Глубинный мир. Эпоха первая. Книга шестая

Глубинный мир. Эпоха первая. Книга шестая

Алексей Кирсанов

© Алексей Кирсанов, 2025

ISBN 978-5-0068-1726-5 (т. 6)

ISBN 978-5-0068-1665-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ГЛУБИННЫЙ МИР

ЭПОХА ПЕРВАЯ

КНИГА ШЕСТАЯ

Глава 1: Шрамы и Знамения

Тишина в «Прометее» была обманчивой, как гладь океана перед штормом. Воздух, напоённый сладковатым ароматом биолюминесцентных грибов и свежестью симбиотических водорослей, вибрировал невысказанной тревогой. Колония залечивала раны – не только трещины в корпусах секторов «Дельта» и «Эпсилон», затянутые живым перламутром бактерий «Конкордия-Магнум», но и шрамы на душах тех, кто пережил ярость Роарка и леденящий ужас пробуждения Структуры. Стены больше не стонали под давлением бездны; они дышали. Мягкое, пульсирующее сияние биозащиты, синхронизированное с гулом Чёрной Башни, лилось по швам металла, превращая некогда угрюмые коридоры в переливы живого света. «Прометей» уже не был железной крепостью, затерянной во тьме. Он становился коралловым рифом, вплетённым в плоть Бездны, – странным, хрупким, но неотъемлемым органом древнего организма.

Альма Райес шла по Атриуму, превращённому её «Садами» в подводный собор. Струящиеся завесы люминесцентных водорослей ниспадали со сводов, их сине-зелёный свет играл на влажных стенах, поросших бархатистыми мхами. Дети смеялись у искусственного озера, где гигантские лилии, созданные по адаптированному «коду ЧБ», излучали мягкое золотистое сияние. Красота была неоспоримой, жизнеутверждающей. Но Альма не чувствовала триумфа. Глубокая усталость, тяжелее свинцового скафандра, гнула её плечи. Она стала неформальным лидером, «Верховной Садовницей» их хрупкого симбиоза с океаном, и бремя этого звания ощущалось в каждом взгляде, обращённом к ней – взгляде надежды, страха, ожидания. Она держала в руках не просто судьбу колонии, а ключ к пониманию языка древней биосферы, ключ, который мог открыть врата как к спасению, так и к окончательной гибели. Тени под её глазами были глубже, чем каньоны за стенами. Каждое решение – о внедрении нового штамма симбионта, о глубине интеграции с ритмом ЧБ, о балансе между человечностью и необходимостью адаптации – отзывалось в ней мучительным эхом ответственности. Она видела, как колония расцветала, как страх перед немедленной гибелью сменился осторожным бытом, но ощущала и другое – тонкую, как паутина, трещину в этом новом равновесии. Ожидание. Ожидание чего-то неминуемого.

В ЦОД, нервном центре колонии, где когда-то бушевали помехи от пробуждающейся «Точки Зеро», царил иной ритм. Мерцающие экраны теперь показывали не хаос угроз, а сложные, переливчатые паттерны энергии «Симбиоза», карты биосети колонии, потоки данных от сенсоров, настроенных на частоты Бездны. Джеф сидел перед главной консолью, его пальцы бесшумно скользили по интерфейсу. Физически он выздоровел после адской интеграции с сетью во время кризиса. Шрамы на его руках от катетеров и нейроинтерфейсов побледнели. Но изменения внутри него были глубже, необратимее. Он теперь не просто смотрел на данные; он чувствовал их. Поток информации от сенсоров давления воспринимался не как цифры на экране, а как лёгкое сжатие в груди. Колебания энергетического фона ЧБ отзывались тихим гудением в костях. Сигналы от биодронов патруля, вплетённых в «Симбиоз», приходили как смутные ощущения движения на периферии сознания. Он был проводником, живым мостом между человеческой сетью колонии и безмолвным, пульсирующим разумом Бездны. Это было даром и проклятием. Он слышал шёпот океана – шелест течений, далёкие песни китообразных тварей, монотонный гул гидротермальных жерл – как фоновый шум собственных мыслей. Порой ему казалось, что стены колонии прозрачны, и он видит сквозь них бескрайнюю, чёрную толщу воды, пронизанную нитями невидимой энергии. Он ловил себя на том, что замер, прислушиваясь к тишине, которая была наполнена смыслом, недоступным другим. Страх потерять себя в этом океане восприятия был постоянным спутником, но был и странный покой – чувство принадлежности к чему-то необъятно большему.

Именно это изменённое восприятие заставило его вздрогнуть первым. Не сигнал тревоги, не всплеск на экране. Лёгкое, едва уловимое искажение в привычном фоновом гуле Бездны. Как диссонирующая нота в слаженном хоре. Он сосредоточился, отфильтровывая шум колонии, биение её живых систем, пульсацию ЧБ. И нашёл источник дисгармонии. На краю сенсорной досягаемости, у самого входа в каньон, там, где бездна смыкалась над узким проходом в их убежище, висела знакомая, леденящая душу сигнатура. Массивная. Древняя. Наполненная мощью, которая заставляла сжиматься даже электроны в датчиках.

«Левиафан…» – прошептал Джеф, его голос был хриплым от напряжения.

На экране тактического сканирования подтвердилось: значок гиганта зажёгся кроваво-красным. Но он не приближался. Не атаковал. Он висел. Неподвижный, как чёрная скала на дне, но излучающий волны не хаотичной ярости, а… целенаправленной, холодной активности. Сенсоры фиксировали сложные модуляции его акустического поля – не рёв, а структурированные последовательности, слишком быстрые и сложные для расшифровки. Как будто он сканировал. Слушал. Оценивал. Или докладывал.

Джеф передал данные в командный центр Ванн. Без паники. Просто факты. Но тяжесть этого сообщения повисла в воздухе ЦОД, как предгрозовая тишина. Левиафан вернулся. Не как разрушитель, не как вестник. Как страж у врат, пробудившийся от долгого сна и внимательно изучающий изменения в своём владении. В их владении.

Альма, получив сообщение, остановилась у большого иллюминатора в Атриуме. За толстым плексигласом клубилась вечная ночь. Мягкий свет «Садов» отражался в чёрной воде, создавая иллюзию звёздного неба в перевёрнутом мире. Она не видела Левиафана, но чувствовала его присутствие. Оно витало в воздухе, пропитанном ароматом симбиотических растений, в тихом гуле биозащиты в стенах, в тревожном взгляде проходящего мимо техника. Шрамы прошлого затягивались. Но знамения будущего, явленные возвращением древнего стража, были неумолимы. Бездна напоминала о себе. Игра в симбиоз только начиналась, и ставки росли с каждым мгновением. Она положила ладонь на холодное стекло, ощущая под пальцами едва заметную вибрацию – пульс колонии, пульс «Симбиоза», пульс чего-то необъятного и древнего за её пределами. Передышка заканчивалась. Тень над «Тихим Омутом» сгущалась.

Глава 2: Эхо «Элизиума»

Тишина после возвращения Левиафана была звенящей. Он не ушёл. Он замер у входа в каньон, как грозный идол, высеченный из самой вечной ночи. Его сигнатура на экранах ЦОД горела не мигающим алым, а ровным, холодным багрянцем – цвет настороженного ожидания. Сложные модуляции его акустического поля продолжали литься в бездну, словно он вёл непрерывный, непостижимый диалог с чем-то огромным и далёким. Возможно, с самой Чёрной Башней. Возможно, с пробуждённой, но пока молчащей Структурой в «Точке Зеро». Этот немой диалог висел над «Прометеем» тяжелее свинца, проникая сквозь живое сияние биозащиты и ароматы «Садов», накладываясь на ритмичный гул симбиотических систем. Колония жила в тени дремлющего гиганта и под пристальным взором его древнего стража.

Джеф сидел в своём коконе из света и данных в ЦОД. Его изменённое восприятие, обострённое интеграцией с сетью колонии и глубинными частотами, превратило центр управления в расширенное поле его сознания. Он не просто видел графики и потоки информации; он чувствовал их текстуру, их температуру, их эмоциональный оттенок. Стабильный поток данных от «Конкордии-Магнум» был тёплым, успокаивающим гудением. Сигналы от «Садов Альмы» – переливчатыми всполохами жизни. Даже тревожное присутствие Левиафана ощущалось как низкочастотная вибрация, давящая на виски, но пока не агрессивная.

Именно это сделало аномалию такой режущей. Как нож по стеклу. Как внезапный, пронзительный визг в симфонии.

Он не услышал его ушами. Он ощутил его кожей сети. Где-то на краю дальнего сканирования, в направлении «Точки Зеро», сквозь привычный шум глубинных течений и отголосков активности Структуры, прорвался сгусток искажённого, агрессивного сигнала. Не природный. Не ритм Бездны. Это был крик железа, боли сварных швов, рёв перегруженных реакторов и холодный, бездушный поток шифрованных команд. Знакомый. Смертельно знакомый.

«Элизиум».

Джеф впился в экраны. Его пальцы замелькали по интерфейсу, отфильтровывая помехи, наращивая усиление, применяя алгоритмы декодирования, выверенные в бесчисленных стычках с флотом Роарка. Помехи были чудовищными – словно сама Бездна сопротивлялась этому вторжению в её эфир. Но сигнал был мощным, настойчивым, наглым в своей самоуверенности. Он пробивался сквозь толщу воды и скал, как гнойник сквозь кожу.

«Перехват…» – его голос был сухим шёпотом, но в тишине ЦОД он прозвучал громче сирены. – «Трафик «Элизиума». Сектор «Точка Зеро». Шифрование уровня «Омега-Тьма».

Он не стал ждать полной расшифровки. Достаточно было метаданных, паттернов мощности, векторов передачи. Картина складывалась мгновенно и ужасающе. Это был не аварийный маяк, не сигнал бедствия разбитого флота. Это был оперативный трафик. Плотный, структурированный, как кровоток в пробуждающемся монстре. Флот Роарка не просто уцелел после гибели флагмана и потери части сил. Он концентрировался. Не для бегства. Не для разведки. Значки кораблей на карте глубин стягивались к самому эпицентру аномалии, к пульсирующему сердцу «Точки Зеро», где дремала или бодрствовала непостижимая Структура.

«Они строят, – пробормотал Джеф, его пальцы вывели на главный экран фрагмент полурасшифрованных инженерных схем, перехваченных вместе с координатами. – Схемы, обрывочные и искажённые помехами, всё равно вызывали леденящий душу трепет. Гигантская конструкция. Не корабль. Не база. Механизм чудовищных масштабов, напоминающий паука из титановых балок и энергетических катушек. Сотни значков рабочих дронов и инженерных субмарин копошились вокруг формирующегося остова. Название проекта мелькнуло в потоке данных, как кровавая печать: «УЗУРПАТОР».

«Цель?» – голос Ванн, появившейся как тень за спиной Джефа, был спокоен. Слишком спокоен.

«Силовое подключение, – ответил Джеф, не отрывая взгляда от кошмарных схем. Он чувствовал холодную логику замысла сквозь цифры и векторы. – К „Структуре“. Они пытаются… врезаться в неё. Как паразит. Пробить её защитные поля или спящие оболочки. Подключиться напрямую. Выкачать энергию. Загрузить вирусы контроля. Узурпировать её силу». Он обернулся, его глаза, в которых теперь постоянно мерцал отблеск сетевых потоков, встретились со взглядом командующего. – «Они лезут в самое сердце Бездны с паяльником и кувалдой».

Лицо Ванн не дрогнуло. Ни один мускул. Но воздух вокруг неё стал плотнее, холоднее. Её ярость была не пламенем, а сжимающейся глыбой арктического льда. Она видела не схемы «Узурпатора», а обломки флота Роарка, разметанные жертвенным ударом Левиафана. Видела лица погибших в предыдущих атаках «Элизиума». Видела хрупкое биолюминесцентное чудо «Садов Альмы» и пульсирующую жизнь в стенах колонии – всё, что они с таким трудом построили на краю пропасти.

«Он не учится, – произнесла она наконец, и каждое слово падало как ледяная глыба. – Не Левиафан, не „Адонис“, не гибель собственного флагмана. Он видит только силу. И хочет её сломать, чтобы украсть». Она сжала кулаки, костяшки побелели. – «Он играет с огнём, способным спалить не только его, но и всю планету. Идиот. Одержимый идиот».

В ЦОД воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь писком приборов и тихим гулом систем. Операторы застыли за консолями, лица их были бледны. Идея Роарка – грубо вломиться в то, что они с трудом начали осторожно ощущать как разум непостижимого масштаба – казалась не просто безумием. Она была кощунством.

Дверь открылась, впуская поток влажного, напоённого ароматами воздуха «Садов». Альма вошла. Она не спрашивала. Её взгляд скользнул по напряжённым лицам, по экрану с кошмарным силуэтом «Узурпатора» на фоне пульсирующей «Точки Зеро», по каменному лицу Ванн. Она подошла к главному экрану, её пальцы легонько коснулись холодного стекла, как будто она пыталась ощутить пульс того, что там, вдалеке.

«Он прав, – тихо сказала Альма. Все взгляды устремились на неё. – Роарк идиот. Но он не просто играет с огнём. Он бьёт молотом по спящему вулкану». Она повернулась к ним, и в её глазах горел не страх, а глубокое, леденящее предчувствие учёного, столкнувшегося с неоспоримой истиной. – «„Структура“ не мертва. Она не просто артефакт. Она дремлет. Как спящий гигант. И то, что Роарк строит…» – она кивнула в сторону схем «Узурпатора», – «…это не отмычка. Это таран. Он не пытается украсть силу. Он пытается разбудить её. Насильно. Грубо. И когда она проснётся…»

Она не договорила. Не нужно было. Картина висела в воздухе, ясная и ужасающая: пробуждённая ярость древнего разума, спровоцированная болезненным, грубым вторжением. Волна энергии, способная переписать реальность. Сейсмические разломы, рвущие дно океана. Извержения, затопляющие колонии кипящей водой и ядовитыми газами. Искажение самой ткани «Симбиоза», превращение их живых защитников в кошмары. Возможно, даже ответный удар через Чёрную Башню, этот древний шлюз, чей стабильный гул был сейчас их единственной надеждой на стабильность.

«Его „Узурпатор“ – не ключ к власти, – продолжила Альма, её голос звучал с леденящей ясностью. – Это детонатор. Апокалипсиса. И он установил его на самое чувствительное место».

Ванн медленно кивнула. Ледяная ярость в её глазах сменилась тяжёлой, безжалостной решимостью. «Значит, он должен быть остановлен. До того, как он нажмёт на спусковой крючок». Она посмотрела на Джефа. – «Всё, что есть. Весь трафик. Каждую схему. Каждую перебежку их субмарин. Я хочу знать всё об этом „Узурпаторе“. Его слабые места. Его расписание. Его защиту».

Джеф кивнул. Его изменённое восприятие уже лихорадочно анализировало перехваченные данные, ища бреши, частоты управления, точки уязвимости в этой чудовищной конструкции. Он чувствовал холодное дыхание катастрофы, исходящее от «Точки Зеро», усиленное безумием Роарка. Эхо «Элизиума» было не просто сигналом врага. Это был погребальный звон, звенящий в глубинах, предупреждающий о буре, способной смести не только колонию, но и само понимание реальности. И тихий, леденящий шёпот Структуры сквозь сон: «Она дремлет…» – теперь звучал как отсчёт последних мгновений перед пробуждением.

Глава 3: Совет Бездны

Воздух в Зале Совета был густым, как вода на предельной глубине. Не от влажности, а от напряжения, натянутого до предела, словно трос, готовый лопнуть под непомерной тяжестью. Мягкий, переливчатый свет «Люмен-прайм», струившийся по стенам, поросшим симбиотическими лишайниками, не смягчал атмосферу, а лишь подчёркивал бледность лиц и тени под глазами. Экран на торцевой стене мерцал зловещей картой: кроваво-красный значок Левиафана у входа в каньон, пульсирующая алая точка «Точки Зеро» и вокруг неё – скопление ядовито-жёлтых значков флота «Элизиума», копошащихся вокруг схематичного изображения паукообразного «Узурпатора». Тикающие часы Судного дня висели не на стене, а в сознании каждого.

Ванн сидела во главе стола, её поза была безупречно прямой, но руки, сцепленные на столешнице, выдавали невероятное усилие воли. Альма напротив казалась особенно хрупкой на фоне живой стены «Садов» за иллюминатором позади неё; усталость легла синяками под глазами, но взгляд горел фанатичной решимостью учёного, стоящего на пороге величайшего открытия или гибели. Джеф сидел чуть поодаль, на своём обычном месте у консоли мониторинга. Он не смотрел на экран; его взгляд был устремлён внутрь, на мерцающие узоры сетевых потоков, видимые лишь ему. По его коже на открытых участках рук и шеи пробегали слабые, синхронные с гудом ЧБ голубоватые всполохи – немые свидетельства его изменений. Келлер, застывший как изваяние справа от Ванн, излучал смиренное, но глубокое недовольство. Его руки, некогда ловкие и сильные, теперь покоились на коленях, пальцы слегка подрагивали – отголоски старых травм и новой, горькой беспомощности. Остальные члены Совета – старшие инженеры, начальники секторов, представители науки и безопасности – сидели, затаив дыхание, их глаза метались от Ванн к Альме, к экрану с кошмарной картой.

«Данные подтверждены, – голос Ванн разрезал тишину, как ледоруб. Он звучал ровно, лишённый эмоций, что было страшнее крика. – Роарк строит „Узурпатор“. Цель – силовой контакт со „Структурой“ в „Точке Зеро“. Временные рамки?» – Она повернулась к Джефу.

Джеф вздрогнул, словно вынырнув из глубины. Его голос прозвучал слегка отстранённо, с металлическим оттенком, будто его пропускали через фильтр сети: «Оптимистичный прогноз – двое суток до пробного подключения. Пессимистичный – восемнадцать часов. Скорость строительства… запредельная. Они не экономят ресурсы и жизни».

В зале пронёсся гул ужаса, быстро приглушённый взглядом Ванн.

«Восемнадцать часов, – хрипло произнёс Келлер. Его голос, некогда громовой, потерял силу, но не режущую остроту. Он не смотрел ни на кого, уставившись в стол перед собой. – Восемнадцать часов до того, как этот безумец запустит таран в сердце спящего гиганта. И вы…» – он наконец поднял голову, его запавшие глаза метнули искры сначала на Альму, потом на Ванн, – «…вы предлагаете что? Ждать? Молиться? Играть в ваши биологические игрушки, пока Роарк не разбудил то, что стёрло „Адонис“ в пыль?»

Он ударил кулаком по столу. Звук был глухим, но заставил всех вздрогнуть.

«Я смирился с вашим „Симбиозом“. С бактериями в стенах. Со светящимися грибами. Считал это… необходимой мерой для выживания. Но это!» – он ткнул пальцем в экран с «Узурпатором», – «это конец! Он не остановится, пока не получит силу или не уничтожит всё! Мы должны ударить! Сейчас! Пока этот паук из титана не вцепился в „Структуру“!»

Келлер встал, опираясь на стол. Его фигура, некогда мощная, теперь казалась подкошенной, но в ней горела старая, непримиримая ярость солдата, видящего единственный выход. «Мы знаем их координаты. У нас есть глубинные торпеды с боеголовками „Пьезо-2“. У нас есть быстрые субмарины. Один точный, массированный удар по строительным докам! По энергетическим узлам „Узурпатора“! Мы сорвём его сборку! Выиграем время!»

Предложение повисло в воздухе, тяжёлое, соблазнительное в своей ясной военной логике. Уничтожить угрозу. Пресечь безумие в зародыше. На лицах некоторых военных и инженеров мелькнуло понимание, даже одобрение. Старый путь. Путь силы. Путь, который они, казалось, оставили позади.

«Упреждающий удар?» – Альма встала. Её движение было плавным, но в нём чувствовалась внутренняя дрожь. Её голос, поначалу тихий, набирал силу, резонируя с тихим гулом колонии. – «Ударить по „Элизиуму“ у самой „Точки Зеро“? Келлер, вы предлагаете поджечь фитиль бомбы, на которую указывает Роарк!» – Она подошла к экрану, её тень легла на схему «Узурпатора». – «Представьте: наши торпеды летят. Возможно, мы повредим часть конструкций. Возможно, даже уничтожим несколько кораблей. Но что сделает Роарк? Он активирует „Узурпатор“ досрочно! В панике! Грубо! Невозможно предсказать, как отреагирует „Структура“ на двойной удар – его таран и наш взрыв рядом с ней! Вызовет ли это частичное пробуждение? Выброс энергии? Искажение реальности прямо на месте? Мы не сорвём сборку, Келлер! Мы ускорим катастрофу! И спровоцируем её сами!»

Она повернулась к Совету, её глаза горели. «Единственный шанс – не борьба с Роарком напрямую. Единственный шанс – успокоить Систему. Ту самую древнюю биосферу, тот разум, частью которого является и „Структура“, и Левиафан, и Чёрная Башня. Роарк пытается её взломать. Мы должны… убаюкать. Убедить, что угроза локальна. Что она не должна просыпаться».

«Убаюкать?» – кто-то язвительно фыркнул в конце стола. – «Как, Альма? Колыбельной?»

«С помощью этого, – Альма указала рукой не на экран, а в сторону, за стены Зала Совета, туда, где в специальном экранированном крипте покоился Артефакт – гладкий, немой осколок Чёрной Башни, их „Ключ“. – Он – интерфейс. Шлюз. Мы использовали его, чтобы передать сигнал успокоения Левиафану. Чтобы стабилизировать ритм Бездны после разрушения Роарка. Мы знаем, что он может передавать чистые, фундаментальные частоты Системы». – Она сделала шаг вперёд, её голос стал страстным, убедительным. – «Мы должны понять „Код ЧБ“ глубже! Найти не инструкцию по строительству бактерий, а… праязык. Фундаментальный сигнал покоя, безопасности. И передать его через Артефакт. Не в „Точку Зеро“ – это всё равно что кричать спящему в ухо. А в саму Бездну. В её сети. Чтобы Система, почувствовав знакомый, успокаивающий ритм, отреагировала не на пробуждение, а на… ощущение стабильности. Чтобы она восприняла активность Роарка как локальный шум, не требующий глобального пробуждения».

Тишина, последовавшая за её словами, была иной. Не скептической, а потрясённой. Это звучало как мистика. Как молитва. Но Альма говорила не как жрица, а как учёный, опираясь на их опыт, на данные, на частичные успехи. И в этом была страшная убедительность.

Именно тогда заговорил Джеф. Он не встал. Просто поднял голову. Его глаза, обычно полуприкрытые в концентрации, теперь были широко открыты. В них мерцал не только отражённый свет экранов, но и внутреннее, холодное сияние, как у глубоководных рыб. Голубоватые узоры на его коже вспыхнули ярче, синхронизировавшись с внезапным усилением гула Артефакта, который почувствовали лишь самые чувствительные в зале.

«Она права, – произнёс он. Голос был тихим, но прорезал тишину с невероятной чёткостью. – Прямой удар – самоубийство. А сигнал… сигнал должен быть не просто передан. Он должен быть понят. Прочувствован. Система не принимает сухие команды. Она реагирует на намерение. На… чистоту резонанса».

Он медленно поднял руку, разглядывая пробегающие по коже голубые линии. «Артефакт – камень. Мощный, но… глухой в своей основе. Он передаёт, но не чувствует ответа. Не адаптируется». – Его взгляд встретился с Альмой. В нём не было страха. Была леденящая ясность и… решимость. – «Я… могу быть мостом. Не просто оператором. Живым интерфейсом».

В зале ахнули. Альма побледнела как полотно, её рука инстинктивно потянулась к сердцу.

Джеф продолжал, его слова падали как капли ледяной воды: «Моя связь с сетью, с Бездной… она двусторонняя. Я чувствую её ритм. Я могу… настроиться. Стать проводником не только для исходящего сигнала, но и для обратной связи. Я смогу почувствовать, как Система воспринимает наш „успокаивающий“ импульс. Услышать её „ответ“. И, возможно… скорректировать передачу. Сделать её не просто громкой, а истинной. Безопасной. Не спровоцировать, а именно… успокоить».

«Нет!» – вырвалось у Альмы. Это был не возглас лидера, а крик души, полный животного ужаса. Она видела его после предыдущих интеграций – конвульсии, кровь из носа, пустые, невидящие глаза, недели восстановления. А это… это было в тысячу раз опаснее. Подключиться напрямую к Артефакту, который сам был шлюзом к непостижимому, и стать живым проводником в момент, когда Роарк бьёт тараном по «Структуре»? Это было не просто рискованно. Это было предложением сжечь свой разум в попытке поговорить с богом. – «Джеф, ты не понимаешь… нагрузка… обратная связь… это может…»

«…убить меня? – закончил он за неё. В его глазах не было бравады. Была лишь горькая правда. – Да. Или сделать чем-то большим, чем человек. Или меньшим. Но если мы не попробуем…» – он кивнул в сторону экрана с «Узурпатором», – «…Роарк убьёт всех. Медленно или быстро. Пробуждением „Структуры“ или просто разнеся колонию в отместку. У нас нет других вариантов, Альма. Только риск. Или гарантированная гибель».

Он посмотрел на Ванн. «Я предлагаю это добровольно. Я знаю риски. Я… чувствую сеть достаточно, чтобы попытаться управлять процессом. Хотя бы частично».

Ванн смотрела на Джефа, потом на Альму, застывшую в немом ужасе, с глазами, полными слёз, которые она отчаянно сдерживала. Потом на Келлера, чьё лицо выражало теперь не ярость, а глубокое, почти испуганное понимание чудовищности обоих вариантов. Потом на экран, где «Узурпатор» рос с пугающей скоростью, как раковая опухоль на теле Бездны.

Она медленно поднялась. Её лицо было маской. Но в глазах бушевала война. Война между холодной логикой командующего, понимающей, что план Джефа – единственный шанс избежать апокалипсиса, и… человечностью. Человечностью, которая видела страх в глазах Альмы, видела готовность Джефа к самопожертвованию и содрогалась от ужаса перед тем, что им предстояло сделать с этим юношей, ставшим мостом между мирами.

«Обсуждение окончено, – произнесла Ванн. Её голос звучал хрипло, сорвавшись на первой ноте, но затем обрёл металлическую твёрдость. – Вариант упреждающего удара… отклонён. Слишком велик риск спровоцировать немедленную катастрофу». – Она сделала паузу, её взгляд упал на Джефа. В нём было не одобрение. Было тяжёлое, невыносимое признание необходимости. – «План… контакта через Артефакт с использованием Джефа в качестве живого интерфейса… принимается к разработке». – Она видела, как Альма сжала кулаки, будто получила удар в живот. – «Доктор Райес, профессор Арьян, команда биосети – все ресурсы колонии в вашем распоряжении. Создайте протокол. Минимизируйте риски… насколько это возможно. У нас…» – она посмотрела на часы, – «…очень мало времени».