100 первых свиданий

100 первых свиданий

Ксеня Чижикова

© Ксеня Чижикова, 2025

ISBN 978-5-0068-1744-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

100 ПЕРВЫХ СВИДАНИЙ

Тебе, читатель, кто любил и не знал, что с этим делать.

Хочешь спойлер? Никто не знает.

Часть 1. Стрекоза

1. Тот, с которого все началось

– Ксеня?

Он выговаривает мое имя аккуратно, как будто пробует на вкус.

Я подхожу поближе. С разбегу не могу разглядеть, похож он на свои фото или нет.

– Да, это я.

– Я Мэтт.

Он неловко пытается меня обнять. Мы обнимаемся – секунду, не больше, плечо касается плеча. Слишком поздно до меня доходит, что он пытался поцеловать меня в щеку.

– Поищем паб?

Мы встретились у бара. Самое классическое свидание, которое может быть в этом городе – это бар. Или паб. Почти одно и то же.

С разбега я не разбираю, похож ли он на свои фото. На сайте фото такие маленькие, что c трудом можно разобрать, как он выглядит.

Мэтт. Ему около тридцати – на шесть лет старше меня. Он учится, делает анимации и дизайн в видеоигре. Рыжая борода средней длины, светлые волосы. Добрые глаза. Жестикулирует, когда много пьет. Легкий шотландский акцент. В свитере – в Лондоне октябрь.

Эта история начинается в Лондоне.

Не помню, чтобы я когда-либо встречалась с романтическими намерениями с парнем, известным только по нескольким фото и переписке в 15 сообщений онлайн. Никогда не встречалась – это мое первое в жизни свидание.

Я дико боялась. Нет, серьезно – пол сегодня в метро усеян красными бумажными цветами, которые падают с пальто и лацканов пиджаков (день памяти жертв войны) и я серьезно думала, что вот сейчас и я не выдержу на своих платформах и в «выходном виде» и поверну обратно.

У метро шумно, т.к. самый центр, приметила несколько парней – явно не он. Пока шли к стойке, было очень неловко, пока брали пиво (блин, ну вот как не чувствовать неловкости, когда тебе покупают выпить? предложить оплатить все самой?) было все еще очень неловко (и шумно), пошли на угол паба, то есть на улицу, и начали разговаривать – гхм.

Да, кстати, Мэтт в очках. Рыжая щетина, которая очень ему идет. Мимо проехал парень на велосипеде, подняв верхнее колесо над землей. Прислоняюсь спиной к доске, похожей на школьную, с какими-то надписями. Прямо перед нами перекресток и два офисных здания, огни вдали. Сумма больно оттягивает мне плечо – что за привычка носить там целый свечной заводик?

Разговор был про… эээ. Говорила точно больше я – про интервью, которое было утром, про его учебу и как моделировать объекты в игре, про то, в чем ее (игры) суть, про проект, на котором я сейчас занята, про иностранные языки, про бег и беговые планы, про поиски работы. В какой-то момент течение свидания, как мне показалось, что-то поменялось – он впервые засмеялся над моей шуткой. Мой стакан ему пришлось допивать – опрокинуть в себя половину, так как поллитра пива я осилить не в состоянии.

Вспомнила забавное – где-то на той же половине стакана внезапно оказалось, что у него расстегнута ширинка, он ужасно смутился, а я какое-то время не могла перестать фыркать от смеха.

Где-то между первым и вторым пабом (всего их было 2) точно была фраза, что он хотел бы встретиться еще раз. Черт, у меня просто камень с души свалился. Потом в одном из пабов у меня попросили документы и не пустили, еще в одном мы поговорили о странных людях с сайтов знакомств (ха, парня, который мне в пятом сообщении заявил, что завалил экзамены в колледж, богат и курит, что вздумается, я не скоро забуду) и британских девушках. Мэтт спросил меня, нужны ли мне отношения. Я серьезно задумалась. Я не сказала ему, что это мое первое свидание. Я не сказала ему, что много лет до этого у меня отношений не было. Или сказала – но он не поверил.

– You are very pretty, – говорит он, и разводит руками.

Ты очень хорошенькая.

Я удивляюсь. Так странно – до переезда в Лондон никто не говорил мне комплиментов.

Максимум «какие у тебя туфли, а!» в офисном лифте. Максимум «ты что, сегодня накрасилась?»

Мэтт одолжил мне свои перчатки вечерами холодает – и после второго бара и очень элегантно взял под руку, пока мы шли к метро. Сколько раз он еще сказал, что не против встретиться снова, я не считала – раз…. пять?

Он самостоятельно делает сигареты из бумаги, табака и, кажется, чего-то еще – никогда такого не видела. Перед свиданием он написал, что у него небольшой пивной живот – у него его нет.

Новичкам везет, получается, подумала я, уж сидя в вагоне метро и пялясь на станции синей ветки.

Не знаю, насколько Мэтт «путевый» или «перспективный» или даже тот, за кого можно выйти замуж, но… он старался, чтобы мне было комфортно (все-таки когда тебе говорят, что ты нравишься, это как-то обнадеживает, что ли). Был внимателен. Не нес откровенной пурги. Ключевые штуки, например то, что он безработный и менял работы часто в последнее время, сказал честно и сразу. Не пытался кем-то казаться. Не грубил в смс и в переписке. Не намекал на поцелуи, не узнавал, где я живу, и не приглашал к себе. Не принуждал соглашаться на второе свидание.

Очень приятный парень. Даже нежный.

2. Доминошка

Можно поспорить, с кого все началось. С Мэтта. Первое свидание было с Мэттом.

Но на самом деле все началось не с него.

Знаете, как доминошки толкают друг друга, и, если уж полегли, то все, горой? Искать надо первую доминошку.

Не буду говорить, как звали первую доминошку. Неважно. Мы познакомились гораздо, гораздо раньше, чем Мэтт, его ласковый взгляд, серый свитер и мечта стать дизайнером видеоигр появились на горизонте.

Я не буду говорить, как мы познакомились, как стало ясно, что это что-то большее, как расстались и почему.

Важно только то, что эта была первая доминошка.

Она толкнула меня, а я толкнула еще кого-то, а потом еще что-то зацепилось, покатилось, зазвенело.

Не то, чтобы все было из-за него. Нет. Все было не из-за него. Но он имел к тому, что было дальше, самое непосредственное отношение.

3. Бег

I got this feeling on the summer day when you were gone

I crashed my car into the bridge, I watched, I let it burn

I threw your shit into a bag and pushed it down the stairs

I crashed my car into the bridge

I! don’t! Care!

(Icona Pop, «I love it»)

Значительная часть вещей, которые потом считаются замечательными и «как ты так смогла», решаются тогда, когда ты сидишь на краю кровати и смотришь на свои ноги.

Я люблю бегать.

За много лет, что я бегаю, бег стал для меня чем-то другим, большим, чем просто физическая активность. Большим, чем движение, и большим, чем кроссовки, и большим, чем мои легкие, которые раздуваются на каждые три шага. Бег стал частью меня.

И к свиданиям бег тоже имеет отношение. Вот увидите.

Когда ты сидишь на кровати и смотришь свои ноги, ты ищешь кое-что очень важное. А именно – мотивацию.

Ты можешь бежать потому, что тебе нечего больше делать. Можешь потому, что хочется сделать для себя, или для мира, что-нибудь хорошее. Можешь потому, что тебе стыдно. Можешь потому, что тебе больно.

Я начала бегать потому, что была очень зла.

Когда я первый раз залезла на беговую дорожку и с силой ткнула в кнопку «Начать», я долго-предолго не могла забыть одного человека.

Первая доминошка.

Когда-то мы встречались, давно, давно, потом перестали. После того, как мы расстались, он нет-нет, да и давал мне понять, как счастлив в новых отношениях. Нет-нет, да и колол булавкой. Смотри, как я тут. А ты как. У тебя кто-то есть? Да? Кто такой? А у меня… да, она самая. Да.

Я зачем-то ездила на эти встречи.

Сидела напротив в кафе.

Игралась салфеткой.

Думала, почему я не могу его потрогать, почему не могу поцеловать.

Кто это надел мне на шею ошейник и сказал ждать за оградой.

Кто поставил между нами невидимый барьер.

Кто?

Полоса отчуждения ширится, как гангрена, лижет ступни, остерегись. (с)

Иногда – часто – мне приходил в голову вопрос, зачем я на это согласилась.

Я перестала соглашаться.

Мы перестали общаться.

Я продолжала о нем думать.

Он очень давно мне не писал. Несколько месяцев. А то и год.

Я перестала уже мысленно возвращаться к нам двоим, мысленно растравливать себя, упиваться этими фейерверками, и… вот. Снова. Привет, давно тебя не видел. Как ты там? Приезжай ко мне в общагу, посидим, поговорим.

Я прочитала имейл. Закрыла его. И подумала – если я соглашусь, я снова попадусь. Снова поведусь на эту удавку, которая опять и опять сжимает мне горло.

Я сидела и думала, что бы ответить. Игривого, легкого, так, чтобы он ни за что не подумал, что нужен мне.

Я тогда думала, и не думаю так сейчас, что настоящая любовь состоит из мечт и страданий. Из призрачных балок, что ты кладешь одну на другую в своей голове. И чем больше там балок, тем прочнее конструкция – как же иначе?

По поводу той, самой первой доминошки я нагромоздила столько прозрачных балок, что за ними его самого уже не было видно. Мне казалось, что он все еще любит меня – конечно, любит, и не может забыть. Поэтому и пишет. Мне казалось, что мы снова будем вместе, и все будет так, как раньше. Каждый раз, когда он писал, я думала – ну, конечно, все будет так, как было раньше.

Я открывала и закрывала почту. Крутила его имейл в голове и думала – почему, ну почему, отвернуться от этой истории? Что мне не дает пойти дальше? Я ведь свободна? Разве не так?

А потом произошла странная вещь.

Я разозлилась.

Я включила дорожку, стала на нее двумя кроссовками, и какой-то голос внутри меня просто включился – и больше уже не останавливался.

И что, сказал голос, ты сейчас туда поедешь? И будешь вести себя как влюбленная дурочка, пока он рассказывает тебе о своей новой девушке? И сердце у тебя ухнет вниз, и похолодеет, и глаза начнут слезиться, и ты будешь сидеть и смотреть в окно, и никак не отвести оттуда взгляда и не посмотреть ему в лицо, потому что ты вообразила… ты думала…

Будешь выбирать наряд, надевать сапоги на высоких каблуках и старательно красить ресницы? Будешь сидеть на узкой кушетке в его комнате, где она прошлой ночью ночевала?

Будешь?

Будешь?

Ага.

Я бежала все быстрее и быстрее.

Голос не умолкал.

Ты что, не можешь заблокировать его, что ли? Почему ты это позволяшь? Почему ты все повторяешь слово «друзья», хотя никакие вы не друзья, и каждый раз, когда ты видишь его имя на экране своего телефона, у тебя подскакивает сердце? Почему?

В первый раз я пробежала без остановки почти пять километров.

Я промокла насквозь.

У меня дрожали ноги. В раздевалку я шла на полусогнутых.

А спустя три дня я пришла в клуб снова.

Я тебе покажу, сказал голос. Я тебе покажу, как пытаться меня согнуть. Я тебе покажу, как меня контролировать. Фиг тебе. Шиш тебе. Я покажу, на что я способна.

На тот имейл я так не ответила.

Удалила его, стерла, и, кажется, даже заблокировала адрес.

Ни на какие его пьяные сообщения – к его чести, они были всего только раз – я тоже не отвечала. Просто удаляла. Счищала со своего экрана, как грязь.

И колотила, колотила, колотила о беговую дорожку свой гнев. На него, на себя, на свою неудачливость в любви, на то, что готова была на это повестись и почти повелась, почти сказала «да». На ту коровью версию себя, которая поехала бы, и сидела бы, и шутила бы, и улыбалась, и кивала, и плакала бы потом в метро.

Я докажу тебе что я сильнее, говорил голос. Я докажу тебе, что я могу.

Моя любимая песня тогда была – Icona Pop «I don’t care». Мне все равно. Я вставляла ее мокрыми от пота руками поглубже в ухо и в два раза увеличивала скорость, до девятки, пока пот тек у меня по голове, под волосами, заливал глаза.

Я выставляю твои вещи на лестничную клетку, я выкину твое дерьмо и закрою дверь. Ты больше туда не войдешь. Ты больше туда не пройдешь. Нет. Нет, нет, нет.

Мне кажется, именно там, на дорожке, я стала учиться говорить «нет». Пусть молча – я не ответила, но я отстояла себя, я отстояла перед ним свою свободу. Я разорвала, растерла эту веревку, которая нас соединяла.

Веревку первой любви.

В раздевалке мне наворачивались на глаза слезы, а щеки от бега становились такие красные, что однокурсники и коллеги участливо заглядывали мне в лицо и спрашивали, а что случилось. Первые три месяца я ходила, охая, как будто мне в икру вставили железные пруты. По очереди переболело все. Сводило стопы. Икры. У меня сводило стопы. Болели колени, бедра, поясница. Задница. Срывалось дыхание. Кололо в боку.

Но мне было двадцать с чем-то лет. И я знала, что я смогу.

И смогла.

Именно дорожка, а не он, стала моим самым надежным партнером.

Именно дорожка, а не он, привила мне уважение к себе и железный стержень, который потом позволил подниматься снова и снова.

Именно дорожка, а не он, дала мне достаточно сил переехать. И удержаться на тех платформах. И не сбежать, как заяц, со своего самого первого свидания.

Так все и началось.

Так все началось на самом деле.

4. Бутон

Кажется, что все разворачивается слишком быстро? Так и есть.

Целых несколько лет до того, как я начала ходить на свидания, я считала себя неудачливой в любви. Ко мне никто не подходил на улице и в метро, никто не знакомился на моем курсе в университете, никто не дарил цветы, никто не оказывал знаки внимания. Я как будто просто была человеком, а девушкой – не была.

Я и не думала пойти в онлайн. Это казалось мне странным и страшным. Пить коктейли с незнакомыми людьми? Переписываться непонятно с кем? Очень странно.

Я думала, что я невидимка.

Я думала – может, я слишком толстая? И поэтому я никому не нравлюсь.

Я думала – может, я слишком заумная, мне надо по-другому одеваться и краситься? Может, я имею недостаточно хобби, или не курю и не пью, и в этом все дело? Или, может быть, я не красавица и очень мало имею понятия о сексе – не умею доставлять удовольствие, и поэтому мужчины ко мне «не притягиваются»? Может, я вообще не создана для отношений, а только для разговоров и работы? Может, я что-то упустила, пропустила, что-то сделала не так – какой-то модуль обучения тому, как стать настоящей привлекательной женщиной, был мной пропущен, и теперь я безнадежно отстала от программы.

Мои подруги вовсю ходили на свидания, встречались и перебирали парней – у меня же не происходило ни-че-го. Это было даже странно, удивительно – как смотришь на горизонт в ожидании, что придет новый автобус, и табло говорит, ну через пять минут, через пять минут, а не приходит ни через десять, ни через пятьдесят, ни через три часа. И ты все сидишь на остановке.

Я начала мечтать, что вот, сейчас я кого-то встречу.

Начала думать и представлять, как все могло бы быть.

Постоянно гуглила и искала на форумах, что же со мной не так, и «как понять, что ты нравишься парню».

Начала выбирать себе в окружении какой-нибудь «объект», который не обращал на меня внимания, и представлять, что он вдруг, как мистер Дарси, скажет что-то вроде:

– Я не могу больше сдерживаться. Я влюбился в вас немедленно и навсегда!

И посмотрит на меня так страстно. И мы начнем встречаться. А потом я буду всем рассказывать, как романтично началась наша история.

Ключевой момент во всем этом – я ничего не делала. Не регистрировалась на сайтах знакомств, не ходила на свидания, никому не говорила о своем интересе, не бывала в барах и клубах, не знакомилась в сети. Ждала, пока принц вломится в окно на своем коне. Потому что почему бы и нет.

А потом таким манером прошло пять лет.

Я переехала в другую страну.

Сложно объяснить, что тогда произошло – я даже пытаться не буду – я просто почувствовала себя свободной.

Бутон лопнул.

Я сделала профиль на сайте знакомств – в туалете университета, улизнув с лекции, сделала на свой старый блэкберри три-четыре фотки. Я на них очень счастливая.

Выложила их.

И…. мне начали писать люди.

Среди них был и Мэтт.

5. Виски

I dove out of my marriage and into David’s arms exactly the same way a cartoon circus performer dives off a high platform and into a small cup of water, vanishing completely.

(Eat Pray Love, Liz Gilbert)

У нас с Мэттом было три свидания.

Мы могли бы начать встречаться, стать парнем и девушкой – точно могли бы.

Сейчас я думаю, что меня оставило тогда, и думаю – страх.

Я просто не могла поверить, что после лет мечтаний и надежд может получиться вот так. Сразу?! С первого раза?

Я нырнула в свидания как в бочку, я отвечала всем. Мне хотелось встречаться каждый день, встречаться с новыми и новыми людьми. Хотелось осваивать и покорять незнакомый город, покрывать территорию так быстро, как я только могу.

У меня тогда было ощущение, что я вдруг дорвалась до воздуха. До вечеринки,. Где я танцую в блестящем платье, танцую, танцую, но пустили меня с черного хода, и входного билета у меня нет. И вот-вот меня могут выгнать. И надо танцевать, улыбаться, сверкать платьем, пока могу.

И я ходила. И сверкала.

Я не думала, что могу влюбиться.

Для меня это было исследование – что я могу!

Я вдруг поняла, что привлекательна. Что со мной все «так». Что даже так, в рубашке и джинсах, даже так, в смешном клетчатом пальто, даже так, без косметики и с фото на блэкберри из туалета, мне каждый день пишут все новые и новые люди. И все хотят встретиться со мной еще. Как это возможно? Как так происходит?

Все хотят чего-то настоящего. Чего-то легкого, что искрится, дурманит, но при этом искренне и честно. Чего-то, о чем потом будет приятно и тепло вспоминать. Чего-то, что не забудется в суматохе дней, и останется таким клубком света, освещая жизнь, когда грустно, и подпитывая, когда сил не остается.

И парни, и девушки на свиданиях старательно делают вид. Играют в игру, говоря о чем угодно, шутя о чем угодно, выпивая стакан за стаканом, пинту за пинтой, потому что людей, случайно встретившихся в Интернете, глупо к чему-то обязывать. Естественно, никому не хочется остаться в глушащей пустоте – и поэтому я сижу около какого-то кафе неподалеку от Ковент Гарден, афиша Lion King развевается за спиной, люди слегка в подпитии проносятся мимо, какая-то девушка шаркает в неудобных шпильках, красные автобусы катят по дороге – я смотрю на Мэтта, Мэтт смотрит на меня. Я смотрю на Мэтта, он снова на меня.

Я заказала виски – впервые в жизни.

Жуткий холод. Приносят – жидкости там на палец, и два огромных и неровных куска льда. На вкус, да и запах, как одеколон. Защищает от холода. Но ненадолго.

Начать отношения – это примерно как прыгнуть с вышки. Ты знаешь, что прыгнуть надо, и человек рядом с тобой знает, что надо. Кто-то толкает тебя в спину и обижается, когда ты не хочешь сигать вниз, потому что не видишь, что там. Кто-то просто ждет, пока ты наберешься храбрости.

Я не знаю, сколько он еще будет ждать – каждая следующая смска буквально может обернуться окончанием истории, и никто никому ничего не должен. Только – с какого момент включается это «должен»? С первого поцелуя? С того, как мы с Мэттом шли вдвоем по мосту, промерзая под ветром, ругаясь и под руку? С первой ночи вместе? С начала совместного проживания? С «почему ты не удаляешь профиль»? С «какого черта тебе еще нужно»?

Откуда отсчитывать, черт побери. Где начало близости, та точка, с которой должна быть влюбленность, все легко и просто, бабочки внутри, никто мне больше не нужен, твоя перекраска стен в фиолетовый цвет (чтобы было больше вдохновения) и работа ночным уборщиком в прошлом – это что-то особенное?

С какой стороны подойти к тому, что он один полтора года, я в три раза больше, и как, черт подери, как все это ужасно страшно. Нужно больше слов, что ли. Вся эта круговерть проносит меня мимо мест, вещей и людей, примерно как карусель неподалеку от моста у Waterloo. И одиночный виски не помогает.

Может, стоило взять двойной.

Так много парней отправляются в бан не потому, что проблема в них. Проблема всегда во мне. Я не отвечаю Мэтту, когда он спрашивает «Можно тебя поцеловать?», и приваливаюсь к его плечу. Жуткий холод, и темнота за фонарями у моста, темнота, как на сцене, хотя вокруг нас огромный город.

***

Почему, спросят у меня подруги.

Потому что так получилось, скажу я. Так получилось. Просто так получилось.

Прошел еще один день, и я ему не написала. Не написала. Не написала.

Съела соевый суп и не написала. Ехала в автобусе и не написала. Так бывает.

Так бывает, так бывает.

Ничего особенного в этом нет.

6. Километры

Когда на дорожке впервые высветилось «10 км», я сама себе не поверила.

Что?! Вы хотите сказать… что только что пробежала 10 километров? Десять?! Прямо сейчас, за час и десять минут? Вы что, издеваетесь?

Я в школе-то никогда не бегала дольше трех, и то с большим трудом, потому что наворачивать круги вокруг стадиона казалось мне бесконечно скучным. В боку кололо, я пыхтела, волосы приклеивались ко лбу, и даже представлять себя олимпийской спортсменкой не помогало.

Готовясь к своему первому полумарафону, я не говорила вслух слово «полумарафон». Я вообще заткнулась на эту тему. Не говорила ни соседкам по общаге, с которыми мы жили в одной комнате, ни однокурсникам, ни друзьям, ни близким – только обмолвилась, что собираюсь бежать длинный забег.

В моей голове пробежать 21,1 км было невозможно, пока я их не пробегу. Пока это не будет свершившимся фактом и мне на шею не повесят медаль, считай, этого не было.

Не помню, о чем я думала, когда вышла на старт. Помню, что была странно одета – в леггинсы, но не спортивные, а колготочной ткани, и сверху розовые плюшевые шорты. И то и другое было совершенно не предназначено для бега.

Это была весна – ранняя и не очень теплая, небо было затянуто серыми облаками. Марафоны и беговые клубы появились только пару лет как, и тренировки в парках были так популярны, что на газонах в буквальном смысле яблоку было негде упасть.

Странно, почему я тогда так много ходила по городу пешком и так мало по нему бегала. Практически вообще не.

Может быть, потому, что мой телефон не умел строить беговые маршруты.

Может быть, дело быть в том, что я боялась открытых пространств, и только на дорожке чувствовала себя безопасно.

Мой первый и второй полумарафоны слились у меня в голове, приклеились скотчем к одному и тому же беспокойному лету. Бегать тогда у меня получалось хорошо, и, что важнее, бег спасал меня от страха. Это занятие полезно еще и тем, что так проще всего доказать себе, что сейчас, вот в этот самый момент, ты все можешь. Что вот прямо сейчас тело твое работает, легкие качают кислород, диафрагма поднимается и опускается, жизнь продолжается, и бояться тебе нечего. Сейчас ты владеешь моментом больше, чем владеешь собой. Сейчас ты оторвался на полметра, на метр, на два метра, на целый круг от свой тревоги.

Ведь можно бежать от чего-то, и можно бежать к чему-то. И это очень важное различие. Начинаешь ты, потому что бежишь от чего-то – от собственного отражения, например. От отсутствия прогресса. От того, к чему ты так тянулся и не достиг. От человека, который ты так хотел, чтобы он остался с тобой, а он ушел. От пустоты внутри. От ненависти к себе и розовым плюшевым шортам, которые натирают и оставляют на коже красные воспаленные полосы.

Помню, я бежала и на девятнадцатом километре хотела остановиться. С двенадцатого по восемнадцатый я смотрела, как работают ноги парня передо мной – он в красном и черном. Он бежал почти с такой же скоростью, что и я, поэтому я пристроилась за ним и смотрела, и их мерное движение помогало мне двигаться вперед.

Я хотела остановиться, я остановилась, и прошла метров двести, триста, хотя до финиша, конца этой петли, оставалось всего ничего. Они еще и организовали забег так, что нам надо было проделать две петли – вернуться к самому старту, а потом бежать опять, от него все дальше и дальше, а потом опять возвращаться. Старт и финиш были в одном и том же месте. На набережной реки. По небу мчались рваные облака. Было пасмурно. На трассе почти никого не было.