Тысяча и одна тайна парижских ночей

Но не туда желала она отправиться, стремясь на улицу Цирка, решившись на все, даже на самые крайние поступки. Прибыв в дом Марциала, она стала взбираться на лестницу. Грум, игравший в карты с привратником, пошел за ней следом и сказал, что графа нет дома.

– Я подожду его, отворите дверь.

Негр повиновался.

Погода была холодная; Жанна дрожала и обрадовалась, найдя огонь в камине.

– В котором часу возвратится граф?

– Едва ли и сам он может сказать это.

Грум говорил докторальным тоном, точно собирался прочитать наставление своему господину, следуя примеру слуг в старинных комедиях.

– А эта девица приедет раньше него? – спросила Жанна.

– Он мне ничего не говорил об этом.

– Она приезжает каждый вечер?

– О нет. Она приезжает только тогда, когда ей становится дома страшно.

– Вчера была?

– Не помню.

Д’Армальяк нашла недостойной себя расспрашивать негра.

– Хорошо, – сказала она, приказывая ему жестом удалиться, – я подожду немного.

Негр проворчал сквозь зубы:

– То-то будет потеха, если граф приедет с другой.

В своем ослеплении Жанна забыла об уважении к самой себе, но теперь, пришедши к Марциалу, покраснела от стыда.

– Как! – вскричала она. – Я унизилась до того, что явилась сюда.

Оставшись одна, Жанна стала допрашивать мебель, этого безмолвного свидетеля, имеющего, однако, своеобразную, нескромную физиономию. Так, в вазе на камине Жанна увидела медальон, которого там не было накануне. Она схватила его, открыла и нашла в нем портрет. Портрет этот, разумеется, был Марциала. Маргарита Омон настолько понимала вещи, что не могла оставить у своего любовника медальон с портретом другого поклонника.

– И медальон висел на шее этой девицы! – сказала Жанна, бросая медальон в камин.

Маргарита Омон оставила в комнате и другие следы своего визита. На столе лежал раскрытый роман со шпилькой вместо закладки, на подсвечнике около венецианского зеркала висела гирлянда из искусственных васильков и мака, которую Маргарита оставила тут, убирая себе голову.

Роман и гирлянда присоединились к медальону.

Марциал не возвращался.

Жанна не хотела, чтобы мать расспрашивала, как она провела время. Правда, Жанна могла сказать, что поехала за матерью, но, прибыв к дому, не решилась войти, боясь вторичного обморока, но на все это потребовалось бы не больше получаса. Поэтому Жанна решила вернуться домой.

Проходя через столовую, она кликнула задремавшего грума.

– Если ты поклянешься хранить тайну, я дам тебе пять луидоров, – сказала она ему. – Граф не должен знать, что я была здесь в его отсутствие.

Негр поклялся всеми своими богами.

Жанна вернулась раньше матери и легла в постель, но не могла, как и прежде, найти спокойствия.

На другой день во время завтрака она сказала графине:

– Маман, я решила отдать свою руку Деламару.

– А сердце? – спросила мать, вопросительно глядя на дочь.

– Мое сердце? – отвечала Жанна. – У меня его нет.

А между тем, пока она говорила, сердце ее разрывалось на части.

Глава 14. Жанна д’Армальяк танцует

Графиня д’Армальяк принадлежала к числу людей, которые уверены, что все устраивается само собой, без всякого содействия с их стороны. Поэтому она нисколько не удивилась тому, что ее дочь вспомнила о Деламаре, ибо, по ее мнению, это было в порядке вещей.

Она говорила, что новейшее общество не признает браков по склонности и что поэтому остались только браки по рассудку.

Графиня уведомила Деламара, который еще не терял надежды, находя поддержку в родных Жанны. Он явился на другой день и получил приглашение обедать с дядей Жанны.

Говорили о политике и литературе. Деламар быстро надоел Жанне, хотя та и сознавалась, что он говорит не хуже других. Разница состояла в том, что Деламар, облекшись в доспехи избитой морали, изрекал при удобном случае назидательные правила, причем так часто, что невольно рождалось сомнение, не шутил ли. Впрочем, он мирился с духом новейшего общества, и, если бы страсть к судебной карьере не охватила его тотчас по выходе из лицея, он, без сомнения, сделался бы одним из приятнейших людей.

Начав ходить в дом, Деламар изложил все свои соображения и представил Жанне будущее счастье в том виде, в каком видел его сам сквозь призму своего честолюбия. Жанна слушала только наполовину. Какой бы рай ни рисовал ей Деламар, она нашла бы его очень скучным, при условии жить там с ним. В самом деле, чем мог быть для этой разочарованной девушки идеал чиновника, начинающего карьеру в провинции? Но у Жанны достало сил оставить Деламара в том убеждении, что она разделяет все его виды.

Дело шло быстро. Дядя, хотя и небогатый человек, обещал прибавить пятьдесят тысяч франков к бриллиантам, которые давала мать.

При подписании брачного контракта присутствовали самые короткие знакомые. Танцевали под фортепьяно. Бывшая в числе гостей госпожа Трамон спросила у Жанны, отчего у нее блуждающий взгляд.

– Не знаю, – отвечала Жанна со странной улыбкой, – мне сказали, что нужно танцевать, и я танцую.

Госпожа Трамон нагнулась к одной из своих знакомых и шепнула:

– Ну, этой совсем не весело.

Госпожа Трамон была против этого брака. Она не сомневалась, что знатная и прекрасная собой девица, какова была Жанна, должна непременно выйти за владетельного герцога или, по крайней мере, за князя вроде знакомого ей русского, который относительно Жанны не высказал никакого определенного намерения.

В душе Жанны боролись два противоположных стремления. Одно, более могучее, влекло ее к Бриансону – это была страсть. Другое, более кроткое, указывало ей на материнские объятия – это была покорность, пожертвование.

В самом конце вечера госпожа Трамон вдруг спросила Жанну:

– Разослали вы приглашения?

– Это дело маман, – отвечала молодая девушка.

– Не забудьте моих друзей: русского князя и Бриансона; оба они говорили мне вчера о вас.

– Что же они сказали?

– Князь в отчаянии, но будет радоваться вашему счастью.

– Он очень добр.

Жанна тоскливо слушала, надеясь, что госпожа Трамон заговорит о Марциале.

– Что касается Марциала, то он сказал, что желал бы занять место вашего жениха, но не способен к семейной жизни: он настолько любит всех женщин, что не в силах предпочесть только одну.

– Следовательно, мое замужество нисколько его не удивило?

– О Боже мой, нет. Между нами будь сказано, если бы у вас было пятьсот тысяч франков приданого, он не задумался бы просить вашей руки; вы знаете, что теперь все сосредоточивается на одних деньгах.

– О мое сердце! – прошептала Жанна, отворачиваясь от госпожи Трамон, чтобы скрыть свою бледность.

Глава 15. Небо и ад

Грум не преминул выдать тайну. Когда возвратился его господин с Маргаритой Омон, он сделал знак, что имеет сообщить нечто по секрету.

– Ну, говори, – сказал Марциал, оставшись наедине с негром.

– Это секрет, и с меня взяли клятву не разглашать его.

Марциал не сомневался в том, что эта тайна касалась Жанны.

– Говори же! – приказал он нетерпеливо.

– Приходила дама, – отвечал негр, – пробыла здесь четверть часа и побросала в огонь все, что попалось ей под руку, поэтому не обвиняйте меня.

Выдавая тайну Жанны, грум рисковал сделаться клятвопреступником, но предпочитал скорее лишиться царствия небесного, чем своего места.

– Что она бросила в огонь? – спросил Марциал с живейшим любопытством.

– Я не разглядел хорошо, потому что смотрел в замочную скважину, однако заметил, что она, кажется, бросила в огонь книгу, гирлянду и медальон. Когда она ушла, я спас, что мог, но, ради Бога, не говорите ей, что я все рассказал вам, – у нее такие страшные глаза, и я опасался, что она меня прибьет.

Негр умолчал, однако, о том, что надеялся получить пять луидоров.

Марциал написал Жанне следующую записку:

Я все жду вас, но вы забыли дорогу к моему дому. Мысль потерять вас приводит меня в отчаяние.

Как могли вы предположить, будто не живете постоянно в моем сердце? Могу ли забыть вас хоть на минуту после тех незабвенных часов, которые провел с вами?

Эти часы будут сладким воспоминанием всей моей жизни. Ради Бога, Жанна, придите хоть раз, хотя бы для того, чтобы сказать: «Прости!»

Вас ждет мое сердце, моя душа, вас ждут мои объятия…

Марциал

– Что вы там делаете? – крикнула Бриансону Маргарита Омон из другой комнаты.

– У меня есть одно денежное дело, – отвечал он, – и я, чтобы не забыть, написал с вечера.

С этими словами он запечатал письмо и вручил его своему негру.

– Ступай спать, – сказал Марциал груму вполголоса, – завтра ровно в семь с половиной часов будь у церкви Святого Августина; там увидишь эту даму – она пойдет к обедне; отдай ей это письмо, хотя бы с ней была горничная.

Марциал знал, что по воскресеньям Жанна ходила в восемь часов к обедне в церковь Святого Августина.

Негр подумал, что дама, вероятно, не забудет отдать ему обещанные пять луидоров.

Расчет его оказался неверным. На другой день он увидел шедшую д’Армальяк, подбежал к ней и отдал письмо, но та поблагодарила его только наклоном головы.

Жанна прочитала письмо за обедней, положив его на молитвенник; при первых словах она побледнела, при последних покраснела.

Хотя письмо было написано скорее страстным, чем влюбленным человеком, однако Жанну снова охватило упоение любовью.

«Как знать! – подумала она. – Если бы я захотела, то могла бы изгнать девицу, которая удерживает Марциала в праздной жизни. Он любит меня и не решается покончить с ней».

Но мало-помалу завеса спала. Жанна убедилась, что любовь Марциала основана лишь на чувственности и потому не давала сил жертвовать предметом своей страсти. Она вознесла свою душу к Богу.

– Боже, Боже мой! Спаси меня от этого человека! – произнесла она, скрывая свои слезы молитвенником.

Глава 16. Непостоянство сердца

Возвратясь домой, Жанна тотчас села за лакированное бюро писать Марциалу.

«Вы хотите проститься, Марциал. Правду сказать, я очень удивилась тому, что вы вспомнили обо мне, ибо мой долг забыть вас, ибо ваша обязанность вычеркнуть мое имя из книги вашей жизни».

Перо выпало из рук Жанны.

– Вот и я начинаю витийствовать, – сказала она.

Жанна понимала, что самым лучшим красноречием будет молчание, но женщины плохо усваивают это красноречие: мучения сердца заставляют их терзать перо. Поэтому Жанна продолжала:

Зачем вы становитесь поперек дороги и лишаете меня мужества, когда я хочу поступить хорошо? Ваше сердце злобно и любит только одно зло. Вы думаете, что взрывы страсти суть выражения любви; благодаря Богу, я прозрела теперь, и все ваши сладкозвучные слова будут бессильны.

Прощайте – вы того хотите. Сожгите это письмо, и пусть вместе с его пеплом развеется воспоминание о начатом романе, которому я больше не верю. Несмотря на свое злое сердце, вы настолько честны, что никогда своим поклоном не принудите меня в свете, где мы будем встречаться, ответить вам поклоном… или сказать, что я незнакома с вами…

Написав последние слова, Жанна подумала: «К чему писать?» Она хорошо понимала, что единственным ответом может быть только молчание.

В этот день Бриансон был больше, чем когда-нибудь, влюблен в Жанну, потому что не виделся с ней и не получал от нее писем. Сперва он с какой-то самонадеянностью ждал ее, будучи вполне убежден, что она покорится любви, мало-помалу пришел в нетерпение и лихорадочное состояние.

В два часа Бриансон еще так и не завтракал, поджидая Жанну и посматривая на ее место за столом. Наконец, он решился завтракать один, надеясь, что она придет. Воспоминание о Жанне являлось ему с неотразимой прелестью. До сих пор страсть его была мелка, теперь он в первый раз понял, что глубоко любит Жанну: недаром прошла она близко от него – пламя ее любви коснулось и его.

– У меня даже нет ее портрета, – пробормотал он, припоминая все очарование этой гордой красоты, смягченной любовью.

В первый раз принес он ей жертву: на камине стоял фотографический портрет его любовницы, он разорвал и бросил его в огонь.

– Как! – произнес Марциал. – Она больше не придет сюда? Неужели угаснет любовь, едва начавшись? Я держал в руках свое счастье и разбил его, как игрушку!

Напрасно выходил он в переднюю, напрасно высматривал с балкона – Жанна не приходила.

Прошла неделя. Время не успокаивало его сердца, с каждой минутой он забывал Маргариту и привязывался к воспоминанию о Жанне. Развлечения не помогали. Прекрасный образ воспламенял его душу.

Среди этих волнений ему было приятно вернуться мысленно к Жанне с какими-то девственными стремлениями. Его жизнь началась грозой; теперь он любил заглядывать в безоблачную лазурь. Ему казалось, что ореол цветущей юности Жанны бросает на него отблеск: чего не находил он в Маргарите, то нашел в этой молодой девушке, которая любила только его одного; напрасно твердил он, что можно любить одну женщину, – он в глубине сердца признавался, что любит одновременно их обеих. Любовь его была похожа на концерт, в котором скрипка чередовалась с виолончелью. Кроме того, он не считал свою любовь глубокой, но едва заглядывал внутрь себя, как признавался, что над ним владычествуют два образа, символизирующие два рода любви. Он хотел бросить одну для другой, но боялся, что расстанется именно с той, которую сильнее любил.

Колеблясь между этими двумя женщинами, Марциал постиг силу рока, которая играет главную роль в древних трагедиях.

Однажды, не зная куда отправиться обедать, он поехал к госпоже Трамон, питая неопределенную надежду встретить там Жанну. У госпожи Трамон он застал пианиста, которого оставила обедать эта милая болтушка, дабы не утратить привычки болтать; говорят, что, обедая одна, госпожа Трамон громко разговаривала с четырьмя фамильными портретами, украшавшими столовую.

Марциал назвался на обед.

– Согласна, но с условием, что вы не станете есть.

– Условие неудобное – я не завтракал.

Говорили о том о сем, разумеется, беседа вскоре перешла на Жанну.

Госпожа Трамон объявила Марциалу о предстоящей свадьбе Жанны; она уже была сговорена.

– Вы знаете, – сказал Марциал, скрывая свое волнение, – я сильно ухаживал бы за нею, если бы дело о браке не зашло так далеко.

– Вы не имели бы успеха; я знаю женщин.

– Вы вполне убеждены в том, что знаете их?

– Я знаю их так же хорошо, как и мужчин. Жанна д’Армальяк не принадлежит к числу тех, которые попадают в западню.

– Я с доброй целью буду за ней ухаживать.

– Стало быть, вы иногда ухаживаете и с дурной целью?

Марциал не ответил на этот вопрос, предавшись всецело своим мыслям.

– К несчастью, – прибавил он, – у меня нет ни гроша.

– Так же как у нее; вы поквитались бы и жили дружно. Если хотите, еще не поздно; я могу помочь вам, и вы сразитесь с Деламаром. Во вторник вечером Жанна приедет ко мне в последний раз перед свадьбой. Приедут также три или четыре англичанки-красавицы, две парижанки; можно будет приволокнуться; это ваше дело, не упускайте же случая. Впрочем, я рассчитываю на вас и не забуду прислать вам завтра утром записку.

Когда подали десерт, пианист выразил свое участие в беседе тем, что сел за фортепьяно; этим случаем воспользовался Марциал, чтобы проститься с госпожой Трамон под тем предлогом, что не любит музыки.

– Я потому стал бы обожать д’Армальяк, – сказал он, взглянув на пианиста, – что она никогда не спела ни одного романса и никогда не мучила фортепьяно.

Глава 17. Опасность писать письма

Итак, во вторник был у госпожи Трамон более или менее танцевальный вечер.

Первым приехал граф Бриансон, хотя ворочался с дороги за письмом Жанне, которое, по его предположению, должно было произвести в ней перемену.

Вторым явился Деламар, хотя и он сделал крюк, чтобы предложить невесте и ее матери проводить их к госпоже Трамон. Жанна отказалась от его услуг, говоря, что будет еще время ездить с ним, как с мужем. При входе в комнату Деламар, хотя и приехал один, взглянул на Бриансона с торжествующим видом.

«Бедный, – подумал Марциал, – если бы он знал историю своей будущей жены, то был бы менее горделив».

Съехались все, за исключением Жанны с матерью. Марциал стал опасаться, что они не приедут. Наконец они прибыли и вошли: мать – торжествуя, как и следует матери, выдающей дочь замуж, невеста казалась очень грустна. Она кланялась направо и налево, не различая никого и воображая, что ей кланяются. Однако она заметила или, правильнее сказать, почувствовала присутствие Марциала.

Госпожа Трамон пошла ей навстречу и осыпала любезностями:

– Без вас и праздник не в праздник; вы душа гостиной и утеха глаз; если бы у меня не были нарумянены губы, я бы вас расцеловала.

Марциал, казалось, не принимал никакого участия во всем происходившем в гостиной, однако не терял Жанну из виду; она показалась ему еще прекраснее в своей бледности, потому что, несмотря на все усилия, не могла изгладить на своем лице выражения тайных мук сердца.

Общество стало оживляться. Приехавший пианист уселся за фортепьяно и начал барабанить. Когда он окончил, госпожа Трамон попросила одну из молодых англичанок спеть что-нибудь.

Мисс Дженни Рамсон исполнила французский романс; можете представить себе, как это было прекрасно; тем не менее общество наградило певицу громкими рукоплесканиями. Марциал воспользовался этим шумом, чтобы поклониться Жанне.

Последняя холодно отвечала на его поклон, как будто едва была с ним знакома. Он настойчиво желал говорить с ней, но Жанна, казалось, не понимала.

Марциал терял голову. Оставшись почти наедине с ней, позади группы гостей, он хотел вручить ей письмо, за которым ворочался с дороги домой и которое написал на тот случай, если ему не удастся поговорить с Жанной. Видя ледяное выражение ее лица, он заключил, что разговор невозможен. Поэтому спрятал письмо в перчатку и сунул его в руку Жанны; но молодая девушка, решившись не видеться с ним больше, отказалась взять письмо.

Она встала со своим обычным гордым видом и ушла в соседнюю комнату, желая отделаться от Марциала. Письмо упало около ее ног, чего не заметил Бриансон, не спускавший глаз с лица Жанны; ему даже представилось, что Жанна вышла в соседнюю комнату с единственной целью прочитать письмо или же переговорить с ним лично. Вот почему он пошел за нею вслед.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Alea jacta est (лат.) – «жребий брошен», досл. «кости в действии» – фраза, которую, как считается, произнес Юлий Цезарь при переходе пограничной реки Рубикон на севере Апеннинского полуострова. – Здесь и далее примеч. ред.

2

Гипсипила – дочь царя Фоанта, спасшая отца при избиении мужчин на Лемносе; героиня не дошедших до нас трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида.

3

Чакко – один из персонажей «Божественной комедии» итальянского поэта Данте Алигьери, чревоугодник, находящийся в смрадном болоте под холодным дождем в третьем круге ада. Данте ему сочувствует, поэтому именно он предсказывает Данте его будущее изгнание.

4

Франческа да Римини (1255–1285) – знатная итальянская дама, ставшая одним из вечных образов в европейской культуре. Ее трагическая судьба запечатлена в произведениях литературы, живописи, музыки и кинематографа.

5

Намек на библейскую жену Потифара искушавшую целомудренного Иосифа.

6

Черт возьми (фр.).

7

Известные французские вольнодумцы, литераторы и остроумцы XIX века.

8

Парижская коммуна – революционное правительство Парижа во время событий 1871 года.

9

Пьер Жюль Теофиль Готье (1811–1872) – французский поэт и критик романтической школы.

10

«Девушка и птица» (фр.).

11

«Судебная газета».

12

Мариано Фортуни-и-Марсель (1838–1874) – испанский художник, один из лидеров романтического ориентализма.

13

High life (англ.) – высший свет, великосветское общество.

14

Перечислены имена нарицательных красавцев и щеголей разных эпох.

15

Фра Беато Анджелико (1400–1455) – итальянский художник эпохи Раннего Возрождения, доминиканский монах.

16

«Страдания юного Вертера» – сентиментальный роман в письмах Иоганна Вольфганга Гёте 1774 года. В романе на фоне картины немецкой действительности отражены драматические личные переживания героя, закончившиеся его самоубийством.

17

Отель-Дьё де Пари – «Парижский Божий приют», старейшая парижская больница, центральное лечебное заведение Дирекции государственных больничных учреждений.

18

Жак-Анри Бернарден де Сен-Пьер (1737–1814) – французский писатель, путешественник и мыслитель XVIII века, член Французской академии с 1803 по 1814 год. Автор знаменитой повести «Поль и Виржини», впервые опубликованной в 1788 году в рамках его философского трактата «Этюды о природе» – яркого образца сентиментализма в литературе.

19

Франсуаза д’Обинье, маркиза де Ментенон (1635–1719) – вторая (морганатическая) жена Людовика XIV.

20

Имена красавиц разных эпох, погибших насильственной смертью.

21

Вокруг света (фр.).

22

Похожее соединяется (фр.).

23

Эвое – вакхическое восклицание.

24

Марки известных вин.

25

Франсуа VI де Ларошфуко (1613–1680) – знаменитый французский писатель и философ-моралист.

26

Мы оба откусили: гроздь была такой светлой, наши рты такими свежими, а зубы такими белыми! До последней крупинки, забыв о мире и видя небо только в наших пылающих глазах! До последнего зернышка, о глубокий укус! Это зерно было пурпурного цвета – а нам было двадцать лет! (фр.)

27

Я пью из каждой капли солнечный луч (фр.).

28

Деянира – в греческой мифологии дочь калидонского царя Ойнея и Алфеи (либо дочь Диониса), жена Геракла, мать Гераклидов. Однажды, услышав, что Геракл собрался жениться на захваченной им в Эхалии Иоле, Деянира пропитала кровью Несса хитон и послала его Гераклу. Однако кровь Несса, погибшего от стрелы Геракла, смазанной желчью лернейской гидры, оказалась ядом, от которого в страшных мучениях погиб Геракл. Узнав о том, что вызвала смерть мужа, Деянира покончила с собой.