bannerbanner
Невидимый фронт. 22 рассказа выпускников Писательской академии Антона Чижа
Невидимый фронт. 22 рассказа выпускников Писательской академии Антона Чижа

Полная версия

Невидимый фронт. 22 рассказа выпускников Писательской академии Антона Чижа

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 5

Обстановка в маленькой комнате была скудной: стол, стул, железная кровать с сеткой, пустой шкаф. Одежды или личных вещей не было. На кровати лежала грязная подушка. Постельного белья не имелось. На столе хаотично разбросаны бумаги, поверх которых лежала книга из списка запрещённых. Перечень таких книг Николай знал наизусть. Зачастую предательство начиналось с чтения запрещённой литературы, и знание это могло помочь в оперативной работе. Начальник Особого отдела НКВД Давид Соломонович Бабич аккуратно, одним пальцем открыл книгу на середине, там, где загнут был уголок страницы. Потом взглянул на титульный лист и сказал непонятное:

– Издано в Берлине. Как удобно.

Давид Соломонович имел округлое тело на тоненьких ножках и характерный крючковатый нос. Пока майор докладывал, начальник больше молчал и внимательно всё осматривал, заглядывая в каждый угол, под кровать, в пустой шкаф. Особое внимание уделил выломанной двери, точнее выломана была только задвижка, которая болталась теперь на одном гвозде.

Справа от входной двери вся стена увешана схемами, картами, фотографиями. На фотографиях, где несколько людей, кто-то один обязательно обведён красным карандашом. Некоторые фотографии между собой соединены натянутой красной ниткой, накрученной на канцелярские кнопки, на которых они держались. В этом была какая-то система. На столе листки с какими-то списками, таблицами и фотокопии документов, возможно секретных.

Труп уже унесли. Вряд ли возможно было находиться с ним в одной комнате. Единственное узкое окно распахнуто, и, судя по ошмёткам краски на подоконнике, открывали его с большим трудом. Но неприятный запах ещё оставался.

Начальник завершил осмотр, кивнул каким-то своим мыслям и обратился к майору.

– Михалыч, с тебя хозяин квартиры и быстро. Пока свободен. До утра будь на связи.

Петренко вытянулся, сказал «Есть!» и с явным облегчением ретировался.

– Чем известен Листвянский? – спросил начальник.

Октябрьский громко хмыкнул.

– Известно чем. Бабник и пропойца.

Затем началась рутина. Николай сел за стол составлять протокол осмотра. Пока он до конца не понимал, почему этим трупом должна заниматься контрразведка, тем более если смерть естественная. Кто все эти люди на фотографиях, он не знал, но догадывался – фигуры важные. Кого-то из них сразу узнал милиционер, тот, что первый зашёл в комнату с трупом, и началось. Сначала прибыл начальник районной милиции, затем контрразведка, причём высочайшим составом в лице начальника и его заместителя. Наверняка доклад пойдёт к наркому, а возможно и выше. От перспектив захватывало дух. Но нужно сосредоточиться. Нельзя ударить в грязь лицом в первый же день службы.

Когда Николай утром пришёл в здание НКВД на Лубянке, где располагался в том числе Особый отдел, начальника на месте не было. Николаю сказали ждать, и ждал он весь день, сидя на стульчике перед высокой массивной дверью. Часов в пять явился Давид Соломонович. По виду и не скажешь, что большой начальник, внешность больше комичная, но манера держаться и речь его и взгляд выдавали человека большого, умного и опытного. От внимания Николая не ускользнула папка на столе начальника, очень похожая на папку с личным делом, которая тут же переместилась в ящик стола. Наверняка начальник уже всё знал про нового сотрудника. Скорее всего на первой странице личного дела написано что-то вроде: Николай Александрович Дамиров, 26 лет от роду, сирота, внешность непримечательная, невысокий, худощавого телосложения, русоволосый, глаза светло-голубые, холодные, всегда прямая осанка, вежливый, голос тихий.

О назначении Николай узнал только вчера. Последний год он провёл в Школе особого назначения, которая располагалась в пяти деревенских домах, скрытых от посторонних глаз глубоко в лесу. Сокурсники, всего 30 человек, не были сиротами, но никто из родственников не знал, где они и чем занимаются, учёба была засекречена, а будущие сотрудники внешней или внутренней разведки оторваны от обычной жизни. Большинство до этого служили в армии, но были и те, кто работал раньше на заводе или в колхозе. Главный критерий отбора – идеологическая надёжность, ну и, конечно, определённые характеристики, такие как аналитический склад ума, физическая сила и моральная устойчивость. Большую часть учёбы занимало изучение иностранных языков. Николай немного знал немецкий, что тоже было плюсом при отборе. В школе языки доводились до совершенства. Почему-то он знал, что станет контрразведчиком, а ни для кого не секрет, что немецкое направление было сейчас главным. Николай закончил учёбу в мае 41-го, а в кабинет начальника контрразведки попал в начале июня того же года.

Руководитель школы Владимир Харитонович Мамардашвили, живой и общительный грузин, сиял пуще обычного, торжественно объявляя радостную новость о назначении Николая в Особый отдел НКВД, куда и хотел, и просился он на протяжении всей учёбы. Правда назначен он был не на оперативную работу, а в качестве секретаря начальника отдела. Впрочем, должность довольно высокая и ответственная, и опасная. По некоторым реакциям Владимира Харитоновича Николай догадался, что предыдущего секретаря арестовали.

– Ну рассказывай, Николай. Как живёшь, чем дышишь? Тебе, кстати, привет от наркома.

Николай никак не ожидал такого начала.

– В каком смысле? Мы не знакомы.

– Ты думал, попасть сюда, только желания достаточно. Нарком позвонил, сказал, что есть толковый парень, настоящий сыщик. Как видишь, слава о твоих подвигах далеко пошла. Нарком строго-настрого наказал по полной использовать твои мозги. Расскажешь, как ты раскрыл хищения в армии, когда служил писарем в штабе?

Давид Соломонович заёрзал на стуле, усаживаясь поудобней, откинулся на спинку кресла и довольный произведённым эффектом заулыбался.

– А ведь это не единственный твой подвиг. Говорят, ты шпиона разоблачил, после чего тебя в школу взяли. Молоток, что сказать. Такие люди нам нужны.

Николай смущённо молчал, изо всех сил стараясь не краснеть. Контрразведчик не должен выдавать свои эмоции. К сожалению или к счастью, дальнейшее знакомство с начальником было прервано, когда дверь кабинета распахнулась без стука.

– Давид Соломонович, разрешите доложить, срочное дело, – громко и без предисловий выпалил Октябрьский. – Листвянский мёртв.

– Напомни, Иван, что у нас по нему?


– Рапорт месячной давности о возможной связи. Но сейчас факт установлен, связь есть. При нём компрометирующие документы.

Октябрьский, как он думал, незаметно для Николая, показал глазами наверх.

– На сколько всё серьёзно?

– Очень. Надо ехать, Давид Соломонович. Сейчас.

– Поехали.

Начальник поднялся из-за стола и бодро зашагал к выходу, Октябрьский за ним. Николай растеряно смотрел вслед. Вспомнив о нём, начальник обернулся и неожиданно сказал:

– Николай, ты едешь с нами.

– Товарищ начальник, это лишнее, – громко прошептал Октябрьский.

– Поговори мне, – уже на ходу бросил Давид Соломонович.

Николай догонял их бегом.

В машине, а это была легендарная «эмка», только в бежевом кузове, Октябрьский продолжил докладывать. Почему-то начальник посадил своего заместителя на переднее сиденье, а сам с Николаем сел назад.

– Напомню, что месяц назад мы заметили Листвянского в обществе жрицы под оперативным псевдонимом Камелия. Точных данных, что Камелия агент, у нас нет, но под подозрением она давно. Листвянский был взят на карандаш. На всякий случай, уж больно подходящий кандидат для вербовки, бывает за границей, всюду вхож, но кроме встреч с Камелией никаких других подозрительных контактов нет.

– Я помню, – сказал начальник. – Давай ближе к делу. Что с Листвянским?

– Обнаружен мёртвым. Причина смерти устанавливается. При нём документы. Довольно серьёзные. Вам лучше взглянуть самому, товарищ начальник.


Октябрьский обернулся и упёрся глазами в Николая. Взгляд у него был пронизывающий, подозревающий, даже неприязненный. По бегающим зрачкам Николай понял, что его запоминают.

– Я смотрю, у нас пополнение, – сказал замначальника.

– Да, прошу извинить, коллеги. Знакомьтесь. Николай Александрович Дамиров, выпускник нашей школы. Способный малый. Рекомендован на должность моего секретаря. Мой заместитель, капитан госбезопасности Иван Алексеевич Октябрьский. Интересная фамилия, правда? – начальник улыбнулся, наверное, он часто подшучивал над замом по поводу фамилии.

– Мне нравится, – сказал Николай.

– Когда в 1918 году вышел декрет о возможности смены фамилии, Иван в числе первых заменил свою в буквальном смысле дурацкую фамилию Дураков на Октябрьский. Но умнее от этого не стал, – шутка ощущалась как дежурная, но начальник искренне хохотнул.

С переднего сиденья послышалось недовольное сопение. Николай не подал виду, но мысленно поморщился. Стало неприятно от того, что начальник унижает своего подчинённого, да ещё и в присутствии нового человека.

– А ты тоже менял фамилию, Николай? – неожиданно спросил начальник.

– Нет, почему?

– Ну, твоя фамилия тоже не простая. Дамиров – Даёшь Мировую Революцию.

– Не знал. Я думал от татарского имени Дамир.

– Теперь будешь знать. Твои родители разве татары? Внешность у тебя не татарская.

– Я их не знал. Я же сирота.

– Казанская сирота, выходит, – улыбнулся начальник.

– Да нет, в Москве я рос, – серьёзно ответил Николай.

– Кем родители-то были?

Какая-то странная проверка, подумал Николай. В папке наверняка есть вся информация о нём. В Школу особого назначения кого попало не берут, уж проверили и перепроверили на сто рядов.

– Так я с малых лет в детдоме. Родителей не помню, сказали, спились они.

– Ясно. Просто не успел твою папку просмотреть, – начальник как будто читал мысли Николая. – Ну ничего. Ещё расскажешь про себя.

– Так точно.

– Иван, что ещё известно? Ты говоришь, теперь связь Листвянского установлена?

– А вот с этим нужно разбираться. Возможно, смерть непреднамеренная. Поэтому ниточка может приведёт куда, а может оборвётся. Что Листвянский предатель, это факт. Как я и предполагал.

– Помню-помню. Только предполагал ты без всяких оснований. И сейчас тараном прёшь, а тут аккуратность нужна, кружевная. Ну ладно, посмотрим, что из этого выйдет.

Как только в протоколе осмотра Николай поставил последнюю точку, в коридоре раздался звонок. Октябрьский коротко переговорил по телефону и вернулся в комнату.

– Смерть естественная, скорее всего сердце. На теле ни одной царапины.

– Яд?

– Тоже исключён. Признаков нет.

– Интересно девки пляшут, – протянул начальник. – Николай, ты всё зафиксировал в протоколе? Хорошо. Иван, поставь людей дежурить, может кто явится, хотя это вряд ли. А ты, Николай, срывай это художество со стены, только аккуратно. Стоп! Нужно зафиксировать расположение схем и карт и связей между фотографиями. Иван, где наш человек с фотоаппаратом?

– Фотографии уже давно сделаны.

– Молодец. Немедленно проявить и ко мне на стол. И ещё, Иван. К этому делу нужно привлечь минимум людей. Будет лучше, если ты сам проявишь фотографии.

В кабинете можно было вешать топор. Время тянулось как резина. Но вот вместе с рассветом забрезжила и надежда на исход этого бесконечного дня. Начальник стоял перед окном. Со стороны можно подумать, что он просто любуется, как горизонт, пока ещё неуверенно, окрашивается в светлые тона. Но мысли его, Николай в этом уверен, были мрачнее тучи. Начальник только что разговаривал по телефону с майором Петренко, который доложил, что хозяйка найдена и она утверждает, что сдала комнату полгода назад приличному мужчине в костюме и шляпе. На фотографию Листвянского сказала: может он, а может не он. Для чего ему комната, он не говорил, платил исправно, оставляя конверт с деньгами в почтовом ящике каждое 10-е число.

– Брать их надо! Всех до единого! – крикнул Октябрьский и сделал движение, будто хотел треснуть кулаком по столу для пущей убедительности, но вовремя остановился, когда заметил на себе суровый взгляд начальника.

– Будь тише, Иван!

Николай в душе ликовал. Считай первый день на работе и уже такое важное дело, а самое главное он чувствовал, что прямо сейчас может принести огромную пользу. Прежние старания, а временами даже страдания, не прошли даром. Его звёздный час настал.

– Надо докладывать наркому.

С этими словами начальник прошёл на своё место во главе длинного совещательного стола, за которым сидели Октябрьский и Николай. На столе разбросаны документы, карты, схемы и фотографии, изъятые из квартиры Листвянского. Ночь прошла продуктивно. Бумаги были изучены, а самая важная информация в сжатом виде записана аккуратным каллиграфическим почерком Николая в отдельную тетрадку, которую начальник держал перед собой. Настало время принимать решение, что с этим делать. А картина вырисовывалась страшная. Большую часть фамилий из тетрадки Николай не знал, но догадывался, что люди эти – сплошь птицы высокого полёта. А учитывая количество фамилий, по всему выходило, что высшие эшелоны власти насквозь пронизаны сетью вражеских агентов и предателей.

– Давид Соломонович, – Октябрьский через стол попытался наклониться к начальнику как можно ближе и горячо зашептал, выполняя приказ быть тише. – Теряем время. Когда город проснётся, слухи про Листвянского дойдут до нужных людей. Посмотрите, какая огромная сеть у нас под носом. Упустим ведь мерзавцев. Брать надо всех до единого. Одним махом накроем всю колоду. Это ж какая удача свалилась с неба. Листвянский хоть и гнида оказался, а родине послужил тем, что вовремя сдох.

Иван довольно хохотнул басом, но спохватился и ту же посерьёзнел. Вскочил вдруг и отчеканил:

– Разрешите лично руководить допросами, товарищ начальник!

– Погоди ты, – начальник махнул рукой. – Сядь, не мельтеши. Вот именно, что под носом. Тут нужно крепко подумать. К наркому на кривой кобыле не подъедешь. Ты сам подумай, проморгали мы с тобой всю эту шоблу. Так можно и головы не сносить. Поедем вслед за этими, – и положил руку на тетрадку.

На это Октябрьский бестактно хмыкнул.

– С нас-то какой спрос? Мы на должностях без году неделя. И потом, можно же представить, как нашу разработку. Мы Листвянского вычислили, взяли в оборот, а он взял и окочурился неподходяще. Вот и приходится концовочку операции переигрывать и нахлобучивать всех разом, чтоб не разбежались как тараканы. Всё, что нам нужно, – разрешение наркома.

– Всё верно толкуешь, Иван. Только обманывать наркома – себе дороже. Тут нужно кружево из правды и лжи, как учили деды.

Николай вежливо кашлянул.

– Простите, но мне кажется, не нужно ничего врать товарищу наркому.

– Тебе кто тявкать разрешил, щенок! – Октябрьский аж побагровел.

– Я только хотел сказать, что не нужно никого арестовывать.

– Что ты несёшь? Кто разрешил встревать, ещё раз спрашиваю? – на этот раз Октябрьский одновременно начал вставать и отодвигать стул.

Начальник жестом усадил его, сосредоточенно посмотрел на Николая и сказал:

– Доложи обстоятельно.

Николай глубоко вздохнул. Момент очень важный. Как говорится, пан или пропал. Начальник прав. В таком деле в случае провала можно в лучшем случае лишиться погон.

– Разрешите я начну с начала. Мы внимательно изучили место происшествия. Комната заперта изнутри на задвижку. Окно не открывается, форточка слишком мала. Потайных ходов в коммуналке, конечно же, нет. Но мы и это проверили. Смерть по заключению естественная, следов насилия тоже нет.

– Ну, так это о чём говорит? О том, что не может и речи быть про инсценировку. Это подарок, которым нужно непременно воспользоваться. Прижучить всех предателей, и дело с концом. О чём тут рассуждать?

Замначальника был настроен скептически, оно и понятно, ему не терпелось с шашкой наголо пронестись сломя голову навстречу славе и почёту.

Николай продолжил:

– Сперва я подумал: странно, что на конспиративной квартире единственное окно не открывается. Там последний этаж и очень удобно по карнизу перебраться на соседнюю крышу. Идеальный путь к отступлению. Но нет. В комнате, где находятся столь важные сведения, путь отступления отрезан.

Октябрьский хмыкнул.

– Чушь, окно всегда можно разбить.

– Допустим, но это целые секунды, это риск пораниться, можно оставить кровь или кусочек одежды. А дверь держит хлипкая задвижка на двух гвоздях, выбить её – доли секунды. А ещё я заметил – задвижка смазана маслом. Спрашивается, для чего?

– Ты намекаешь на то, что задвижку закрыли снаружи с помощью нитки через замочную скважину. Это невозможно, потому что задвижка горизонтальная, а замочная скважина находится прямо под ней. А главное ни следов убийства, ни повреждений на теле, ни следов борьбы, ничего.

– Отсутствие следов насилия объясняется проще всего. Есть особый яд, который не оставляет следов и вызывает смерть от остановки сердца, очень похожую на естественную.

– Да, но комната заперта изнутри, – уже менее уверенно протестовал Октябрьский, он знал, что такой яд существует.

– На столе остались пятна от бутылки и двух бокалов. Но на месте их не было – значит, унёс убийца, всё должно выглядеть как случайная смерть в запертой комнате. Не должно остаться никаких бокалов с остатками яда и следами помады. Да, вероятно это была женщина, с кем ещё распивать шампанское? Не удивлюсь, если та самая Камелия. Постельное белье она, конечно, тоже захватила с собой.

– У неё есть квартира, где они постоянно встречались.

– Значит, она нашла предлог, чтобы не встречаться у неё. Например, сообщила, что заметила слежку и встречаться у неё опасно.

– По твоей версии Листвянский агент или его использовали в тёмную? – спросил начальник.

Николай на секунду задумался.

– Скорее всего в тёмную. Он нужен только как жертва. Камелия могла придумать другой предлог, чтобы заманить его. Я не знаю, может у неё дома ремонт или тараканов травили.

– Иван, где последние рапорты по Камелии?

Октябрьский порылся в стопке бумаг на столе, выудил одну, пробежался и процедил:

– Тараканы.

– Продолжай, Николай. Я только не пойму, к чему весь этот спектакль?

– Как зачем? Это же просто! – Николай на секунду замешкался, но продолжил. – Чтобы вывести из строя ключевых военных руководителей. Скоро война.

– Какая война? – Октябрьский аж глаза выпучил. Начальник тоже смотрел вопросительно, подняв брови. Николай смущённо потупился.

– В школе об этом шептались.

– Секретность, мать её, – выругался Октябрьский.

– Ладно, с этим понятно. Но как убийца, допустим это была Камелия, как она заперла дверь на задвижку?

– С помощью нитки через замочную скважину.

– Проходили. Не работает.

– Из-за того, что задвижка и замочная скважина находятся близко друг к другу, а задвижка ещё и горизонтальная, если тянуть нитку, привязанную к задвижке напрямую, задвижка просто никуда не двинется. Но есть другой способ. Нужно намотать нитку на ручку задвижки на один оборот, потом натянуть оба конца нитки до канцелярской кнопки в стене справа от двери, потому что в эту сторону должна двигаться задвижка, обернуть концы нитки вокруг канцелярской кнопки и наконец протянуть оба конца нитки в замочную скважину, затем нужно выйти, аккуратно закрыть дверь и потянуть оба конца нитки. Таким образом двойная нитка натянется от замочной скважины до задвижки через канцелярскую кнопку и потянет задвижку в сторону стены, кнопка при этом выполняет роль блока. Так задвижка закроет дверь изнутри. Дальше, если потянуть нитку только за один конец, она вытянется вся через замочную скважину. Секретные документы выполняли двойную роль: во-первых, это дезинформация, во-вторых, нужны другие канцелярские кнопки, чтобы замаскировать ту единственную, что нужна для создания запертой комнаты. Ведь документы можно просто оставить на столе, но всё выглядело так, будто это целый штаб.

Повисло молчание. Николай, обрадованный произведённым эффектом, решил добавить:

– Вообще мне сразу показалось странным такое большое количество секретных документов в одном месте. Ничего не зашифровано. Ни сейфа. Ни тайника. Слишком хороший улов, чтобы быть правдой.

– Чушь, чушь и ещё раз чушь! – вскричал Октябрьский. – Ты что предлагаешь, на всё закрыть глаза из-за твоих фантазий? Просто сделать вид, что ничего не было. А если ты не прав и эти люди действительно работают на немецкую разведку?

– Камелия наша ниточка. Через неё можно выйти на организаторов.

Зазвонил телефон.

– Да? Понял. Ждать дальше. Доложить после обеда.

Начальник положил трубку и сообщил:

– Камелия пропала. Больше суток не возвращается домой. Похоже ниточка оборвана. Либо она в бегах, как узнала про Листвянского, либо её пустили в расход.

Опять повисло молчание, которое прервал Октябрьский.

– Товарищ начальник, теория с ниткой лишь теория. Ничего не доказать. А списки предателей реальны. Что ещё нужно? Брать и раскалывать – это единственный путь теперь, когда проститутка исчезла.

Начальник встал из-за стола и снова подошёл к окну. Небо уже стало совсем белое, а горизонт ярко-красный.

– Как ты себе это представляешь? Что у нас из аргументов? Запертая комната, которая не заперта? Фокус, предложенный Николаем, рабочий, ты же понимаешь.

Октябрьский выскочил из-за стола и горячо заговорил в спину начальника.

– Давид Соломонович! В конце концов это наш долг!

Неожиданно начальник развернулся на каблуках, в руках у него что-то чернело, прозвучал хлопок, и Октябрьский рухнул на пол. Он держался за ногу и дико орал.

– За что?! Твою ж… – и далее непечатно.

Начальник сунул маленький пистолет в карман и повернулся к распахнувшейся двери. Залетевшим людям в форме он сказал:

– Увести.

Октябрьского подхватили на руки и вынесли. Всё произошло за секунды. Резко стало тихо, только запах пороха напоминал о случившемся. Николай сидел с выпученными глазами.

– Вот так, Коля. Иногда и в наших рядах заводятся гниды. Ты правильно рассудил с запертой комнатой. Я и сам сразу понял. Но нужно было проверить, нет ли у нас предателя. Мой опыт подсказывал: такое сложно провернуть без поддержки изнутри, ведь нужно ещё убедить меня, что это реально подарок судьбы. Октябрьский активно возражал против твоей железной логики, хотя с чего бы ему, опытному чекисту, лезть на рожон.

Николай молчал, не в силах что-то комментировать.

– А ты молодец, Николай. Огромного масштаба провокацию предотвратил. Теперь ты будешь моей правой рукой. Ладно, дуй домой. Сегодня у тебя отсыпной, а завтра жду у себя. Эта история видимо закончена. Будем работать дальше. Я позвоню на проходную, скажу, чтобы тебя отвезли.

Вскоре Николай был дома. Он сразу лёг в кровать и заснул сном младенца с блаженной улыбкой на лице. Он не знал, что как только за ним закрылась дверь кабинета, начальник контрразведки Давид Соломонович Бабич схватился за телефон.

– Ваши подозрения полностью оправдались, товарищ нарком. Теперь птичка в клетке или как там… Ёжик в норке.

– Коль шутишь, стало быть, всё прошло удачно. Работаем дальше. Отчёт ежедневный, – ответила трубка.

Начальник контрразведки аккуратно положил трубку телефона, встал из-за стола, потянулся. Собрал все документы в стопочку, положил в отдельную папку и спрятал в сейф. Задёрнул шторы, выключил свет, запер кабинет. Спустился по лестнице, насвистывая что-то неузнаваемое, но вместо выхода направился по тёмному коридору в конец здания. Распахнул дверь, единственную, под которой светилась щель. В кабинете красивая молодая девушка в белом халате ставила укол в плечо Октябрьского. Давид Соломонович сел возле дивана, на котором его заместитель корчился от боли. Красное пятно расплывалось на забинтованной ноге. Медсестра протёрла место укола спиртом и ушла.

– Прости, Иван. Так было нужно. Не мог я тебе сразу рассказать, иначе не получилось бы так убедительно. Я только мог просить тебя сыграть дуболома и возражать на всё, что скажет Николай. И ты отлично справился.

Октябрьский молчал, смотрел злобно. Он верил всему, что говорил начальник, ведь начальник всегда на шаг впереди. Досадно только, что можно было и без стрельбы обойтись. Убедительно – не убедительно, а нога есть нога.

Начальник, как всегда, читал мысли.

– Не дуйся, калибр детский, скоро будешь прыгать как кузнечик.

– К чему весь этот спектакль? – язвительно спросил Октябрьский.

– Когда нарком позвонил мне вчера и сказал, что нам активно подсовывают одного паренька, я сразу стал наводить справки. Оказалось, что архив в детдоме удачно сгорел. Установить родословную Николая так и не удалось. Но фамилия Дамиров скорее всего ненастоящая. Такие революционные фамилии давали подкидышам, о чьих родителях ничего не известно, либо тем, у кого родители имели дворянские фамилии и были расстреляны. Но Николай сказал, что родители пили, стало быть, он не подкидыш. Есть большая вероятность, что Дамиров сын врагов революции и вырос с ненавистью к советской власти, на чём вероятно и был завербован. Идейный получается. Самое лучшее топливо, лучше, чем деньги и страх. Это была дерзкая операция по внедрению крота, Иван. У Николая стояла задача втереться в доверие, искусно разоблачив фальшивку. Предыдущие подвиги, надо полагать, тоже липовые. Только противник, как всегда, прокололся на мелочи. Я лично знал Листвянского, во многом он аккуратист и никогда бы не загнул страницу книги. С этого момента я знал, что всё подстроено. Тебе придётся исчезнуть на какое-то время, пока мы будем разрабатывать Татарчонка. Подходящий псевдоним, скажи. Представляешь, этот наглец даже бровью не повёл, когда я сказал, что за него нарком хлопочет. Кстати, ты знаешь откуда пошло выражение «сирота казанская»?

На страницу:
4 из 5