же… их же украденные знания о Бездне, чтобы найти бреши! Чтобы тоньше, точнее нанести удар! Данные о „штамме безумия“… если они у них есть…» – Она обратилась к Ванн: – «Это может быть ключом! К пониманию его методов! К тому, как противодействовать не только „Узурпатору“, но и его биологическому оружию! К тому, как защитить Джефа!»

«Ключом?» – скептически фыркнул начальник охраны. – «Или ловушкой? Рострок признал ошибку? Или Роарк загнал их в угол и использует как приманку? Чтобы мы отвлекли силы? Чтобы атаковали нас по дороге?» – Он ткнул пальцем в координаты. – «Посмотрите на район! Лабиринт разломов! Идеальное место для засады! А их „бедственное положение“… может быть спектаклем!»

Ванн молчала. Её взгляд скользил с координат «Нептуна» на схему «Узурпатора», потом на часы, отсчитывающие время до возможного пробуждения «Структуры». Она видела логику аргументов своих офицеров: ресурсы на пределе, время – роскошь, предатели не заслуживают риска. Но она видела и горящие глаза Альмы, для которой информация о «взломе» была не просто данными, а возможным спасением для Джефа и колонии. Видела и другое – стратегическую возможность. «Нептун» мог обладать уникальными сведениями о текущих технологиях Роарка, о слабых местах «Узурпатора», о том самом «штамме безумия», который был бичом «Адониса» и, возможно, угрозой для их «Симбиоза».

«Джеф, – Ванн повернулась к монитору его камеры. – Сигнал? Подлинный?»

Джеф медленно кивнул. Его лицо было напряжено от концентрации. «Да. Помехи… естественные. Глубинные. Отчаяние… настоящее. Страх… не поддельный. Они там. И они… на краю». – Он сделал паузу. – «Но… опасность там тоже реальна. Чувствую… искажения. Как эхо от „Точки Зеро“, но… грязнее. И… голод».

«Голод?» – переспросила Ванн.

«Тварей. Много. Агрессивных. Привлечённых… болью? Излучением повреждённого „Нептуна“?» – Джеф сжал виски. – «Сигнал Рострока… он был как крик раненого зверя в темноте. Кричит не только для нас».

Дилемма висела в воздухе, острая и безжалостная. Спасать бывших союзников, предателей, оказавшихся в беде, рискуя ценными ресурсами, временем и людьми, ради возможной информации и шаткого морального долга? Или отвернуться, сосредоточив все силы на главной угрозе и защите Джефа, оставив «Нептун» на съедение бездне и Роарку?

Альма смотрела на Ванн, её взгляд молил. Она понимала риски. Понимала цинизм ситуации. Но в данных «Нептуна» могла лежать разгадка «взлома» Роарка – ключ к тому, чтобы их сигнал успокоения через Джефа и Артефакт сработал. Ключ к его спасению.

Ванн закрыла глаза на мгновение. Когда она их открыла, решение было написано в них – тяжёлое, неудобное, но единственно возможное в безумной логике их положения.

«Готовить субмарину „Стремительный“, – приказала она, её голос был лишён эмоций, только сталь. – Минимальный экипаж. Добровольцы. Максимальная скорость и скрытность. Груз: экстренные медикаменты, мобильные антивирусные модули, блоки питания. Цель: координаты „Нептуна“. Задача: эвакуация ключевых специалистов, в первую очередь – носителей информации о „взломе“ Роарка и его биологическом оружии. Сбор всех доступных данных. Никакого героизма. Никаких затяжных боев. Зашли – забрали – ушли. Время на операцию: три часа максимум. Если не успевают или ловушка – отход немедленно».

Она посмотрела на Альму. «Джеф ведёт операцию удалённо. Его связь… она может быть нашим преимуществом в навигации и оценке угроз там. Но он остаётся здесь. Физически. Его подготовка к контакту с Артефактом – приоритет номер один». – Её взгляд стал ледяным. – «Это не акт милосердия, доктор Райес. Это разведка боем. За информацию. За шанс. Если „Нептун“ её не даст…» – Она не договорила. Не нужно было.

Альма кивнула, глотая ком в горле. Это был шанс. Крошечный, опасный, оплаченный риском чужих жизней. Но шанс понять врага и, возможно, спасти Джефа. Голос из прошлого, полный стыда и отчаяния, мог стать их единственным ключом к будущему. Или последним эхом перед падением в бездну.

Глава 5: Экспедиция «Мост»

Решение Ванн повисло в воздухе командного центра не приказом, а холодным, неизбежным фактом. Спасение «Нептуна» не было актом милосердия. Это была хирургическая операция по извлечению информации – последней надежды на понимание «взлома» Роарка и, возможно, ключа к выживанию Джефа. Риск был чудовищным. Время текло сквозь пальцы, как песок в часах Судного дня, установленных над «Точкой Зеро».

«Стремительный» – быстрая, малозаметная разведывательная субмарина класса «Скат» – уже стоял в доке, окружённый лихорадочной активностью. Его гладкий, угловатый корпус, похожий на хищную глубоководную рыбу, был модифицирован «Симбиозом»: живая биокерамическая плёнка «Конкордия-Магнум» покрывала уязвимые швы, гася вибрации и маскируя тепловую сигнатуру; сенсорные усики на носу, покрытые чувствительными к электромагнитным полям бактериальными культурами, шевелились, как щупальца; даже винты были частично заменены на бесшумные биоимпульсные движители, прототипы, созданные по фрагментам «кода ЧБ». «Стремительный» был не просто машиной; он стал гибридным детищем технологии и биологии Бездны – идеальным инструментом для бега по лезвию ножа.

Экипаж был минимальным, отобранным по принципу холодного расчета и добровольного безумия:

Капитан Екатерина Воронцова: Бывшая «нептунка», перешедшая к Хранителям после первых конфликтов. Холодная, расчётливая, знала тактику и слабые места бывших союзников как свои. Её мотив – долг и шанс спасти бывших товарищей от гибели по вине Роарка.

Штурман-оператор Андрей Липов: Гений навигации в сложных глубинных ландшафтах, с нервами стальной проволоки. Его импланты позволяли ему «чувствовать» течения и магнитные аномалии на интуитивном уровне.

Боец-инженер Борис «Гроза» Егоров: Громила с руками мастера, прошедший ад «Адониса» в одной из первых спасательных экспедиций. Знаток глубинных угроз и полевого ремонта в экстремальных условиях. Нёс сумку с «подарками» для «Нептуна»: медикаменты, компактные антивирусные генераторы, блоки экстренного питания.

Анна: Молодая техник с «Элизиума». Её знание кодов и систем связи Роарка было бесценным для расшифровки возможных сигналов или ловушек. И её личная месть – за отца, погибшего по приказу тирана.

Их провожали молча. Ни речей, ни напутствий. Только сжатые руки, короткие кивки, взгляды, полные понимания смертельного риска. Ванн наблюдала с балкона командного пункта дока, её лицо – непроницаемая маска. Альма стояла у толстого иллюминатора, ведущего в сам док, её пальцы впились в холодный металл рамы.

Джеф не был с ними физически. Его место было в ЦОД, в его кресле-коконе перед панелью управления и мониторами. Но он был ключом. Его изменённое восприятие, его связь с сетью и Бездной должны были стать их глазами, ушами и интуицией в лабиринте разломов и помех. Он уже сидел там, подключённый через временный нейроинтерфейс к системам «Стремительного», его обычный экран дополненной реальности перед глазами показывал статус субмарины, карту маршрута и потоки данных с её сенсоров. Его кожа под рукавами комбинезона мерцала слабым, синхронным с гудением систем светом.

Перед самым закрытием шлюза Альма подошла к смотровому окну ЦОД, отделённому от коридора толстым плексигласом. Джеф увидел её приближение и поднял голову. Их взгляды встретились сквозь слои прозрачного материала.

Ничего не было сказано. Не нужно было. В её глазах бушевал ураган: страх – леденящий, животный страх за него, за его разум, который вот-вот бросят в пучину Артефакта; горечь – от того, что он добровольно идёт на это, от того, что их счастье, едва наметившееся в тишине после прошлых бурь, снова висит на волоске; ярость – на Роарка, на Бездну, на несправедливость их существования; и безумная, всепоглощающая любовь – свет маяка в этом урагане.

В его глазах было понимание. Готовность. Тяжёлая, как свинец, ответственность перед ней, перед колонией, перед самой Бездной, связь с которой стала его сутью. Была боль от её страха. И тихая клятва: Я вернусь. Я должен вернуться. Было что-то ещё – отблеск той самой бездны, в которую ему предстояло нырнуть, холодный и нечеловеческий, но пока сдерживаемый его волей.

Они простояли так несколько мгновений – вечность, сжатую в нескольких ударах сердца. Напряжение между ними было осязаемым, как электрический разряд, смешанным с глубинной, неразрывной связью, которая была сильнее страха и смерти. Альма прижала ладонь к холодному плексигласу. Джеф медленно поднял руку в ответ, его пальцы почти касались стекла напротив её ладони. Мерцающие голубые линии на его коже пульсировали ярче.

Затем резкий сигнал прозвучал по системе оповещения дока: «СИСТЕМЫ „СТРЕМИТЕЛЬНОГО“ АКТИВИРОВАНЫ. ШЛЮЗ ЗАКРЫТ. ПОДГОТОВКА К ОТЧАЛИВАНИЮ».

Джеф резко опустил руку, его взгляд сфокусировался на экранах. Альма отпрянула от окна, её рука сжалась в кулак у сердца. Она видела, как он погружается в цифровой океан данных, его тело напряглось, глаза замерли, устремлённые в бесконечность сетевых потоков. Он уходил от неё. Уходил в миссию, которая могла его убить ещё до контакта с Артефактом.

«Стремительный» с тихим гулом биоимпульсных двигателей отчалил от док-узла. Его силуэт, похожий на тень ската, скользнул в чернильную толщу воды за шлюзом и исчез.

В ЦОД голос Джефа прозвучал чётко, отстранённо, как голос самого корабля: «Экспедиция „Мост“ в пути. Курс задан. Глубина – критическая. Скорость – максимальная безопасная. Связь… стабильная».

Альма закрыла глаза, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. «Мост». Ирония названия была горькой. Джеф был мостом. «Стремительный» был мостом к гибнущему «Нептуну». А они все вместе пытались перекинуть шаткий мостик над бездной, которая вот-вот должна была раскрыться под ними. И где-то там, в темноте, их ждали не только бывшие союзники, но и тени прошлого, голодные твари и холодная тень Роарка, протянувшая свои щупальца даже сюда. Путь начался. И обратной дороги могло не быть.

Глава 6: Лабиринт Теней

«Стремительный» скользил сквозь вечную ночь, как призрак, затерянный в чреве колосса. Внешние камеры, усиленные чувствительными биосенсорами, выхватывали из мрака лишь фрагменты кошмара: фосфоресцирующие спирали гигантских червей, извивающихся в толще воды; внезапные вспышки биолюминесценции стай кальмароподобных тварей, мелькавших на периферии видимости и исчезавших; чёрные, как сама бездна, силуэты чего-то массивного и неспешного, проплывающего в отдалении. Глубина здесь была запредельной, давление – титаническим, сжимающим корпус субмарины тихим, непрерывным стоном, который ощущался скорее вибрацией в костях, чем звуком. «Стремительный», несмотря на все модификации «Симбиоза», чувствовался хрупкой скорлупой в этой бездне вечности и ужаса.

Капитан Воронцова сидела в кресле пилота, её пальцы едва касались сенсорных панелей. Её лицо в голубоватом свете приборов было маской концентрации. Она вела субмарину не по прямой – курс был зигзагообразным, петляющим между подводными хребтами и зияющими пропастями, через водовороты термальных течений и зоны мёртвой, застойной воды. Это был лабиринт. Лабиринт разломов, созданный тектоническими катаклизмами эпохи Катастрофы, где скалы вросли друг в друга под немыслимыми углами, создавая ловушки, акустические тени и коридоры, кишащие невиданной жизнью.

«Поворот на 15 градусов по правому борту, капитан, – голос Андрея Липова, штурмана, звучал ровно, но напряжённо. Он не смотрел на карту – его руки висели над интерфейсом, глаза были закрыты. Импланты позволяли ему чувствовать структуру течений, магнитные аномалии скал, как слепой чувствует стену кончиками пальцев. – Впереди зона сдвига… течение несёт обломки. Прямой путь заблокирован. Нужно нырнуть глубже, в желоб „Аид“».

«Принято. Погружаемся», – отозвалась Воронцова. Корпус «Стремительного» накренился, мягко уходя вниз, в ещё более густой мрак. Биолюминесцентные индикаторы на панели показывали, как живая броня «Конкордия-Магнум» напряглась, адаптируясь к возросшему давлению.

В ЦОД «Прометея» Джеф был их незримым штурманом. Подключённый к сенсорам субмарины через нейроинтерфейс, он воспринимал окружающую среду не как картинку или данные, а как поток ощущений. Он чувствовал холодную тяжесть воды, давящей на корпус. Слышал шелест песка на дне, скрежет камней в течениях. Различал запахи – едкий сероводород из термальных жерл, сладковатую гниль глубоководных падальщиков, минеральную свежесть недавно обрушившихся скал. И он чувствовал их. Тварей. Множество. Их присутствие было как фоновый шум, набор импульсов голода, любопытства, территориальной агрессии. Обычно предсказуемый. Но не сейчас.

«Аномалия…» – его голос прозвучал в общем канале связи субмарины, слегка металлический, отстранённый. – «Фауна… возбуждена. Нехарактерно. Атакующие паттерны… без видимой причины».

Едва он произнёс это, как внешние сенсоры взорвались тревогой. Слева по борту, из-за гребня подводного хребта, вырвалась стая существ, напоминающих гигантских, искажённых морских коньков с клыкастыми пастями. Они не просто плыли – они неслись, словно гонимые невидимым бичом, их тела светились нервным, прерывистым красным светом. Не замечая субмарину, они пронеслись мимо, ударившись о скалу на противоположной стороне прохода. Один из них, с переломанным позвоночником, забился в конвульсиях, освещая воду агонизирующими вспышками.

«Что, чёрт возьми, было?» – пробормотал Егоров, его рука инстинктивно легла на пульт управления лёгким вооружением «Стремительного».

«Страх, – ответил Джеф через канал. Его голос был полон отвращения и понимания. – Или… боль. Системное воздействие. Чувствую… искажение». – Его голос стал напряжённее. – «Поле… от „Точки Зеро“. Оно усилилось. Искажённое… грязное. Как вибрация по костям. Оно… режет. Путает сигналы. Дезориентирует».

Он описывал не просто электромагнитное поле. Он описывал боль Бездны. Боль, которую излучало место, куда Роарк вонзал свои щупальца «Узурпатора». Это поле, как ядовитая рябь, расходилось по океану, сбивая с толку глубинных обитателей, превращая их в панирующих, агрессивных или апатичных существ. Лабиринт стал не просто физической ловушкой; он наполнился безумием.

«Скорость снижаем до минимума, – приказала Воронцова. – Андрей, ищи тихие карманы. Борис, будь готов к неожиданным гостям. Анна, мониторь эфир – любые следы „Элизиума“ или активных систем Роарка».

Путь стал кошмаром. Они пробирались сквозь стаи медуз с ядовитыми, светящимися щупальцами, которые вместо того чтобы уклоняться, набрасывались на корпус, вызывая тревожное шипение биозащиты. Огромные, слепые рыбы с пластинчатой бронёй бились о иллюминаторы, словно пытаясь пробиться внутрь от какого-то невыносимого внешнего воздействия. Один раз они едва увернулись от панического броска гигантского ракообразного, которое метнулось прямо под их винты, сокрушая скалы на своём пути. Воздух внутри субмарины гудел от напряжения. Запах пота смешивался с озоном от перегруженных систем. Глаза Анны бегали по экранам, выискивая хоть малейший намек на искусственные сигналы, но находили лишь хаос искажённых природных частот и психические вопли дезориентированной фауны.

«Впереди… пустота, – сообщил Джеф. Его голос звучал приглушённо, словно он говорил сквозь боль. – Акустическая тень. Но… есть следы. Металл. Много».

«Стремительный» выполз из узкого каменного каньона в относительно открытое пространство – подводную равнину, заваленную тёмным илом. И то, что они увидели, заставило замолчать даже Воронцову.

Обломки. Не просто обломки – разорванный на части флот. Корпуса некогда грозных боевых субмарин «Скорпион» класса «Элизиума» были разбросаны, как игрушки разгневанного ребенка. Одни лежали, переломленные пополам, их внутренности, похожие на спутанные кишки из оплёток и металла, торчали наружу. Другие были смяты, как бумажные стаканчики, вдавлены в ил чудовищной силой. Третьи выглядели относительно целыми, но мёртвыми, без признаков энергии, их шлюзы зияли чёрными провалами. Биолюминесцентные водоросли и грибы уже оплетали металл, как саван, придавая сцене жуткое, неестественное свечение. Среди обломков плавали тела – неразложившиеся благодаря холоду и давлению, застывшие в предсмертных позах, некоторые в скафандрах, другие выброшенные взрывом наружу. Их лица, видимые сквозь треснувшие шлемы, были искажены немым ужасом.

«Боже правый… – прошептал Егоров, его рука сжала спинку кресла до побеления костяшек. – Это же… эскорт „Узурпатора“? Разведгруппа?»

«Следы воздействия… не оружия, – голос Джефа был хриплым, полным отвращения и понимания. Он видел через сенсоры больше, чем они. – Давление… чудовищное, внезапное. Как удар… кулаком гиганта. И… энергия. Чистая. Искажающая. Материал… не расплавлен. Перестроен. На молекулярном уровне. Как…» – он замолчал, подбирая слова, – «…как будто сама реальность здесь на мгновение смялась».

Они медленно проплывали через это кладбище металла и плоти. Анна сканировала обломки, её лицо было зелёным от тошноты. «Нет активных сигналов. Ни маяков, ни подписей систем. Всё… мертво. Но…» – она указала на один из относительно целых корпусов. – «Повреждения… они не похожи на взрыв или столкновение. Это… как будто его сжали со всех сторон одновременно. Или…» – она взглянула на Джефа через камеру.

«Поле, – подтвердил он. – Импульс от „Точки Зеро“. Защитная реакция. Или… рефлекс. Как щелчок по нерву. „Структура“… она не спит крепко. И она… чувствительна».

Предупреждение было яснее некуда. Сила, с которой они играли, была способна стирать целые эскадры одним импульсом, не оставляя шансов на спасение. Роарк строил свой «Узурпатор» не просто рядом с бомбой. Он строил его на спусковом крючке ружья, направленного в сердце мироздания. И ружьё уже давало предупредительные выстрелы.

«Координаты „Нептуна“ в десяти минутах, – сообщил Андрей, его голос дрогнул. Даже его железные нервы были надломлены видом разрушений. – Через разлом „Харон“. Течения там… адские. И датчики показывают повышенную термальную активность».

Воронцова кивнула, её глаза сузились. «Идём. Тише. Никакого лишнего шума. Джеф…» – она обратилась к каналу связи с ЦОД. – «Сканируй разлом. Ищи… аномалии. Живые или мёртвые».

«Чувствую… – ответил Джеф после паузы. Его голос звучал отстранённо, словно он прислушивался к чему-то далёкому и страшному. – Боль. Много боли. И… голод. Большой. Очень большой. Где-то… в разломе».