Российская Империя в трудах историков XIX в. Том 1

Российская Империя в трудах историков XIX в.

Том 1

Борис Григорьев

Редактор Сергей Мишутин

© Борис Григорьев, 2025

ISBN 978-5-0068-1945-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

В период сотрудничества с блогом «Молодость в сапогах» в 2022—2025 гг., просматривая русские журналы «Исторический вестник», «Русская старина», «Русский архив» и др., я выбирал в них некоторые интересные, на мой взгляд, статьи и очерки, аннотировал их и в сжатом виде предлагал читателям блога. Таких материалов за эти три года набралось около 200, и у меня, и у руководителя редакции блога С. В. Мишутина возникла мысль составить из них отдельную книгу.

XIX век ознаменовался в русском обществе бурным интересом к русской истории, возникновением мемуаристики, планомерным и методическим изучением архивов. Русские литературные и исторические журналы оказались в авангарде этого процесса, предоставив свои страницы для исследований историков, журналистов и просто грамотных и образованных людей. В результате вокруг журналов образовалось солидное читательское сообщество, что естественно не замедлило сказаться на общем культурном состоянии России. Этот период можно с полным правом назвать временем рассвета исторической науки нашей страны.

Помещая статьи из журналов, я счёл необходимым ознакомить читателя и с их авторами.

Над проектом книги и редакцией текстов, а также снабжением их иллюстративным материалом неутомимо трудился С. В. Мишутин, уже оказавший до этого большую помощь в публикации моих книг.

Конечно, используемый мною материал не претендует на полное отражение истории России и рассказывает лишь о некоторых её эпизодах, малознакомых широкому читателю. Надеюсь, книга будет интересна для современного читателя, интересующегося историей своей страны.

В заключение выражаю искреннюю благодарность моему редактору, корректору и автору указанных проектов, в том числе и настоящего, за его внимательное и творческое отношение к тексту моих рукописей и особенно – за подбор и размещение иллюстраций, придающих книгам особую привлекательность и атмосферу историзма.

Составитель книги Б. Григорьев

Обложка журнала «Русская старина»

Часть первая Внешние угрозы

Глава 1. Литовская угроза и Василий III1

Василий III (1479—1533), по прямому имени Гавриил, сын Ивана III и Софьи Палеолог и отец Ивана IV Грозного, великий князь Московский и Владимирский, правил с 1505 года и продолжал политику отца по «собиранию земель русских».

Василий III на французской гравюре Андре Теве

Княжение его проходило под знаком противостояния с Литвой, объединившейся потом с Польшей и на долгие годы явившейся главным противником Московско-Владимирского княжества.

Сразу после смерти Ивана III король польский (1501—1506) и великий князь литовский (1492—1506) Александр Казимирович (1461—1506), женатый на дочери Ивана III Елене, завязал с Василием Ивановичем мирные переговоры, потребовав возвращения потерянных литовских земель. Естественно, требование его было отвергнуто, и Александр начал готовиться к войне, приглашая поучаствовать в ней ливонского магистра Вальтера Плеттенберга (1450—1535). Расчёты Александра не оправдались, потому что магистр желания воевать не проявил, а, во-вторых, у князя началась распря со своим самым приближённым и любимым вассалом, надворным маршалом князем Михаилом Львовичем Глинским (1470—1534).

Распря затянулась. Одновременно Александру пришлось отбиваться от нашествия крымских татар, возглавляемых сыновьями хана Менгли-Гирея (1445—1515). Литовское войско возглавил Михаил Глинский, татары потерпели жестокое поражение под Клецком, а когда весть о победе достигла Вильны, Александр лежал, разбитый параличом и вскоре скончался. Брак его с Еленой Ивановной был бездетным.

Новым королём и князем стал младший Казимирович – Сигизмунд.

Узнав о смерти Александра, Василий Иванович, под предлогом справиться о положении овдовевшей сестры, отправил в Вильну посла, но в действительности князь планировал с помощью сестры сесть на польско-литовский трон. Идея была хорошая, но запоздалая – Сигизмунд уже был избран. Умный, энергичный, физически сильный, он сразу стал готовиться к войне с Москвой, считая время для этого вполне удачным: московское войско во главе с братом Василия углицким князем Дмитрием Жилкой потерпело поражение. И Сигизмунд немедленно вошёл в сношения с казанским ханом Магомет Амином (Эмином) (1469—1518) и его отчимом крымским ханом Менгли-Гиреем, не забыв пригласить на войну и Плеттенберга.

Пока готовилась коалиция против Москвы, Сигизмунд, как и его брат Александр, вступил с князем Василием Ивановичем в переговоры с требованием вернуть литовские земли, но получил такой же ответ, как и ранее брат. С Казанью Москва уже помирилась, а Менгли-Гирей особого энтузиазма воевать с ней тоже не испытывал. Летом 1507 года он сделал набег на московские украйны и этим ограничился. Плеттенберг, наоборот, захотел заключить с Москвой вечный мир, а в самой Литве возобновилась распря: Сигизмунд лишил киевского воеводства Ивана Львовича Глинского, и Глинские затаились, обещая королю всякие неприятности. Одним словом, не сошлось, войну с Москвой пришлось отложить.

Князь Василий тут же предложил братьям Глинским перейти со своими землями под его руку. Михаил Львович пораздумал и согласился: обещание Василия дать ему смоленское или киевское княжество решило дело. В 1507 году он со своим войском присоединился к московскому войску, уже снова воевавшему с литовцами. Он внезапно напал на Гродно, захватил там своего врага Яна Заберезинского, отрубил ему голову и бросил её в озеро. Потом он соединился со своими братьями Иваном и Василием и поднял в восточных областях Литвы восстание против Сигизмунда. Судя по всему, братья Глинские хотели создать там партию из православной шляхты, искоренить католичество и восстановить там утраченную русскую самобытность.

В 1508 году Глинские ещё более упрочили своё положение, взяли Туров, Мозырь и другие города, но потерпели неудачу под Минском и Слуцком. М.Л.Глинский напрасно звал на помощь московских воевод, которые в свою очередь приглашали Глинских осаждать Оршу. На помощь Орше Сигизмунд послал войско во главе с Константином Острожским, который в своё время был взят в плен войском Ивана III и которому Василий III дал вотчину, взяв с него клятву служить Москве верой и правдой и никуда не отъезжать. Православный Острожский при первом же случае сбежал в Литву в то самое время, когда католик Михаил Глинский передался государю Москвы.

Война продолжалась недолго, и Сигизмунд, боявшийся распространения влияния Глинских по всей Литве, и Василий, разочаровавшийся в преимуществах союзничества Глинских, не хотели больше воевать и в 1509 году на основании статус-кво заключили мир. Правда, Москва от этого мира даже выиграла, поскольку он навсегда закрепил за ней литовские земли, завоёванные Иваном III. Проиграли Глинские: они потеряли всё в Литве и теперь должны были надеяться на милость князя Василия.

Москва воспользовалась мирной паузой, для того чтобы покончить с самостоятельностью Пскова – последней вечевой общины на Руси. Вечевые устои города сильно изменились: московские наместники назначались уже без разрешения Пскова и менялись один за другим, не вникая в проблемы города; авторитет вече и посадничества резко снизился; при усилении т.н. черни псковским вече завладели крикуны, не слушавшие друг друга, и оно практически перестало работать. Упало правосудие, участились случаи разграбления казны, чего раньше никогда не было2.

В начале 1509 года Василий отозвал из Пскова воеводу князя Петра Васильевича Великого и назначил на его место князя Ивана Михайловича Репню Оболенского. Репня Оболенский оказался лют и жесток по отношению к псковитянам, особенно зажиточным, и своими действиями вызвал многочисленные жалобы. Великий князь отвечал, что он найдёт управу, как только приедет в Новгород. Он приехал в город в октябре 1510 года с большой военной силой, но, как пишет Иловайский, главной целью его был не Новгород, а Псков.

Псковичи послали в Новгород делегацию в составе нескольких посадских людей и бояр. Делегация вручила Василию полтораста рублей и била челом на обиды князя Репни. Князь принял их дар и на челобитье ласково ответил, что он хочет «свою отчину жаловати и боронити», воеводу Репню обещал обвинить, как только в городе соберутся все жалобщики. Делегация вернулась, доложила об ответе великого князя на вече и призвала всех жалобщиков поехать в Новгород. Князь Репня, между тем, приехал в Новгород и, со своей стороны, подал жалобу на псковичей в том, что они его «безчествовали».

Собираясь в Новгород, псковичи вдруг почувствовали что-то недоброе – как написал летописец, «псковичей сердце уныло». Но они решили всё-таки исполнить наказ вече, и 9 посадников и купеческие старосты всех торговых рядов отправились в Новгород. Но великий князь ещё не дал им управы и говорил только: «копитеся жалобные люди, на Крещение дам всем управу».

На Крещение, 6 января 1510 года Василий прибыл в Псков и велел псковичам идти на водосвятие на реку Волхов. После водосвятия московские бояре из свиты Василия пригласили всех псковичей на владычный двор, где и получат, наконец, великокняжескую управу. Когда они все собрались, московские бояре отделили всех посадников, бояр и купцов и повели их в палату, в то время как «молодшие», т.е. простые горожане, остались на дворе. Двери палаты закрылись, и настала решительная минута.

– Пойманы есте Богом и великим князем Василием Ивановичем всея Руси! – громко объявили им московские бояре.

Им объявили, что все они будут выведены в Московскую область, и послали за членами их семей. В ожидании жён и детей «пойманных» поместили пока в архиерейском доме, а «молодших» переписали и раздали новгородцам, чтобы те кормили их стерегли до получения «управы». Псковский купец Филипп Попович, ехавший с товаром в Новгород, узнал о насильственном задержании своих граждан и поскакал обратно в Псков, чтобы сообщить там эту страшную весть. Объятые скорбью и страхом, псковичи собрали вече и стали решать, «ставить ли щит против государя» и готовить город к обороне. Вспомнили, что они дали крестное целование великому князю, и что в Новгороде задержаны их родственники и товарищи.

Пока они размышляли, из Новгорода прискакал купец Онисим Манухин с грамотой от своих товарищей, в которой говорилось, что великий князь не желает наказывать псковичей «за неправды их судей и посадников» (видно, Василий Иванович внял жалобе Репни), а только требует от псковичей снять вечевой колокол и принять московских наместников. В случае неповиновения князь грозил войной и большим кровопролитием. Лишённые свободы псковичи приняли это требование и дали присягу на верность великому князю от имени всего Пскова и его граждан.

Выслушав содержание грамоты, псковское вече отправило в Новгород гонца сотника Евстафия со смиренным челобитьем, чтобы государь сжалился над своей «старинной отчиной». Свей покорностью Псков пытался избежать судьбы своего старшего брата – Великого Новгорода. Наивная надежда, пишет Иловайский. В Псков приехал дьяк Третьяк Далматов и в субботу 12 января у храма Св. Троицы, где собралось вече, с «вечевой степени», т.е. с помоста, передал поклон князя и объявил его непреклонную волю: вечевой колокол снять и назначить в Псков двух московских наместников, а также наместников по пригородам. И пригрозил оцепеневшей толпе, в случае неисполнения этих требований, войной и кровопролитием. После этого дьяк сел и стал ждать ответа. Псковичи молча плакали, а потом попросили с ответом подождать до утра.

Рано утром в воскресенье 13 января вечевой колокол в последний раз собрал псковичей на вече. Выступил один из посадников и сообщил Далматову, что псковичи остаются верны крестному целованию на верность великому князю и готовы исполнить его волю. Вечевой колокол немедленно спустили с Троицкой звонницы, и Далматов повёз его в Новгород.

Через несколько дней в Псков прибыл первый московский отряд с воеводами князем Петром Великим, Хабаром и Челядниным и стал приводить граждан к присяге. Вслед за отрядом шёл Василий Иванович, и псковичи вышли из города, чтобы оказать ему встречу. 24 января в четверг Василий Иванович вошёл в Псков, его встретили за три версты от города и ударили челом в землю. Князь спросил их о здоровье.

– Ты бы, государь, наш князь великий, царь всея Руси, был здоров, – ответили псковичи.

Духовенство ожидало князя на Торговой площади. Василий сошёл с коня, принял благословение коломенского владыки Вассиана Кривого (своего в Пскове не было) и прошёл в храм св. Троицы, где отслужили молебен и пропели многолетие государю. После этого владыка Вассиан осенил князя крестомисказал:

– Да благословит тебя господь Бог, Псков вземши!

Услыхав это, псковичи оскорбились и заплакали: выходило, что москвичи не оценили их покорность и посчитали их за неприятелей!

Но мера их страданий ещё далеко не исполнилась.

27 января великий князь позвал на свой двор посадников, бояр, купцов и прочих житьих людей и сказал, что хочет их «жаловать своим жалованьем». «Жалованье» было оказано по новгородскому образцу: Пётр Великий выкликал с крыльца имена посадников, бояр и купцов, приглашая их в гридню, в приёмную князя. Там их немедленно «отдавали за приставы», т.е. брали под стражу. Остальным оставшимся во дворе псковитянам Пётр Великий объявил, что «до вас государю дела нет», и отпустил их восвояси. Взятым в гридне «за приставы» объявили, что государь их «жалует своим жалованьем на Московской земле». И на другой день отправили их с жёнами, детьми и лёгким имуществом в Москву в сопровождении отряда боярских детей. Всего в Москву было выведено около 300 псковских семей и столько же завезено в Псков московских семей.

В Псков были назначены наместники Г.Ф.Морозов и И.А.Челяднин и дьяки Мисюрь Мунехин и Андрей Волосатый, а также 12 городничих – двух для самого города и десять для его пригородов. В Среднем городе разместились тысяча московских боярских детей и пятьсот новгородских пищальников. Были выбраны 12 старост из местных и назначены 12 старост из московских людей, которые должны были присутствовать на суде наместников и их тиунов. Василий Иванович на всякий случай принял меры против возможного недовольства и возмущения.

В память взятия Пскова князь велел построить храм во имя Ксении. Пробыв в Пскове 4 недели и перестроив псковское управление на московский лад, Василий Иванович выехал из Пскова, прихватив с собой и второй, меньший колокол – т. н. Корсунский вечник.

Последующий период жизни Пскова ознаменовался жестокими притеснениями его жителей со стороны наместников и их тиунов, что дало повод для жалобного восклицания летописца: «О, славнейший граде Пскове великий! Почто бо сетуешь и плачешь?» Василий Иванович, узнав об этом, назначил в Псков новых наместников: уже знакомого псковитянам князя Петра Великого и князя Семёна Курбского. При них положение жителей значительно улучшилось, и многие разбежавшиеся кто куда граждане Пскова вернулись домой. Дьяк Мунехин, остававшийся в городе вплоть до своей смерти (1528) являлся основным проводником московской политики в Пскове и во многом способствовал стабилизации и быта, и торговли жителей.

Верстах в 50 от Пскова, на границе с Ливонией, существовала монашеская обитель с двумя разрушенными храмами: пещерного во имя Успении Богородицы и нагорного во имя преподобных Антония и Феодосия. Мунехин вместе со своим подьячим псковитянином Ортюшей на собственное иждивение обустроил и обновил эти храмы, которые стали привлекать к себе многих богомольцев. Обитель стала известной в Москве и получила потом название Псково-Печерского монастыря.

…Между тем, мир с Литвой 1509 года превратился в перемирие, перемежающееся пограничными спорами, стычками и дипломатическими переплётами.

Вдовствующая княгиня Елена Ивановна, сумевшая сохранить верность православию, являлась бельмом на «чистом» католическом глазу Литвы и Польши. Завидовали паны и её солидному состоянию и, глядя на то, как она с достоинством несёт свою вдовью долю, скрипели от ненависти зубами.

В 1512 году в Москву пришла от неё жалоба: собралась она по обычаю выехать из Вильны в город Бреславль, своё имение, но вдруг воеводы вильненский Николай Радзивилл и трокский Григорий Остыков взяли её из храма во время моления за рукава, насильно посадили в сани и отвезли в Троки, утверждая, что она хотела вместе с казной уехать в Москву. Из Трок её перевели в жмудское местечко Бирштаны, имение отняли, слуг разогнали и держат в неволе.

Василий, разумеется, не оставил это без последствий и сделал Сигизмунду запрос объяснить случившееся. Сигизмунд объяснил, что Елену не пустили в Бреславль из соображений её безопасности. А вслед за этим объяснением пришла скорбная весть, что Елена скончалась. Напрашивалась мысль о насильственном убийстве, и М. Глинский усиленно распространял эту версию. Он провёл собственное расследование и узнал, что Елена жаловалась на неподобающее к ней отношение королю Сигизмунду, но тот никаких мер в её защиту не принял. Тогда её ненавистники подкупили трёх людей из числа её прислуги, включая её ключника Митьку Иванова, дали им зелье, а те добавили его в мёд и дали королеве его выпить. Николай Радзивилл взял Митьку в свои слуги наградил его имением.

Другой причиной для разрыва отношений с Литвой стала коварная политика Сигизмунда по отношению к Крымской Орде. Ему удалось уговорить Менгли-Гирея разорвать многолетний союз с Москвой и начать против неё военные действия. Сигизмунд пообещал платить хану по 15.000 злотых ежегодно, если крымцы станут воевать московское государство. Менгли-Гирей был уже достаточно стар, чтобы ходить в походы, зато его сыновья Ахмат и Бурнаш в 1512 году сделали три набега на Рязанскую и Белёвскую украйну. С этого года, пишет Иловайский, начался длинный ряд опустошительных набегов крымских татар на территорию Московского княжества, доставивших ему неисчислимые бедствия.

Всё это стало известно в Москве от своих доброхотов в Крыму, и Василий в начале 1513 года послал Сигизмунду «складную грамоту», т.е. объявил ему войну и зимой того же года выступил в поход с М. Глинским и воеводами Даниилом Щеней и Репнею Оболенским. В планах было отвоевать у противника Смоленск. Город был хорошо укреплён, и осада длилась полтора месяца. Василий решил взять город сходу ночным приступом, для чего выставил военным людям бочки с пивом и мёдом. В полночь полупьяные пищальники полезли на стены, но приступ был отбит с большими потерями для русского войска.

Весной Василий вернулся в Москву, а летом осаду Смоленска возобновил. К Смоленску подошла другая рать, воевавшая Полоцк, и битву в открытом поле русские выиграли, но город снова взять не удалось. Пушечный «наряд», ограждённый турами, громил стены, но не очень искусно, так что осаждённые ночью успевали починить то, что было разрушено днём. И опять Василий воротился в Москву с намерением взять Смоленск во что бы то ни стало. Особенно хлопотал об этом Михаил Глинский, которому Смоленск был обещан на правах удельного княжения. Глинский, используя свои старые связи, послал гонцов в Силезию, Чехию и к немцам за специалистами в осаде крепостей. И такие специалисты вскоре прибыли.

Император Священной Римской империи Максимилиан (1459—1519), имевший виды на Чехию и Венгрию, где правил брат Сигизмунда Владислав, встал на сторону Москвы. Он предложил Василию Ивановичу заключить союз, привлёк против поляков и литовцев тевтонско-прусского магистра Альбрехта Бранденбургского и старался уговорить выступить против Сигизмунда и датского короля Христиана II. Зимой 1514 года от магистра Альбрехта в Москву прибыл цесарский посол Шнитценпайнер, где именем Максимилиана заключил с Москвой формальный военный союз против короля Польши и Литвы. С договорной грамотой и в сопровождении московских послов Шнитценпайнер вернулся к Макимилиану, и тот под присягой подтвердил заключённый договор. Всем этим дипломатическим успехам Василий был обязан Михаилу Глинскому.

Летом 1514 года великий князь в третий раз появился под стенами Смоленска.

На сей раз москвитяне выставили большое количество огнестрельного оружия, пушки упорно громили укрепления, а пищальники делали приступы. Гарнизон Смоленска во главе с воеводой Юрием Соллогубом отбивал все приступы, но город постепенно разрушался, был подвергнут пожарам, и жители его стали склоняться к сдаче. Тщетно пытался Соллогуб уговорить их, обещая скорое прибытие помощи от Сигизмунда, но смоляне во главе с митрополитом Варсонофием обратились к Василию III с просьбой «унять свой меч» и отворили ему ворота. 31 июля Даниил Щеня вступил с войском в город и привёл его жителей к присяге, а 1 августа в город въехал великий князь и был радушно и торжественно встречен смолянами и духовенством.

Бывшие защитники города, пожелавшие служить князю, получили по 2 рубля, а те, кто захотел вернуться в Литву, – по 1 рублю. Юрий Соллогуб решил вернуться в Литву, и там его судили как изменника, и отрубили ему голову. Иловайский отмечает, что Василий обошёлся со смолянами намного мягче, чем с псковитянами – никаких выводов бояр или купцов в московские земли не последовало, имущество у людей не отбирали. Особой жалованной грамотой Василий подтвердил за духовенством, боярами и купцами их земли и владения и сохранил за городом прежние судебные и гражданские уставы, полученные от литовских князей.

После взятия Смоленска русская рать отправилась к другим городам смоленской земли. Мстиславль сдался добровольно, и его князь оставлен на прежнем княжении. Жители Кричева и Дубровны добровольно присягнули Москве. В это время Сигизмунд с войском, набранным в Венгрии, Чехии и Германии, шёл на выручку Смоленску. В Минске он узнал, что город пал. Василий отправил навстречу ему Глинского, братьев Булгаковых, Челяднина и др. воевод. Москвитяне стояли под Друцком, а Сигизмунд двинулся на Борисов, когда обнаружилась измена Глинского. Перебежчик не получил во владение Смоленск и с обиды завёл тайные переговоры с Сигизмундом. Король был рад лишить Василия опытного воина и советника, простил Глинского и наобещал ему всяких милостей.

Иловайский сообщает, что то ли русские перехватили посланца Сигизмунда к Глинскому, то ли слуга его вовремя сообщил о его измене, только на перехват изменника поскакал князь Михаил Булгаков-Голица, устроил засаду и поймал беглеца. Великий князь приказал наложить на него оковы и отправить в Москву. Вероятно, Глинский успел сообщить литовцам важные сведения, потому что после этого военное счастье изменило войску Василия.

В сентябре 1514 года под напором литовцев русская рать отправилась к Орше, перейдя на левый берег Днепра. Командовавший войском окольничий Челяднин наблюдал, как литовцы тоже переправлялись на левый берег и не атаковал их, поджидая, когда переправится всё войско противника. Он надеялся, вероятно, на численное своё превосходство, и широко растянул воинские порядки, чтобы окружить литовцев. Битва была упорной и продолжалась до поздней ночи без явного перевеса с какой-либо стороны, пока литовский гетман Константин Острожский не прибегнул к ложному отступлению, наведя московские полки на убийственный огонь своей артиллерии. Московитяне дрогнули и побежали.

Находившаяся на поле битвы речка Кропивна, по летописным сведениям, была остановлена в своём течении, будучи запружена телами убитых московитян. Все воеводы Василия попали в плен, а всего литовцы взяли в плен около полутора тысяч воинов, обоз, казну и всё вооружение. Спустя несколько лет известный посол Священной римской империи барон Сигизмунд фон Герберштейн, проезжая через Вильну, видел некоторых пленных русских воевод, томившихся в темнице. Он дал им взаймы (?) несколько злотых. Видно Василий Иванович сильно разозлился на их неудачу под Оршей и никаких мер по их вызволению из плена не предпринял.

Непосредственным следствием поражения под Оршей явилось отпадение к Литве Мстиславля, Дубровны и Кричева. В Смоленске Варсонофий тоже готовил заговор с целью вновь передаться к Литве, но московский воевода Василий Шуйский зорко следил за обстановкой в городе, он раскрыл заговор, схватил Варсонофия и отправил его в Дорогобуж, где стоял Василий со своим войском. Константин Острожский поспешил к Смоленску, надеясь на помощь заговорщиков, но подойдя к стенам города, он увидел их повешенными в тех же шубах, камках и бархатах, с чарками и серебряными бокалами на шее, которые они получили в дар от великого князя. Он попытался взять город приступом, но был отбит и с позором ушёл.