Аудитор смерти

На следующий день, используя заявление Ирины Новожиловой как формальный повод и ссылаясь на тот самый пункт 4.7, Владимиров инициировал официальную проверку деятельности МУП «Ритуал». Это была маленькая, но важная победа. Он пробил брешь в стене изоляции.

Система ответила мгновенно. И её ответ был верхом цинизма.

Приказ о создании межведомственной комиссии лёг на стол Нептицыну. Он подписал его, не глядя. А в графе «Председатель комиссии» его рука вывела знакомую фамилию. Борис Иголкин.

Щедрина получила копию этого приказа вечером. Она сидела в своём номере и смотрела на документ. Холодная ярость подступала к горлу. Они не просто защищались. Они издевались. Они превратили её оружие в фарс. Поручить проверку деятельности кладбищенской мафии человеку, который был её неотъемлемой частью. Это была пощёчина. Ей. Владимирову. Всему понятию справедливости.

Она поняла, что проиграла. Бюрократическая война была окончена, не начавшись. Они играли краплёными картами на своём поле и по своим правилам. Пытаться победить их с помощью закона было всё равно что пытаться потушить пожар бензином.

Она подошла к окну. Город внизу жил своей жизнью. Люди спешили домой, горели огни витрин, ехали машины. Они не знали, что их город давно захвачен. Что им правят не те, кого они выбирали, а тени, дёргающие за ниточки из дорогих ресторанов и элитных квартир.

Она посмотрела на здание УЭБиПК. Там, в своём кабинете, сейчас сидел Иголкин. Возможно, он уже писал отчёт о «проведённой проверке». Отчёт, в котором не будет найдено никаких нарушений.

Она сжала кулаки. Хватит. Хватит играть по их правилам. Она достала телефон и набрала номер Сосницкого.

– Мне нужна вся информация по внутренним конфликтам в ОПГ «Копатели», – сказала она без предисловий. – И по их конкурентам. Особенно по человеку по кличке «Жора».

Она повесила трубку. Если нельзя сломать систему снаружи, значит, нужно заставить её взорваться изнутри. Она больше не была чиновником из Минстроя. Она снова становилась оперативником. И её следующей целью был не Иголкин. Её целью был хаос.

Глава 10: Первые тени

Ночь накрыла Серебровск внезапно, словно кто-то дёрнул рубильник, выключив серое, унылое дневное освещение. Вместе с темнотой пришёл холодный, пронизывающий ветер, который гнал по пустым улицам мусор и мёртвые листья. На выезде из города, на старом шоссе, ведущем к рудникам, одинокий «Рено Логан» боролся с порывами ветра. За рулём сидел Семён Маргулис, владелец маленького, но гордого ритуального агентства «Последний путь».

Он только что возвращался с тяжёлого разговора с родителями, у которых занял денег, чтобы не платить дань «Крюку». Он отказался. Он решил бороться. Эта мысль придавала ему сил, смешанных с леденящим страхом. Он посмотрел в зеркало заднего вида. Две яркие точки фар тяжёлого грузовика неумолимо приближались. Маргулис поморщился. Какой-то идиот решил устроить гонки на ночной трассе. Он прижался правее, давая дорогу.

Но грузовик не пошёл на обгон. Он приблизился вплотную, его огромный бампер почти касался багажника «Логана». Маргулис вцепился в руль. Сердце пропустило удар, а потом забилось часто, как барабанная дробь. Это не было случайностью.

Он вдавил педаль газа в пол. Маленький «Логан» взревел, пытаясь оторваться. Но грузовик, похожий на доисторического монстра, легко нагонял его. Внезапно монстр моргнул дальним светом, ослепляя Маргулиса. В следующую секунду раздался оглушительный удар. Металл заскрежетал, мир перевернулся, и последнее, что увидел Семён Маргулис, были не звёзды, а осколки лобового стекла, летящие ему в лицо, как рой злых, блестящих насекомых.

В городском морге на Дачной улице пахло формальдегидом и безнадёгой. Этот запах был настолько плотным, что, казалось, его можно было резать ножом. Доктор Вова, патологоанатом, не замечал его. Он работал, напевая себе под нос старую, весёлую песенку про капитана. Его добродушное, круглое лицо и жизнерадостное мурлыканье были чудовищно неуместны в этом царстве смерти. Это была его защита. Его броня от ужаса, с которым он сталкивался каждый день.

На стальном столе перед ним лежало то, что осталось от Семёна Маргулиса.

– ДТП, говорят, – бодро произнёс Доктор Вова, обращаясь к своему помощнику, Егору Кольцову, по кличке «Рубильник». – Не справился с управлением. Бывает. Дороги у нас, сам знаешь, не автобаны.

«Рубильник» молчал. Он всегда молчал. Замкнутый, неразговорчивый, с глазами затравленного зверя, он двигался по секционной бесшумно, как тень. Он панически боялся вернуться в тюрьму, где провёл пять лет за драку, и этот страх сделал его невидимым.

Доктор Вова надел перчатки и склонился над телом. Его весёлость мгновенно испарилась. Лицо стало серьёзным, сосредоточенным. Он был хорошим врачом. Слишком хорошим для этого города. Он провёл пальцами по черепу погибшего.

– Странно, – пробормотал он. – Переломы рёбер, разрыв селезёнки – это понятно. Но вот это…

Он указал на гематому у основания черепа.

– Удар тупым предметом. Прижизненный. И вот здесь, на запястьях… следы, похожие на следы от наручников.

«Рубильник» замер. Он смотрел на синяки, и его собственная кожа покрылась мурашками. Он слишком хорошо знал, как выглядят такие следы.

– Может, при ударе так получилось? – спросил он тихо, его голос был хриплым от долгого молчания.

– Может, – Доктор Вова выпрямился и посмотрел на помощника. Их взгляды встретились. В глазах добродушного доктора была усталость. В глазах «Рубильника» – ужас. – А может, и нет. Но кто нас спросит, Егор? Кто нас спросит?

Он вздохнул и вернулся к работе. В официальном заключении он напишет обтекаемо: «множественные травмы, характерные для дорожно-транспортного происшествия». Он не будет лгать. Но он и не скажет всей правды. Это был его способ выживания. Его компромисс с совестью.

Ночью, когда морг погрузился в тишину, нарушаемую лишь гудением холодильных установок, «Рубильник» вышел на задний двор. Его руки дрожали. Он достал дешёвый кнопочный телефон, который прятал в сапоге. Он набрал номер, который знал наизусть.

– Это я, – прошептал он в трубку, когда на том конце ответили. – Сегодня привезли одного… Маргулис. Официально – ДТП. Но его били. Перед смертью. Сильно.

Он не дождался ответа. Просто сбросил звонок, вытащил сим-карту и сломал её. Он сделал то, что должен был. Он заплатил за свою свободу. Маленький кусочек информации в обмен на ещё один день на воле.

Анастасия Щедрина сидела в своём номере и читала официальный отчёт о смерти Семёна Маргулиса. Сухие строки, подписанные Борисом Иголкиным. «В результате ДТП… не справился с управлением… признаков насильственной смерти не обнаружено… в возбуждении уголовного дела отказать».

Она отложила планшет. Всё было слишком быстро. Слишком гладко. Она знала, что Маргулис был одним из тех, кто отказался платить «Крюку». И вот, через два дня, он «не справился с управлением».

Она открыла другой файл. Список «призрачных» могил, составленный «Мультиком». Она дала ему новое задание: найти родственников. Это было почти невозможно. Прошли десятилетия. Но Кирилл был упрям.

Раздался стук в дверь. Это был он. Бледный, но с горящими глазами.

– Нашёл! – выдохнул он, входя. – Одну. Внучку той женщины, ветерана труда, Анны Григорьевой. Она живёт здесь, в Серебровске. Я говорил с ней по телефону. Она помнит могилу бабушки. И она готова говорить.

Щедрина почувствовала, как напряжение немного отпускает. Это был прорыв. Первый живой свидетель.

– Молодец, Кирилл. Организуй встречу. Не здесь. Где-нибудь в людном месте. Кафе. Парк.

– Хорошо, – он уже развернулся, чтобы уйти, но остановился в дверях. – Анастасия… а это не опасно? Для неё?

Щедрина посмотрела на него. На его честное, открытое лицо.

– Опасно, – сказала она правду. – Очень. Но иногда, чтобы добиться справедливости, нужно рисковать.

Когда он ушёл, её накрыла волна сомнений. Она втягивала в эту войну посторонних людей. Старуху-свидетельницу. Мальчишку-студента. Она ставила их под удар.

В этот момент зазвонил её телефон. Номер был незнакомый.

– Викторовна? – голос был хриплым, с узнаваемым донским говором. – Это «Копаль».

– Слушаю вас, Анатолий.

– Ты, юристка, в опасные игры играешь. Слыхал я, ты покойников старых ворошишь. Не надо этого. Мёртвые – они тихие. А вот живые, которые их покой стерегут, – они шумные. Очень шумные. И злые. Береги себя. И пацана своего береги.

Он повесил трубку. Щедрина сидела, не двигаясь. Это было не похоже на угрозу «Валька». В голосе старого могильщика звучала… забота. Искренняя, отцовская забота. Он тоже видел в ней не чиновницу. Он видел в ней женщину, которая в одиночку пошла против стаи волков.

В кабинете мэра Нептицын слушал доклад Папенко.

– Маргулис – всё. Чисто, – докладывал помощник, вытирая лоб платком. – Иголкин дело закрыл.

– Я просил тихо, – Нептицын смотрел в окно. – А не с трупами. Трупы – это шум. Это привлекает внимание.

– Но он отказался платить…

– Мне плевать! – мэр резко повернулся. Его лицо было злым. – Я строю здесь бизнес-империю, а не бандитский притон из девяностых! «Крюк» и его быки должны знать своё место. Передай «Сому». Ещё один такой «несчастный случай», и я лично оторву им головы.

Папенко испуганно кивнул. Он видел, что мэр не шутит. Нептицын боялся не крови. Он боялся неконтролируемого насилия, которое могло разрушить его идеально выстроенную систему.