Корниловъ. Книга первая: 1917

– Коменданта поезда ко мне! – рявкнул генерал.

Спустя некоторое время вошёл старик с погонами штабс-ротмистра, князь Кропоткин, по всей видимости, дальний родственник знаменитого анархиста.

– Ваше Высокопре… – начал старый гусар, но Корнилов его перебил.

– Взгляните, – жёстко произнёс он, приоткрывая шторку.

За окном часовой, пренебрегая обязанностями и уставом, курил одну папиросу на двоих с незнакомым товарищем.

Князь нахмурился, набрал воздуха в грудь, чтобы начать оправдываться, но генерал его опередил.

– Часовых снять с караула. Оружие забрать, выдать мётлы и вёдра, направить на уборку перрона и поезда. Чтобы к нашему отъезду всё сияло, – сыпал приказами генерал. – Охрану заменить. Этих – на фронт. Для охраны прислать эскадрон из Текинского полка. Письменный приказ будет позже.

– Будет исполнено! – выпалил комендант.

Корнилов отпустил старика, и тот стремглав выскочил из купе, на ходу метая громы и молнии. Генерал немного понаблюдал за тем, как незадачливого часового снимают с поста и заставляют убирать не только то, что он наплевал вместе с товарищем, но и всё то, что наплевали за долгие месяцы революции сотни и тысячи других.

Шелестящие ковры подсолнечной шелухи сейчас казались одним из символов революции, шелухой были усыпаны все общественные места, где только мог собираться народ. Ни один митинг, ни одна демонстрация не обходились без семечек. Те, у кого семечек не было, жевали чёрный хлеб, но таких было меньшинство. И, разумеется, весь этот мусор вместе с крошками, окурками и плевками никуда не девался, никто даже и не думал заниматься уборкой. Революция, всё-таки, пространство высоких материй.

Корнилов вернулся к работе, как командующий фронтом, теперь он вынужден был отвечать не только за 8-ю, но и за все остальные армии. Прежде всего, восстановить порядок в 11-й армии, которая драпала быстрее всех. И никаких других методов, кроме как восстановить порядок в тылу с помощью ударных отрядов и юнкерских команд, Корнилов придумать не мог, хотя пытался изо всех сил. Военно-полевые суды не справлялись, и генерал приказал расстреливать пойманных с поличным дезертиров и грабителей без суда. Спасти положение могли только самые жёсткие меры, уговоры и увещевания здесь не помогут.

В тылу, в резерве, даже не подходя к фронту, взбунтовалась целая пехотная дивизия, застрелив или задержав собственных офицеров. Пришлось окружить эти четыре полка кавалерийскими дозорами, пулемётными командами и подвести сводную артиллерийскую батарею. После недолгого обстрела одного из полков шрапнелью, нескольких митингов и вялой попытки сопротивления бунтовщики сдались. Зачинщиков мятежа выдали свои же однополчане, виновных расстреляли на месте и оставили трупы вдоль дороги с табличками «Изменник Родины и Революции».

К генералу то и дело заходили посетители и просители, в основном, из штабных чинов, испрашивая дозволения на то или иное действие, вплоть до самых мелочей, чем изрядно выводили Корнилова из себя. Так что очередного усатого генерал-лейтенанта Корнилов встретил хмурым недобрым взглядом.

Однако посетитель довольно лихо исполнил воинское приветствие, снял фуражку и обнажил обширные блестящие залысины, по которым генерал его и узнал. Павел Скоропадский, будущий гетман (хотя Корнилов надеялся, что всё-таки нет) самостийной Украины. Так что искорку интереса Скоропадскому удалось пробудить.

– Здравия желаю, Павел Петрович, – поздоровался Корнилов в ответ, припоминая гетманские имя и отчество.

Скоропадский сбивчиво поздравил его с назначением на должность и выразил свою поддержку его начинаниям и смелым решениям. Говорил он на чистейшем русском языке.

– Возвращаюсь в корпус, – сообщил Скоропадский. – Решил заглянуть.

– 1-ый Украинский? – спросил Корнилов.

– Никак нет, 34-й армейский корпус, – ответил Скоропадский.

Главнокомандующий понял, что ляпнул что-то не то.

– Кого-то переформировали? – решил уточнить Скоропадский. – Мою 56-ю дивизию частично украинизировали, дерутся прекрасно.

– Прошу прощения, заработался, – буркнул Корнилов. – Украинизацию прекратить. Солдаты должны драться за всё Отечество, а не за отдельные его части.

– Есть, – ответил Скоропадский. – Я только что из Киева, видел там некоторых… Деятелей… Впечатление произвели не самое приятное.

– Сейчас не время тасовать части туда-сюда. Единственное – необходимо формировать ударные батальоны из добровольцев. Без комитетов и депутатов, – сказал Корнилов.

– Поддерживаю. Солдаты просто бегут из эшелонов. К фронту вагоны приходят уже пустые, – хмуро произнёс Скоропадский.

– Рад, что мы с вами друг друга понимаем, – сказал Корнилов, пожимая напоследок руку визитёру.

Скоропадский попрощался и вышел, а генерал Корнилов вернулся к работе. Впечатление от встречи осталось крайне своеобразное. Вроде и правильные вещи он говорил, но из послезнания Корнилов помнил об активном сотрудничестве гетмана с Центральными Державами. Если бы не украинский хлеб, Германия и Австро-Венгрия рухнули бы гораздо раньше. С другой стороны, с нацистским режимом он сотрудничать отказался и погиб после англо-американской бомбардировки. И вот эта двойственность, диссонанс текущей ситуации и послезнания не давали Корнилову окончательно сделать вывод.

Ещё и это заигрывание с местечковым национализмом, которое только ускоряло распад государства. Украинский корпус, латышские бригады, чехословацкий корпус, сербская дивизия. Ладно ещё чехи и прочие бывшие военнопленные, их и в самом деле было проще собрать в одно подразделение, но латышей и украинцев в отдельные части сводили абсолютно зря.

С другой стороны, в армии себя отлично показала Дикая, она же – Кавказская туземная конная дивизия, да и Текинский конный полк – туркмены, любимцы Корнилова, оставались одной из самых боеспособных частей 8-й армии.

Так что генерал не мог определиться до конца в своём отношении к национальным частям. Во всяком случае, пока что. Зато он совершенно точно знал, что не позволит рвать страну на части. Пока ещё ни одна территория не объявила о своей независимости, но Корнилов знал, что если у него ничего не выйдет, то державу раздербанят на куски, будто лоскутное одеяло. Финляндия, Украина, Закавказье, Средняя Азия, Сибирь и многие другие. Да, советское правительство сумело собрать воедино почти все бывшие провинции империи, но крови при этом пролилось столько… Лучше вообще не допускать подобных сценариев.

Россия должна выстоять, Россия, единая и неделимая. Не как тюрьма народов, а как мирное содружество наций, объединённых общей идеей и общим делом. Сепаратисты не понимают, что, живя рядом с империей, они обречены вращаться в её сфере влияния, и лучше уж делать это с выгодой для всех, а не сквозь кровь, пот и слёзы. А уж Корнилов постарается всех убедить.

Глава 7. Каменец-Подольский – Бердичев.

Утром прибыли текинцы. Конный строй высоких и стройных джигитов в малиновых халатах и высоких папахах сразу же привлекал внимание. Туркмены взяли поезд под охрану, лошадей отправили обратно в полк, а комендант разместил джигитов в вагонах.

Вскоре на автомобиле приехал и сам Корнилов, удовлетворённо глядя на часовых и их командира – совсем юного смуглого корнета. Генерал поздоровался и ушёл в свой вагон. Очень скоро поезд тронулся, отправляясь в Бердичев.

Он мчался, почти не останавливаясь, лишь изредка, когда нужно было пополнить паровоз водой, и в такие моменты на перрон выскакивали текинцы с обнажёнными ятаганами, тут же отгоняя всех любопытных товарищей, осаждавших любые поезда, идущие прочь от фронта. Дезертиры, мародёры-мешочники и прочие полукриминальные личности цеплялись к вагонам зайцами, залезали в грузовые составы, прятались между вагонами, ложились на крыши, лишь бы поскорее удрать как можно дальше от службы.

Теперь же, когда из поезда почти на ходу десантировались вымуштрованные джигиты со свирепыми лицами, все эти товарищи тут же шарахались назад, не смея даже близко подойти к поезду. Штабные чины от души хохотали, наблюдая эту картину из окон, и на одной из стоянок о такой системе доложили Корнилову, так что он сам решил взглянуть.

Товарищи, храбрые на митингах и трусливые в бою, в панике бежали, только завидев блеск туркменских ятаганов, и генерал вдоволь посмеялся над этой картиной, глядя на неё из окна штабного вагона.

– Вы начальник охраны нашего поезда? – обратился он к юному корнету, стоявшему посреди остальных штабных, генералов и полковников.

– Никак нет, Ваше Высокопревосходительство! – ответил корнет.

– А кто же тогда? – хмыкнул Корнилов.

– Сначала Аллах, а потом я! – воскликнул корнет.

Генерал снова рассмеялся.

– Какого вы училища? – спросил он.

– Тверского кавалерийского, Ваше Высокопревосходительство! Корнет Хаджиев, к вашим услугам, – ответил корнет.

– Занятно, занятно, – хмыкнул генерал. – Боевой офицер? Какого вы аула?

– Я из Хивы, Ваше Высокопревосходительство! – гордо произнёс корнет.

Корнилов покачал головой и повернулся, чтобы уйти.

– Иван Павлович, запишите, – произнёс Корнилов, обращаясь к генерал-квартирмейстеру штаба Романовскому. – Охрану штаба впредь назначать только из текинцев, ещё один эскадрон вывести в Бердичев.

У туркмен, плохо говоривших по-русски, было одно важное преимущество по сравнению с обычными пехотными полками. Их не могли распропагандировать товарищи, во всяком случае, пока ничего подобного не происходило, службу туркмены знали твёрдо. То же и с Дикой дивизией, но кавказцы всё-таки казались Корнилову менее управляемыми и предсказуемыми. К тому же, Корнилов, к своему удивлению, обнаружил, что легко понимает туркменский и может общаться с текинцами на их родном языке, что мгновенно подняло его репутацию среди них до небес, а значит, драться за него джигиты будут, как за родного отца.

А вот с верностью остальных полков всё было не так однозначно. И Корнилов намеревался это исправить. Завойко и Голицын присоединились к ним ещё вчера, но принять их с докладом генерал ещё не успел и намеревался сделать это сейчас, перед обедом. Так что он вызвал к себе сразу обоих.

В купе вошёл сперва полковник Голицын, следом за ним Завойко в своей неизменной черкеске. Оба по очереди доложились о прибытии, и Корнилов прищурил чёрные калмыцкие глаза, глядя то на одного, то на другого.

– Какие новости? – спросил генерал. – Как всё прошло?

– Савинков нас поддержит, – сказал Завойко. – Ваши недавние приказы возымели действие.

– Что насчёт комитетов? – спросил Корнилов.

– Запрет комитетов поддержал, но неохотно, – сказал Голицын. – Сказал, не поможет, комитеты будут собираться, но уже тайком. На виду их проще контролировать.

– Вздор. Активистов-комитетчиков нужно убирать, заменять политруками из верных нижних чинов или унтер-офицеров. Свой политрук должен быть в каждой роте, в каждом эскадроне и батарее. Проводить разъяснительную работу, вести агитацию. Я уже объяснял, – сказал генерал.

– Так точно, Ваше Высокопревосходительство, совершенно верно! – выпалил Завойко.

Голицын подобного одобрения не выказывал, но и не протестовал, считая, что командиру виднее.

– Особый упор надо делать на революционную сознательность нижних чинов, – продолжил Корнилов.

– Прошу прощения, но многие офицеры и без того кличут вас «красным генералом», Ваше Высокопревосходительство, – доложил Голицын. – А комитетчики, наоборот, клеймят контрреволюционером за расстрелы и всё остальное.

Корнилов кивнул, как бы соглашаясь и с теми, и с другими.

– На двух стульях мы с вами не усидим, господа. Поэтому нужен третий путь, который привлёк бы наиболее умеренных с той и с другой стороны. Тех, кто хотел бы спасти Россию, а не вернуть всё взад или разрушить её до основания, – сказал генерал. – Как вы думаете, найдутся такие люди?

– Безусловно! – выпалил Завойко.

– Найдутся, – согласился Голицын.

– Вот и ответ, – кивнул генерал. – Сначала опробуем на нашем фронте, потом, дай Бог, и на всех остальных. Что Савинков?

– Уехал в Бердичев вперёд нас, – доложил Завойко.

– Жаль, не дождался нашего поезда, я бы хотел с ним поговорить, – хмыкнул Корнилов.

– В Бердичеве организуем, – пообещал Завойко.

– Да, будьте любезны, – сказал генерал. – Ещё момент. Владимир Васильевич, что вы знаете о большевистской пропаганде в войсках?

Голицын нахмурился.

– Призывают брататься с немцем, бросать оружие. Подначивают солдат дезертировать, мол, в тылу землю без них поделят. Шпионы и провокаторы, однозначно, – сказал полковник.

– Так вот, – кивнул генерал. – Этих нужно вычленять и убирать в первую очередь. А политруки среди прочего должны вести антибольшевистскую пропаганду, чуть позже я напишу тезисно. Братания пресекать. Германец после братания спокойно пойдёт стрелять в нас по первому же приказу, а наши?

Голицын горько усмехнулся, признавая правоту генерала. Тот продолжил.

– Всю большевистскую печать изымать и уничтожать. Все эти «Окопные правды», «Рабочие газеты», «Искры», и прочие. Завойко, есть у вас знакомые журналисты или рабочие в типографиях? Превосходно, мы должны организовать собственную прессу, параллельно с институтом политруков, – сказал Корнилов. – Подберите верных людей. Название газеты… Самое лучшее название, «Правда», уже застолбили большевики, так что мы его просто отнимем. Они хотят всё отнять и поделить, так что пусть поделятся хотя бы этим.

– Достаточно… Гм… – замялся Голицын.

– Подло? Ничуть. Это война, полковник, пока необъявленная, но пушки уже стреляли. Вы в курсе, что они агитируют за превращение империалистической войны в гражданскую? Они собираются стрелять по нам с вами, полковник, – произнёс генерал. – Так что это война. А на войне все средства хороши. Если мы будем с ними миндальничать, то закончим как адмиралы Вирен или Непенин, которых убили их же матросы. На этой войне никаких законов чести уже не будет. Мы либо перенимаем их методы борьбы, либо проигрываем.

Завойко восхищённо пожирал взглядом генерала, Голицын хмуро обдумывал его слова. Спорить с этими тезисами было трудно.

– Так что мы должны присвоить эту революцию себе, Владимир Васильевич. Выбить почву из-под ног у советов, – заключил Корнилов.

– Я вас понял, Ваше Высокопревосходительство, – кивнул полковник.

– А как быть с Керенским? – спросил вдруг Завойко. – Он не потерпит подобной самодеятельности.

– Вина за провал наступления и бегство армии целиком лежит на нём, – сказал Корнилов. – Керенский пока что будет идти на любые уступки, лишь бы удержаться на своём посту. Потом да, будет активно сопротивляться, когда ситуация стабилизируется окончательно. Так что нам необходимо действовать немедленно. Пользоваться моментом, пока не стало слишком поздно.

– А что, если… Керенского… – протянул Завойко, намекая на физическое устранение самого популярного политика 1917 года.

Голицын неприязненно покосился на прапорщика, но промолчал, Корнилов задумчиво потеребил усы. Ему уже приходилось устранять политических оппонентов, но всё же он предпочитал оставлять за собой политические трупы, а не реальные.

– Нет, – отрезал генерал. – Если это вскроется, вернее, когда это вскроется, то нам несдобровать. Можете идти, господа. Я пока подготовлю тезисы для будущей газеты.

Глава 8. В поезде.

Оставшись в одиночестве, Корнилов крепко задумался. Да уж, реципиент ему здорово подгадил своими действиями на посту командующего войсками Петроградского округа. Арест императорской семьи, награждение Георгиевским крестом «первого солдата революции» Тимофея Кирпичникова, который на деле был настоящим отморозком, прочие откровенно популистские шаги. Политические моменты, конечно, но многие из офицеров и генералов и в самом деле после такого манёвра значительно поменяли мнение о Корнилове. Временная популярность среди солдат запасных полков Петрограда явно не стоила тех репутационных потерь.

Но что было, то было, и от репутации «красного генерала» никуда не денешься, даже если самолично арестовать всё Временное правительство, расстрелять Петросовет и посадить Николая обратно на трон, так что придётся действовать с тем, что имеется.

– Это что за большевик лезет к нам на броневик… – буркнул Корнилов себе под нос. – Кепку с пуговкою носит, букву "р" не произносит… Ну что же вы, Владимир Ильич…

Вот эту часть истории он помнил прекрасно. Экзамен по истории КПСС ещё не выветрился из памяти, да и в целом биографии самых влиятельных революционеров он знал. И официальную часть, и ту, что опубликовали уже при Ельцине, выливая ушаты грязи на бывших кумиров.

Пальцы начали отбивать чечётку на клавишах пишущей машинки. Корнилов решил, пока есть немного времени перед обедом, тиснуть статейку про большевиков для будущей газеты, насквозь желтушную, скандальную, но как раз такие и передаются из уст в уста. Возможно, она поможет хоть как-то перетянуть общественное мнение вправо, благо, после июльских демонстраций большевиков только ленивый не клеймил шпионами.

Кто такие большевики?

Партия революционеров, социал-демократы, борцы за права рабочих, скажут одни. Провокаторы, германские наймиты и предатели Родины, скажут другие.

Я скажу иначе. Большевики – это партия авантюристов, желающих примазаться к Революции, оседлать бурю, присосаться к власти клещом, чтобы безнаказанно грабить как простой народ, крестьянина-середняка, школьного учителя, инженера или торговца-лоточника, так и капиталистов и интеллигенцию.

Да, они профессиональные революционеры с огромным опытом подпольной борьбы. Но разве Революция уже не случилась? Когда человек заболевает, к нему зовут доктора, а не палача. Когда заболевает скотина, зовут ветеринара, а не мясника. Так и спросите себя, нам нужно вылечить наше государство или добить его?

Большевики отлично умеют разрушать государственный строй, но кто сказал, что они умеют управлять государством? Просто взгляните на их вождей.

Владимир Ульянов (Ленин), он же Старик, он же Тулин, он же Карпов, он же Ильин и прочая и прочая. Профессиональный революционер, смертельно обиженный на Россию и царскую власть за то, что она приговорила к смерти его старшего брата Александра. Спросите себя, хороший ли управленец получится из того, кто всю жизнь посвятил одному только разрушению?

Лев Троцкий, он же Лейба Давидович Бронштейн, херсонский еврей, сын землевладельца, миллионера, эксплуататора наёмных работников. Политически ветреный, скачущий от одной партии к другой, честолюбивый и амбициозный, готовый по головам рваться к власти, разве он будет хорошим вождём для России и русского народа?

Григорий Зиновьев, он же Овсей-Гершон Аронович Радомысльский, сын состоятельного владельца молочной фермы, эксплуататора крестьян. Трусливый и мстительный демагог, паникёр, двоеженец и патологический лжец, разве сможет он в трудную минуту взять на себя ответственность за судьбу России?

Яков Свердлов, он же Янкель Моисеевич Свердлов, он же Андрей, Макс, Махровый, Смирнов и прочая. Чёрный дьявол революции, жадный до крови и золота, пользующийся смутным временем исключительно для того, чтобы набить карманы во время экспроприаций. Разве не станет он разжигать пламя гражданской войны, чтобы это смутное время продлилось как можно дольше, а он захапал как можно больше?

Без сомнения, есть среди большевиков и приличные люди, по ошибке, а может быть, обманом затянутые в секту, польстившиеся на красивые слова о пролетарской революции. Но все они следуют за своими вождями, которые ведут свою партию неизвестно куда в своём стремлении разрушить Россию. Одумайтесь! Взгляните вокруг, посмотрите, к чему вас уже привели Ленин и его партия. Спросите себя, а точно ли мне с ними по пути? Может быть, есть и другие решения? А решения есть.

Думайте.

Л. Железный

Генерал подписался псевдонимом, ещё раз пробежал глазами по строчкам, критически разглядывая каждую букву. Пожалуй, эта статья будет иметь эффект разорвавшейся бомбы. Она бы и в двадцать первом веке вызвала немало споров, а сейчас и подавно. Жаль, не всё грязное бельишко получится использовать. Тот же пресловутый сейф Свердлова, обнаруженный Ягодой в 1935 и набитый царским золотом, сейчас только начинает наполняться содержимым.

Полковник Голицын, наверное, тоже счёл бы это подлостью. Но Корнилов предельно ясно понимал, что по-другому никак не получится. Политика это грязь, и все окажутся вымазаны в ней с головы до ног.

Он ухмыльнулся, вдруг представив багровеющую лысину Ильича, когда тот прочитает эту статью, сидя в шалаше с Зиновьевым.

У большевиков, конечно, был один убийственный аргумент в нынешней политической борьбе. Они агитировали за мир, и уставшая от войны солдатская масса охотно шла за ними. Того, что в реальности Октябрь ознаменуется началом Гражданской войны, никто даже не подозревал, как и о Польской кампании, и о подавлении многочисленных восстаний типа Тамбовского и Кронштадтского. Вместо обещанного мира страну утопят в крови, и знал об этом пока только один Корнилов.

Этот лозунг тоже необходимо каким-то образом перехватить и модифицировать, чтобы вместо позорного Брестского мира без аннексий и контрибуций получилось выторговать мир уже на наших условиях. Но и без войны до победного конца, как требовала Антанта, бритты и лягушатники всё равно не допустят Россию к дележу пирога, да и Проливы, само собой, России никто отдавать не собирается.

Вот только, скорее всего, никто не поймёт, если подобный лозунг будет звучать из уст боевого генерала, да и сам Корнилов желал войны до победного. Парад в Берлине, танки на Ла-Манш, атомную бомбу на Вашингтон. Но как говорил Маркс, учение которого всесильно, потому что верно, есть базис и надстройка, и нынешний базис просто не позволит вести затяжную войну. Общество смертельно устало. России нужны те самые двадцать лет мира, которые просил Столыпин.

Только мира никто не даст. Британцам (да и остальным) тяжело жить, когда с Россией никто не воюет, и они будут продолжать разжигать сепаратизм, пытаться отгрызать кусочки и воевать чужими руками. Как это было в 1904-1905 с Японией, как это было в Афганистане. Ничего, мы тоже так умеем. Ирландия будет свободной, как и Индия.

Корнилов ещё раз перечитал статью, запечатал её в конверт без подписи и положил в ящик стола. На ближайшей станции надо будет послать Завойко на почту, чтобы он отправил это письмецо в редакцию какой-нибудь газетёнки средней паршивости, разумеется, без указания автора и отправителя.

А вообще, в деле пропаганды лучше всего будет использовать более наглядные материалы. Плакаты, кино. Даже комиксы-лубки и листовки будут кстати. Генерал уже видел образцы местной агитации и пропаганды, доктор Геббельс плакал бы горючими слезами от их убогости и наивности. Оно и понятно, сейчас это ремесло ещё только зарождается, чтобы развернуться во всю ширь через двадцать лет и далее.

Значит, можно немного ускорить процесс. Народ здесь ещё непуганый, тёмный, привычный верить любому печатному слову, так что это будет довольно просто. Перспективы открывались самые радужные.

На обед в офицерскую столовую Корнилов отправился в наипрекраснейшем расположении духа.

Глава 9. Бердичев.

За обедом, в компании генералов и офицеров штаба, Корнилов общался, в основном, на отвлечённые темы, предпочитая даже самым краешком не касаться обстановки на фронте и в стране. Рассказывали курьёзные случаи, малопонятные генералу анекдоты, обсуждали, кто где учился или служил, но о серьёзных вещах не говорили. Всему своё время и место, и генерал больше выуживал из памяти реципиента случаи из молодости, благо, туркмены в охране натолкнули его на воспоминания о юношеских годах капитана Корнилова, проведённых в Средней Азии и Афганистане.

На одной из станций поезд остановился, и начальник контрразведки доложил, что поступили сведения о заминированных путях впереди. Пришлось отцепить паровоз и отправить на разведку нескольких верных текинцев.

Вынужденную остановку генерал вновь использовал с толком, планируя дальнейший отход 8-й, 7-й и 11-й армий и остановку по реке Збруч. Лихорадочное бегство удалось остановить, превратить в более или менее организованное отступление. Кровожадные меры, принятые Корниловым и ударными отрядами, подействовали.

Одновременно с тем генерал бомбардировал Ставку и Временное правительство гневными телеграммами, требуя решительных действий. Сейчас было самое время для подобных требований, ошеломлённые прорывом и провалом наступления главковерх Брусилов и военный министр Керенский готовы были на всё, лишь бы исправить положение.

Вскоре корнет Хаджиев и его джигиты вернулись из разведки, доложив, что ничего подозрительного не обнаружили, и поезд двинулся дальше. Корнилов хмуро вслушивался в стук колёсных пар, в любой момент ожидая взрыва. В таких вопросах текинцам он всё-таки не особо доверял, дикие туркмены, в ауле у которых самым высокотехнологичным устройством являлся дедов карамультук, могли просто не опознать заложенную взрывчатку. Да уж, это вам не ФСО.