По моему хотенью

Третий же участник казни попытался избежать судьбы товарищей, в ужасе ища глазами хоть малейший просвет в будто сгустившемся лесу и адском волчьем кругу. Но стая, доведённая до пика инстинктивного желания запахом крови и страха, приблизилась почти в плотную к жертвам, и две пары стальных челюстей вонзились сперва в правую руку, а затем в левую ногу человека. Тот повалился на живот, издавая истерический крик, пока остальные волки, будто четвертуя жертву, отрывали куски кожи и мышц от его рук и ног. К моменту, когда крики прекратились, стая уже добралась до спины, рёбер, внутренностей человека, образуя над ним серый движущийся купол.

Николай стоял, опёршись на рукоять лопаты, и спокойно наблюдал за пиром волков. Смотрел, как разлетаются остатки одежды, как шеи животных окрашиваются в красный цвет, и как три здоровых опасных мужика превращаются в три обглоданных скелета.

Постепенно волки успокаивались. Явно округлившиеся в области животов, с потемневшими от крови мордами, они по одному отходили от тел, медленно и довольно облизывая брыли. И также по одному пропадали среди стволов и ветвей, возвращаясь по ту сторону полотна лопаты.

Коля дождался пока поляна опустеет, разыскал в обрывках одежды ключи от автомобиля, на котором его привезли, деньги, которыми затем хвастался перед Кирой, и забрал пистолет. Последний раз посмотрел в глубь леса и направился обратно к дороге.

Под конец Колиной истории бутылка была пуста, нехитрые припасы – съедены. А Кира и Коля под влиянием дурмана алкоголя и зноя летнего дня спокойно заснули, каждый на своей половине кровати, прямо под комком из паутины, пыли и кошачьих волос. В ногах у Киры примостился и Морик, наблюдая свои кошачьи сны о невнимательных воробьях, открытых колбасных витринах в «Продуктовом» и бескрайних дворах спальных районов. Кот будто сладко улыбался своими пушистыми губами, наслаждаясь идеальными снами.

Чего нельзя было сказать ни о Кире, ни о Николае. Сны их был тревожены и наполнены мрачными воспоминаниями и страхами.

***

Перекосившаяся входная дверь открывается с хлопком. Сразу перед глазами винтовая лестница на второй этаж дома. На одной из ступеней милая кукла в светлом комбинезоне в голубой цветочек, сидит среди грязных трухлявых тряпок и разбросанных патронов от лампочек. Коля поднимается на второй этаж, бросает на перила плащ от дождя и проходит в бывшую детскую. На стенах небольшие полочки с когда-то любимыми вещами, не только детскими: скучные толстенные книги, покрытые белой плесенью, словно кто-то обсыпал их сахарной пудрой, крохотная кухонная мебель, резиновый Олимпийский мишка, матрёшка, куклы, сидящие в ряд, с полностью покрытыми чёрной плесенью лицами и руками.

У края полки с куклами, Коля замечает небольшую деревянную лесенку из тонких прутиков, ведущую на пол.

«Гуляют…» – подумал он и всмотрелся в лицо кукле с ржаво-рыжими волосами в самом центре ряда.

Только глаза куклы не были поражены плесенью, выделяясь светлыми провалами. Приторно-розовое платье с грязными белыми рукавами наполовину прикрывает ее ноги. Неожиданно на ткань платья стекает бежево-чёрная капля: лицо куклы начинает плавиться от внезапно вспыхнувших рыжих волос. Охваченное пламенем моментально тает розовое платье, огонь переходит на остальных кукол, книги и вздутые обои. Жар от внезапного пламени обдаёт лицо Коли иссушающей волной, от которой на щеках и лбу появляются мелкие трещинки. Коля в ужасе отпрыгивает от огня и поворачивается к выходу из детской, но дверь со свистом захлопывается. Поток воздуха от движения двери раздувает пламя, оно перебрасывается вверх по скошенному потолку. Коля бросается к единственному окну, но то наглухо заколочено досками. Обратно к двери – нет отпирается. Коля мечется по крохотной комнате, словно дикий зверёк в паническом ужасе, и глотает раскалённый воздух, пока пламя поглощает все доступное пространство.

***

Пронзительный крик раздаётся в предгрозовом воздухе. Крик без источника. Он проносится от одного конца деревенской улицы до другого, пролетает над тропой, ведущей в лес, ударяется о стволы деревьев и рассыпается эхом на сухую землю. Резкий порыв ветра его подхватывает, будто напитывает новой силой и уносит обратно к человеческим домам.

Летний полдень темнеет, горизонт заполняется сверкающей темнотой. Первые грузные капли достигают земли, моментально в ней пропадая. Крохотный квадратный холмик, недавно вскопанной, смягчается и оседает. Вскоре, мимо комьев земли начинают пробегать тоненькие ручейки дождевой воды, устремляясь в зловонный пруд. Плавная волна, поднявшись со дна, ударяет по поверхности воды, раздвигая крупицы ряски и болезненные листья нимфей. Из-под воды появляется какое-то существо и направляется к скату берега. Существо, вероятно, женского пола: бесконечные бесцветные волосы образуют на её теле подобие одеяния, когда она выходит на сушу, опираясь на все четыре конечности; лицо на секунду освещает вспышка света от молнии, и сквозь пряди волос виднеются огромные голубые глаза, а набухшие соски отвисших мохнатых грудей волочатся по траве. Существо пробирается к холмику земли и принюхивается – это свежая могила. Существо медленно трепетно прикладывает свои ладони с удивительно длинными фалангами пальцев к поверхности холмика, на лице появляются тени скорби и страдания, и существо издаёт вопль из смеси рыдания и негодования.

Ливень лета достиг своего пика: вода обрушивается на землю плотной стеной, скапливаясь лужами, разбавляя застоявшиеся воды пруда и превращая почву в глину. Та забивается под ногти, образуя тёмные кромки, пока существо рьяно разрывает детскую могилу и, наконец, добирается до тканого свёртка. Длинные пальцы бережно выуживают искомое и разворачивают ткань: мёртвый новорожденный младенец. Существо с неуклюжей нежностью прижимает синее сморщенное тельце к груди. Узловатые ручки и ножки ребёнка полностью окоченели и неестественно скрючены вокруг тела. Культя пуповины, скорее её грубый ошмёток, свисает практически до земли. Оглушающий раскат грома раздаётся как будто не в небе, а у самой земли.

Оглушающий раскат грома раздаётся, и старые стекла дрожат в оконных рамах. Кот вздрагивает от резкого шума, поднимает голову и навостряет уши. Коля и Кира спят, повернувшись друг к другу спинами, упиваясь тревогами своих снов.

Глава 4. Все, что тебя касается

1 июля 202.. г. Москва

“Такие маленькие телефоны, такие маленькие перемены. Законы Ома еще не знакомы. В таких ботинках моря по колено…” – просачивались слова задорной песни по проводам наушников.

“Не надо думать, что все обойдется, не напрягайся, не думай об этом. Все будет круто, все перевернется, а-а…” – электрические импульсы под воздействием волшебной силы превращались в знакомую мелодию. Трек двадцатилетней давности вкупе со старомодными наушниками – старая школа.

“Все, что тебя касается. Все, что меня касается. Все только начинается, начинается…” – стройные ноги, чуть прикрытые мини-юбкой, выстукивали каблуками в ритм. В руке пластиковый стаканчик с ледяной газировкой, на плече крохотная сумочка, в недрах которой брало свое начало русло ностальгической музыки. Темно-вишневая помада на краях трубочки и полных губах. Челка, кончиками волос касавшаяся густо покрытых тушью ресниц, и большая редкость – идеально симметричные стрелки на веках.

“Все, что тебя касается…” – Марьям подошла к пешеходному переходу и остановилась в ожидании зеленого света. Вишневые губы выдули и тут же схлопнули пузырь из жвачки. На противоположной стороне дороги бабушка-одуванчик с вечной спутницей-тележкой, девушка с рыжей таксой на поводке и молодой человек помятого и лохматого вида.

Красный свет сменился желтым, а затем зеленым, и пешеходы двинулись навстречу друг другу во главе с бодрым таксиком. Марьям проводила взглядом веселого пса и вдруг почувствовала внезапный удар в плечо – помятый парень не рассчитал траекторию и неуклюже врезался прямо в нее, на ходу буркнув под нос что-то вроде извинений. Кубики льда в стакане с газировкой подпрыгнули и на секунду замедлились, один наушник выпал и завис в воздухе, люди и автомобили не двигались. Марьям увидела лес, поляну среди него и багровые морды волков. Крики людей, рычание и взвизгивание животных, выстрел. Огромный кудлатый волк оторвал кусок плоти от жертвы, окропив кровью кусты папоротников.

Раздался оглушающий гудок автомобиля.

Марьям зажмурила глаза, прикрыв их ладонью, затем резко открыла и тряхнула головой, пытаясь прийти в себя. Остатки видения расплывались рваными дымными клочками. Когда зрение стало возвращаться, она поняла, что стояла прямо перед свирепым Джипом, а его владелец что-то яростно верещал и неприлично жестикулировал руками. На светофоре горел красный свет. Слегка пошатываясь, Марьям добралась до тротуара и обернулась. Перед глазами пронесся нетерпеливый внедорожник, протяжно просигналив на прощанье, а на противоположной стороне дороги лохматый молодой человек, потрепав за ушами запрыгавшую вокруг него таксу, стремительно зашагал прочь. Мысли не могли прийти в порядок. Воспоминанием это быть не могло: Марьям встречала волков только однажды, в глубоком детстве, серый доходяга беспокойно метался по вольеру Московского зоопарка, изолированный от зрителей глубоким рвом и забором с электроизгородью. А это было настоящее кровавое побоище, жестокое и дикое. Галлюцинация? Видение?

В голове шумело, будто по ней огрели чем-то тяжелым. В крови растворялся адреналиновый коктейль, уходя волной испуга в низ живота. Из состояния, подобного некому трансу, вывел телефонный звонок. Марьям достала смартфон из заднего кармана, на экране светилась фотография симпатичной блондинки и четыре буквы: «Лиза».

– Да…

– Ну, ты где? Долго еще? – спросила Лиза.

– Я… Уже иду… Пять минут.

Марьям повесила трубку.

По дороге до дома, где жила Лиза, сознание было сосредоточено на событии, произошедшем на дороге. Марьям машинально добрела до нужного подъезда, набрала код от двери, поднялась по ступенькам и нажала на кнопку лифта. Очнулась она в момент, когда перед ней распахнула дверь квартиры миниатюрная девушка с огромной пачкой чипсов в руке. Внимание сразу привлек топ в красно-черную полоску. Вкупе с острыми длинными ногтями, покрытыми черным лаком, он вызывал ассоциацию с персонажем из старого американского фильма ужасов 80-х годов, не хватало лишь черной шляпы. Впрочем, уютные пижамные брюки и тапочки с изображениями кроликов образ разбавляли.

– Привет! Что так долго?

– Я… Да, там… Что? Я вовремя, как и договаривались! – недоумевала Марьям, глядя на наручные часы.

– Ну, все равно. Я заждалась, тут скукотища. Отпуск – это отстой.

Лиза почти все свободное время проводила в салоне, специализирующемся на тату и пирсинге, где виртуозно изображала на телах жаждущих посетителей замысловатые узоры, головы львов и волков, персонажей популярных фильмов о супергероях. Благодаря врожденному таланту к рисованию, богатому воображению, скрупулезности и общительности, от клиентов не было отбоя, и Лиза без устали трудилась на протяжении трех лет, пока директор салона принудительно не отправил ее в отпуск на целый месяц. Лиза пыталась заниматься почти забытой страстью – живописью на холстах, вызволяла из балконного заточения забытый и заржавевший велосипед, изучала заманчивые варианты путешествий к морю по системе «все включено». Но поиски приемлемого занятия закончились просмотром сериалов и кроватью, заваленной крошками от чипсов.

– Проходи скорей. Я набросала несколько вариантов, думаю, тебе понравится.

Несколько недель назад Марьям обратилась к своей подруге с просьбой выполнить для нее эскиз татуировки, которая бы разукрасила практически полностью правое бедро. В привычное течение жизни хотелось привнести новизны, и казалось, что причудливый натюрморт на теле обязательно с этой задачей справится, являясь некой альтернативой стрижке каре. Отпуск был как раз кстати, Лиза, заваленная работой в салоне, никак не могла приступить к рисунку.

Марьям прошла в комнату, временно являющейся и столовой, и мастерской: постель, прикрытая сиреневым пушистым покрывалом, с раскиданными по ней пакетиками с мармеладными мишками и червячками; тумбочка, заставленная банками с различной газировкой, окружившими одинокую запылившуюся книгу; на мониторе стационарного компьютера светились примеры рисунков – змеи, переплетающиеся с цветами, и цветы, переплетающиеся со змеями; стол был завален бумажными листами с эскизами, некоторые из которых уже перенеслись на планшет.

– Вот, есть вариант с розами, но мне лично больше симпатичны пионы…

– Кое-что произошло, – перебила Марьям.

Лиза удивленно взглянула на подругу.

– Что? Ты наконец-то решилась уволиться из кофейни?

– Я, кажется, экстрасенс…

И Марьям поведала историю, произошедшую на пешеходном переходе. Лиза слушала, будто ребенок, забравшись с ногами в огромное кожаное кресло на колесиках и широко раскрыв голубые глаза. Ее руки постоянно теребили бесчисленные серьги в ушах – давняя привычка, проявлявшаяся при волнении – изображенные на предплечьях и кистях пауки будто шевелили нарисованными лапками.

– Да-а…

– Ты мне веришь?

– А ты мне врешь?

– Для чего я могла бы такое выдумать по-твоему?!

– Тогда не спрашивай меня, верю я тебе или нет. Конечно, верю… А кого волки разорвали?

– Я этого не видела. Все длилось, наверно, несколько секунд. Я только помню, что кричали люди, жутко кричали… – глаза Марьям наполнялись слезами.

– Тихо, тихо… – Лиза взяла подругу за руки. – Все в порядке, подумаешь, словила глюки.

– Думаешь, это была галлюцинация?

– Не знаю… Я о подобном никогда не слышала… Ты ничего необычного накануне не ела, не пила, не принимала?

– Нет вроде…

– А раньше что-то подобное случалось?

– Ты бы об этом знала. Лиза, может нужно к врачу обратиться?

– Не знаю, может и нужно. Но я не уверена, что они сделают для тебя что-то полезное. Ты сейчас чувствуешь себя нормально?

– Нормально, кажется…

– А что за место было? Знакомое что-то?

– Лес… Не думаю, что я там когда-либо была.

– Может быть ты что-то подобное в кино видела или видеоигре, подумай.

– Нет… Точно нет.

– Тогда я тебя поздравляю! Ты гребанный экстрасенс! Думаю, если бы это был плод твоего воображения, то воспроизвелось бы что-то знакомое, ну, то, что ты уже когда-то видела. А это самая настоящая экстрасенсорика!

– А как понять? Я видела прошлое или будущее?

– Тебе лучше знать. Я понятия не имею, – в комнате повисло задумчивое молчание. – А парень то… Что за парень тебя толкнул?

– Обычный… Высокий, растрёпанный, волосы темные, – вдруг Марьям посетило озарение. – Вспомнила! Куртка! На рукаве куртки нашивка в виде лисы! Я такую уже где-то видела!

– Вспоминай! Какая куртка? Что за лиса? Цвет?

– Джинсовая… Рыжая лиса… Да! Он приходил как-то ко мне в кофейню! Я еще подумала, что нашивка смотрится необычно.

– Хм, может быть он еще как-нибудь за кофе зайдет… Стой! В кофейне же камера есть, может быть получится записи просмотреть? Ты его давно видела?

– На днях, если не ошибаюсь.

– Давай прямо сейчас и сходим в кофейню. Кто может записи просматривать?

– Владелец заведения только… У него возникнут вопросы, зачем нам это…

– Придумаем что-нибудь… ну, например, ты потеряла кошелек и думаешь, что могла положить его на прилавок, когда работала. Или еще что-то в таком же духе…

Девушки направились прочь из дома, еще долго обсуждая невероятное событие и перспективы их замысла на счет камер видеонаблюдения. Эскизы так и остались нетронутыми.

Глава 5. Пакет с кетчупом, гнилой кабачок и что-то в целлофане

2 июля 202.. г. Москва

В мозг прорывался омерзительный звук будильника. Я с трудом разлепил опухшие веки, сгреб в кучу обрывки вчерашнего дня и, наконец, вспомнив, кто я и где, дотянулся рукой до разрывающегося смартфона. На экране горели цифры “7:00”. Сегодня у меня был выходной, но я снова забыл отключить автоматический будильник, и это орудие пыток безжалостно меня разбудило. Я вырубил звук, швырнут телефон на тумбочку и, развернувшись, уткнулся носом в стену. Уснуть не получилось. В голову подгружались мысли, с ними же я не мог уснуть накануне вечером. Поняв тщетность попыток снова забыться сном, я вылез из-под одеяла и потащился в ванную. Из зеркала на меня глянул помятый, небритый урод с грязными волосами. Выдавив на поредевшую щетку последнюю каплю зубной пасты, я почистил зубы. В голову пришла мысль, что было бы неплохо принять душ, но сразу накатила лень и нашлось несколько причин этого не делать. Однако, вид сальных волос и кислый запах от подмышек убедили в актуальности этой процедуры. Я скинул двухдневные трусы и залез в ванну, включил воду, задернул штору, покрытую черной плесенью, и долго отмокал под теплыми струями. Ни геля, ни шампуня не оказалось, поэтому пришлось отмываться растрескавшимся куском мыла. Окончив водные процедуры и почувствовав себя немного лучше, я отдернул штору и понял, что в ванной нет ни полотенца, ни тапочек. Внутренне состояние вернулось к прежнему. Я прошлепал в комнату, оставляя за собой крупные лужицы, и отыскал в шкафу застиранное полотенце. Промокнув только лицо, руки и торс, я обмотал его вокруг паха и направился на кухню. Под потолком горела с вечера непотушенная лампочка. Я щелкнул выключателем и открыл холодильник: скрюченный пакет с кетчупом, гнилой кабачок и что-то в целлофане. Я закрыл дверцу холодильника. Взял чайник, налил в него воды из-под крана и поставил на газовую плиту – отец не любил электрические чайники. Спичкой зажег комфорку и сигарету, которую не заметил, как успел выхватить из пачки. Затянулся и открыл холодильник: скрюченный пакет с кетчупом, гнилой кабачок и что-то в целлофане. Закрыл дверцу холодильника. Плюхнулся на скрипнувший стул и стал ждать, пока закипит чайник.

За окном, казалось, было приятно. Свежее безлюдное утро выходного дня, детская площадка перед домом еще не заполнилась визгливыми детскими криками, а дорожная техника еще не занялась заменой и без того неплохого асфальта. На деревьях не шевелился ни один листок, зацветала липа, посаженная вместе с отцом в моем глубоком детстве. Наверно, тогда я ему только мешал, несколько раз подряд падая в приготовленную под саженец ямку, ломая на нем веточки и проливая воду из лейки. Но отец всегда говорил, что посади мы это дерево вместе.

Раздался свист булькающего чайника.

Я кинул в чашку пакетик черного чая, залил кипятком, нитка от пакетика ускользнула внутрь чашки. Обжигая пальцы, я выудил разбухший пакетик и швырнул его в раковину. Отыскал в шкафах пачку сухариков со вкусом хрена и сел завтракать. Сочетание во рту было омерзительным, но я все равно доел, даже высыпал в рот и остатки крошек, запив их дешевым чаем.

Идея оставаться дома пугала, и я пошел в комнату одеваться. На стуле нашлось все необходимое: мятые черные джинсы, чуть менее мятая футболка и вчерашние носки. Я натянул джинсы, а футболку и носки решил все же заменить на свежие. В коридоре надел старые красные кеды и черную джинсовую куртку, забыв про смартфон, прошел, не разуваясь, обратно в комнату, забрал его с тумбочки и направился прочь из квартиры.

Лифт не работал. По дороге вниз по лестнице я вспомнил, что три дня не выносил мусор, но не стал возвращаться, ведь в зеркало было только в ванной, а заходить туда в обуви как-то не хотелось. Первый этаж встретил запахом прокисшего мусора и соседка-пенсионерка с прокисшим лицом. Я не поздоровался, молча прошмыгнул мимо и вылетел из подъезда. Наверно, она проводила меня злым осуждающим взглядом.

Я направился в продуктовый магазин, располагавшийся на первом этаже моего дома, и взял бутылку дешевого пива. До времени, когда можно было пробить алкоголь оставалось еще десять минут, и я бродил по магазину: стащил пару конфет, продававшихся на развес, поменял местами несколько ценников, сложил из одного длинного огурца и двух помидор детородный орган, в общем, вспомнил детство. Недовольная кассирша пробила покупку, сразу скомкав и выбросив куда-то под прилавок мой чек. Я спрятал бутылку во внутренний карман куртки и побрел в сторону леса. Стоило в голове промелькнуть мысли, что жизнь налаживается, как я тут же наступил на развязанный шнурок и улетел прямиком на асфальт, серьезно ободрав запястье.

– Подорожник приложи! – крикнула группа хихикающих недорослей, пробегавшая мимо.

Интересно, чем в этой ситуации может помочь пыльный, обоссаный местными кобелями сорняк? Разве что, занести инфекцию, чтобы началась гангрена, и мне ампутировали руку. Тогда она хотя бы не болела бы так ужасно, как сейчас.

Бутылка, несмотря на падение, осталась целой – жизнь все же налаживалась.

Лес был огорожен высоким решетчатым забором, но в месте, где он примыкал к территории детского дома, была прореха, и далеко ко входу идти не пришлось. Я пролез через дырку в решетке, по тропинке прошел мимо мужика, справляющего малую нужду возле дерева, и мимо клаТбища домашних жЫвотных – местные жители закапывали тут своих котов, собак и хомячков, на могилах которых иногда встречались даже кресты и пластиковые цветы. Я устроился на лавочке напротив допотопной спортивной площадки, где обычно разминались пенсионеры по пояс голые в любое время года. Открыл пиво, зацепив крышку о край лавки и ударив по ней кулаком. Горло намочил первый глоток божественного напитка. Сейчас бы сухариков с хреном, но довольствоваться приходилось только хреновой отрыжкой. На площадке крутил тазом пузатый пенсионер в одних шортах с плеером, заткнутым под резинку. По дорожке пробежал незамеченный молодой человек в салатово-черном спортивном костюме. Через несколько минут в обратную сторону пробежали две девушки, их я проводил со вниманием. Одна была немного полноватая в синих легинсах и розовой майке, натянутой на крупной подпрыгивающей груди, вторая совсем тощая в крохотных шортах и топе, не оставляющих простора для воображения. Обе на прощание помахали мне развивающимися хвостами волос, будто лошадки.

В лесу было тихо и умиротворенно. В дали над лужайкой сохранялась легкая дымка, распевались птицы во главе нагловатых ворон, пахло соснами. В общем, было еще хуже, чем в квартире. Я достал смартфон и набрал номер Киры.

– Алло, – раздался сонный хрипловаты голос.

– Кирюха, привет! Спишь еще что ли?

– Сплю…

– Так просыпайся, труба зовет!

– Угу… – прозвучало невнятное мычание, и послышался шорох одеяла.

– Слушай, можно я зайду к тебе сейчас?

– Заходи, – ответила Кира, зевая.

В трубку ворвался мужской голос, спрашивающий “Кто это?”

– Кто это там у тебя? – удивился я.

– Коля.

– О-о, наконец-то провели ночь вместе?

– Ничего не было, – твердо буркнула Кира и повесила трубку.

Я снова набрал ее номер.

– Алло, прости, что разбудил. Так я зайду?

– Ага, давай… Пока.

Я посидел еще немного на лавке, допил пиво и с размаху бросил бутылку в урну. Она крутанулась в воздухе и с грохотом влетела прямиком в мусорку – день прожит не зря. Я поднялся и направился к выходу из леса по тому же маршруту. Мужика у дерева уже почему-то не было.

Кира жила в соседнем доме, Колян тоже где-то недалеко. Их я знал несколько лет, считал друзьями, если можно было так назвать ребят, с которыми иногда устраивались совместные попойки. Впрочем, иных кандидатов на эту роль у меня не находилось. Я добрел до квартиры на первом этаже, стрельнул сигарету у прохожего и выкурил у подъезда, швырнув бычок в палисадник местной пенсионерки.

– О, Вано, приветствую! – воскликнул Коля, открывая дверь квартиры.

– Здорово, Колян.

Мы крепко пожали друг другу руки.

– Какими судьбами? – поинтересовался он.

– Да так. Просто…

– А, ну, проходи, садись. Сорри, все вчера сожрали – угостить нечем, – Коля махнул рукой на стол с остатками вчерашнего пира.

– Смотрю, знатно посидели, – я кивнул в сторону пустой бутылки из-под водки. – А Кира-то где?

– Умывается, сейчас выйдет.

Я молча смотрел на Колю.

– Не было ничего! – громким шепотом запротестовал он.

– Я вообще молчу! – засмеялся я, примирительно подняв обе ладони вверх.

Кира вышла из ванной и сонно окинула меня взглядом:

– Привет, Ваня.

– Привет!

– Ты в порядке? Зачем пришел?

– Так, просто… Выходной у меня.

– Выходной – это прекрасно, это нужно отметить! – Коля радостно хлопнул в ладоши.

– Так, стоп! – подбоченившись, возразила Кира, – пьянки заканчиваются, у меня сегодня дела.

– Какие такие дела? – удивился Коля.

– Не твоих собачьих дел, вот какие!

– А-а, секретики, понятно. Ну что, Вано? Нам так тонко намекают, что нечего рассиживаться и пора валить.

– Сидите, если хотите, но не долго, – буркнула Кира, насыпая сухой корм для Морика, посетившего кухню.