Книга 1: Эфирный Страж: Зарождение

– Превосходно, – прошептал он. – Абсолютно превосходно. Борьба. Значит, есть что защищать. Значит, есть кого лепить.

Он вытер кровь с её лица платком, движение было почти отеческим.

– На сегодня достаточно. Отдохните. Завтра мы продолжим. Теперь я знаю, с чем имею дело.

Когда дверь за ним закрылась, Кира осталась сидеть в слишком мягком кресле, глядя в пустоту. Она чувствовала себя осквернённой. Но вместе с грязью и страхом в ней родилось нечто новое – знание.

Кавендиш хотел найти её слабость. И он нашёл. Он нашёл их. И её брата. Теперь она знала – её борьба это не только её выживание. Это защита той хрупкой нити, что связывала её с Кириллом. Нити, которую «Ангус» стремился разорвать любой ценой.

Цена, как она начинала понимать, могла оказаться неприемлемой для всех.

Глава 6. Решение

Следующие несколько дней стали для Кирилла сплошным белым шумом. Механические тренировки. Тесты на выносливость. Сеансы «психической стабилизации» с Кавендишем, после которых в голове стоял свинцовый гул. Он выполнял всё с безупречной точностью автомата. Двигался, атаковал, подчинялся. Маска идеального солдата приросла к его лицу так плотно, что он уже почти забыл, каково это – чувствовать что-либо кроме леденящей пустоты.

Почти.

Потому что по ночам, в краткие мгновения между сном и бодрствованием, его настигало Эхо. Сначала – лишь смутное ощущение чужого страха, доносившееся сквозь толщу бетона и подавляющих полей. Потом – отрывочные образы. Белая комната. Голограммы. И всё чаще – лицо доктора Кавендиша, склонившееся над кем-то с хищным, учёным интересом. Кирилл знал, над кем.

Они пытались сломать Кирy. Легитимно, «научно», без грубости Макара, но с куда более страшными последствиями. Они копались в её сознании, пытаясь выкорчевать саму её суть. И с каждым таким «сеансом» её Эхо становилось всё отчаяннее. Оно било в его сознание, как раненый зверь в клетку, не зная, как позвать на помощь, лишь передавая чистую, животную боль.

Именно это Эхо и привело его сюда, сегодня ночью. Не в его камеру, а в заброшенный технический отсек на нижнем уровне, куда даже сканеры заглядывали редко. Воздух здесь пах озоном и старым маслом. В свете аварийной лампы, мерцающей раз в пять секунд, он разглядывал крошечный предмет в своей ладони.

Старая, потёртая монета. С одной стороны – герб давно не существующей страны. С другой – изображение птицы, расправляющей крылья. Знак. Знак от Антона Кравейна, их приёмного отца. Монету ему передал Барис, старший сын Антона, всего лишь взглядом и незаметным движением руки во время ужина в столовой. Один взгляд, полный скорби и решимости, был красноречивее любых слов.

«Ты не один. Мы помним. Готовься».

Кирилл сжал монету в кулаке, чувствуя, как холодный металл впивается в кожу. Готовиться. К чему? К побегу? В сердце этого стального муравейника, под бдительным оком Таллоса и Кавендиша? Это было самоубийство.

Из темноты, из-за громады заглушенного генератора, донесся лёгкий шорох. Кирилл не вздрогнул. Он почувствовал присутствие ещё до того, как услышал звук. Он всегда чувствовал Бариса – не как угрозу, а как тёплое, надёжное пятно в ледяном мире «Ангуса».

Барис вышел на свет. Его лицо, обычно невозмутимое, сейчас было напряжённым.

– Её состояние ухудшается, – тихо сказал он, опускаясь на ящик с запчастями. – Кавендиш докопался до чего-то важного. До её связи с тобой. Он называет это «симбиотическим резонансом». Он считает, что, разорвав его, он получит два идеально послушных инструмента.

Холодная ярость, знакомая и чужая одновременно, поднялась в груди Кирилла. Он позволил ей подняться, вдохнул её, но не выпустил наружу. Он превратил её в лёд.

– Что он делает с ней? – голос Кирилла был ровным, безжизненным.

– Глубинный гипноз. Нейролингвистическое программирование. Вживляет ложные воспоминания, стирает настоящие. Он… он заставляет её верить, что ты – её враг. Что твоя боль причиняет ей страдания.

В ушах у Кирилла зазвенело. Картина возникла перед глазами сама собой: его сестра, смотрящая на него с ненавистью и страхом, потому что какой-то сумасшедший в белом халате перепаял провода в её душе. Нет. Этого не будет.

– Что предлагаешь? – спросил он, глядя на Бариса.

Тот потёр переносицу, внезапно показавшись уставшим не по годам.

– План есть. Рискованный. Почти безумный. Но другого шанса не будет. Через три дня – плановые учения на внешнем полигоне. Будет задействована большая часть охраны. Это наш окно.

– И что? Мы просто побежим? Сломя голову? – в голосе Кирилла прозвучала скептическая нотка, которую он не стал скрывать.

– Нет, – Барис покачал головой. – Ты не побежишь. Ты устроишь спектакль. Самый убедительный спектакль в своей жизни.

Он наклонился ближе, и его шёпот слился с гулом machinery.

– Ты должен выйти из-под контроля. По-настоящему. Но не ярость солдата. Не эмоции. Ты должен показать им монстра. Ту силу, которую они так жаждут разбудить, но боятся выпустить. Ты должен создать хаос. Такой хаос, чтобы они на несколько критических минут потеряли над тобой власть. А я в это время вытащу Киру.

Кирилл молчал, переваривая сказанное. Сыграть в их игру. Стать тем, кем они хотят его видеть. Выпустить на свободу того зверя, которого он так тщательно держал взаперти. Риск был колоссальным. Он мог не суметь остановиться. Он мог уничтожить всех вокруг, включая Бариса и Кирy.

И тогда он снова почувствовал её. Слабый, исходящий ток отчаяния. Крик без звука. В нём не было ненависти. В нём была мольба. Помоги.

Он разжал ладонь. Монета лежала на ней, безмолвное свидетельство прошлой жизни. Жизни, где были дом, семья, обещания.

– Хорошо, – тихо сказал Кирилл. Одно-единственное слово, которое, он знал, изменит всё. – Я сделаю это.

Он поднял взгляд на Бариса, и в его глазах, обычно пустых, вспыхнул огонь. Не ярости. Решимости.

– Но не через три дня. Завтра. Они сегодня снова увезли её к Кавендишу. У неё нет ещё трёх дней.

Барис с минуту смотрел на него, а потом медленно кивнул. В его взгляде читалось понимание. И горечь.

– Завтра, – согласился он. – Готовься. Я приду за тобой перед утренним построением.

Он растворился в темноте так же бесшумно, как и появился. Кирилл остался один. Он снова посмотрел на монету, а потом спрятал её за подкладку униформы, прямо над сердцем.

Завтра. Завтра он перестанет быть Образцом Омега-1. Завтра он станет кошмаром, который они сами создали. Он посмотрел в чёрное стекло отключённого монитора, на своё смутное отражение.

Держись, сестра, – мысленно послал он в эфир, вкладывая в послание всю свою волю. – Завтра мы будем свободны. Или умрём.

Отражение в стекле молчало. Но Кириллу показалось, что губы незнакомого юноши с мёртвыми глазами дрогнули в подобии улыбки. Предсмертной агонии или предвкушения свободы – он и сам уже не знал.

Глава 7. Игра в безумие

Утро пришло с искусственным рассветом – холодным голубоватым светом, залившим спальные отсеки. Сирена подъёма прозвучала ровно в 05:00, как и всегда. Кирилл встал с койки вместе с остальными, его движения были выверенными, лишёнными малейшей суеты. Он убрал постель, совершил утренний туалет. Всё как всегда.

Но внутри всё было иначе.

Он завтракал безвкусной питательной пастой, глядя в стену, но не видя её. Он мысленно прощупывал ту самую дверь внутри себя – массивную, скованную стальными обручами, за которой бушевало нечто, чему он не позволял вырваться наружу. Сегодня ему предстояло не просто приоткрыть её. Ему нужно было сорвать с петель.

Спектакль, – напомнил он себе. Но разница между спектаклем и реальностью вскоре должна была стереться.

Построение на плацу. Сотни таких же, как он, в идентичной форме. Инструктор Макар обходил строй, его взгляд, как сканер, выискивал малейший изъян.

– Образец Омега-1, – его голос прозвучал прямо над ухом Кирилла. – Шаг вперёд.