Реки текут на свет

Она вдруг поймала мой удивленный взгляд пронзительными лесными глазами и сказала:

– Не обращайте внимания на шторм. Он внутри.

Я кивнул, хотя ничего не понял.

– Я вспоминаю маму, – добавила Она, как будто оправдываясь за свои мрачные краски.

В эту секунду я понял, кто Она.

5.

НЕЛА

Лето начиналось с такой лавины забытых за зиму запахов, что голова шла кругом.

Нела и Бран бросили велосипеды под узловатой сосной и наперегонки побежали по серой перине лохматых водорослей, которыми во время шторма завалило весь берег.

– Какая гроза была вчера, – говорил Бран на бегу. – Видела?

Море снова было неспокойным, и над ним на глазах поднималась темная облачная гора.

Начинался короткий, но тревожный сезон, когда июньская погода менялась в считанные минуты, и только те грозы, которые приходили из-за моря, давали знать о себе заранее чернеющим горизонтом.

От приближавшегося ненастья солнце, казалось, светило ярче. Бран махнул рукой.

– Ерунда. У нас есть еще целый час.

– Научи… ловить крабов, – шепнула Нела. Он взял ее за руку.

– Погоди. Сейчас я покажу тебе, зачем я сюда на самом деле езжу.

Над песчаной отмелью возвышался один большой, покатый, почти черный камень. Полуденные лучи падали на него сверху, и у камня совсем не было тени, отчего он казался загадочным, словно заколдованным.

Бран подбежал к камню и ловко забрался на самую его вершину. Нела старалась быть такой же сильной и быстрой, но за Браном ей было не угнаться. Сверху он протянул ей холодную сухую ладонь. Нела покачала головой – ей хотелось научиться лазать самой. Неуклюже, цепляясь за выступы, она лезла следом.

Когда они стояли рядом на камне, Бран, щурясь от яркого солнца, внимательно оглядел берег.

Море было все еще ледяное, в кристально чистой и спокойной воде висело недалеко от берега несколько маленьких полупрозрачных медуз.

Нела нетерпеливо посмотрела на Брана.

Он прижал палец к губам, нахмурил брови.

– Вчера был отличный шторм, – сказал он. – После таких штормов я нахожу иногда по пять штук.

Нела наблюдала, как Бран медленно оглядывал берег, приложив ладонь козырьком ко лбу. В первый раз она видела его таким уверенным в себе и строгим, почти взрослым.

Вдруг он издал радостный возглас и притянул Нелу к себе. Прижавшись холодным ухом к ее щеке, он указал пальцем куда-то далеко, туда, где из-под покрывала водорослей белел клочок песка вперемешку с ракушками.

– Вон, видишь? За той корягой.

– Что там? – не поняла Нела.

– Руку вот так поставь от солнца. Видишь?

– Нет.

Щурясь, прижимая соленую ладонь ко лбу, Нела вглядывалась изо всех сил.

И вдруг она увидела: в солнечных лучах на песке что-то светилось. Неподалеку покачивалась тень от узловатой сосны, той самой, под которой они оставили велосипеды. Нела знала каждую веточку этой сосны. Они торчали в разные стороны, растопыренные, как длинные пальцы.

– Увидела? Их можно найти только сверху, отсюда.

– Жемчужина? – осторожно спросила Нела.

– Да какая же жемчужина!

Бран спрыгнул с камня и побежал к своей находке, загребая песок потертыми сандалиями. Нела осторожно спускалась следом. Когда она подошла к Брану, он с гордостью показал ей пустой стеклянный шар размером с апельсин. Шар был в позеленевшей от тины оплетке с петлей на конце.

– Поплавок от сетей? – догадалась Нела. – Ты собираешь их!

– Точно.

Бран сиял так, словно держал в руках настоящее сокровище. Он вертел шар, разглядывая.

– Удача! У меня нет такого, – прошептал он. – Видишь это клеймо? Не пойму, чей это герб…

Нела вытянула вперед ладони, и Бран осторожно положил в них свою драгоценность. Оплетка поплавка была сырой и скользкой, с крошечными колючими полипами, а само стекло – почти ледяное. Блики от него плясали на пальцах Нелы и на белом песке.

– Не разбей, – прошептал Бран.

Поворачивая поплавок в руках, Нела увидела, что круглое отверстие на его боку было закрыто стеклянной пробкой с эмблемой. Рядом с ней виднелась выпуклая пятиконечная звезда.

– Редкий, – пыхтел Бран.

– Почему? – Нела передернула плечами. – Просто стекляшка. Что в ней особенного?

Лицо Брана сразу изменилось. Он забрал у Нелы поплавок.

– Научи ловить крабов, – попросила она.

Бран вздохнул.

– Ничего ты не понимаешь.

Они сели рядом на нагретый солнцем обломок бревна, над которым море трудилось уже много лет. Коры у него не было, а древесина окаменела от соли и стала совсем белой.

Не спуская глаз со своей находки, Бран начал быстро говорить:

– Где-то далеко отсюда этот поплавок оторвался от сетей во время шторма, давным-давно. Может быть, его много лет носило по морю, но потом он попал в этот шторм и р-раз! – он взмахнул руками с поплавком, показывая, как тот вынесло на берег.

Нела молча слушала, ковыряя носком босоножки камешек в песке.

– Знаешь, сколько совпадений должно произойти, сколько линий и координат должно пересечься, чтобы в целом море этот стеклянный шарик оказался здесь? Именно сегодня, сейчас, когда мы тут с тобой?

– Пять миллионов? – предположила Нела.

– Вот именно! Но ведь так не бывает – сразу пять миллионов совпадений! Тебе не кажется это чудом? – Бран понизил голос. – Из всего огромного моря этот поплавок как будто сам выбрал именно наш берег? Это все равно что из всех людей на земле я подружился именно с тобой. Из всех миллионов мест я выбрал родиться именно здесь.

Нела кивнула:

– Это странно.

– Значит, мы с тобой – как два таких поплавка, которые вынесло на один и тот же берег, в одно и то же время.

Нела подняла голову и внимательно посмотрела на Брана. Он действительно был счастлив – из-за какого-то поплавка. Взгляд его искрился, ореховые глаза так и светились. Он закусил лопнувшую от соленого ветра губу, и на ней выступила капля крови. Нела подумала, что Брану нравилось жить.

Неле вдруг очень сильно захотелось найти вместе с ним еще один стеклянный поплавок, такой, каких у Брана никогда не было, чтобы снова увидеть его радость. Но вдруг другая мысль, словно молния, ударила рядом, прямо в песок.

– Что? – спросил Бран, заметив, как изменилось лицо Нелы.

– Окно в мастерской… Вспомнила, что Дед не закрыл окно.

Бран пожал плечами.

– Он же дома.

Нела покачала головой.

– Неужели это так страшно?

Нела вскочила с бревна и показала на черневший горизонт.

– Картины промокнут.

– Ну тогда бежим! – Бран крепко сжал ее ладонь. Спотыкаясь о камни и водоросли, они побежали к сосне, и первая нитка молнии прошила небо над горизонтом. Спустя две секунды берег затрясся от оглушительного грома.

Велосипедные цепи шелестели, шестеренки щелкали, колеса вязли в сыром песке – а потом впереди открылась пустая каменистая дорога к городу. Никогда еще Бран не крутил педали так быстро, едва успевая за Нелой. В корзинке на его руле катался из стороны в сторону стеклянный поплавок, и цвет его становился все темней, когда туча медленно догоняла их, а из нее уже начинала сочиться вода.

На развилке Брану надо было налево и дальше по дороге, а Неле – прямо, вверх по улице.

– Я с тобой, – пропыхтел Бран.

Нела кивнула.

Когда они прислонили велосипеды к перилам крыльца, на дорожку перед домом упали первые тяжелые капли. Окно в крыше, благодаря которому в мастерскую весь день падал свет, было распахнуто. Машины Деда возле дома не было.

– И что делать? – спросил Бран. – У тебя же нет ключа от мастерской.

– Я на крышу.

– Шутишь? – воскликнул Бран. – Ты только что не могла залезть на камень.

Нела смерила его ледяным взглядом.

– Я справлюсь.

Она вцепилась в прислоненную к яблоне лестницу, и Бран только успел перехватить ее. Лестница была довольно тяжелая.

Вдвоем они потащили лестницу в дом.

– Что ты хочешь сделать?

– На балкон.

Когда они уже были на втором этаже, в кабинете Деда, Нела распахнула балконную дверь и приказала:

– Быстрей.

Они прислонили лестницу к стене, под нависавшим скатом крыши. Нела сразу полезла наверх, но Бран схватил ее за рукав:

– Нет, стой. Давай лучше я.

Нела отвела его руку.

Бран промолчал и только сжал лестницу, чтобы она не шаталась, – с силой, так, что побелели костяшки пальцев.

Нела добралась до последней ступеньки и, схватившись за влажный уступ крыши, закинула ногу наверх. Плоский и покатый, замшелый скат крыши был похож на уютный осенний холм. Нела была уже наверху, отряхнула ладони и колени от влажного мха и, осторожно переступая по кровле, приблизилась к окну. Она уцепилась за массивную деревянную раму и, прежде чем закрыть окно, осторожно заглянула внутрь, в мастерскую. Холодные дождевые капли падали за шиворот и на дощатый пол, нужно было скорей спускаться к Брану.

И вдруг вихрь острых, знакомых до боли дедовских запахов ударил Неле в нос. Пустая мастерская казалась ей хмурой и враждебной, напоминала о попытках Деда заставить ее рисовать.

А еще она вспомнила странного человека, который сунул ей в руки конверт с маяком. Он шепнул: «На чердаке». Нела подумала, что он сумасшедший и сразу забыла об этой брошенной наспех фразе, но теперь эти слова торчали в ее памяти как заноза.

– Что на чердаке?… – произнесла одними губами Нела.

Неожиданно для самой себя она опустила ноги вниз и села на раму.

Ее худая несуразная фигура бросала блеклую тень на загрунтованные холсты разных форм и размеров, на дощатый пол и грубый, запачканный краской деревянный стол с длинными рейками для подрамников. В тени в углу комнаты, где чердачный потолок начинал опускаться, висел на стене старый ковер и стояли законченные и незаконченные картины Деда – он показывал Неле не все, какие-то продавал сразу, не давая ей даже взглянуть на них.

Картины стояли одна к другой, небрежно накрытые потертым плюшевым покрывалом мышиного цвета.

И вдруг в сгущавшихся дождевых сумерках Нела увидела: из-под угла покрывала на нее лукаво, с прищуром, смотрела маленькая девочка. Что-то было в ней знакомое, близкое – такое, что недолго думая, Нела спрыгнула вниз, на дощатый пол мастерской, оставив на нем грязные следы. Она захлопнула окно, на цыпочках подошла к картинам и подняла край покрывала.

– Нела! – раздался издалека голос Брана.

Она не обращала внимания. Не отрываясь она смотрела на запыленный от времени холст. А с холста на нее строго глядела девочка лет шести, с темными вьющимися волосами. Это была чужая девочка. Нела никогда ее не видела.

Портрет был незаконченным – Дед оставил его без фона, и только видно было, сколько слоев краски наложил он один на другой, стараясь поймать необычные, как будто совсем взрослые черты лица.

– Мама? – прошептала Нела и коснулась пальцами холста.

Она положила покрывало на пол и присела перед портретом, осторожно трогая холст.

Была ли она сама такой же в шесть лет? Был ли в ее глазах тот же огонек и лукавство? Были так же с детской строгостью поджаты тонкие губы?

Нела вдруг захотела быть похожей на эту девочку. Она захотела быть ею. Так же хмуриться и улыбаться, видеть мир ее глазами – таким же, каким видела его она.

– Нела! – кричал снизу Бран. – Ты в порядке?

Она отодвинула холст с портретом в сторону и увидела за ним еще один. На нем была та же девочка, но уже старше. Волосы ее были гуще и темнее, глаза – строже. Четко очерченные губы были так же поджаты. А за этим холстом был третий – девочка на нем выросла, превратилась в девушку лет шестнадцати. Только не хватало в ее лице мягких юношеских черт – она была вся похожа на сжатую пружину – жесткая, стальная, готовая к броску.

Разглядывая холст, Нела прислонилась плечом к ковру на стене, и вдруг почувствовала, как тот прогибается под ней. Нела поймала равновесие, но сердце ее было готово выпрыгнуть из груди.

Она опасливо заглянула за ковер, немного приподняв его край у стены. За ним темнел прямоугольный проем в половину человеческого роста.

Тихий стук в дверь заставил Нелу подпрыгнуть на месте.

– Это я, – раздался с лестницы приглушенный голос Брана. – Что случилось? Ты в порядке?

Нела подошла к двери.

– Да, – ответила она. – Я тут что-то нашла. Что-то важное.

– Льет как из ведра, но мне нужно домой. Я убрал лестницу на место. Будешь сидеть тут до прихода Деда.

– Неважно, – ответила Нела. – Я тебе потом все расскажу.

Бран ничего не ответил – наверное, молча пожал плечами.

Нела услышала, как он спускается по лестнице. Когда стало тихо, она вытерла мокрые от волнения ладони о брюки и скользнула в пыльную темноту за ковром.

***

Она долго стояла в непроглядной тьме, принюхиваясь. Вокруг было тепло и сухо, как в самой мастерской, но к запахам красок и растворителей примешивались еще другие – неизвестные и далекие. Пахло лавандой и лавровым листом.

Тонкий луч дневного света проникал откуда-то в эту тайную комнату. Привыкая к темноте, Нела увидела, что луч падает на плетеный половик. Ударяясь головой о низкий потолок и цепляя на себя паутину, Нела наощупь пошла на свет. Раздался стук, звук катящихся по чему-то твердому предметов – и Нела поняла, что наткнулась животом на стол. Она добралась до узкой щели, из которой проникал свет, нащупала край шторы, потянула ее в сторону.

В круглое, как иллюминатор, окошко пролился бесцветный пасмурный день и осветил маленькую комнату под скошенным потолком.

Комната была длинная и узкая – как пенал. В одном ее конце, у окна, стоял письменный стол, заваленный разной мелочью – пустыми пузырьками, ракушками, стеклянными шариками и карандашами. На всем лежал толстый слой пыли. Казалось, все эти вещи не трогали уже много лет.

В другом конце комнаты стояло миниатюрное, словно игрушечное, кресло-качалка с резной спинкой.

Все стены были увешаны рисунками.

Нела ожидала увидеть любой, самый страшный дедовский секрет, все, что угодно, но не это. Она стояла посреди маленькой заброшенной детской.

Рисунки не выцвели со временем. Сердце Нелы бешено заколотилось – никогда не видела таких ярких цветов. Нела поймала себя на том, что стояла на цыпочках – как будто боясь касаться пола. Рисунков вокруг висело так много, что почти не было видно стен. Карандашные, акварельные, на картонках и бумаге, ставшие от времени неровными, с загнувшимися уголками – картинок были десятки. На каждой из них виднелось что-то фантастическое – разноцветные деревья, диковинные хвостатые звери, башни и причудливые цветы. Боясь дышать, Нела разглядывала их. Они как будто все были из одной сказки, из одного выдуманного Леса.

Нела не сомневалась, что это была комната ее мамы, ее настоящей мамы. И у нее, у мамы Нелы, когда-то был свой маленький цветной детский мир, эта комната, в которую она забиралась, пока ее отец, Дед Нелы, работал в мастерской. Знал ли кто-то, кроме ее мамы, про этот волшебный Лес? А если нет, это значило только одно – что ее мама на самом деле…

***

Нела обернулась на шорох. Согнувшись под низким потолком, перед ней, как великан, стоял Дед. Она не слышала, как он отпер дверь мастерской и вошел. Они стояли друг перед другом, и каждый не знал, что говорить.

Дед сел на ковер, заняв сразу половину комнаты. Жестом он приказал Неле сесть напротив. Какое-то время они сидели молча, а потом Дед, подыскивая слова, произнес:

– Спасибо, что закрыла окно.

– Это мамина к-комната? – спросила Нела. – Ты ее прятал от меня?

Он только растерянно развел руками.

– После того, как она пропала, это единственное, что осталось мне на память. Иногда я прихожу сюда, возвращаюсь в наше уютное теплое прошлое, в наш маленький выдуманный мир. Тебе не понять.

– Мне. Нужно. Знать. О маме, – проговорила Нела четко, изо всех сил стараясь не запинаться.

Дед тяжело вздохнул.

– Что я могу сказать тебе? Однажды она просто выросла. И пропала. Когда-то во время шторма погибла моя жена. Дочь стала уходить куда-то, пока не исчезла совсем. Рыбаки говорят, что видели ее на скалах. Глупости. Она не могла меня бросить. Ее просто уже нет в живых.

– Но ты говорил…

– Мало ли что я говорил. Ты взрослеешь. Пора тебе знать, что сказки о храбрых путешественниках, плавающих годами по морям, – это просто сказки. Люди живут, люди умирают. Это и есть жизнь.

Нела внимательно слушала. Дед помолчал, достал из-за пазухи фляжку, открыл, сделал глоток. Кисло запахло шнапсом.

– Она без конца рисовала шторма и маяки, просто болела этим. Когда я в последний раз видел ее, она держала под мышкой этюдник… Я одинокий человек, – он сделал еще один глоток. – Эта комната – все, что мне осталось на память о моей дочери, о моей семье.

– А я? – спросила Нела. – Откуда взялась я?

Дед махнул рукой:

– Тебя нашли в капусте, принес аист… Придумай сама. Откуда берутся дети?

Он откинул седую прядь со лба.

– А папа? Он путешественник?

Дед то ли поежился, то ли пожал плечами.

– Родители не хотели меня? Они меня б-бросили?

– Тебя или меня, – задумчиво сказал Дед. – Какая разница. Мы остались вдвоем, и ты меня не бросишь никогда, правда?

Нела промолчала.

– Правда? – громче и строже переспросил Дед.

– П-правда, – снова запнувшись, ответила Нела. – Я просто хотела знать…

Повисла сырая дождливая тишина.

Письмо, которое Нела хранила в прикроватной тумбочке, так и жгло ей сердце. Она хотела достать письмо, показать Деду, спросить, кто мог написать его.

– Смотри, – сказал Дед и отвлек ее от мыслей.

Он привстал и щелкнул выключателем. Под скошенным потолком загорелся небольшой ночник в виде луны. От нагревшейся лампочки запахло горелой пылью.

– Когда-то я подарил ей этот ночник. Он был частью нашей игры. По вечерам мы зажигали луну и ставили пластинки. Я всегда мечтал освоить какой-нибудь диковинный музыкальный инструмент, чтобы играть для нее, но так и не смог. Мы просто слушали пластинки.

Они еще какое-то время сидели друг напротив друга, и у Нелы в голове крутилось множество вопросов, но ни один так и не смог вырваться из молчаливого плена. Наконец, Дед встал, еще раз глотнул шнапса и молча вышел, осторожно опустив за собой пыльный ковер.

Нела осталась в комнате одна, и при свете ночника-луны стала снова внимательно разглядывать рисунки, один за другим. Неужели ее мама жива, и Дед не знает об этом? Это был новый, самый главный секрет. Их с мамой секрет.

***

Всю ночь Нела не спала. Ей вдруг стало казаться, что она нашла дверь не в детскую комнату, а куда-то глубже, дальше, в печальное сердце Деда, в свое собственное одиночество рядом с ним.

Наутро, когда Нела открыла глаза и увидела, как солнечные зайчики от проезжавших по улице машин мелькают на потолке, она вдруг почувствовала, что стало трудно дышать. Ее сердце за ночь чем-то сдавило изнутри, сжало в тиски. Наверное, хранить секреты – это очень непростое дело. Нела глубоко вздохнула, и посторонняя, взрослая, темная тоска вместе с далекой надеждой вдруг нахлынула на нее – словно вода в трюм через невесть откуда взявшуюся пробоину. Ей показалось, что и Дед был теперь совсем чужим и незнакомым, и старая кошка Уна, и весь мир.

И тогда Неле захотелось рассказать обо всем Брану. Большому взрослому Брану, который умеет хранить тайны.

Нела спустилась на кухню, мечтая, чтобы Деда там не было. Он лежал на диване в гостиной с мокрым полотенцем на лбу и дремал. По комнате плавал густой запах шнапса, а возле Деда пахло еще и чем-то остро-ментоловым. Он спасался от головной боли.

Осторожно, чтобы не хлопнуть дверью, Нела вышла к почтовому ящику за газетами и счетами – это была ее домашняя обязанность. Она скрипнула ржавой дверцей ящика, и вдруг услышала за спиной шаги. Темный низкорослый человек в надвинутом на глаза капюшоне, взял Нелу за локоть и сунул ей в руки пухлый конверт.

Это был тот же человек, который принес Неле первое письмо. Она не успела ничего сказать, Незнакомец развернулся и быстрыми шагами удалился вниз по улице.

На конверте знакомым для Нелы почерком было указано ее имя, а в углу одной четкой линией был нарисован силуэт маяка.

6.

ЛЕС

Была очередь Илвы выбирать, откуда встанет Солнце.

Лис и Старуха Фелина сидели на валуне бок о бок, то и дело в шутку толкая друг друга локтями.

Наконец, Илва решилась. Она махнула крылом, и далеко справа над Чащей вспыхнуло яркое рыжее свечение. Рассвет наступил ветреный и, как показалось Лису, тревожный. Башня возвышалась над Лесом темная, и ни один солнечный луч не упал на нее. Илва сложила крылья и нахохлилась на ветру. Кили мерцала алым угольком, глядя на поднимавшееся Солнце.

– Н-да, – сказал Лис. – Ну ничего, у меня тоже не с первого раза получилось, да, Фелина?

– Пора бы уже признать, что у чайки нет таланта поднимать Солнце, – ответила та.

Илва вздохнула.

– Не грусти, – прошелестела Кили. – В самый первый раз Солнце тоже встало с той стороны, и это был самый теплый и яркий день.

– Ты ведь сама в первый раз поднимала Солнце? – спросила Илва. – Не само же оно встало.

Кили едва заметно кивнула.

В повисшем молчании тени зверей просыпались и давали о себе знать тихими шорохами. Юркая тень Фелины запрыгнула на ее плечо и стала переминаться, цепляясь коготками за платок. Лисья нелепая тень покачивалась на валуне из стороны в сторону, как будто колыхалась на ветру.

Илва оглянулась на свою собственную тень, привычную и уютную, но тени не было. Остальные тоже заметили пропажу и насторожились. Лис пошевелил большие пятнистые лопухи позади себя, оглядел со всех сторон валун. Потом небрежно отодвинул в сторону свою тень, посмотрел за ее спиной.

– Где же моя тень? – растерянно спросила Илва, обращаясь то ли к самой себе, то ли к Лесу.

– Не бойся, – успокаивал ее Лис. – Сейчас найдется. Я вот свою миллион раз терял, а потом она снова появлялась.

Тень Лиса посмотрела на него и сразу опустила голову и принялась ковырять мох на камне.

– С моей тенью такого никогда не бывало, – сказала Илва. – Мы всегда были вместе. Она не могла просто взять и уйти. С ней что-то случилось.

– Она всегда была, мне кажется, немного бледновата… – сказала Кили, – Словно она была нездорова.

– Да уж, – согласился Лис. – Я бы посоветовал ей почаще бывать на солнце, да у нас тут и так всегда солнечно.

– Готова поспорить, этот холодный ее украл, – подала голос Старуха, и Лис кинулся, чтобы зажать ей рот. Он почему-то не хотел, чтобы кто-то еще узнал об их встрече с загадочной ящерицей и о снеге, который не таял. Старуха вывернулась из-под его локтя и продолжила, грозя Лису костлявым пальцем:

– Нет уж, дай мне сказать. Я сразу поняла, что он самый настоящий пройдоха. Со свиным рылом в калашный ряд… Знаем мы таких…

– Кто еще в галае шныряет? – не расслышав, насторожилась Илва. Кили навострила уши. Несколько искр слетело с ее рогов и погасло в воздухе.

– Да Старуха сказала, что духи в галае шныряют. Ну, эти… Глазастые… – засуетился Лис. Он смешно выпучил глаза, изображая Длиннохвостых духов.

– Вы встретили вчера кого-то? – заволновалась Илва. – Что-то случилось?

– Скажи, скажи им, – подначивала Фелина. – Все равно ведь узнают. Страшилу в мешке не утаишь.

Лис тяжело вздохнул.

– Ладно. Вчера, когда я ходил к Старухе, мы встретили чужака.

– Важного такого, в чешуе и со стекляшками на носу, – ехидно добавила Старуха.

– Он пришел к пещере и попросил отдать ему потертый ковер, которым я загородил пещеру от солнца.

– В обмен на ракушку, – добавила Старуха.

– На ракушку? – эхом прошелестела Кили.

– На обычную ракушку, – пожал плечами Лис.

– Нет, на странную ракушку, из которой посыпался…

Лис что было сил пихнул Старуху локтем в бок, но та зловеще прошипела:

– …Снег!

Тень на ее плече ощетинилась и тоже зашипела.

– Какой снег? – удивилась Илва. – Что это?

Лис развел лапами:

– Так, мелочь. Просто песок.

– Там сначала много воды было, – продолжала Старуха зловеще, растопырив перед Илвой костлявые пальцы. – И облака такие большие. А потом этот снег. Всю пещеру мне завалил и не таял!

– Не морочь ей голову, – фыркнул Лис.

Илва нахмурилась.

– Ничего не понимаю.

– Не морочь голову? – ощетинилась Старуха. – Да эта куча снега до сих пор лежит у меня в кустах, целый сугроб. Идите сами смотрите! Так вот что я вам скажу: это он украл тень. Этот хвостатый со стекляшками на носу. У него большой чемодан. Он не только ракушки собирает, это тенекрад, и он ворует тени. Он показывал нам одну краденую тень дерева.

– Глупости какие-то, – сказала Илва. – У деревьев нет теней. А кому могла понадобиться моя тень? Наверное, она гуляла ночью и просто заблудилась.