Эхо запечатанных небес

Ее эмпатический дар превратился в источник пытки. Она не чувствовала ничего. Ничего живого. Только холод камня, монотонный гул энергии в трубах и безразличие капающей воды. Это была сенсорная депривация для ее души. По ночам, в своей крошечной каморке – переделанной кладовке с койкой, – она сворачивалась калачиком и пыталась вспомнить ощущение теплого желудя в ладони, запах травы. Это было единственное, что удерживало ее от полного отчаяния.

Однажды, доведенная до предела одиночеством и тоской, она совершила импульсивный поступок. Во время короткого перерыва, когда надзиратель ушел на другой подуровень, Лина сорвалась с места и побежала. Но не вверх, к свободе, а вглубь, в лабиринт старых, выведенных из эксплуатации жилых блоков для техников, где, как она знала из рассказов отца, когда-то жила ее семья.

Она нашла их комнату. Дверь была не заперта. Внутри все было пусто, казенно. Мебель вынесли, стены были голыми и серыми. Но это было ее место. Здесь она когда-то смеялась. Здесь отец рассказывал ей сказки о поверхности, где деревья касались облаков. Прижавшись лбом к холодной стене, Лина заплакала – беззвучно, горько.

И в этот момент ее интуиция, ее обостренное восприятие, уловило что-то. Не жизнь. Не тепло. Но… пустоту. Искажение в монолитной структуре стены. Она провела рукой, и ее пальцы нащупали едва заметный шов. Поддев его ногтем, она с удивлением обнаружила, что небольшой кусок панели поддался. За ним была неглубокая ниша.

Внутри, завернутые в кусок промасленной ткани, лежали две вещи. Первой был небольшой дневник в обложке из потертого синтетического материала. Лина узнала аккуратный, технический почерк своего отца. Дрожащими руками она открыла его.

Второй предмет был странным. Гладкий, холодный металлический диск размером с ее ладонь, испещренный концентрическими кругами символов, которые она никогда раньше не видела. Они не были похожи ни на один из известных магических или технических алфавитов Элизиума. Когда она взяла его в руку, холод металла показался почти обжигающим. Но затем, под теплом ее ладони, она почувствовала нечто невероятное. Едва-едва уловимую, глубоко спящую… вибрацию. Не мертвый гул Реактора, а что-то иное. Что-то ритмичное, как далекое, замершее сердцебиение.

Впервые за много недель Лина перестала чувствовать себя жертвой. Ужас и неуверенность отступили перед новым, захватывающим чувством. Она держала в руках тайну своих родителей, загадку из прошлого. И эта тайна была не мертва. Она спала. И Лина, чьим даром было пробуждать жизнь, вдруг поняла, что ее ссылка – это не конец. Возможно, это только начало.

Вернувшись в свою каморку, Лина дрожащими от нетерпения и страха руками развернула дневник. Сердце колотилось так сильно, что заглушало даже вечный гул Реактора. Почерк отца, ровный и технический, которым он обычно чертил схемы, здесь был другим – торопливым, полным эмоций.