В объятиях Морфея. Том 1

Юноша снял со спинки стула свой халат и, на ходу засовывая руки в широкие рукава, вышел из комнаты. С двух сторон просторного и темного коридора тянулись ряды дверей, между которыми висели портреты, пейзажи и натюрморты в тяжелых рамах. Все они принадлежали кисти Люси Дюбуа, и проходя мимо, юноша с тоской смотрел на картины, написанные широкими и яркими мазками. Его мать предпочитала писать маслом, поэтому ее работы отличались живостью и насыщенностью красок, а сам Кристиан любил акварель – нежные, полупрозрачные тона, призрачные фигуры людей и размытые фоны давались ему значительно лучше, чем реалистичные изображения.

Преодолев устеленную алым ковром лестницу, Кристиан спустился в холл на первом этаже, белые стены которого покрывали арочная резьба и позолоченная лепнина. Множество высоких окон с длинными портьерами пропускали внутрь дневной свет и отбрасывали на мраморный пол тени от решеток. Рядом с входной дверью юноша заметил горничную Виоль и Андре, дворецкого поместья Дюбуа, которые о чем-то негромко переговаривались. Когда Кристиан подошел к ним, оба приветливо пожелали ему доброго утра.

– С пробуждением, юный господин! Я сейчас же накрою на стол, – поклонившись юноше, Виоль засеменила в сторону столовой.

– Андре, как погода? – спросил Кристиан. – Я хочу прогуляться после завтрака.

– Сегодня довольно прохладно, месье Кристиан, – отозвался дворецкий, вежливо улыбнувшись. – Советую вам одеться потеплее, – он вздохнул и обернулся к окну позади себя. – Хорошо еще, что дождя нет, но, боюсь, он скоро начнется. Вон, небо какое серое.

Кристиан кивнул и направился в столовую. Дом был устроен так, чтобы гости, попав в холл, могли быстро добраться до столовой, где хозяин угощал их изысканным ужином и превосходным вином. Однако, гостей в поместье принимали редко, и обычно ими были чиновники и деловые партнеры отца Кристиана. Климент Дюбуа был человеком влиятельным и уважаемым, но несмотря на то, что имел большое количество знакомых, общаться не любил. Но на рауты и важные мероприятия всё же ездил, не забывая взять с собой сына, чтобы показать ему «жизнь высшего света, в которой ему рано или поздно тоже предстоит участвовать». Кристиан не сопротивлялся, так как светские приемы были неплохим способом развеяться и просто насладиться экзотическими закусками и дорогим убранством залов. Однако, если отец на этих приемах слушал беседы знакомых чиновников, то Кристиану не оставалось ничего, кроме как слоняться по залу.

Молодой человек переступил порог столовой, посреди которой находился длинный стол, укрытый белоснежной скатертью. У правой стены, обшитой деревянными панелями, громоздились серванты, заставленные изнутри фарфоровыми тарелками, вазами, супницами и другой утварью, а на стене слева, между окон, висели лучшие натюрморты Люси. Отодвинув стул, Кристиан занял свое место за столом.

Вскоре Виоль, бегая туда-сюда с подносом, расставила на столе тарелки с овсяной кашей, сыром бри, фруктами и хрустящим багетом. Поблагодарив ее, юноша принялся за еду, но после пережитого во сне ужаса у него кусок в горло не лез. Вяло жуя кашу и по-прежнему мучаясь головной болью, Кристиан раскрыл газету, которую также принесла Виоль. Юноша со скукой перелистнул страницы и неожиданно наткнулся на странную заметку.

«Гигантский паук на улицах Страсбурга: жуткий монстр пугает жителей города».

Первая строчка гласила: «Массовая галлюцинация или нападение нечисти?»

Кристиан нахмурился и внимательно пробежался глазами по тексту заметки. Согласно показаниям очевидцев, которые ночью услышали снаружи странное цоканье и выглянули в окно, по улицам двигалось странное существо, похожее на фигуру человека с четырьмя парами паучьих лап. Если бы свидетелем его появления был один человек, это можно было бы списать на умственное помешательство, но уже около десятка людей утверждали, что видели под окнами своих домов чудовище.

Кристиан долго смотрел на газету непонимающим взглядом, а потом закрыл ее и положил обратно на стол. Ну ладно еще во снах – в них бывает всё, что угодно, и его сон тому подтверждение – но, чтобы в реальности? Наверняка все эти люди были не в себе, подумал он.

Но тут юноша вспомнил, как пару недель назад в газетах писали о сошедшем с ума цирюльнике, который, подобно бешеному псу, бросался на своих клиентов и пытался заколоть их ножницами. Священники объяснили, что этот человек одержим бесами и забрали его в церковь Святого Петра, где, по слухам, провели над ним обряд экзорцизма, и цирюльник вновь стал самим собой.

Может быть, это вовсе не сумасшествие, и оба случаи действительно связаны с демонами? Но Кристиан всегда думал, что монстры встречаются только в сказках и легендах. Не то, чтобы он совсем не верил в нечисть: дедушка когда-то рассказывал юноше, что ночью видел призрака, который исчез, стояло ему схватиться за крест и начать читать молитву. Может, потусторонние существа существуют на самом деле, но юноша не мог утверждать наверняка, ведь лично с ними никогда не сталкивался и потому любые странные явления пытался объяснить с рациональной точки зрения.

Кристиан издал протяжное «хм», взял в руки блюдце и чашку с черным чаем и, делая неспешные глотки, задумчиво посмотрел на сад, виднеющийся за окном. Настроение у него было тоскливым и подавленным, а дурной сон и заметка в газете вызвали сильное беспокойство. Сегодняшний день был странным с самого утра, поэтому юноша решил посетить свое любимое место в городе, его жемчужину – Страсбургский собор. Отец и мать воспитали его истинным христианином, поэтому он был уверен, что, если усердно молиться во имя Господа, все эти загадочные происшествия сразу же прекратятся. Услышав искреннюю молитву, Бог непременно избавит людей от происков Дьявола. Может, после посещения собора и Кристиану перестанут сниться пугающие сны?

Юноша поднялся обратно к себе в комнату и, ступая по ковру с вышивкой в виде золотистых стеблей, подошел к платяному шкафу и раскрыв его дверцы, после чего достал вешалки с одеждой и сложил их на кровати, заправленной бархатным покрывалом – за время его отсутствия кто-то из горничных успел заправить смятые простыни и навести порядок. Сняв с себя халат и ночную сорочку, Кристиан облачился в свой излюбленный костюм из английского сукна – коричневый в желто-белую полоску жилет, надетый поверх рубашки, и такой же расцветки брюки. Закрепив шелковый шейный платок янтарной брошью, он сунул руки в рукава двубортного пиджака с золотыми пуговицами. Отец всегда учил его тщательно следить за собой, поэтому Кристиан привык одеваться с иголочки – в Эклатане все юноши уделяли большое внимание внешности.

Когда Кристиан вернулся в холл, Андре держал в руках его пальто – с теплой подкладкой, модного оттенка шампань. При покупке владелица магазина осыпала юношу комплиментами, приговаривая, как оно ему идет, как гармонично сочетается с его внешностью. Андре помог молодому господину одеться и открыл ему дверь, а Кристиан ловким движением надел на голову цилиндр, захватил свою трость из стойки для зонтиков и, кивком поблагодарив дворецкого, спустился с крыльца и направился через сад к воротам поместья.

Снаружи носился и завывал ветер, резкими порывами срывая с кленов и яблонь пожухлые золотистые листья. Небо покрывала светло-серая дымка тумана. На вымощенной камнем дорожке стояли лужи – ночью был дождь, и в сыром, стылом воздухе пахло влагой, прелой листвой и переспевшими яблоками. Их в этом году созрело много, и садовник еще не успел собрать весь урожай.

Всё в этот день казалось Кристиану унылым и безжизненным: цветы в клумбах давным-давно увяли, кустарники ощетинились сухими ветками несмотря на то, что их регулярно подрезал садовник. Скульптуры в глубине сада белыми силуэтами выглядывали из-за деревьев и напоминали призраков.

Обогнув тихо журчащий фонтан с фигурой длинноволосой девы, из кувшина которой водопадом стекала вода, Кристиан добрался до ворот и вышел за пределы усадьбы. Юноша закрыл за собой кованую створку и зашагал вперед по улице, постукивая тростью по мостовой. В Страсбурге жизнь шла своим чередом: бакалейная лавка на противоположной стороне улицы уже давно открылась, а её пожилая хозяйка разговаривала со своей знакомой в дверях. Завидев вышедшего на дорогу Кристиана, она пожелала ему доброго утра, и он приподнял свою шляпу в знак приветствия. Повернув за угол, юноша ступил на мощеную улочку с жилыми домами, лавками и магазинами. Фахверковые постройки родного города он считал симпатичными и уютными: многие из них были запечатлены в виде угольных набросков на страницах его блокнотов.

Юноша медленно прогуливался по узким средневековым улочкам и вскоре вышел к каменному мосту. Опираясь локтями о перила, он некоторое время смотрел на реку Иль, спокойную и гладкую, как серебристое стекло, и здания на ее берегах, похожие на кукольные домики, которые он часто видел в детстве, когда родители приводили его в дорогой магазин игрушек, чтобы он выбрал себе подарок на день рождения. Дома и небо, отраженные в воде, создавали ощущение, что там, по ту сторону глади, существует второй, перевернутый мир.

Наконец, Кристиан перешёл мост, и в узком проеме между домами улицы Мерсье показался высокий шпиль Страсбургского собора, нависающего над городом, словно великан. Кристиан всегда восхищался этом необыкновенным произведением архитектуры, и затаил дыхание, любуясь его завораживающей, непостижимой красотой, которую невозможно было передать словами. Здание выглядело тонким и изящным, словно построенным из хрупкой слоновой кости. Переплетение резных скульптур на его фасаде было похоже на легкое, искусное кружево, а ажурный ступенчатый шпиль поднимался так высоко в небо, что пронзал молочную дымку облаков.

Ступив на Соборную площадь, юноша остановился и задрал голову, разглядывая фасад, башню, огромное окно-розу. Он не мог представить себе, что всё это в самом деле было создано руками человека. Величественный готический собор поражал невероятным масштабом в сочетании с такой тщательной детализацией: сотни фигур пророков, дев, ангелов и демонов, галерея апостолов, тончайшие арки и стремящиеся к небу шпили.

Неожиданно сильный порыв ветра сорвал с проходящих мимо мужчин головные уборы и раздул шали на плечах дам подобно парусам на мачтах кораблей. Кристиан вовремя успел поймать свой цилиндр, который тоже решил пуститься в пляс с ветром, и зашагал ко входу в собор.

Кристиан приоткрыл створку двери, шагнул внутрь огромного, погруженного в полумрак помещения и вдохнул запах церкви, который так любил: подтаявший воск и сладковатый аромат ладана. Внутри царили тишина и покой. Медленно ступая между рядами скамеек, Кристиан оглядывался по сторонам, словно не бывал здесь множество раз и не рисовал на холстах роскошное убранство Страсбургского собора, в котором находил волшебное очарование. Даже самый равнодушный к искусству человек не мог бы войти туда, не испустив вдох восхищения, а его резьба, скульптуры, изящные колонны и позолоченный орган не могли не удивлять.

Сводчатый потолок был таким же далеким, как небеса. Статуи бородатых германских королей, женщин в капюшонах с опущенными лицами, склонивших головы ангелов провожали юношу пустыми глазами, но это не пугало его. У Кристиана даже возникло чувство, что они молчаливо желают ему добра. Высокие стрельчатые арки вздымались к потолку, а сквозь яркие витражи с ликами святых просачивался бледный дневной свет. Кристиан с восторгом разглядывал мозаики из цветного стекла. Особенно ему нравились окна южной капеллы с описанием жизни Иисуса Христа.

Переведя взгляд на алтарь, юноша неожиданно заметил впереди одиноко стоящую фигуру. Когда Кристиан входил внутрь, все его внимание было приковано к интерьеру, поэтому он только сейчас обратил внимание, что находится в соборе не один. Невысокий и хрупкий, болезненно худой мужчина стоял к Кристиану спиной и, судя по низко склоненной голове, молился Господу. Он был одет в длинный черный плащ с незнакомой эмблемой на спине – серебряный круг, внутри которого находился меч, по форме напоминающий крест и густо увитый кроваво-красными цветами мака. Но заинтересовал Кристиана не символ на спине незнакомца, а его волосы – полностью седые. Волнистые локоны, водопадом спадающие ему на спину, были словно посеребрены лунным светом.

С любопытством рассматривая незнакомца, Кристиан, боясь побеспокоить его, тихо ступал по центральному нефу. Но как бы бесшумно он не старался идти, молящийся, похоже, обладал чутким слухом: не опуская сложенных вместе ладоней, он обернулся.

При взгляде на него Кристиан невольно замер, не успев сделать следующий шаг. Незнакомец был прекрасен – настолько же, насколько был великолепен собор. Кристиан, будучи художником, умел замечать и ценить красоту во всем, что видел – и в тот момент мог утверждать, что никого красивей в своей жизни не встречал. Длинные пряди обрамляли белое, бескровное лицо юноши, словно выточенное из мрамора, а его меланхоличный и отстраненный взгляд делал его похожим на статуи ангелов, которые порой можно увидеть не кладбищах. Смотря на него, Кристиан чувствовал, как сжимается сердце – столь глубокую и беспросветную печаль выражали эти большие темные глаза с длинными ресницами. Черты отрешенного лица юноши были мягкими и плавными: большие веки, прямой нос, тонкие губы, округлый подбородок. Он выглядел совсем юным – вот только молодые люди не смотрят так тяжело и устало.

В тот же момент лучи солнца, с самого утра прячущиеся за тучами, выглянули из-за облаков и пролили чистый золотистый свет на витражи. Картины из разноцветного стекла засияли изнутри чарующим мягким светом. По сравнению с полумраком, царившем внутри Страсбургского собора, красные, синие, желтые и зеленые осколки были невероятно яркими, а круглые окна-розы замерцали подобно цветкам, усыпанным драгоценными камнями.

Глаза незнакомца медленно расширились, и неожиданно в них, как в окнах, загорелся свет. Яркий блеск вспыхнул в его пепельно-серых радужках серебром, лицо внезапно просветлело, а весь его скорбный облик оживился благодаря отразившейся во взгляде безудержной надежде. В сиянии витражей он казался неземным существом.

С минуту Кристиан и седовласый юноша неотрывно смотрели друг на друга, и в широко распахнутых глазах последнего все больше проступало изумление – и будто бы узнавание. Однако Кристиан был уверен, что видел этого загадочного человека впервые. Он уже хотел спросить, как его имя, как тот внезапно зажмурился и поджал губы. Низко опустив голову, он повернулся и, сунув руки в карманы, порывисто зашагал к выходу из храма. Кристиан неловко отступил в сторону, и юноша, даже не взглянув на него, стремительно прошел мимо. Порыв воздуха донес со Кристиана едва уловимый аромат лаванды. Незнакомец быстро удалялся, полы его плаща, напоминающего сутану католического священника, развевались при ходьбе, а гулкий стук сапог эхом отражался от стен собора.

Прижимая к себе трость и цилиндр, Кристиан проводил его недоумевающим взглядом. Вскоре юноша вышел за дверь, но Кристиан еще долго смотрел ему в след. Он был в замешательстве: кто этот прекрасный человек и почему он так странно смотрел на него? Так смотрят на своих спасителей. И почему он так резко ушел, будто больше не желал видеть Кристиана, будто хотел сбежать?..

Досадливо нахмурившись, Кристиан шагнул к алтарю и сделал то, ради чего пришел сюда: горячо помолился Богу. Он просил у Господа защиты от злых сил, спокойствия и благополучия – как для себя и своего отца, так и для всех жителей Страсбурга. Когда он уже собирался уходить, раздался колокольный звон – пробило полдень. Юноша бросил взгляд на астрономические часы в углу: в них двигались фигурки, сменяющие друг друга каждые пятнадцать минут. Конструкция внезапно ожила – фигурка ангела перевернула песочные часы, из недр механизма выплыл Иисус Христос и прогнал Смерть в виде скелета.

Скоро ритмичный звон колоколов Северной башни смолк, и Кристиан не спеша покинул собор. К тому времени солнце успело скрыться в дымчатой пелене темных облаков. Ветер с шорохом гонял по брусчатке пыль и опавшие листья, резко похолодало – скоро должен был пойти дождь. Кристиан нехотя ускорил шаг и по пути домой заглянул в художественную лавку – магазинчик на углу улицы – в котором пахло старым деревом, пергаментом и медовым запахом акварели. У юноши она как раз закончилась. Купив несколько кисточек и тюбиков с красками, он пожелал хорошего дня продавцу и вышел на улицу – начался дождь, холодными каплями оседая на лице.

Спустя четверть часа Кристиан уже поднимался по ступеням поместья Дюбуа. Андре открыл ему дверь, и юноша с облегчением ощутил, как промозглый воздух сменяется теплом дома. Он передал дворецкому пальто, снял кожаные ботинки и цилиндр и поднялся на второй этаж. Вернувшись к себе в комнату, Кристиан разложил на столе покупки и, обернувшись, бросил задумчивый взгляд на мольберт с закрепленным на нем чистым холстом. Он с вчерашнего дня не мог решить, какую картину ему написать следующей – но сейчас испытывал непреодолимое желание изобразить юношу, которого повстречал в соборе. Он никак не мог выбросить из головы образ загадочного незнакомца, его тоскливые глаза и то, как окутывал его фигуру солнечный свет, падающий из стрельчатых окон.

Все-таки надо было спросить его имя. Кристиан редко писал портреты с моделей, но встреченный в соборе человек так и просился на холст – такие у него были необыкновенные черты лица, огромные глаза, похожие на бездонные омуты, и серебристо-белые локоны.

Побродив немного по сумрачной комнате, Кристиан поддался внезапному порыву и шагнул к пианино, стоящему у дальнего окна. Помимо живописи, он с детства увлекался игрой на фортепиано – мать всегда говорила ему, что у него музыкальные пальцы и ему стоит развивать в себе этот талант. Сев на табурет, он поднял лакированную деревянную крышку и, положив руки на клавиши, испустил глубокий вздох. Мелодию, которую Кристиан собирался играть, он сочинил после поездки в Прованс: деревенский мальчишка, с которым он там познакомился, спел ему песню, ставшую основой для композиции.

Юноша медленно заиграл, и из-под его пальцев, будто ручей, потекли высокие и звонкие ноты. Тоскливая, полная грусти и несбывшихся надежд мелодия плавно нарастала, но тут Кристиан поднял руку, вслушиваясь в умирающий, растворяющийся в шорохе дождя и стуке бьющихся о стекло капель, отзвук…

А потом его тонкие и длинные пальцы резко опустились на клавиши, быстро и стремительно затанцевав над ними, будто кружащаяся на балу пара. Музыка стала быстрой и ритмичной, чередуя высокие ноты с более низкими, которые отдавались от стен комнаты хрустальным переливом. Поднимаясь к пику, она устремлялась вниз подобно бушующим волнам, и таким же было ее настроение – будто в горечи проскальзывала радость, стремление жить и наслаждаться жизнью. А затем эта эйфория вновь сменялась нежной меланхолией.

Кристиан исполнял музыку с закрытыми глазами и покачивая головой. Это была самая эмоциональная композиция, которую он когда-либо сочинял и слышал. Она была такой же, как сама жизнь – с ее взлетами и падениям, а клавиши были ступеньками, по которым приходилось плавно спускаться и подниматься, вверх-вниз, и так до бесконечности.

Кристиан играл и играл, позабыв обо всем на свете – и, если бы не страсть к живописи, он мог бы стать достойным пианистом. В Эклатане была музыкальная комната с фортепиано, и когда в ней никого не было, он порой играл эту композицию. За годы юноша отточил ее звучание до мастерства, и каждый раз, исполняя ее, вспоминал свое детство, то время, когда его жизнь была весела и беззаботна… Когда матушка была еще жива, когда он целыми днями резвился среди лавандовых полей, и рядом с ним был его единственный за всю жизнь друг… Тот, благодаря которому родилась эта мелодия. Мелодия, которую он так и не услышал. Где он сейчас? Что с ним? И суждено ли им еще встретиться?

С еще большим чувством пробегая пальцами по клавишам, Кристиан нахмурился и открыл глаза. Столько лет прошло, он уже не маленький мальчик, но до сих пор скучает по тому лету… И может, будет скучать до конца своих дней.

Мелодия плавно затихала, угасая подобно свече, пытающейся засиять вновь, но в итоге неизбежно потухающей. Свече, от которой остается лишь дым, развеивающийся в воздухе… А за окном, по которому слезами стекали водяные капли, ветер раскачивал кроны яблонь и кленов, срывал увядшие листья, и те, кружась, уносились в туманную мглу неба.

Глава третья

Разбитая статуя

Дождь прекратился только с наступлением ночи.

Кристиан лежал в постели и смотрел, как ветер, проникающий сквозь приоткрытое окно, развевает полупрозрачную ткань балдахина. Юноша всегда спал с открытым окном – в духоте он не мог расслабиться и заснуть. Из-за этого в его спальне было довольно зябко, но он почти не чувствовал холода, до шеи закутавшись в мягкое пуховое одеяло.

Часы показывали уже почти час ночи, а сон к нему так и не шёл. Задумчиво смотря на белый полог, окружающий кровать, и на тени деревьев, скользящие по нему, он чувствовал смутную тревогу. В тонких ветках, тянущихся к окну по ту сторону стекла, ему чудились пальцы кошмарной Вдовы. Вспомнив о ней, он ощутил, как его тело пробирает дрожь. Что, если она явится к нему и в следующем сне? Юноша боялся, что она будет вновь угрожать ему и уговаривать обнять ее. Зачем ей так нужны были объятия? И как с помощью них вообще можно заключить сделку?

Разумом Кристиан понимал, что это было не более, чем дурное сновидение. Просто странный образ, возникший в его воображении, ошибка в работе головного мозга. Именно по этой причине у женщины во сне был странный облик и не менее странные речи.

Но в глубине души юноша чувствовал, что пугающая дама так просто его не оставит: интуиция подсказывала ему, что они еще встретятся. Как же защититься от того, кто приходит к нему во сне? Кристиан не знал, но неосознанно сжимал под воротом сорочки серебряный крестик.

Он не мог понять, по какой причине, но мысли его также постоянно возвращались к тому лету, когда ему исполнилось одиннадцать лет. Может, привидевшиеся прошлой ночью лавандовые поля пробудили эти давно похороненные воспоминания? Хотел бы он вновь пережить их. Ночи в Провансе были напоены свежим ароматом лаванды, а теплый ветерок очищал сердце и разум от тревог – что уж говорить про глубокое и синее звездное небо, будто покрытое алмазной пылью.

В ту июльскую ночь Кристиан точно так же лежал в кровати в маленькой, пахнущей деревом комнате постоялого двора, и смотрел в потолок. Лунный свет падал сквозь тюлевые занавески на окнах и окутывал комнату голубоватым сиянием.

Неожиданно в оконное стекло кто-то легонько постучал, и Кристиан, испуганно дернувшись и сев в постели, повернул голову к окну – сквозь занавески проступал темный мальчишеский силуэт. Тихо ахнув, он опустил босые ступни на скрипучий дощатый пол и шагнул к окну, поспешно открыв створки.

Его друг стоял снаружи и, держась одной рукой за двускатную крышу мансардного окошка, растянул губы в широкой и хитрой улыбке.

– Ты как сюда забрался? – шепотом спросил у него Кристиан и сразу же возмутился. – С ума сошел? Так же упасть можно!

– Да ладно тебе, всю жизнь по деревьям лажу и ничего, – пожав плечами, указал друг на толстые ветви дуба, раскинувшиеся рядом с крышей. – Не переживай за меня и лучше вылезай давай! – поторопил он, наклоняясь в оконном проеме и протягивая Кристиану бледную руку. – Ты ведь еще никогда не видел лавандовые поля ночью? Пойдем, тебе понравится! – оживленно воскликнул он.

– Но… – Кристиан в нерешительности оглянулся на дверь. – Если родители узнают…

– Не узнают! – отмахнулся друг. – Сам знаешь, они никуда не отпустят тебя посреди ночи. Остается лишь помочь тебе сбежать.

Он стоял, довольно улыбаясь и не опуская протянутой руки. Глядя на его фигуру, подсвеченную лунным светом, и на мерцающее ночное небо за его спиной, Кристиан ни за что бы не смог отказаться.

Он медленно протянул руку и ухватился за его хрупкие белые пальцы.

Вздохнув, Кристиан сбросил с себя одеяло, сел и, раздвинув полог, встал с кровати. Его внезапно потянуло на улицу – друг всегда говорил ему, что наблюдение за ночным небом помогает расслабиться и успокоиться. К тому же, свежий воздух – осенью он был особо бодрящим – наверняка поможет ему проветрить голову и как следует заснуть. Стены комнаты давили на Кристиана, заставляли чувствовать себя в ловушке, а снаружи, несмотря на холод, царили простор и свобода.

Кристиан вытащил из шкафа брюки и шерстяной свитер, который надел прямо поверх ночной рубашки и, чиркнув спичкой, зажег стоящий на тумбочке переносной фонарь. Его лицо озарилось теплым оранжевым светом, а тени от языков пламени заплясали по картинам и деревянным стенным панелям. Взяв фонарь в руку, Кристиан шагнул к выходу из комнаты, бросив перед этим взгляд на проступивший на холсте акварельный набросок – серые колонны собора, яркие мозаики витражей и юноша со сложенными в молитвенном жесте руками. Портрет незнакомца он рисовал до тех пор, пока не наступило время сна, и в воздухе еще едва уловимо пахло краской.