Сакральная эстетика

Но есть лики красоты не столь однозначные, вызывающие задумчивость, недоумение и жажду поиска для того, чтобы понять, наконец почему, почему нам это нравится и не страны ли такие пристрастия?

Имеется в природе красоты нечто, у одних вызывающее полный ступор, сродни удару электрического тока, у других бурный протест и такой же бурный тайный интерес. Когда читаются душеспасительные молитвы, но глаз все равно косит в сторону запретного и отвести его нет никаких сил. Это, как вы догадались, не здоровый цвет лица, это красота тела. Тот самый вид его идеальной формы, который говорит нам: «Это совершенство, ненаглядная красота!».

Если попросить дать описание красавца или красавицы, с которым хотелось пойти далее пары встреч, многие, вне всяких сомнений, примутся описывать картинки из модных журналов и на лице их не дрогнет ни один мускул, будто десять заповедей перечисляют. Да так, вот, как-то должен выглядеть красивый человек нашего времени и отец (мать) моих детей. И, вне всяких сомнений, давшего такое описание примут за вполне лояльного, добропорядочного гражданина. Но правды вы не услышите. Потому что она интимного свойства. И, если честно, роднит нас с животными.

Никакие силы в мире, ни огромный пес, ни даже автомобиль не смогут отвлечь полосатого дворового ветерана с разорванным ухом от Ее явления. И в том, как он напряжен, как сверкают его глаза, как стоит шерсть на загривке, есть много родственного и с людской реакцией на эту самую Ненаглядную красоту.

Так кто же способен вызвать такой гормональный всплеск? Теоретически это должна быть материальная форма, идеально соответствующая своему предназначению. А, вот, практически? Кто нравится безусловно?

Масс-медиа в один голос уверяют, что только упорные труженики фитнеса и тюнинга, поставившие себе цель походить на голливудских звезд, умеющие заметно одеваться и заметно сверкать пластиковыми зубами. Благо, в наши дни все эти сокровища внешности можно за сходную цену заиметь трудами целой армии специалистов. От гримеров и стилистов до фитнес-тренеров и дизайнеров одежды.

Поистине, мы живем во времена расцвета индустрии красоты, потому что знаем – глаз легко обмануть, подсунув ему искусно написанную картину вместо данности. Очень хочется в это верить. Но пристрастие к искусственной красоте партнера – скорее дань общественному мнению. Считается, что тюнинг внешности – атрибут богатства. В связи с этим, конечно же, лестно появиться на публике с причудливым живым арт-объектом. Но когда он начинает рассматриваться в качестве жены (мужа) и матери (отца) детей, подсознание начинает сигналить об опасности.

Эту древнюю идентификационную систему невозможно обмануть. Ни запах, ни расположение ключевых точек тела подделать невозможно. А подсознание ориентируется именно на них. В этом причина многих семейных конфликтов. Бунтуют гены. Животное в нас не может простить себе выбора генетически ущербного, нежизнеспособного партнера. Ведь обсчитали не одного. Вместе с обманутой, но значимой для продолжения фигурой, бунтует род. Те самые тысячи поколений предков, которые оставили свой вклад в ее наследственности и хотят сильного потомства.

На первый взгляд такие умозаключения кажутся жестокими, и даже усматривается в этом некое отрицание существ с не самой благополучной генетикой. Спрашивается, чем они виноваты, старательно желая понравиться и терпя издевательства в виде болезненных косметических процедур и пластических операций? Но в природе, частью которой является наше тело, к сожалению, нет понятия «справедливо» и «гуманно», есть «полезно для выживания» и «не полезно». И поверьте мне, ни одна тоталитарная система не способна принести столько жертв и страданий, сколько принес с собой принцип полового отбора. Но он же сформировал наше тело и заложил базовую идентификационную систему.

Нам приходится подавлять в себе этот зов. Он не слишком-то сочетается с человеческими ценностями. Ведь, помимо здоровья физического, важно здоровье психическое. И иногда прекрасный характер, ум и талант заставляют забыть об уродливой внешности. Во всяком случае, на время. До первого приступа слабости, когда животное берет верх и начинает сканировать обстановку в поисках более благополучной среды.

Хотим мы того или нет, но живя в биологическом теле и принадлежа к социальным структурам, которое оно диктует для успешного выживания и функционирования, мы частью существа животные. Импульсы тела, его стремления невозможно игнорировать, они-то и складывают представление о красоте на

ЖИВОТНОМ УРОВНЕ

Было бы любопытно проследить как эта точка зрения проявляется в нашей людской жизни, в частности, на уровне эстетических пристрастий.

Природа играет с нами злую шутку, сделав успешное выживание и размножение прерогативой молодости. Мы полны сил и выбираем партнера для брака, будучи очень юными, когда личность не устоялась. Да и природе, рассматривающей нас, прежде всего, как животных своего вида, в общем не надо, чтобы телесные стремления игнорировались в угоду другим сферам жизни.

И чтобы мы там не предпринимали, агитируя молодых строить и совершенствовать себя, они все равно глядят в сторону и ищут острых ощущений в телесной стороне бытия. И решают для себя, кто красив, а кто уродлив с той же наивной жестокостью, что и миллионы лет назад.

Несомненно, в половом отборе выражена мудрость природы, предоставляющей шанс совершенным, но вместе с тем принцип этот крайне жесток, обрекая на гибель слабых.

Но отрицать в себе животное начало – значит отрицать жизнь. Хотим мы этого или нет – всегда будем провожать взглядом красивого человека, независимо от мнения своего спутника. И вслед за Достоевским утверждать, что именно красота, а не правда или справедливость, спасет мир.

Почему мы так делаем, что конкретно привлекает нас в красавцах и заставляет их обожествлять? Вразумительного ответа на этот вопрос пока никто не дал. Но многие пытались. Размышляли над этим художники, философы, писатели, даже физиологи и врачи. Их было много, но наиболее запоминающийся образ такого правдоискателя создал в своем романе «Лезвие бритвы» Иван Ефремов. Его герой Иван Гирин – медик, посвятивших жизнь поиску физиологической основы понятия «красота».

Его теория отсылает всех интересующихся этой проблематикой к изначальной человеческой сути. Она представляется ему как продукт ментальности и эмоционального склада первобытного человека, кроманьонца. Это существо, согласно представлениям научных авторитетов середины 20 века, являлось первым образцом людей современного типа.

Так вот, с точки зрения кроманьонца, восхищение красотой растет из эмоций. А эмоции – некий континуум, который скрепляет стайное или родовое сообщество, увеличивает его силу и численность. Эмоции держат в узде ради создания иерархии в группе, они же помогают в поисках оптимального партнера для размножения. А как вы думаете можно отвлечь такое хитрое и своенравное существо, как гоминид, от инстинкта самосохранения ради того, чтоб выжило потомство? Эмоции должны подчинять полностью. На том этапе – оптимальная стратегия выживания. Да, у первобытного разума восхищение красотой растет сугубо из желания.

Слишком примитивно для человека, не правда ли? Быть таким биороботом своего видового сообщества. Невольно мелькает мысль, что животным тоже доступно это – переживание красоты. Некую похожую эмоцию могут испытывать и они. Тоже по-своему любуются красотой, переживая ее как высший накал желания. Вспомнить вот, например, вышеописанного дворового кота…

Но не надо забывать, что автор «Лезвия бритвы» материалист. И исходил из того, что разум вырос именно из тела, понимаясь, до какой-то степени, его производным. Изначально являясь некоей обслуживающей функцией для лучшего выживания, он дал парадоксальный эффект – развитие культуры. Что продвинуло это самое выживание на порядок.

Есть у слова «материализм» и другой аспект. Так обычно называются люди, относящиеся к материальности с тем страхом и уважением, которого она заслуживает. Не пренебрегающие ею легкомысленно.

Стоит, хотя бы, вспомнить притчу из ефремовской книги о двух сосудах. Огромном, грубом, глиняном, с кипящей лавой внутри, и другом, стоящем поверх его узкого горла, маленьком, золотом, держащемся на этой жаровне каким-то чудом. Такова диспозиция тела и разума, где разум заложник и часто жертва жестокого первобытного порядка. Сохранить он себя может только намерением человеческого духа. Вещи, как известно, эфемерной, находящемся в вечном хрупком равновесии на том самом лезвии бритвы. Да, мир, скорее всего, таков и мы слишком мало знаем о двигающих им глобальных силах.

Мы боимся животного в себе, не доверяем ему, опасаясь быть сметенными всем этим хаосом страстей. А материалисты из нас, в том числе, и те, кто проявляет более развернутую реакцию на этот страх. В пугающем, иррациональном промысле богов они пытаются найти закономерность. Через дрожь и ужас, а им, поверьте, тоже страшно, пытаются отследить и обрести еще один рычаг воздействия. В любом случае, не стоит относиться к таким людям высокомерно. Древние называли подобный путь джнани-йога. Это своеобразная дедукция. Когда по отдельным закономерностям становится понятным принцип действия целого. Собирание реальности из пазлов опыта, личного и чужого. Это суть науки. Которая, согласитесь, дала нам могущество и комфорт непредставимые еще лет двести назад.

Ефремов настаивает на том, что знание своих животных импульсов – преддверие к постижению собственной эмоциональной сферы. У человека две эти силы тесно связаны. Полнота человеческой самореализации зависит от физического благополучия. Достоверный факт и результат многих социологических исследований то, что дети из неблагополучных семей развиваются и проявляют себя как личность несколько позже своих удачливых сверстников. Им попросту не хватает на это сил. Золотой сосуд разума, несмотря на небольшие размеры, требует, оказывается, немалых вливаний энергии.

Если исходить из этого факта, культура возникает там и тогда, где есть экономическая безопасность. Где найден баланс между прокормом всего нутра глиняного сосуда и возможностью существования и процветания золотой чаши. А получается это только при глубоком знании закономерностей в токах энергий, питающих оба сосуда. Активность одного не должна приносить ущерб другому. Нельзя полностью идентифицировать себя с глобальной глиняной вазой, но и нельзя забывать о ее существовании.

Идеальный социум, по мнению Ефремова, как раз создает эту экономическую безопасность для золотого сосуда. Но возможность такая основана на изучении вещества, кипящего внутри глиняного сосуда. Надо знать себя и с уважением относиться к своей материальной природе, если хочешь дорасти до уровня богов.

Его книга «Лезвие бритвы» и есть попытка привести к этой мысли. Он считал, что в сознании первобытного человека эта проблематика была максимально обострена.

Предки внимательнее, с большим уважением и пониманием относились к своей животной природе. Для них это было гарантом и физического выживания, и развития культуры.

В те времена эта связь была особенно заметна. И их эстетические пристрастия как раз показывали эту реальность. Они не стеснялись признаться себе, что когда любуются – желают. И восхищение красотой в разы ярче, когда видят того, кто заставляет вспыхнуть не только дух, но и тело. Во многом они были честнее нас, опутанных лукавыми смыслами.

В связи с этим представляется любопытным, что же это за образы и что за система отсчета. Ведь столкнувшись с ними, оценив их силу и значение, есть возможность пропустить эту реальность в сознание. А, значит, уменьшить силу ее воздействия, начать ее изучать и, как суперзадача, научиться управлять своей реакцией. Так говорит в нас разум, не желающий всевластия инстинкта. По сути, столкновение с разнообразными ликами красоты в рамках практики искусства и есть такая деятельность. Изобразить, чтобы понять. Но, надо сказать, столкнуться со своей базой, увидеть тот древний и мощный рычаг, с помощью которого нами руководит вид – опыт не из легких. Это столкновение с собой как с частью коллективного сознания, которому, хотим мы этого или нет, вынуждены подчиняться. Ведь именно от его воли зависят многие жизненно важные процессы. Например, путь из возраста в возраст, воспроизводство, болезни, умирание. Ведь ни контролировать свой жизненный срок, ни размножаться искусственным путем, ни лечить все без исключения болезни мы до сих пор не научились. Значит биологический вид все еще властен над нами и, надо сказать, не очень-то заинтересован в ослаблении своего влияния.

Это знание о себе скрытое, потому что инстинктивно страшное. Это вторжение в мастерскую природы с непредсказуемыми последствиями. Но для разумного существа такое любопытство неизбежно. Поэтому посмотрим, как представлял себе базовый, инстинктивный для нас, лик красоты автор «Лезвия бритвы».

В женском варианте это небольшого роста, крепкая, совсем не худенькая дама, с фигурой «песочные часы» и высокой грудью. Длинные ноги – не ее добродетель, зато присутствуют, литые мышцы, сильные густые волосы и симпатичное, большеглазое лицо с мелкими чертами и низким широким лбом.

Пытаясь вообразить органичную среду обитания для такой дамы, обычно понимается, что типаж это не городской. Встречаются такие, должно быть, в земледельческих общинах третьего мира, с порядками почти неотличимыми от средневековых. Выносливостью отличаются нечеловеческой, и способны наплодить целую футбольную команду.

Но как бы мы не относились к подобной внешности, эта жажда жизни, женская мощь, восхищает наши глубинные структуры. И страсть эта, часто вызывающая протест разума, выглядит как неотвязное любопытство, настойчивый болезненный интерес, кажущийся порочным. Тот самый, который толкал некогда бар в объятья крестьянских девок.

Именно так, как удар тока и удивленный ступор, когда невозможно отвести взгляд, проявляется интерес к женщине с чрезвычайно крепким здоровьем. Ведь такие – ценность и надежда вида.

Их не покалечат многочисленные циклы воспроизводства, они останутся бодрыми и крепкими, пока не вырастут их младшие дети.

И, да, это экстаз от лицезрения красоты, но экстаз животного, заинтересованного в выживании и процветании своей генетики. Это мощный импульс, действительно встряска и болезнь. Острее других его, должно быть, чувствуют те, кто, по тем или иным причинам, вынужден быть внимательным к своей изначальной природе. Разного рода простые души, с удовольствием свистящие вслед слишком фигуристой красотке, художники, ищущие правду образа, люди знания, ученые и маги, способные понять, какое воздействие оказывает на психику подобная форма тела.

Сам Ефремов утверждал, что понятие «красота» ассоциируется, прежде всего, с женским образом. И не только потому, что являлся гетеросексуальным мужчиной. Импульсы, создающие сильные психические доминанты, такие богоподобные, загадочные образы, часто связаны с глубинной личной историей человека. Это впечатления детства, в частности образ матери. Того самого, изначального для нас, гаранта безопасности и процветания. Может и поэтому женский образ ненаглядной красоты проявлен подробнее. В нем больше определенности и конкретики. Он дружественен психике, это приятные, теплые воспоминания, особенно для мужчины. Что уж скрывать, цивилизация была и продолжает быть ориентированной преимущественно на него. Это отражение его ментальности и эмоционального склада. Поэтому одобряемый культурной традицией объект желания и созерцания – женщина. И предмет размышления о том, какова должна быть красота в самом высшем градусе – тоже она.

С базисным образом прекрасного мужчины ясности меньше. Воображение он с такой же силой не занимает. Образ отца появляется в жизни человека вторым и часто связан не с удовольствиями, а с долженствованием, с нелегкой, проходящей не всегда гладко, встройкой в социум. Так что с точки зрения нашего подсознания, он – скорее источник проблем, чем сытости и безопасности. А мнение женщин о том, как должен выглядеть идеальный возлюбленный, традиционно не принято было спрашивать. Да и как вы себе это представляете в культуре, где еще 150 лет назад жена вполне официально считалась имуществом мужа?

Конечно, кое-какие версии образа идеального красавца и секс-символа имеются. В частности, Ефремов рисует его как крупного, в противовес женщине длинноногого, с выраженной, мощной мускулатурой, персонажа. С красавицей его роднит, разве что, широкий низкий лоб, как показатель большой витальной мощи (у медиков середины 20 века считалось, что слишком высокий выпуклый лоб – часто последствие рахита в детстве). Но черты лица крупные, глаза маленькие, а короткая шея тонет в плечевых мышцах. Органично смотрятся на таком фоне широкие, крупные конечности и шапка густых волос, которые природа также не пожалела на окладистую бороду и выразительные брови. Ну, и не забыла рассыпать по всему остальному телу, на этот раз не очень усердствуя. Жир на таком теле смотрится как кощунство, да и некогда ему было накапливаться в сложностях первобытной жизни. Такой вот, грубо скроенный и крепко сшитый, верзила. Гроза саблезубых тигров.

Сам Ефремов считал, что подобная форма тела дает мужчине спокойствие и уверенность в себе, делая его характер покладистым и добродушным. Такой человек не лезет на рожон, желая выделиться, потому что и так является центром всеобщего внимания. Это образ героя, защитника племени. Сильного не столько по-мужски, сколько по-человечески. И во всем этом виден далеко не соблазнитель, а надежный партнер, типа старшего брата. Конечно же, такой образ привлекает женщин, но в большинстве своем они приходят к нему не в юности, а когда появляется потребность в помощи их подрастающему потомству. Это замечательный друг и воспитатель, но все, мало-мальски чувствующие правду художественных образов, понимают, насколько такой персонаж утопичен.

Ведь ситуация, когда будто прошил электрический разряд и взгляд невозможно оторвать, знакомо и женщинам. Зрение в их жизни – тоже самое важное из чувств, и, как показали последние исследования психологов, мужчин они рассматривают едва ли не внимательнее, чем те их. Просто делают это незаметно, часто удовлетворяясь впечатлением от бокового зрения.

И на поверку порой получается, что и высок мужчина, и длинноног, и накачан, и даже чем-то похож вышеописанного брутального охотника, а искра не пробегает! Мужчины усматривают в этом некое иррациональное зло, затаившееся в женской природе. И пытаются ему противостоять утверждая, что уважающий себя мужчина не должен быть слишком строг к своей внешности. Хорошо, если хотя бы немного отличается от обезьяны. Женщины с присущим им конформизмом, соглашаются, пока сами не почувствуют этот электрический удар и не потеряют голову.

Так отчего же они, наконец, теряют голову? Почему этот ефремовский персонаж, всем вроде взявший, в художественной литературе часто фигурирует в качестве утешительного приза какой-нибудь жертве обольстителя. И выбор в его пользу делается больше головой, чем низом живота. Почему он не герой-любовник, перед которым невозможно устоять? Что такого должно быть в мужчине, чтобы все женщины, от мала до велика, оборачивались вслед?

Боюсь, что рассмотреть этот вопрос придется, совершив экскурс в ту самую животную природу человека, которой мы боимся и стыдимся в себе, перешагнув многие блоки и страхи. Не чужды они были и самому Ефремову. Он утверждал, что всплески восторга перед красотой – удел мужчин. Женщинами движет нечто иное, может звук или запах. Он считал это таинственной сферой, не желая или опасаясь разбираться в этом вопросе.

Глубоко заложенные в подсознание представления об идеально здоровом организме, а, следовательно, о лучшем генетическом материале, и у мужчин, и у женщин, пролегают глубже разума. На уровне телесных и эмоциональных импульсов. В той самой сфере, которая роднит нас с животными. Это представления о жизненном благополучии, скорее всего, даже не первобытного человека, как представляется Ефремову. Исток этой поведенческой структуры уходит в ту пору, когда закладывался принцип вида, к которому мы принадлежим.

Очень многое – и генетика, и манера себя вести, и внешность роднят нас с высшими приматами. Чтобы не говорили сторонники ИНВОЛЮЦИИ, то есть гипотезы деградации человека до примата, даже они не могут не признать, что для выживания мы и высшие приматы используем один и тот же механизм. Мы выживаем за счет накопления, хранения и оперирования ИНФОРМАЦИЕЙ. Что, в любом случае, предполагает крупный развитый мозг и характерную манеру себя вести. Отпадает необходимость в силе, реакции и выносливости, в способности накапливать и мгновенно, в экстремальных обстоятельствах, выпускать большой объем энергии. Существо живет не спеша, не особо напрягаясь, предпочитая хитрость силе, достаточно сообразительно, чтобы отследить причинно-следственные связи в окружающей обстановке. И становится настолько хитрым, что его не так-то легко застать врасплох. Оно просто не ставит себя в опасные ситуации. И на фоне всего этого очень быстро понимает, что можно манипулировать не только предметами окружающей среды, но и себе подобными. Удел всех высокоразвитых животных с зачатками абстрактного мышления, а приматы даже на заре своей истории были именно таковы – существование в группах. Со стадом эти сообщества имеют мало общего. Да, это инстинкт объединяться, чтобы при нападении хищника хотя бы кому-то удалось выжить. Но группа приматов – это не стадо травоядных, часто существующее только для отвлечения хищника от добычи и защиты потомства. Группа приматов много сложнее. Это именно семья, вполне осознаваемый коллективный разум. Где важна не просто кучность, но и специализация. Это единый организм, который себя таковым осознает и еще прекрасно понимает, что единство делает сильнее каждого из членов. А это уже дверь в совместную деятельность. То есть в привычную для нас модель социума, где задачи выживания могут быть как обусловлены инстинктом, так и быть, скажем так, проектом «от ума», некоей долгосрочной, хитро рассчитанной программой выживания, инстинкт даже опровергающей порой.

Вполне вероятно, именно наши животные предки были в такой деятельности особенно эффективны. И некоторые поведенческие формы закрепились даже в генотипе. Я имею в виду гипотезу происхождения относительно раннего климакса у людей. В отличие от шимпанзе, например, которые имеют возможность продолжать свой род до самой смерти. Видимо той ветви гоминидов, которая дала начало нашим телам, многому надо было учить своих детенышей, и кто-то должен был это делать, даже в ущерб продолжению собственной генетической линии. И видимо сначала такое положение вещей было именно «от ума». Неудобно для особи, но полезно для группы. И, возможно, это один из первых опытов противостояния инстинкту. Далее такая деятельность стала более настойчивой и успешной. Не в меру разумное животное стало игнорировать свойственную всем млекопитающим поведенческую программу. У эгрегора вида находилось все меньше рычагов воздействия на него. Животное, таким образом, шагнуло за свою роль биологической единицы вида и было на грани нового качества – осознания себя. Но в природе все устроено так, что системы, в том числе и КОЛЛЕКТИВНЫЕ СОЗНАНИЯ – ЭГРЕГОРЫ, ОБЛАДАЮТ БОЛЬШОЙ ИНЕРЦИЕЙ. И чтобы произошел выход за их пределы, нужен сильный выплеск энергии, скажем так, подвиг, на грани смерти. Иначе инерция просто не отпустит.

Именно так, возможно, на заре истории вида приматов был выбран новый принцип – выживание за счет информации. Произойдя от существ, энергетикой и принципами существования похожих на кошек, приматы могли выжить только «включив голову» в ущерб силе мышц и зубов. И поначалу это была боль и неудобство на гране выживания, дикий страх и дезориентация, возможно в реалиях какой-то локальной экологической катастрофы, каких немало было в эволюции живого.

В результате получился удивительный зверь со всеми предыдущими формами млекопитающих откровенно спорящий. Дело в том, что идеальная поведенческая схема для такого тела – МАТРИАРХАЛЬНЫЙ СОЦИУМ.

Типичная группа – семейный клан, очень сплоченный, с четким разделением труда. Иерархия имеется, но не жесткая, основана не на подавлении, а на манипулировании. Скажем так, баланс интересов. Больше запугивание и введение в заблуждение, чем физическое насилие.

Частенько авторы исторических романов рисуют сообщества первобытных гоминидов зависящими от самцов-охотников. Но реальность, скорее всего, была иной. Группа самок-приматов – вполне дееспособная единица в выживании, умеющая даже охотится и ловить рыбу. И места внутри нее хватает не только детенышам с бесконечно долгим детством, но и всем, кто нуждается в помощи – калекам, старикам, существам с отклонениями в развитии. Наш инстинкт жалости ко всему живому, должно быть, проистекает из другой стратегии. Осознания ЦЕННОСТИ ЖИЗНИ УЩЕРБНОГО СУЩЕСТВА, которое, чтобы выжить, должно развивать голову взамен мышцам. Для примата острый ум – ценность намного большая, чем сила и злоба. Но вот кому места в подобных сообщества не находилось, так это тем, кто не мог или не хотел вписаться в эту виртуозную сеть манипуляций. То есть полагался на силу и напор, следуя более архаичным, кошачьим, поведенческим схемам. Такие же умные и долгоживущие, как и приматы, слонихи, например, просто выпирают из семей особо агрессивных, стремящихся к насилию самцов, давая возможность существовать внутри более конформистски настроенным особям мужского пола. Просто все стадо в пару десятков особей объединяется и расставляет в отношениях точки над i.