Зимняя романтика. Книга-адвент от ненависти до любви

– А ну-ка, живо говори, что ты замышляешь!

– Это кафе моей тети, она даст нам хорошую скидку, – потирая руку, признался парень. – Да-да, тебе не нужна моя помощь, я так и понял по твоей вмиг побледневшей физиономии там, в классе.

Варя не могла подобрать слова. Она уверила себя, что подвох есть, но его не оказалось. Ее сердце неприятно заколотилось.

Богдан вздохнул и развернулся, чтобы уйти. Помедлив, Варя последовала за ним. Она задумчиво брела, не замечая ничего вокруг.

Пару дней назад произошло еще кое-что. Ученики начальной школы давали концерт в лицее. При виде нарядной толпы младшеклассников Богдан громко спросил:

– А им не рановато на экскурсию к нам?

Все дружно захихикали, а Варя лишь фыркнула.

Но позже, ступая по коридору, она заметила Пашу и поспешила к нему, как вдруг первоклассник с пластиковым стаканом в руке врезался в парня и облил. Мальчик лепетал извинения, когда Паша схватил его за ухо, злобно что-то приговаривая.

Возмущение и гнев моментально вспыхнули в Вариной груди. Она ринулась к ним с намерением как минимум оттаскать самого Пашу за уши, только ее опередили. Словно из ниоткуда в коридоре появился Богдан. Он разомкнул грубую хватку и мягко попросил мальчика уйти. Чем все кончилось, Варя не узнала, потому что взялась проводить первоклашку, едва сдерживающего слезы, к товарищам. Но совершенно точно в тот день она оттаяла по отношению к Богдану.

И вот он спас ее от унижения, а она даже не снизошла до благодарности. Но Варя не позволила стыду разрастись.

«Вообще-то это и его вина отчасти. Если б не нагородил тогда всякого, не забил мне голову, то чаепитие состоялось бы как положено», – решила она и, расправив плечи, вошла в кафе.

* * *

Вы не будете грустить, что так и не попали на бал, если не узнаете о бале. Но Варя о бале знала и даже помогала украсить зал. Да, она твердо решила туда не ходить, ведь, по ее мнению, так было правильно. Только верное решение не всегда способно утешить и отогнать беспокойство.

Будучи не в силах усидеть дома, она накинула куртку и вышла в зимний вечер.

Улицы встретили ее теплым светом фонарей и сиянием крошечных лампочек на многочисленных гирляндах. Магазины яркими витринами заманивали купить то, что непременно порадует или самого покупателя, или того, кому он это подарит. Скорого наступления Нового года город дожидался во всей красе.

Варя наблюдала за прохожими, которые из-за праздника ощущали большую общность и приязнь друг к другу, чаще улыбались. От этого ей становилось еще более одиноко.

Она брела куда глаза глядят. И не особо удивилась, оказавшись на площади, возле елки. Сверкающий наряд придавал той величественный вид. Варя с гордостью любовалась деревом. Ведь ее дерево не просто часть красочной декорации. Оно спасло живую ель, которая наверняка старше самой девушки.

Она пришла сюда, словно на встречу со старым другом. Все вокруг перевернулось с ног на голову, и она нуждалась в чем-то, что присутствовало до и не так сильно изменилось. Паша ей теперь совсем не нравился, и она не пошла с ним на бал. Зато при виде Богдана ее сердце екало, но после своих обидных подозрений Варя не осмелилась напомнить ему о приглашении.

Девушка силилась разозлиться на него за то, что привычные их отношения вышли за рамки и никак не возвращались к прежней форме. Ей хотелось, чтобы все стало как раньше, просто и понятно. Но упростить ситуацию не получалось, и разжечь в себе злость не получалось тоже. Потому что в душе поселилось радостное предвкушение, почти детское, похожее на веру в новогоднее чудо. Только если б она могла загадать появление одного-единственного человека…

– Как грустно и очень обычно все вышло…

Варя замерла, не веря своим ушам.

– Ушла от меня, и в ночь теперь слезно кричу…

Обернувшись, девушка оказалась почти нос к носу с ухмыляющимся Богданом.

– Я уж испугался, что весь куплет придется петь, чтобы ты на меня взглянула.

– Тут и правда есть чего пугаться, ведь поешь ты просто чудовищно, – фыркнула она и расплылась в широкой улыбке. До этого момента Варя не осознавала, как сильно соскучилась по его подколам.

– Я знал, что ты сюда придешь. – Его глаза ласково скользили по ее лицу.

Она без лишних слов поняла, что он имеет в виду. «Я очень долго был рядом и слишком хорошо тебя знаю». Пришлось пережить небольшое землетрясение, чтобы осознать: Богдан составляет немалую часть ее жизни. Столько лет рядом друг с другом не могли не оставить следа. Крошечные молекулы Вари въелись в Богдана, а молекулы Богдана – в Варю.

«Как же это называется? – нахмурилась девушка. – А-а-а, вспомнила! Это диффузия. Хоть и гуманитарий, но еще не все забыла».

Она негромко засмеялась, отчего брови Богдана поползли вверх.

– Неужели мне удалось тебя рассмешить? Прямо-таки магия!

– Ага, новогоднее чудо. – Варя лукаво усмехнулась. – Поаккуратнее нужно быть с желаниями.

– Ну раз уж мы оба чтим традиции типа загадывания желаний… – Он убрал руку из-за спины и поднял вверх. – Ты же знаешь, к чему обязывает веточка омелы?

Варя запрокинула голову и прыснула: сверху ей лениво махала еловая лапа.

– Ты ни разу не видел омелы, да?

– Понятия не имею, как она выглядит, – признался парень, опуская ветку.

Они стояли, глядя друг другу в глаза, и мир вокруг становился тише и медленнее. Все нахальство слетело с лица Богдана, его выражение смягчилось, и Варя подумала, что никогда не видела своего заклятого друга таким трогательным.

– Я хочу попросить тебя еще об одном чуде. Позволь мне тебя поцеловать.

От волнения в горле пересохло так сильно, что она не стала ничего говорить из опасения испортить романтичный момент своим карканьем, вместо этого просто кивнула.

Лишь на миг он робко коснулся ее губ и начал отстраняться, но Варя не позволила. Она за шею притянула его к себе, затягивая в поцелуй, словно в омут.

Вдруг рядом раздался громкий хлопок, и Варя испуганно отскочила в сторону. Услышав тихий смех Богдана, она поняла, что это всего лишь петарда. Девушка ткнула его кулаком в плечо и тут же крепко обняла. Наслаждаясь исходящим от парня теплом, она вдыхала его аромат. Богдан восхитительно пах хвоей.

Фейерверк

Тася Мишкина

Снег серебристыми искрами сияет в свете фонарей. Сердце, чем ближе я к заветной двери, тем сильнее стучит. Комок застревает в горле и волнение парализует, но, вопреки дрожи в коленях, делаю шаг. Затем еще один и еще, медленно подбираясь к дому, в который неделю назад и не мечтала попасть. А теперь буду там почти почетной гостьей, ведь с недавних пор я девушка лучшего парня в школе.

Истории любви, как у нас с Аланом, в которых популярный спортсмен влюбляется в скромную одноклассницу, раньше встречались мне лишь в книгах. В реальности это казалось чем-то фантастическим. Разве такой парень в здравом уме посмотрит на такую, как я: пухлую, молчаливую серую мышку, которая из всех достижений за семнадцать лет может похвастаться лишь пятерками за сочинения?

Вот и я о чем!

Все изменилось, когда за неделю до конца четверти Алан сел рядом и улыбнулся, заставив густо покраснеть и захлопнуть блокнот, куда я записывала идеи для новых глав в будущую книгу. Писательство – мое тайное хобби. Благодаря ему я осуществляю свои мечты, путешествую по волшебным мирам, чувствую то, что в реальности не ощущаю. Спрятав блокнот под учебник, я удивленно уставилась на одноклассника, не подозревая, что он хочет. Но Алан лишь попросил помочь с проектом по литературе, чтобы исправить оценку.

Я помогла.

А потом пропала.

Ведь после завершения проекта он предложил погулять по заснеженному городу. И клянусь, это было лучше, чем во всех написанных мною книгах. Мы болтали о пустяках, смеялись, пили горячий шоколад, а под конец и вовсе держались за руки, чтобы не поскользнуться.

Теперь мы неразлучны. Если не рядом, то переписываемся. Если вместе, болтаем, будто знакомы тысячи лет. Он каждый день провожает меня домой, по-рыцарски забирая тяжелую сумку. И рядом с ним я чувствую себя особенной.

Так что, когда Алан предложил прийти к нему на вечеринку, где собираются встречать наступающий год почти все старшеклассники города, я согласилась. А теперь боюсь нажать на звонок, но все же делаю это, набрав в легкие побольше морозного воздуха.

Алан целует меня в щеку и пропускает внутрь. Помогает снять пальто, и от нежности щемит в груди, а тревога исчезает. От взгляда и почти невесомого прикосновения в животе просыпаются бабочки. Настоящие, с широкими крыльями, переворачивающие весь внутренний мир вверх тормашками!

– Я боялся, ты не придешь, – шепчет он, склонившись. По коже бегут мурашки. Может, сегодня случится несбыточное? Новогодняя ночь – идеальный момент для первого поцелуя! Может, под бой курантов, когда…

Алан кашляет, привлекая внимание.

– Такси задержалось…

Так себе оправдание. Но не говорить же, что вчера я до поздней ночи фантазировала о нашем общем будущем, а сегодня проспала до обеда и лишь благодаря усилиям старшей сестры стала больше похожа на человека, чем на домовенка Кузю?

– Извини. Я ничего не пропустила?

– Все еще впереди. – Алан окидывает меня долгим взглядом. С непривычки – на меня еще никто не смотрел вот так! – хочется спрятать дряблые руки под спасительной толстовкой. Впрочем, это желание проходит, стоит Алану сказать, что я красивая. В эту минуту не думаю уже ни о своих недостатках, ни о тревоге из-за неожиданного появления среди одноклассников, с которыми толком не общалась.

Ведь я буду с ним.

Его дом – идеальное воплощение мечты любого подростка о том, как нужно встречать Новый год. В коробке у входной двери ждут своего часа фейерверки. У окон стоит пушистая елка, до самой макушки усыпанная игрушками. Музыкальная группа зажигает толпу знакомой новогодней песней в рок-обработке. А мерцающие желтым огоньком гирлянды наполняют душу уютом и теплом.

Когда Алан приглашает меня на танец, рваная мелодия меняется на робкие звуки гитары и знакомый голос вокалиста. Предвкушение снова тревожит бабочек и заставляет сердце биться быстрее. Вечер уже идеален!

Был.

До тех пор, пока я не ловлю на себе обжигающий взгляд человека, чье имя предпочла бы забыть.

Бывший лучший друг, глупая детская любовь, заметив меня, прищуривается, и в карих глазах появляется нахальный огонек. Чувствую, Дар хочет посвятить мне новую глупую шутку. Юмор у него всегда был бесячим. Вот и сейчас одним взглядом он умудряется заставить меня вспыхнуть волной жгучей злости, при этом продолжая петь так чувственно, что сердце невольно пропускает удар.

Я не виделась с Дарием несколько месяцев и надеялась, что его издевки в прошлом. Но вот он снова напротив, ухмыляется и одними губами шепчет:

– Зачетное платье, пончик!

А затем подмигивает, довольный тем, как с легкостью великана втоптал мою едва зародившуюся самооценку в Марианскую впадину. Ну кто его просил вспоминать глупое детское прозвище? Всегда он так! Появляется внезапно и ведет себя гадко.

Прижимаюсь к Алану и сладко улыбаюсь. Пусть смотрит сколько хочет! Я не позволю Дару снова разрушить мою мечту о первом поцелуе.

Однако музыка больше не настраивает на романтичный лад, а злит, так что жалких десять секунд спустя я сдаюсь.

– Может, пойдем?

– Постой… – просит Алан, бросая взгляд мне за спину. Но взглянуть в ту сторону не дает, сжав подбородок пальцами. – Сейчас идеальный момент…

Под магией теплого взгляда я таю. Забываю о Даре и его извечной шутке, намекающей на лишний вес. Начинаю припоминать, как описывала первые поцелуи в книгах, и сердце замедляет темп. Прикрываю глаза. Алан проводит шершавой ладонью по моей щеке и… отстраняется.

– Прости, – шепчет он. – Я не мог отказать сестре.

– Что?.. – хрипло отвечаю я, несколько раз моргнув. Вся магия тут же покидает тело, предвкушение сковывает льдом.

Что он имеет в виду?

– Ты реально думала, что мой брат будет встречаться с тобой? – Слышу за спиной высокий голос Аллы. Алан шагает назад, уступая место сестре, держащей в руках мой заветный блокнот.

Только в этот момент понимаю: за всю неделю я не задумалась о его пропаже! Как после занятия с Аланом убрала блокнот в сумку, так и не вспоминала про него и писательство, так погрязла в любви. А теперь он красуется в руках одноклассницы. Пушистая обложка свалялась, и даже в закрытом виде видно помятые страницы.

– Нам всем было интересно, что там строчит наша ботаничка, – ухмыляется она. – Вот я и попросила братишку очаровать тебя.

– Отдай, – тихо прошу, робко протянув ладонь.

Алла хмыкает.

– Эй, ребят, вы готовы?

Делаю шаг вперед и почти касаюсь Аллы, но меня внезапно хватают за руки и заводят их за спину. Оглянувшись, я вижу некогда ласковые, а теперь безразличные глаза Алана и всхлипываю. Народ собирается в круг, а Алла во весь голос начинает цитировать отрывки.

– Пожалуйста, – молю я. Алан в ответ крепче сжимает запястья. – Останови ее!

Подружки Аллы разыгрывают сценки, которые их заводила читает, будто древние анекдоты. Смеются все, включая Алана, и от этого на душе становится паршивее. Не веселятся лишь музыканты, перестав играть и уставившись на нас. Даже Дар замер, прекратив улыбаться.

– А лучшее… – чуть похрюкивая, продолжает Алла и зачитывает вслух то, от чего мне хочется провалиться под землю. Сцену с первым поцелуем, в которой я описала, каким вижу однажды свой.

Который случится, вероятно, теперь в следующей жизни.

– Ее губы… Как там? – хохочет одна из девчонок. – Малиновые?

– Ага! И они «касаются его губ робко, с надеждой», – пафосно выдает Алла, и хохот снова оглушает меня. – «А с неба падают пушистые хлопья, укрывая их невесомым одеялом, пряча от целого мира».

Щеки пылают, сил вырываться больше нет. Хоть бы этот концерт скорее закончился! Может, это сон? Скоро я проснусь, пойму, что вечер еще не наступил и Алан не слабак, а все тот же чудесный парень, которого я знала?

Но кошмар не прекращается.

Почему они продолжают хохотать? Почему никто не пытается заступиться?.. Неужели у них нет мечты? Может, и наивной, но самой важной в жизни!

– Хватит… – снова молю я. – Прекрати, это не смешно.

– Посмотри, всем смешно, – парирует Алла и снова переводит взгляд в блокнот.

– Всем, кроме меня. – Низкий голос оглушает и заставляет замолчать толпу. Все, включая меня, ошарашенно оглядываются по сторонам, не понимая, кто это сказал. Лишь пару секунд спустя я узнаю усиленный микрофоном голос Дара.

– Любишь сопли, чувак? – хмыкает Алан, а мое сердце падает в пропасть. Бабочки окончательно умирают, превращаясь в пепел и застилая им все, что когда-то звалось любовью.

– Отпусти ее, – приказывает Дар. Алан не двигается, и тогда Дарий откладывает микрофон и спускается, быстро сокращая расстояние между нами. Хватает его за запястье. Алан морщится, но тут же отпускает меня.

– Обалдел? – вскидывается Алла и бьет Дара блокнотом по плечу. Розовая обложка ломается, окончательно разрушая мир, который я творила несколько лет. – Мы твоей группе за концерт заплатили – иди на сцену и стой там!

Карие глаза теперь кажутся вовсе не насмешливыми, а опасными. Выхватив блокнот, Дар подходит к Алле вплотную, заставляя ее испуганно пятиться назад:

– Мы уходим. Деньги вернем. А концерт ты сама устраиваешь с куда бо́льшим успехом, – громко и четко, чтобы все слышали, заявляет он. Идет к группе и говорит что-то друзьям, после чего они кивают и начинают собирать инструменты. Лишь тогда Дар возвращается ко мне, касается плеча:

– Пойдем, пончик. – И, приобняв, ведет прочь.

Я слышу шепот и смешки за спиной, глаза жжет от подступающих слез, а ком в горле не позволяет ответить. Дару это и не нужно: он заботливо застегивает мое пальто, натягивает на уши свою смешную шапку с помпоном и, обмотав шею шарфом, снова становится шутом и просит не сморкаться в него, если зареву. Его друзья прощаются и уходят первыми. А следом и мы покидаем дом, где рухнули мои надежды на счастье.

Несколько минут идем в тишине. Я жду, когда он начнет колко разбирать все, что слышал, но Дарий молчит. И я молчу, кусая губы, чтобы не дрожали. Лишь под ногами шуршит снег, и где-то вдалеке слышны радостные крики.

– Держи. – Он нарушает тишину первым и протягивает потрепанный блокнот. На трещину, рассекающую розовый мех посередине, падают снежинки. С губ срывается всхлип. Я качаю головой и сжимаюсь. Моя жизнь разрушена. Теперь я посмешище школы.

– Выброси его.

– Это еще зачем? Здесь же все твои идеи! – Дар снова хмурится.

Непривычно видеть его таким… во взгляде – беспокойство и застывший вопрос. Я снова хлюпаю носом, вспомнив, как нежно Алан смотрел совсем недавно.

Дарий мрачнеет.

– Эй, ты что, ревешь? Ну, чего ты, пон…

– Не зови меня так! – кричу я и прячу лицо в ладонях. Слезы душат, выжигая все внутри. Дышать тяжело. Хочется исчезнуть, стать кем-то другим, чтобы обо мне все забыли. Желательно навсегда.

Слышу, как Дарий вздыхает, и готовлюсь к тираде, но он притягивает меня к себе. Обнимает крепко, совсем как в детстве, не давая вырваться. Я и не пытаюсь. Реву так же, как когда потеряла свою коллекцию бабочек.

Сейчас я потеряла сразу сотни.

– Да ладно, тебя так задевает это прозвище? – растерянно шепчет он и даже гладит по волосам. Кладет голову мне на макушку, будто укрывает в кокон, не позволяя внешнему миру снова меня обидеть. Раньше он всегда так делал. Прежде чем разорвал этот кокон и уничтожил все, что между нами было.

Пытаюсь вытереть соленые дорожки, но это так же бесполезно, как унимать снегопад. Буря, в которую я уже попала, не исчезнет по щелчку пальцев. Но я не одна. Пусть и ненадолго, но в безопасности.

– Конечно, – судорожно вздыхаю и кладу голову ему на грудь. Его сердце звучит гулко и ритмично, как барабан. – Ведь это значит, что я… я… толстая!

Секунду Дар молчит, а потом заливается смехом.

– Пончик, ты такая балда! Что ты себе придумала? Ты поэтому со мной не общалась? Решила, что я считаю тебя толстой?

Его слова заставляют задуматься. Это я не общалась? Это он начал прикалываться надо мной! Он разрушил нашу дружбу своими шутками, он, не я…

– Ну же, – умоляюще шепчет Дар, прекращая смеяться. – Ты не можешь злиться на меня за это… Помнишь, когда я впервые тебя так назвал?

Помню. Но молчу, упрямо всхлипывая, хотя слезы уже почти высохли. В голове проносятся картинки из детства. Я много чего помню. Как мы играли в снежки и лепили снеговиков, как часами смотрели на падающие с неба хлопья. А потом он вырос, и все это стало ему не интересно.

Так я считала. Но, кажется, у него есть своя версия.

– Дело же не в весе, – вздыхает он. – Просто в тот день на тебе была майка с пончиками. Вот и все.

– Майка?

Он кивает и смущенно улыбается.

– Прости, если я тебя обидел. Ты всегда мне нравилась, а я был придурком и не мог сказать это нормально.

Я застываю, не отрывая взгляд. Дар выглядит таким взволнованным! В карих глазах ни капли веселья, лишь тревога.

Бабочки не оживают. Их будто вовсе нет, но… в воспоминаниях вспышками проносятся наши последние встречи. Несмотря на подколы, за которыми я прежде не замечала ничего хорошего, Дар всегда оставался прежним. Придерживал дверь, отдавал свой кусок торта, защищал, пожертвовав заработком для себя и своей группы.

Он всегда рядом… даже сейчас. Снова обнимает и кладет голову на макушку, начав напевать нашу любимую песню из советского новогоднего фильма, качает в медленном танце, а я слушаю это неожиданное признание в любви, и слезы снова застилают щеки.

На этот раз счастливые слезы. Ведь когда-то я ждала любого намека на то, что мои детские чувства взаимны.

– Только мне не нужен, слышишь, мне совсем не нужен…

– Мир, где мы с тобой друг другу не нужны, – заканчивает он тихо, и за нашими спинами взрывается первый залп салюта, окрашивая небо яркими красками. – С Новым годом, пончик. Разрешишь мне вернуться в твою жизнь? В качестве подарка…

Страшно верить в его серьезность после поступка Алана, но я слабо улыбаюсь сквозь слезы и киваю. Кому верить, если не ему?

– Вот и славно. И давай договоримся: не забывай о своих мечтах. У тебя есть талант, – просит он. – И если не сдашься, через пару лет эти придурки будут стоять в очереди за автографом и всем рассказывать, что учились с тобой. Поверь мне!

– Всегда тебе верила, – шепчу, сжав его плечи. – Наверное, поэтому тогда расстроилась. Мне казалось, ты надо мной смеешься! А ведь ты мне тоже… всегда нравился.

В небе разноцветными искрами вспыхивают новые огни, а Дар улыбается, совсем как в детстве, искренне и счастливо.

– Вера, можно тебя поцеловать?

Я замираю, неуверенно глядя на него. Моргаю, но он не исчезает, не смеется, а все еще смотрит с надеждой.

– Лет с тринадцати мечтал это сделать, – признается Дар и, лишь дождавшись короткого кивка, целует.

В душе взрывается фейерверк. Кусочки пазла, раскиданные по закоулкам души, магнитом тянет друг к другу, и они собираются воедино. Мир перестает трещать по швам. Ведь это тот самый идеальный поцелуй, нежный, трепетный, полный чувств и тепла, о котором я писала. Теперь он настоящий, мой, наш!

Бабочки вновь не оживают. Но появляется неожиданное чувство, будто я дома, где всегда в безопасности. Его губы обещают спасение, тепло и поддержку, и теперь я верю, что будущий год будет не таким уж и плохим. Что рядом с ним я смогу перерасти страх и продолжу заниматься любимым делом. Снова влюблюсь в пончики и буду зачитывать Дару свои отрывки, даже самые волнительные, не боясь осуждения и насмешек. Разговаривать, учиться любить, совершать ошибки и оставаться собой.

А с неба, как я и мечтала, падают пушистые хлопья, укрывая нас невесомым одеялом, пряча от целого мира.

Новогоднее желание

Рина Райт

– Давайте вместе позовем Дедушку Мороза! За-сра-нец! – выкрикнула со сцены Снегурочка в почти пустой зал.

На первых двух рядах мягких сидений лениво развалилась небольшая группа молодых людей. В центре первого ряда ровно сидела серьезная руководитель в очках, неодобрительно хмуря брови. Сонные вожатые с листами, закрепленными булавками на футболках, обозначающими их роли в спектакле, тихо рассмеялись.

– Милка, давай по тексту! – все же позволила губам легкую улыбку суровая девушка.

– Да че он, не знает, что его выход сейчас? – взмахнула планшетом с листами сценария Милка.

– Мой выход, когда дети позовут вместе со Снегуркой, – фыркнул из-за кулисы высокий парень с палкой от швабры, обмотанной мишурой, – просто напоминаю, это ты.

На Деда Мороза он похож не был от слова «совсем». Слишком высокий, в слишком хорошей физической форме и… слишком засранец.

– Вот-вот. Так, через десять минут полдник, все в отряды! – скомандовала строгая вожатая, хлопая в ладоши.

Елочки, снежинки и прочая новогодне-лесная нечисть без костюмов вереницей потянулась к выходу. Недовольная Милка села на край сцены, не торопясь в отряд, и уставилась в сценарий.

Из всех шестнадцати вожатых на всего пять отрядов, и это если не считать ведущих кружков и старших педагогов, на роль Деда Мороза определили именно этого заносчивого, неопытного в вожатстве парня. Быть Снегурочкой ей, конечно, хотелось, но рядом с таким напарником… Увольте!

– Ань, ну че за бред? – недовольно спросила Милка строгую девушку. – Дед Мороз добрым должен быть.

– Марк хороший, в отличие от тебя. – Аня выгнула бровь, намекая на не самый дружелюбный характер коллеги.

– Да, Милка, Марк хороший. – На край сцены, свесив ноги, опустился Марк, уже без старого серого халата и палки от швабры с мишурой. – Учись, пока я здесь.

– Раз великий Дед Мороз здесь… почему мои желания еще не исполнились? – Снегурочка закатила глаза, спрыгнула со сцены и направилась к выходу. – И для тебя я Милана. Мы не друзья.

– Как скажешь, Снегурка. Но с тарелкой макарон на голове ты была краше, – прилетело ей в спину.

Девушка с силой хлопнула дверью актового зала. Марк выводил ее из себя с первого дня их знакомства, когда на обеде до приезда детей опрокинул ей на голову поднос с остатками еды. И хоть все очевидцы свидетельствовали о случайности происшествия, детектив-жертва была уверена в том, что Марк сделал это специально. Ну какой нормальный человек будет проносить поднос к мойке через голову другого человека? Правильно, только тот, кто намеренно хочет опрокинуть макароны. Спасибо, что не суп.

Свежий блестящий снег скрипел под зимними кроссовками, а колючий мороз обдавал холодом нос и щеки. Милана поежилась, небрежно откидывая от лица покрывающиеся инеем светлые волосы. Да, между корпусами всего пара десятков метров, но стоило бы накинуть куртку поверх серой толстовки.