Мир без завтрашнего дня: и солнце падёт

Щёлк – и больше не контролируешь себя.

Щёлк – и руки рубят кого-то в кровавую массу.

Щёлк – и от бешенства из-за отказа выдавать своего информатора, головы «Ангелов» оказываются прострелены раньше, чем напарник успевает что-либо предпринять до того, как станет очевидно, что пора возвращаться на место, где все договорились встретиться до заката.

Конкретно – в пять вечера, когда лучи солнца только-только начинают заходить за горизонт, расставляя жёлто-оранжевыми цветами акценты сперва на взъерошенных, кудрявых волосах, зачем на исхудалом лице с острыми чертами, потом на листке блокнота, куда Лип записывал всё то, что приходило в голову. В том числе о том, как они с Руди обыскали весь государственный архив – сложное по геометрии четырёхэтажное здание, окутанное стеклянным фасадом и солнцезащитными решётками, большая часть из которых оказалась разрушена, почему внутри практически ничего не работало.

Из-за этого приходилось пользоваться фонариками и различными другими дополнительными приборами, привезёнными прямиком из Норвегии, о чём напоминала еле заметная надпись, находящаяся в том числе на наушниках, заменяющих рацию и позволяющих всегда оставаться на связи, что особенно полезно во время боя; или на мини-радарах, которые можно настроить на отслеживания заданных целей. Правда, точный принцип работы Лип ещё до конца не понял, но слава богу для Руди все подобные нанотехнологии довольно привычны, что можно заметить даже по тому, как он стоял и очень увлечённо всё настраивал до тех пор, пока не почуял тот запах, который хотелось уловить меньше всего из-за того, что он не вписывался в уже построенные планы. Хотя, будь у Барбары и Винсента сейчас те самые наушники, то они бы успели предупредить о наличии неподалёку разведчиков, неожиданно решивших сменить свои планы и проехать через центр, где как раз стояли те, кого уже не ожидали встретить они.

Ведь прошло уже полторы недели с момента событий Инициации, а значит, надеяться на что-то хорошее нет смысла, почему прежде, чем подойти ближе, все протёрли глаза для убеждения в том, что это правда. Что поэт живой и с повязкой на руке усердно что-то пишет, стоя рядом с незнакомцем, не говорящим на немецком, что вызвало моментальную настороженность, что однако не напугало, а скорее, наоборот, немного обрадовало. По крайней мере, Филиппа, какой-то частью себя надеявшегося, что всё же удастся попасть в Берлин и хотя бы попрощаться с Марлен на случай, если правда придётся жертвовать собой ради спасения мира, чему был посвящён уже не один абзац, прочитав который сестра бы взбесилась ещё больше.

В доказательство этого, увидев, как возле учёного столпилось трое разведчиков, наставивших на него дула автоматов, а ещё два разговаривали о чём-то с активно жестикулирующим Липом, Бэбс процедила:

– Я его убью.

– Если сделаешь это, нам тем более не удастся сказать, что им показалось, и на самом деле нас здесь не было, – поспешил успокоить Винс, безусловно, тоже недовольный разворачивающейся перед глазами картиной.

– Уверен? – с какой-то странной надеждой переспросила она. – Я, например, очень похожа на призрака, так что они запросто могут принять это всё за массовую галлюцинацию от… от… не знаю, вылившегося из тачки бензина! Ну, или чего-нибудь другого – главное, чтобы мы в итоге смогли без последствий свалить!

– Боюсь, как ни крути, это невозможно хотя бы потому, что призраки не могут прикасаться к живым, – напарник указал на то, как её брат положил руку на плечо одного из солдат перед тем, как взять чёрную сумку учёного и достать оттуда что-то маленькое. – Так что вариантов у нас теперь не много.

– Вот дерьмо… – слетает с губ ругательство, которое даже на таком относительно большом расстоянии слышит Руди, не сообразивший предпринять какие-нибудь даже самые самые тупые действия для того, чтобы не шокировать разведчиков фактом своего существования, должного, как все думали, закончиться ещё полторы недели назад.

Глава 5. Возвращение блудных детей

Когда Бэбс, невнятно что-то проговорив, бросила трубку прямо посреди ссоры и так и не перезвонила, первым делом спокойствия лишился Энтони, в итоге побежав к генералу за помощью для того, чтобы всё вернулось на круги своя. Чтобы сестра по-прежнему ходила туда-сюда по дому и рассказывала о личном маленьком прогрессе возобновлённых тренировок на развитие моторики, а её брат-близнец часами сидел за столом в попытке сосредоточиться на мыслях своих персонажей из очередной книги, для печати которой в городе снова закончиться бумага, потому что писать кратко и сжато он не умел, считая необходимым расписываться каждую мелкую деталь, чего, пожалуй, Марлен и правда вдруг резко стало не хватать.

Особенно очевидно это было по тому, как в силу привычки, суп в кастрюле всё равно был рассчитан на четыре порции с маленьким запасом на случай, если к ним решит присоединиться кто-нибудь пятый или кто-то попросит добавки. Пускай в то же время, какая-то часть её всё же не видела смысла бороться также яростно, как старший, который сразу же после этого разговора, не задумываясь ни на секунду, бросился к дому генерала и стал умолять организовать повторную вылазку практически на коленях, отчего тот, конечно, смутился.

Ведь он знал Кёнингов, как облупленных, и никому из них не нужно было делать так, чтобы получить от него какую-то помощь. Тем более, когда стоит вопрос о жизни трёх солдат, к тому же способных рассказать, что же именно произошло на «Инициации» и как так получилось, что «Ангелы» смогли убить всех до единого фактически прямо у них под носом. Не говоря уже о том, что о точной дате и месте не знал никто, кроме непосредственных организаторов, в небольшое число которых входили Ноэль, заметно горюющий по младшему брату, что всегда мечтал служить с ними бок о бок, а в итоге слёг в могилу раньше положенного срока, и Ирэн, на лице которой не дрогнула ни одна мышца и разве что с появлением старшего Кёнинга уголки губ сменили положение.

Правда, от усмешки, так как подобное поведение лишний раз доказывало, что Тони безумно жалок. Что на самом деле он ни на что сам не способен и даже, когда ему говорят пойти вместе с разведчиками на поиски брата и сестры, он заметно тушуется и отказывается до тех пор, пока не ставят перед фактом: не пойдёшь ты – не пойдёт никто, потому что остальным эти поиски совершенно не сдались.

Подтверждением тому стало то, как другие разведчики, безусловно, знакомые не понаслышке с Кёнингами, отреагировали на приказ о выходе в город, да ещё и в сопровождении всего боящегося и опасающегося Энтони, на котором хотя бы какое-то защитное снаряжение смотрелось несуразно и глупо, как бы доказывая, что это далеко не его стезя. Что ему куда комфортнее работать на ферме фасовщиком продуктов, но ради брата и сестры он смог пересилить себя и первый раз за пятнадцать лет выйти в город, на встречу полуразваленным домам с побитыми окнами, растущим повсюду растениям и кустам, разрушенным мостам и небоскрёбам, в одном из которых в момент вылазки послышалась стрельба.

Однако раньше времени радоваться было ошибкой, так как это здание оказалось захвачено «Ангелами» и отделаться от них удалось с большими потерями, среди которых мог быть и Лип, если бы не Эрна. Хотя даже там, в её клинике, считающейся относительно безопасным местом, не получилось продержаться долго из-за нападения людей Наоми. О чём, впрочем, сама женщина толком не сообщила Лензу Шуберту, просто прокричав ему в рацию, что Кёнинги были здесь и каждый из них так или иначе травмирован: у Филиппа огнестрел, у Барбары – обострение, но какой именно формы сказать невозможно, поскольку объективно их судьба за пределами больницы её не интересовала. И отчасти это логично.

Другой вопрос, что Марлен, слыша всё это, не могла успокоиться, ведь получается, что другие разведчики оказались убиты или разорваны заражёнными, а её дети неизвестно где и в каком состоянии и к тому же больше не выходят на связь. Ни через сутки, ни через двое, трое, четверо, наталкивая на одну единственную, вполне очевидную мысль – их больше нет в живых, в чём пропадают сомнения на пятый день радиомолчания и бессонницы приёмной матери, не желающей смотреть на выписанные на стене памяти имена даже во время отпевания, когда все жители собрались возле отца Габриэля и склонили головы во время его молитвы:

– О, Владыка жизни и смерти! Прими в царствие своё детей, которых ты, согласно своему непостижимому замыслу, забрал у нас, чтобы защитить их в своих объятьях. И путь в царствие небесном они никогда не знают холода, голода и боли, и да сияет им вечный свет. Аминь.

– Аминь! – после него хором повторили все и постояли ещё со сложенными вместе ладонями несколько секунд, начав постепенно расходиться кто-куда, чтобы скорее вернуться в прежнее состояние из-за одного из правил Губернатора: скорбеть нельзя.

Жизнь же продолжается: фермеры занимаются посевами и урожаем; учителя также, как и раньше, преподают детям; рабочие обустраивают быт; военные тренируют бойцов, которые, зная, что значительная боеспособная часть армии погибла, прилагают ещё больше усилий, чем когда-либо в осознании, что «Ангелы» стали действовать более агрессивно не просто так. И, скорее всего, уже придумали целый план по нападению, почему всем нужно быть готовыми в любой момент отразить атаку, чем в первую очередь занялись Матье, тоже достаточно быстро отойдя от горя во благо поселения и заняв один из самых важных оборонительных и наблюдательных постов – расположившуюся над воротами вышку.

Оттуда как раз ещё за несколько километров можно заметить любое движение с помощью бинокля, в который они молча по очереди смотрели, не зная, о чём говорить. Или, если быть точнее, Ноэль знал, а Ирэн показывала всем своим видом, что ей неинтересно то, что беспокоит брата, в какой-то момент переставшего следить за горизонтом и уставившегося на стену, где чёрной краской в столбик выписаны новые имена:

Барбара Кёнинг 2003-2023

Филипп Кёнинг 2003-2023

Энтони Кёнинг 1999-2023

Винсент Найт 1996-2023

Хотя, казалось бы, ещё вчера они все вместе тренировались, ходили на вылазки, ели за одним столом, а теперь… остались лишь воспоминания, от которых становилось не по себе больше, чем сестре, считающей, что все жертвы – чистой воды неудачное стечение обстоятельств, вызванное спланированной диверсией. Правда, кто был её инициатором сказать сложно без каких-либо зацепок из-за того, что все, кто были на Инициации мертвы. Ну, или, если быть точнее, живы, просто они об этом не знали и лучше бы никогда не узнали, но, увы, выбора не было – разведчики заставили сесть в свою машину, даже не представляя, каково ощущать приближение голосов, повторяющих их имена вместе со скрипом дверей и шуршанием сброшенных наволочек, и видеть, как постепенно зажигаются огни, вскоре осветившие их: измотанных, потрёпанных, местами раненых, но живых, чему больше всего обрадовался бывший командир.

Он же Ноэль Матье, который первым спустился с дозорной башни и принялся помогать, не обращая внимания на вошедшего также следом англичанина, похожего в свете белых фонарей на призрака засчёт бледно-серой кожи и сияющих странно-жёлтым светом глаз, впрочем, не напугавших местных жителей. То ли по причине того, что многие ещё толком не проснулись, машинально подорвавшись с кроватей от крика разведчиков, то ли по причине того, что всё внимание было приковано целиком и полностью к «восставшим из мёртвых».

Хотя как это было возможно – не понимал никто, даже сам генерал, столкнувшийся с Барбарой, когда подскочили бывшие соратники и потащили хромающего Винсента и Филиппа в лазарет, к Акселю, не успевшему осознать, что приведённые пациенты – те, на чьи пустые могилы он лично смотрел во время ритуального обряда святого отца Габриэля. К слову, также выбежавшего навстречу неожиданной суматохе, в которой Бэбс, будучи единственной, кого пока не забрали на срочный осмотр, чувствовала себя ужасно неловко и, можно сказать, стыдно.

В первую очередь перед Марлен, чей голос выбил из колеи сильнее, чем всё остальное, особенно после вполне очевидного вопроса: где Энтони? Почему его нет с ними? Ведь на всё это ответ один – заражённый поцарапал его в метрополитене во время попытки оторваться от погони, и ради избавления от мучений пришлось пустить две серебряных пули ему в лоб в самый разгар мутации, которую Бэбс никогда не забудет: тёмная маленькая комнатушка, нескончаемый припадок с чёрной жижей у рта, разодранная собственными руками посеревшая кожа… Все эти описания крепко засели на подкорке и, пересказывая их, кажется, кислород перестаёт поступать в лёгкие, отчего первыми начало потряхивать руки.

Потом дрожь прошла по ногам, дошла до живота и застряла в груди, где переставшее биться в нормальном режиме сердце, кажется, готовилось вот-вот разорваться на мириады частиц от наблюдения за тем, как переполненное счастьем лицо постепенно искажается гримасой боли и покрывается слезами, тоже вот-вот готовящимися политься, если бы не чья-то хватка. Чья именно – Барбара не смогла понять из-за появившегося головокружения, пока не почувствовала ткань виниловых перчаток и отвратительные нотки стерильных бинтов, хлорки, омерзительно ихтиоловой мази и ещё чего-то непонятного, но явно дающего понять, что теперь она в лазарете, а напротив сидит Аксель – с оливковым, слегка квадратным лицом, убранными в низкий пучок полуседыми волосами и только-только начавшей проглядываться щетиной – и негромко причитает:

– Я же неоднократно повторял, что даже отдалённо напоминающие обстоятельства получения травмы могут способствовать приступу! Чёртовы военные манеры, лишь бы лишний раз потормошить психику! – с каждым новым словом негодование в его голосе усиливалось, и разве что с распаковкой тонометра, оно спало на нет: – Вытяни руку.

– Спасибо, док, я в полном порядке, – Барбара, несколько раз как следует проморгавшись, поспешила отпихнуть прибор как можно дальше от себя. – Лучше осмотрите ранения других.

– Не переживай, ими уже занимаются, а ты стала выглядеть явно страннее и болезненнее, – как бы намекнув на изменившуюся внешность, Аксель нежно обернул манжету вокруг верхней части чужой бледно-серой руки и как следует закрепил её.

– Да я просто имидж решила сменить, чтобы сбить «пернатых» со следа, поэтому ничего особенно, – она до последнего пыталась что-то изменить, при этом избегая попытки соприкасаться с тёплой кожей, но как только кнопка включения оказалась нажата, обратного пути не было.

Оставалось только надеяться, что всё обойдётся – док не поверит тонометру и примет версию с неожиданным и оригинальным методом маскировки от «Ангелов», во что также верили Лип и Винс, сидящие за другими закрытыми шторками в сопровождении нескольких медиков, снявших их бинты для осмотра полученных ранений, отчего один немного шипит, а второй стискивает зубы, стараясь при этом что-то рассказывать. И так до момента, пока двери не распахиваются, впустив внутрь Ленза Шуберта, похожего на вихрь, способный перевернуть всё вверх дном из-за чего каждый замер, даже при условии, что не слишком плотная ткань отгораживала от того, что в следующее мгновение приходится распознавать по звукам:

Вот генерал, громко топая берцами, практически подлетел к кушетке.

Вот Аксель стал возмущаться приходу начальства и попросил выйти до окончания осмотра, до сих пор не начавшегося из-за отказа пить успокоительное, нужды в котором на самом деле не было, так как лёгкая дезориентация вызвана всего лишь эмоциональным шоком вкупе с волной новых ароматов и ощущений.

То есть, грубо говоря, как было на уцелевшей и вполне себе функционирующей военной базе, когда вдруг перед глазами пропал какой-либо ориентир, а организм временно перестал подчиняться командам мозга, вернув всё в прежнее состояние только с приходом в медицинский блок. Что, впрочем, немного даже иронично, если также принять во внимание тот факт, что после появился один из военных с примерно похожим настроем, явно касающегося Гонсалеса, ведь здесь, в Берлине, он – чужак. Потенциальный враг. Иностранец, приехавший сюда чёрт знает откуда с чёрт знает какими целями.

И, прекрасно это понимая, незадолго до запуска машины времени, Руди попросил местного парнишку Джея Ди – из своей реальности – достать из старых баз данных его удостоверение работника научного центра по изучению нейробиологии в Бирмингеме для того, чтобы в, как он думал, ещё не поглощённом коматозниками мире ничем не выделяться из общей толпы. Что, впрочем, безусловно было бы так, если не ошибка в расчётах, потому что в таком случае эта пластиковая карточка с его именем, фамилией, должностью и печатью организации наоборот приносила много проблем, поскольку на самом деле Руди Гонсалес – тот, кто из вселенной Кёнингов – погиб ещё в первую волну катастрофы.

Конкретно – от того случая, который был описан ранее при разоблачении заражения с поправкой на то, что удалось отделаться условно лишь царапиной, однако, тоже не должной теперь попасть в чужое поле зрения. Иначе… учёному лучше не представлять, учитывая, что и без того к его персоне приковалось внимание незнакомой брюнетки, которая, не обращая внимания на восторженные и удивлённые взгляды остальных, схватила за пальто и потащила в неизвестную сторону, через небольшую деревянную постройку с возвышающемся над козырьком крестом с маленькой, вполне читабельной гравировкой, переводящейся как: «Где Церковь, там и Дух Божий, и благодать».