
Полная версия
Невидимый фронт. 22 рассказа выпускников Писательской академии Антона Чижа
Мне же он приказал сегодня в разговоре с подозреваемыми аккуратно проговориться, что это отвлекающий манёвр, что моя задача сопроводить капитана на встречу с замкомфронта сегодня ночью. Прибудет подкрепление и планируется наступление, а замкомфронта всё ещё на командном пункте армии и должен сегодня ночью лично осмотреть участок обороны 34-го полка. Далее мы обеспечим ему переправу, не привлекая внимания. Для маскировки он наденет обычную форму красноармейца.
Встречу будем проводить тут, Калабин будет третьим. Капитан указал место на карте, потом пойдём вдоль берега на переправу.
Он напал на нас троих, тихо, уверенно, дерзко, в районе оврага Долгий у развалин дома. Хотя мы ожидали нападения и даже правильно рассчитали место, всё случилось внезапно. Калабин шёл немного в отдалении, прикрывая капитана и меня в роли замкомфронта. Он выскочил из развалин, ударил капитана по голове трубой, а меня – финкой в левой руке. Капитан упал, я успел увернуться и вместо смертельного удара получил скользящий удар в плечо. Теперь я узнал его.
– Кто ты? Почему?
Калабин поднял ствол, и он мгновенно переместился, прикрывшись мной. Какое-то мгновение он не мог убить меня, я был защитой от Калабина. Выхватив финку, я ударил его, скорее для обороны, заставляя защищаться, и прыгнул кувырком вправо, чтобы открыть его. Выстрел Калабина прошёл мимо. Он тоже успел отпрыгнуть в мою сторону. Он опять был прикрыт мной, но в этот раз с пистолетом в правой руке. Я бросился ему под ноги, пытаясь сбить с ног. Выстрел – Калабин застонал. Но я свалил врага, выбив пистолет. Моя правая рука с финкой прижала его левую руку с ножом к земле.
– Зачем? Кто ты, гад? – левой рукой я попытался сжать его горло.
– Ненавижу! Ненавижу вас всех! – правой рукой он стукнул так, что челюсть будто вправо подалась, а потом ещё раз.
Я сплюнул кровью ему в лицо. Собрав злость и боль в кулак, я вытащил гранату из кармана и с левой дал ему в висок. Он охнул и обмяк.
Через несколько дней мы с капитаном были на командном пункте.
– Кто же это был? – задал я вопрос, мучавший меня все последние дни.
– Диверсант из особого полка 800, «Бранденбург-800», слышал о таких?
– Да. Но он же не немец, он русский, на фрицев совсем не похож.
– Он уроженец Никополя, Екатеринославской губернии, сын крупного землевладельца и есаула царской армии. В 1919 году эмигрировал с родителями в Маньчжурию. В 14 лет вступил в молодёжную организацию Харбинского филиала РОВС, где прошёл военно-спортивную подготовку. После гибели в перестрелке с советскими пограничниками отца дал публичную клятву мщения. С 19 лет активно участвует во враждебных действиях против Советского государства. Его опознали, когда передали данные в Москву, – капитан закурил и предложил мне.
– А что он делал в подвале? – я закурил.
– Пулемётный расчёт должен был ему обеспечить заброску к нам, дать «зелёную тропу»3 – ранить его при побеге, чтобы мы поверили в его легенду. Ты уничтожил расчёт, а его контузил. Его заброска пошла не по плану.
– Теперь понимаю. Та группа немецких диверсантов, он связывался с ними ночью. Наверное, связиста он убил, тот его заметил.
– Скорее всего.
– А Зину? Тоже он, но зачем? Из ненависти?
– На это у меня есть ответ. Я служил на Дальнем Востоке, воевал на Халхин-Голе, знаю японский и китайский. Когда ты мне сказал про его «Кусо!», я был почти уверен, что он диверсант. Это японское слово, – капитан нарисовал иероглифы, – «дерьмо!» по-нашему. А когда прочитал про Харбинский филиал РОВС, всё встало на свои места. Кроме белоэмигрантов этих врагов обучали японские инструкторы из Кемпэйтай, Гэнрося и Токуму Кикан. Такие, как майор Мураками Кэйсаку – специалист по России, работал с казачьими группами, или полковник Канда Масатане – руководил школами диверсантов. От них акцент дополнительный, который я не узнал, но заметил на первом допросе.
– То есть Зину он убил потому, что Смирянов сказал, как он бредил в санбате и она могла его выдать, если он говорил по-японски?
– Верно мыслишь, гвардеец!
– А задача была у этой группы диверсантов – охота за нашими командирами и офицерами штабов.
Где-то вдалеке глухо прогрохотал разрыв бомбы, снова начался налёт.
В декабре меня наградили.
– Гвардии сержант товарищ Копец в боях за город Сталинград проявил образец мужества и героизма и заслуживает правительственной награды, ордена Красной Звезды.
Потом вышел приказ 953 «немедленно вернуть всех танкистов, переведённых в другие рода войск, в танковые и механизированные части»4. Его озвучил комдив.
На выходе с командного пункта я встретил гвардии капитана.
– Товарищ гвардии капитан, разрешите обратиться?
– Разрешаю.
– Пришёл попрощаться, приказ вышел, наконец-то снова в танк, отбываю на комплектование.
– Не думаю, – капитан улыбнулся.
– Как? – я остановился в растерянности.
– Гвардеец, я поговорил с моим руководством в особом отделе, – капитан протянул мне руку. – Исходя из выявленных навыков, образа действий, особым распоряжением вы направляетесь в разведшколу НКВД. – Я автоматически пожал руку капитана. – С танком придётся подождать, гвардеец, – и вручил мне приказ.
Ирина Левитина.
ЭТЮД5 МИШКИ
Памяти павших в войне горожан
Оккупация Краснодара не изменила главной привычки кособокого Мишки: сидеть у входа гостиницы «Централь» и разбирать шахматные позиции. Только теперь вместо командированных и артистов мимо мальчишки ходили немецкие военные. С августа 1942 года здесь расположились фашисты, установив и в городе, и в гостинице новые порядки. Ряд номеров они быстро превратили в кабинеты и допросные, а подвал – сделали местом для задержанных и пленных. С приходом немцев гостиница наполнилась совершенно иными, чужими запахами и звуками. Запах горя выдавил дух дорог и гастролей, а грохот кованых сапог, резкие окрики конвоиров и выстрелы заглушили звонкий щебет южных птиц. Но самыми мучительными стали новые звуки – крики и стоны из тёмных подвалов и допросных. Казалось, даже деревья внутреннего дворика отстранились от гостиницы, будто боясь прикоснуться своими руками-ветками к этому пугающему теперь дому.
Мишка с сестрой Вилленой остались почти единственной приметой старинной гостиницы: девушка тоже много работала в ней и опекала брата, а он помогал ей с уборкой и стиркой, а ещё плёл корзины и короба из ивовых прутьев и играл в шахматы. Работники были нужны новым хозяевам, вот их и оставили. Правда, особо деваться брату с сестрой было некуда: в день захвата города немецкий танк расплющил их сиротскую каморку вместе с прикованной к постели прабабушкой. С тех пор они скитались по знакомым и часто прятались в одной из хозпостроек гостиницы.
В один из дней Мишку, едва он присел на ступеньку у входа и раскрыл зачитанную книгу Ринка6 с шахматными этюдами, схватила за ворот тяжёлая рука и вместе с замызганной холщовой сумкой отволокла в зал с колоннами, ставший теперь главным кабинетом. Здесь Мишка увидел невысокого полноватого, в офицерской форме человека с жёсткими волосами. Он стоял у окна и, глядя на виселицы в сквере напротив гостиницы, курил. Офицер дождался, пока карательная бригада закончит, медленно повернулся и уставился на Мишку. Это был полковник Курт Крауст, командир специального подразделения по борьбе с партизанами и подпольщиками полицейского управления.
– Хайль! – выбросил правую руку Игнатий Миттих, личный помощник и переводчик полковника, продолжая левой удерживать Мишку.
– Lass!7 – приказал отпустить Мишку Крауст.
Он подошёл к Мишке, снял с его плеча сумку, заглянул внутрь и кивнул:
– Wer bist du?8
– Геррр Кррауст, да не скажет он вам, кто он. Он того… почти не говоррит. Будто дуррачок. Они с сестррой тут по уборрке, – проявил осведомлённость Игнатий, напирающий в немецкой речи на «р», чтобы ярче показать своё уважение к немцам.
– Dummkopf? Und Schach?9 – поднял бровь Крауст.
– …шах… – прошептал Мишка, равнодушно оглядываясь вокруг.
– Только в шахматы и игррает, – усмехнулся Игнатий.
– Spielt er gut?10 – Герр Крауст потёр подбородок.
– Говоррят, хоррошо. Мало кто его обыгррать может!
Крауст взял шахматы и раскрыл коробку. Фигуры были старые, облезлые, грязные, а чёрный слон и вовсе грубо выструган из дерева.
Мишка сел на пол и обхватил голову руками.
– Was ist mit ihm los?11
– Да кто его рразберрёт, герр Кррауст! – усмехнулся Игнатий и, повернувшись к Мишке, скривил губы и добавил: – Уймись, кому твоё баррахло нужно, прридуррок!
– Versteht er das?!12 – Крауст возвратил коробку.
– Кто его знает, что там в башке, – уклончиво ответил Игнатий.
– Hol seine Schwester!13
– Момент, герр Кррауст! – щёлкнул каблуками Миттих и, высунув голову в коридор, зычно гаркнул: – Вилька!
В кабинет, цепляясь за двери, вбежала темноволосая девушка. Остановилась, поправила фартук и завела за ухо единственную прядь седых волос.
– Вся растрёпанная, фуу! – харкнул на пол Миттих. – Вытри!
Она непонимающе посмотрела на Миттиха, он цыкнул, и она, сжавшись, начала оглядываться в поисках тряпки. Он грубо толкнул её на пол.
– …ээ-эй… – Мишка подался вперёд.
– Гляди-ка, понимает! Сам хочешь вытереть?! – заржал Игнатий.
Но плевок уже был стёрт девичьей юбкой.
– Так-то, отродье!
Виля переползла к Мишке и обняла его, закрывая собой:
– Герр офицер, это брат мой, майн брудер, битте, пожалуйста… эр ист кранк, больной он… – Виллена торопилась сообщить полковнику важное о состоянии брата, вымаливая сострадание.
– Sprichst du Deutsch?14 – прищурился Крауст.
– Откуда немецкий знаешь, дура? Быстро отвечай, когда господин начальник спрашивает! – Игнатий приблизился к лицу девушки и, взяв её за подбородок, обдал едким запахом чеснока и шнапса.
– Я… я… не хорошо знаю. Только некоторые слова. У нас хозяйка немка была и гости часто немецкие… – лепетала девушка.
Крауст удовлетворённо кивнул и задал вопрос о состоянии брата.
– Врач сказал, что у Мишки детский аутизм. Лекарства нет. Врач сказал…
Крауст понимающе кивнул:
– Na klar. Das psychisch abnorme Kind15.
– А почему ты не сдашь его в специнтернат? – спросил Игнатий от себя.
– Как это, простите, отдать?! Я его очень люблю. И он меня…
– Gib mir dieses Buch!16 – приказал Крауст, указывая на книгу.
– Мишенька, дай, пожалуйста, господину посмотреть… – Девушка аккуратно вывернула книгу из-под руки брата.
– Посмотреть… – повторил Мишка.
– Битте, герр Крауст. Пожалуйста. – Виллена на коленях приблизилась к полковнику и протянула книгу.
– Oh, ich kenne dieses Buch! Dieses Buch wurde von meinem hervorragenden Lehrer geschrieben! Ich möchte mit diesem Jungen Schach spielen! – Крауст кивнул на Мишку.
– Герр Крауст сказал, что ему знакома эта книга! Она написана его замечательным учителем! Передай братцу, что герр Крауст желает с ним сыграть в шахматы. – Игнатий пнул Вилю.
– Не надо, – нахмурился Мишка, отводя сапог Игнатия.
– «Не надо», – передразнил его Игнатий и загоготал. – Этот оборвыш мне угрожает?! Вилька, ух защитник у тебя какой! Умора!
Игнатий, кривляясь, замахал руками, будто закрываясь от угрозы.
– Всё хорошо, Мишенька… – Виллена гладила руку брата. – Сейчас ты будешь играть в шахматы…
– Пусть сюда сядет, – перевёл Игнатий слова полковника и показал на столик за колонной.
Мишка кивнул, расставил фигуры на доске и мельком вопросительно глянул на Крауста, предоставив ему выбрать цвет.
Крауст поставил палец на белого короля. Мишка повернул к себе чёрные фигуры и сложил руки перед собой.
Полковник посмотрел на Виллену, цыкнул и кивнул на дверь, выпроваживая её из комнаты.
Партия началась, и вместе с ней Крауст занялся приёмом посетителей с докладами. Мишка играл и поэтому почти не реагировал ни на полицаев, ни на доносчиков из местных. Крауст ходил по кабинету, выслушивал докладчика, по-военному лаконично и без эмоций отдавал приказы о судьбах пленных военных и задержанных гражданских и возвращался к игре. Его задачей был запуск карательной и устрашающей фабрики смерти, и он с рвением и нескрываемым удовольствием выполнял свою часть генерального плана фюрера «Ост»17:
– Шталаг 132 довести до нормы в десять тысяч пленных и создать арбайтскоманды18 для строительства моста!
– Разобрать ближайшие к шталагам19 постройки! Полученные стройматериалы использовать для обустройства лагерей! С местными пусть разбираются хиви20.
– Девку, самостоятельно снявшую повешенного партизана, повесить на эту же виселицу с табличкой об этом противоправном проступке!
– Специнтернат для умственно отсталых детей ликвидировать!
– Увеличить наказание за появление на улице без документов до тридцати палок!
Полковник и играл с таким же азартом и удовольствием, как отдавал приказы. Он откровенно любовался собой. Поэтому слово «мат» будто полосонуло его плетью. Он замер, его глаза сузились, челюсть выдвинулась вперёд и вверх, левой рукой он смёл шахматы, а правой с разворота влепил Мишке оплеуху. Тяжёлый удар сбросил мальчишку со стула. Мишка стиснул зубы, прижал ладонь к уху, которое рассекло массивное кольцо полковника, и шмыгнул, подтягивая выступившую из носа кровь.
– Saukerl!21 – плюнул Крауст и отвернулся.
– Вилька, забирай своего ублюдка! – крикнул Игнатий, вышвыривая Мишку в коридор. – И убери здесь всё!
Обрабатывая рану, Виллена всё больше прислушивалась к звукам, которые повторял Мишка, начиная различать в его почти бессвязной речи немецкие слова и обрывки фраз: шталаг, строить мост, повесить девку, ликвидировать детский дом. «Мишенька, ты же не знаешь немецкого… Как ты запомнил это всё?» – удивлённо шептала сестра. Виллена взяла лицо брата в ладони, посмотрела в его глаза, ахнула и отшатнулась: ей показалась, что в этих, вдруг ставших жёсткими глазах мелькнула ненависть.
– Завтра, когда все уедут, мы отправимся к тёте Ане! – нежно произнесла Виллена. – Миша, ты не волнуйся, я помню, что ты не любишь ходить по улице. Мы ненадолго, нам очень нужно. Придётся потерпеть.
Анна Свиридовна Панкратьева до пенсии работала инженером на Главмаргарине, а потом осталась там вахтёром и вошла в одну из двух подпольных ячеек комбината. Именно к ней поспешила Виллена, чтобы посоветоваться, что делать с услышанными Мишкой словами.
– Милая моя девочка, как я счастлива, что вы пришли! Не забываете прежних соседей! – напоказ шумно радовалась Анна Свиридовна, радушно обнимая брата и сестру, нашёптывая между восклицаниями Виллене о своём нелегальном положении.
– Виллена, я хочу сделать тебе подарочек! Пойдите в парфюмерную лавку «Камелия», где раньше был магазин «Пионер», и купите что-нибудь хорошее. Сейчас принесу деньги!
Виллена и Мишка остались ждать на улице.
– На вот, держи! – Тётя Аня вложила в ладонь девушки пятнадцатикопеечную монету и шепнула: – И скажи в магазине: «Мне нужно мыло „Камелия“». Когда они ответят «сейчас его нет», делай, что скажут.
Через час с небольшим Виллена и Мишка стояли на улице Красной у дома 69 с вывеской «Камелия» над дверью. Виллена шумно вдохнула несколько раз, вбирая почти забытый аромат цветочных духов, льющийся из открытых окон лаборатории на втором этаже здания. Брат и сестра вошли внутрь и уткнулись в огромный плакат: «Achtung! Deutsche Offizere und Soldaten werden außer der Reihe bedient»22.
– Добрый день, молодые люди! Что я могу вам предложить? – молодой человек с подвижным лицом произнёс заученную фразу.
Виллена кивнула в ответ и подошла к витринам с мылом.
– Мне нужно мыло «Камелия»… – неуверенно произнесла она, не обнаружив такого названия на прилавке.
Молодой человек поднял бровь, прошёл к стеклянной двери, некоторое время внимательно смотрел наружу и медленно произнёс:
– Сейчас его нет. Идите наверх, вам к директору, – продавец указал на лестницу и закрыл за молодыми людьми дверцу в прилавке, от чего наверху раздался слабый звонок.
Перед кабинетом директора продавец коротко постучал и после приглашения распахнул дверь.
– Чем могу служить, уважаемые посетители? – с интересом поднял глаза на вошедших директор.
Виллена повторила свою просьбу и, не дождавшись ответа, робко добавила:
– Нам Анна Свирид…
– Не надо имён, – директор прижал палец к губам. – Слушаю вас.
Виллена подробно описала произошедшее в «Централи» и выжидательно замолчала.
– Эх, добраться бы нам до этого Крауста! – хлопнул по столу директор. – Ладно, спасибо! Мы всё проверим и примем меры. Если ещё что-нибудь узнаете – приходите. Нам, подпольщикам и партизанам, любая помощь нужна. Только теперь, девочка, запомни новый пароль: «Дайте мне, пожалуйста, мыло „Хризантема“». Отзыв «У вас чудесный вкус». Это важно. Но, скорее всего, мы свернём эту явку.
Виллена коротко кивнула и протянула пятнадцать копеек директору:
– Ан… – Виллена осеклась, вспомнив о запрете на имена, – велела купить подарок, но мы хотим отдать для подполья. Больше у нас нет.
– Спасибо, – ответил директор и, прижав кулак к губам, протяжно в него выдохнул. – Всё же возьми мыло, если вдруг тебя спросят…
От «Камелии» до гостиницы рукой подать, но Виллена торопилась и тянула Мишку за собой. Все в городе знали, как опасно покидать рабочее место: «Неявка на работу будет рассматриваться как саботаж, и виновные в этом будут расстреляны. Комендант г. Краснодара» – со всех углов угрожали немецкие плакаты.
Виля и Мишка остановились перед гостиницей, чтобы пропустить большой серый фургон с фальшивыми окошками со ставенками и шторками, из которого слышались стук, стоны и надрывный детский плач.
Автомобиль двигался медленно, не оставляя за собой никакого запаха23. Виллена прикрыла рот рукой и часто зашептала: «Чтить память погибших борцов»24. Острый взгляд заставил её поднять глаза.
Из окна второго этажа на неё в упор смотрел Крауст. Его взгляд и кривая ухмылка приковали девушку к месту. Полковник поднёс руку к стеклу и, сгибая несколько раз указательный палец, повелел явиться.
– И избави нас от лукавого…25 – прошелестела позади ребят старушка голосом прабабушки и перекрестилась.
Виллена вздрогнула, низко опустила голову и, кусая губы, засеменила ко входу, увлекая брата.
В кабинете полковник был один. Девушка замерла у двери, закрывая собой Мишку.
– Wo warst du hin, Schlampe?26– брезгливо спросил, поворачиваясь от окна, Крауст.
– Ich kaufen Seife…27 – Виллена раскрыла ладонь, показывая кубик мыла в обёртке.
Крауст двинулся к ней, она подняла глаза и отшатнулась. Полковник на ходу снимал китель с влажно блестящими огромными бурыми пятнами. Она не могла отвести широко раскрытых глаз от кителя, от которого исходил терпкий запах, вызывающий во рту характерный привкус железа. Виллена зажала рот руками и, задыхаясь от спазма, согнулась пополам.
– Aha, Seife… – медленно кивнул Крауст. – Kommt gerade recht! Wasche es! Hoffentlich, wäscht diese Seife diese abscheuliche russische Blut ab28.
В последующие несколько дней полковника не было, он инспектировал районы и пригороды и лично участвовал в допросах, расстрелах и казнях. Виллена продолжала работать, а Мишка сидеть на крыльце за шахматами или плетением корзин.
Крауст вернулся раздражённый и приказал Игнатию вызвать начальников шталагов и районных полицаев на срочное совещание. Он хлебнул из фляжки шнапса, выдохнул, приложился снова и позвал Виллену и Мишку.
– Ich werde Schach spielen. Revanche!29 – властно объявил он.
– Wie Sie es wünschen…30 – с поклоном произнесла Виллена и умоляющим шёпотом добавила, сжав его руку: – Мишенька, держись, не подведи!
Виллену грубо оттолкнул от двери Игнатий, сопровождаемый офицерами:
– Иди работай, Вилька! – рявкнул он и обратился к докладчикам: – А вы садитесь и ожидайте вызова!
Через время Игнатий выглянул в коридор:
– Проходите, садитесь!
– Так! – без предисловий взревел Крауст. – Операция с умственно отсталыми детьми провалена! Дома, предназначенные для получения стройматериалов, сожжены! Виновных в срыве операций в течение трёх суток надлежит выявить и казнить! А в целях устрашения населения – уничтожить больницу для рабочих.
Крауст сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и в наступившей тишине все отчётливо услышали мальчишеский голос:
– Шах.
Крауст побагровел, метнулся к колонне и, услышав слово «мат», выстрелил.
Вечер и ночь Мишка провёл в бреду. Его лицо искажалось от боли, простреленная рука ещё кровоточила.
– Мишенька, родненький, потерпи! Повезло – пуля прошла навылет, – шептала Виллена, проводя по губам брата влажной тканью. – Я пойду выпросить лекарство.
Она попыталась встать, но Мишка здоровой рукой схватил её за запястье и проговорил: «Больница для рабочих. Уничтожить. Больница».
– Чшш! Я поняла, всё поняла, Мишенька. Молчи. Пожалуйста… Я сбегаю и вернусь. Я скоро, жди!
Виллена вскочила и опрометью кинулась на улицу Красная к магазину «Камелия». За ней тенью проследовал дворник.
В магазине плачущая Виллена упала на колени:
– Мне мыла! «Хризантема»…
– Нет такого мыла! Быстро возьмите себя в руки и ступайте. – Продавец подталкивал Виллену к дверям.
– Мишка ранен. Помогите… Больница для рабочих… – не слышала его Виллена.
– Сейчас же идите в больницу. Я всё понял. Больше не приходите сюда. Всё!
Продавец набрал в рот воды из вазы с цветами и выдул её в лицо девушке. Он помог опешившей Виллене подняться и настойчиво выпроводил её, громко сказав:
– Вам скорее в больницу надобно. У нас лекарств не держат.
Через полчаса к «Камелии» подъехал грузовик с полицаями.
– Оцепить дом! – скомандовал унтерштурмфюрер. – Группа, за мной!
Выбив двери, полицейские вбежали в магазин. Никого.
Они рванули наверх. Никого. Унтер приоткрыл дверь в кабинет и увидел горящие в печи документы.
– Scheiße! – выругался он и распахнул дверь.
Над его головой щёлкнула выбитая чека. Лязгнула упавшая скоба.
– ZURÜCK!31 – мощный взрыв разнёс истошный крик.
Прошло три дня. Мишкина рука заживала плохо, хоть Виллене и удалось раздобыть лекарство.
– Потерпи, Мишенька. Рука-то заживёт, – утешала она брата и, глядя на изуродованную кисть, вытирала слёзы. – Как же ты теперь корзины плести будешь…
– Вилька, быстро к полковнику! – гаркнул Игнатий и ехидно добавил: – И братца своего чаморошного прихвати!
Ядовитые интонации в голосе Игнатия слышались, когда его начальник был зол и буквально «жаждал крови». Все знали, что Крауст любил не только присутствовать на допросах, пытках и расправах, но и лично приводить вынесенные людям приговоры в исполнение. Способы он выбирал самые бесчеловечные, поэтому никто на глаза ему в такие моменты старался не попадаться.
Виллена с трудом переставляла ноги, хотя знала, что получить пулю от полковника можно за любую провинность: неспешно или, напротив, быстро идёшь, медлишь с ответом или невнятно отвечаешь, не так смотришь или отводишь глаза – всё могло взбесить «шнапсового полковника», как его шёпотом называли за глаза за пристрастие к выпивке. Все знали – от шнапса Крауст не пьянел, а превращался в беспощадного зверя.
Виллена стояла под цепким взглядом полковника и других полицаев, не поднимая глаз. На искусанных губах девушки выступила кровь. Насупленный Мишка протиснулся вперёд, заслоняя сестру.
– Мне стало известно, что ты, ничтожная гадина, причастна к подпольщикам Краснодара! – переводил слова Крауста Игнатий, удваивая его гнев своим. – Ты специально ходила к ним и передавала важную информацию! Сейчас ты всё расскажешь о своих знакомых – врагах рейха! А ещё о том, откуда ты эту информацию брала.
– Я не… – пискнула девушка.
Крауст выстрелил в потолок:
– Hier bestimme ich, wer wann spricht! Klar?32
Девушка сжалась.
– Думаешь, я убью тебя здесь? Ха-ха-ха. Нет, это слишком просто! Растолкуй своему брату, что сейчас он будет играть самую важную партию в своей жизни! – перевёл Игнатий, пока полковник взял паузу и театрально обводил взглядом присутствующих.
– На кону будет не твоя жизнь, как можно было бы предположить! Мы сыграем на твою смерть! То есть на то, как я приведу приговор в исполнение! – Игнатий закончил фразу, восхищённо глядя на Крауста.
Полковник снова замолчал, отхлебнул из фляжки и отрыгнул прямо в лицо Виллене.
– Итак, если выиграю, я повешу тебя, но особым способом. Если проиграю, то тебя кинут в бочку с крысами. Если ничья, то… – Крауст оценивающе посмотрел на Виллену сверху донизу и облизнулся, – ты отправишься хорошо послужить солдатам рейха! То есть в любом случае я выиграю!
– Я выиграю, – спокойно произнёс Мишка.
Все повернулись к нему. Виллена перестала дышать.
– Чтоооо?! Ха-ха-ха! Гхы! – полковник даже поперхнулся от смеха. – Да ты же ни черта не понял, придурок!