Монетизация

Монетизация

Кристин Эванс

© Кристин Эванс, 2025

ISBN 978-5-0068-1188-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

КРИСТИН ЭВАНС

МОНЕТИЗАЦИЯ

Глава 1. Король и Королева яда

Воздух в студии был густым, пропитанным мерцанием светодиодных ламп и едва уловимым запахом старого ковра, который перебивался кофейным ароматом. Здесь, в этой звуконепроницаемой коробке, заставленной микрофонами с пышными ветрозащитами – словно пушистыми черными грибами, – рождался самый ядовитый и популярный подкаст рунета – «Разводная».

И в самом его эпицентре, разделённые широким столом, как минным полем, сидели они. Катя и Михаил. Дуэт, чьи словесные дуэли сводили с ума миллионы слушателей.

– Итак, друзья, плавно переходим от развода олигарха с третьей женой, которая ушла к его же личному тренеру, к не менее пикантной истории, – голос Кати, низкий, чуть хрипловатый, словно обсыпанный сахарной пудрой и стружкой горького шоколада, заполнил эфир. Она поправила наушник, и алмаз в её серьге-кольце холодно блеснул под софитом. – Михаил, я смотрю, ты уже приготовил свой коронный сарказм. Не томи.

Михаил откинулся на спинку кресла. Его поза была расслабленной, почти небрежной, но глаза, тёмные и сконцентрированные, пристально следили за её лицом на мониторе перед ним. Уголок его рта дрогнул в едва уловимой усмешке.

– Катя, милая, мой сарказм всегда наготове, как дорогой коньяк в баре у алкоголика. Жду лишь твоего кивка, чтобы разлить его по стопкам нашего общего возмущения. Но, признаться, история настолько банальна, что даже язвить как-то лень. Он подарил ей остров. Остров! А она ему – свитер. Ручной работы. И знаешь, что его добило? Свитер оказался на два размера мал. Вот он, символ их отношений: она сжала его мир до размеров невротического островка, а он пытался завалить её деньгами, как того самого слона в посудной лавке.

Он произнёс это с такой убийственной, снисходительной нежностью, что Катя фыркнула. Искренне. Это было частью их магии – они умели доводить друг друга до неподдельных реакций.

– Гениально! – воскликнула она, и в её глазах вспыхнули весёлые чертики. – Прямо в яблочко! Но ты упускаешь главную драму. Не в свитере дело. А в том, что этот свитер она вязала два года. Два года! Представляешь? Каждый вечер, пока он заваливал её подарками, которые можно купить за пять минут, она сидела и вязала. И вот он надевает этот свитер… и не может даже натянуть его на бицепс. Это не ошибка в размере, Миш. Это крик души. Это послание: «Я потратила на тебя два года своей жизни, а ты даже не влезаешь в моё представление о тебе! Ты его не достоин!».

Она посмотрела на него через стол, бросив вызов. Мол, сможешь переплюнуть?

Михаил задумался на секунду, его пальцы постукивали по столешнице. Эфирная пауза повисла сочным, натянутым напряжением.

– Боже, – выдохнул он с наигранным благоговением. – Это даже не крик души. Это вязальный перформанс длиною в два года. Художественный акт под названием «Мой брак – дырявый, как этот свитер». Жаль, на «Тейт Модерн» это не выставишь. Она могла бы стать звездой.

Смех Кати прозвучал как короткий, радостный выстрел. Искры, проскакивавшие между ними, были почти осязаемы. Слушатели обожали эту их химию – эту ядовитую, опасную, блестящую синхронность. Они могли до миллисекунды угадывать паузы друг друга, вставлять шутки, как идеально подогнанные детали пазла, сыграть на опережение или, наоборот, дать партнёру блеснуть.

Продюсер Алексей за стеклом студии потирал руки. Это было золото. Чистейшее золото.

– Рейтинги лезут к небесам, – шепнул он ассистентке, не отрывая глаз от мониторов. – Смотри, как они горят. Как будто действительно ненавидят друг друга лютой ненавистью. Или… – он замялся, но отбросил мысль. – Неважно. Главное – чтобы искрило.

А искрило. Эфир подходил к концу.

– Ну что ж, дорогие слушатели, на сегодня все яды разлиты по бокалам, – Катя сняла наушники, и её голос без фильтра стал чуть тише, ближе. – Надеюсь, наша сегодняшняя подборка неудач в любви не слишком испортила вам веру в человечество. А может, наоборот, заставила задуматься. Прежде чем дарить остров, убедитесь, что вам впору свитер.

– Аминь, – заключил Михаил, тоже освобождаясь от наушников. – До следующей недели. Берегите сердца. А если не вышло – добро пожаловать на «Разводную».

Загорелась табличка «Эфир окончен». Магия мгновенно рассеялась. Улыбки сползли с лиц, как маски. Напряжение, которое секунду назад было творческим и заряжающим, стало тяжелым, гнетущим.

Катя потянулась, её спина хрустнула. Она потратила несколько секунд, собирая свои вещи в дорогую кожаную сумку – помаду, пауэрбанк, ключи. Избегая смотреть в его сторону.

Михаил проверял что-то на телефоне, его лицо стало каменным, отстранённым. Тот человек, который только что сыпал искромётными шутками, будто испарился, оставив после себя лишь усталую, замкнутую оболочку.

Он первым поднялся с кресла.

– Удачи, – бросил он в пространство, не глядя на нее, и направился к выходу.

– Взаимно, – откликнулась Катя вполголоса, всё так же глядя в свою сумку, будто искала там потерянные и обретённые вновь осколки своих прежних чувств.

Они разошлись в разные стороны студии, как две отталкивающиеся частицы. Катя – к выходу на парковку, Михаил – к пожарному выходу, который вёл в другой коридор. Это был их негласный ритуал. Закон №1 их послеэфирного сосуществования: минимизировать контакт. Никаких лишних слов. Никаких случайных касаний. Никаких совместных поездок.

Катя вышла на прохладный вечерний воздух. Город горел огнями, шумел, жил своей жизнью. Она сделала глубокий вдох, пытаясь сбросить с себя напряжение прошедшего часа. С каждой минутой в эфире она чувствовала себя одновременно и актрисой, играющей на лезвии бритвы, и гладиатором, выходящим на арену. А он был её партнёром-соперником. Идеально подходящим. И абсолютно невыносимым.

Она села в свою машину, прикрыла глаза. В ушах ещё стоял гулкий звук её собственного голоса в наушниках и его – бархатного, насмешливого, такого знакомого до боли. Иногда, в самые острые моменты их словесных баталий, ей казалось, что она видит в его глазах не просто азарт игры, а что-то ещё. Вспышку старой боли. Или злорадства. Или… чего-то, что заставляло её сердце биться чаще не от адреналина, а от чего-то другого, давно забытого и запретного.

«Соберись, дура, – мысленно отругала она себя, заводи двигатель. – Это работа. Только работа. Он – твой коллега. Бывший. Со всеми вытекающими. Никаких „что-то ещё“ быть не может и никогда не будет».

Она тронулась с места, стараясь вытеснить из головы его образ. Сосредоточилась на дороге. Но краем сознания всё равно ловила себя на мысли: а что он сейчас делает? Поехал домой один? Или, может быть… Нет. Остановись.

Тем временем Михаил уже сидел в своём автомобиле на другом конце здания. Он не заводил двигатель, а просто сидел, уставившись в тёмное стекло. Его пальцы сжали руль так сильно, что костяшки побелели. Чёрт возьми, она была хороша сегодня. Невыносимо, раздражающе, ослепительно хороша. Каждая её шутка была точным выстрелом, каждый взгляд – уколом. Она заводила его, выводила, заставляла выкладываться на все сто, чтобы не ударить в грязь лицом. Это была какая-то изощрённая пытка – работать в паре с женщиной, которую ты когда-то знал наизусть, каждую родинку, каждый изгиб бровей, каждый вздох во сне… а теперь знал только как блестящую, колючую и абсолютно недоступную телезвезду.

Он с силой выдохнул, откинув голову на подголовник. Самое страшное было то, что эта ненависть, эта игра в ненависть была единственным, что связывало их теперь. Единственной нитью. И он, как проклятый дурак, ждал этих эфиров. Ждал этих часов вынужденной близости, этого обмена колкостями, которые были хоть каким-то подобием диалога. Потому что в обычной жизни они не разговаривали. Совсем.

Он резко завёл машину и включил первую передачу. Надо было уезжать. Быстрее. Пока не съехала крыша. Пока он не сделал чего-нибудь глупого. Например, не поехал бы за ней, чтобы просто… просто посмотреть, как она заезжает в свой двор. Как гаснет свет в её окне.

Они разъехались в разные стороны большого города, увозя с собой обрывки незаконченных споров, невысказанных упрёков и ту самую искру, которая сжигала их изнутри, но согревала миллионы слушателей по ту сторону эфира. Они были Королём и Королевой яда. И троны их были слишком высоки, холодны и одиноки.

Глава 2. Искры под пеплом

Воздух в лофте был густым и сладким от запаха дорогих духов, кальяна и безнадёжной попытки склеить осколки разбитых сердец новыми деньгами. Стеклянные стены, открывающие панораму ночного мегаполиса, отражали блеск украшений, белоснежные улыбки и пустоту в глазах собравшихся. Вечеринка по случаю нового рекорда «Разводной» была в самом разгаре.

Катя чувствовала себя актрисой на сцене, где все декорации были фальшивыми, включая её собственную улыбку. Она стояла у бара, медленно размешивая вилкой в бокале с мохито кружок лайма, делая вид, что пьёт. Алкоголь ей был сейчас противопоказан. Он разжигал не те чувства и притуплял единственное, что держало её на плаву, – бдительность.

На ней было чёрное платье – простое, но убийственно элегантное, с разрезом до бедра и открытой спиной. Драпировка ткани подчёркивала каждую линию её тела, а высокие каблуки делали походку летящей и неуязвимой. Это был её доспех. Её защита. Михаил, к слову, тоже выбрал свою привычную униформу – тёмные брюки, идеально сидящие на нём, и простую белую рубашку с расстёгнутыми двумя верхними пуговицами. Он выглядел непринуждённо, почти лениво, но Катя знала – это тоже доспехи. Он отгородился от всего этого блеска стеной кажущегося безразличия.

Их продюсер Алексей парил по залу как упитанный, довольный шмель. Он то и дело подлетал то к ней, то к Михаилу, шептал на ухо напутствия: «Ребята, вы просто огонь сегодня! Держите марку! Спонсоры от вас без ума! Немного флирта, немного этой вашей… химии. Они это сожрут!».

Флирт. Химия. Катя сжала бокал так, что пальцы побелели. Алексей требовал от них продолжения шоу. Здесь, в этой толпе, они должны были изображать то самое заряженное дуэт, который так любят зрители. Быть остроумными, колкими, опасными и притягательными друг для друга. Играть в ту самую игру, которая с каждым днём становилась всё невыносимее.

– Ну что, Королева, куёшь железо, пока горячо? – его голос прозвучал прямо у неё за спиной, заставив вздрогнуть, хотя она его ждала. Чувствовала его приближение за несколько метров, кожей спины.

Она медленно обернулась. Он стоял совсем близко, с бокалом виски в руке. Его глаза скользнули по её декольте, по линии плеч, открытой спины – быстрый, оценивающий взгляд профессионала, изучающего конкурента. Но что-то в глубине его зрачков дрогнуло, на миг стало личным.

– Пытаюсь, – парировала она, заставляя уголки губ поползти вверх в улыбке, которая не достигала глаз. – Но железо, похоже, уже остыло. Как и твои шутки в третьем сегменте. «Подарок-свитер» – это сильно, конечно. Прямо классика жанра.

– О, а мне показалось, ты оценила, – он сделал глоток виски, не отводя от неё взгляда. – У тебя даже ямочка на щеке промелькнула. Та самая. Которая появляется, когда ты действительно смеёшься, а не работаешь.

Катя почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Чёрт возьми, он всё ещё помнил эту её ямочку. Он помнил все эти дурацкие мелочи, которые, казалось, должны были стереться из памяти вместе с остатками их общего прошлого.

– Тебе показалось, – солгала она, отводя взгляд. – Я зевала. Скучно стало.

– Врёшь, – мягко, почти ласково произнёс он, и от этого звука по её коже снова пробежала дрожь. – Ты всегда так делаешь, когда врёшь. Отводишь глаза и слегка краснеешь. Прямо вот здесь. – Он не касался её, но указал пальцем, обведя контур своей собственной ключицы.

Напряжение нарастало, сжимая горло. Они стояли друг напротив друга, улыбаясь для окружающих, а их тихий, ядовитый диалог был похож на фехтование на шпагах с отравленными кончиками.

– Перестань, – прошипела она, всё ещё улыбаясь. – Мы на работе. Играй свою роль и отвали.

– А что я делаю? – он наклонился чуть ближе, его дыхание коснулось её щеки, пахло дорогим виски и его собственным, неизменным запахом – чистого мужского тела, смешанного с едва уловимым ароматом древесного одеколона. – Я флиртую с прекрасной коллегой. Как и велел шеф. Или ты хочешь сказать, что я плохо справляюсь?

В этот момент к ним подкатился один из спонсоров, толстый, лоснящийся от самодовольства мужчина по имени Борис.

– Наконец-то нашёл звёзд! – прогремел он, хлопая Михаила по плечу так, что тот едва не расплескал виски. – Катенька, Миш, вы просто гении! Я вашим подкастом просто болею! Жена ревёт в каждую подушку, а я слушаю и радуюсь, что мы с ней не так плохи, как эти ваши зверюги!

Катя заставила себя рассмеяться, легонько, игриво коснувшись руки Бориса.

– Борис, милый, вы – эталон! Если бы все пары были такими же крепкими, как вы, мы бы остались без работы.

– Да что там работа! – Борис явно был уже изрядно пьян. Его маленькие, заплывшие жиром глазки блуждали по её фигуре с неприкрытым интересом. – Вы вот вдвоём такая классная пара на микрофоне! Просто брак бы вам заключить, да и жить-поживать! А? Миш, чего смотришь? Бери пока такую кралю, а то ведь уплывёт!

Михаил улыбался, но его глаза стали холодными, как лёд.

– Борис, ценный кадр всегда должен быть в свободном плавании. Иначе как же мы будем делать наше шоу? Супружеская идиллия – не наш формат.

– Да ну, что вы! – спонсор налил себе ещё виски, проливая половину на пол. – Я вам вот что скажу… Вы вдвоём смотритесь так, будто уже всё между было. Вот эта вот ваша игра… это ж не с потолка берётся! Это ж искры настоящие!

Катя почувствовала, как её изящно выстроенная стена дала трещину. Она бросила взгляд на Михаила, поймала его настороженный, предупреждающий взгляд. Держи удар.

– Борис, вы слишком проницательны, – сказала она, заставляя свой голос звучать томно и игриво. – Вы нас сейчас раскусите, как орешек, и Алексей нас уволит за разглашение профессиональных секретов.

Но Борис, воодушевлённый алкоголем и её вниманием, не унимался. Он перешёл грань, шагнув к ней слишком близко, положил свою пухлую, влажную ладонь ей на обнажённую спину.

– Катенька, а давайте-ка с вами сфоткаемся? Для жены. Она обзавидуется!

Его прикосновение было противным, липким. Катя внутренне содрогнулась, но улыбка не сползла с её лица. Работа. Всё ради работы.

– Конечно, Борис…

Но она не успела закончить фразу. Михаил, молча наблюдавший за этой сценой, вдруг резко двинулся. Он не сделал ничего кричащего – просто шагнул между ней и Борисом, как будто случайно, отсекая его руку от её спины, и положил свою руку ей на талию. Его пальцы легли на её обнажённую кожу уверенно, почти что по-хозяйски, обжигающе горячо.

– Борис, извините, перебью этот прекрасный момент, – голос Михаила звучал гладко, как шёлк, но в нём слышалась сталь. – Я у Кати на пять минут. Дело. Алексей просил. Катюша? – он повернулся к ней, и его взгляд был неумолим.

Он не спрашивал разрешения. Он констатировал факт. И его пальцы, сжимающие её талию, говорили яснее любых слов: «Молчи и иди за мной».

Катя, ошеломлённая, кивнула Борису:

– Извините, ненадолго.

Михаил уже вёл её через толпу, его рука на её талии была словно раскалённый обруч. Она чувствовала каждый его палец, каждую линию его ладони. Это было первое за долгие месяцы настоящее прикосновение. Не случайное столкновение в студии, не ритуальный «воздушный поцелуй» для фото, а настоящее, плотное, властное прикосновение. От него перехватывало дух и подкашивались ноги.

Он провёл её через гостиную, мимо удивлённых взглядов, в небольшой зимний сад, примыкающий к лофту – относительно безлюдное место, заставленное кадками с пальмами и орхидеями. Здесь пахло влажной землёй и цветами, и шум вечеринки доносился сюда приглушённо, как отдалённый прибой.

Только тут он отпустил её, отшатнувшись, как будто её кожа жгла ему ладонь. Они остались стоять среди зелени, в полумраке, освещённые лишь голубоватой подсветкой бассейна за стеклянной стеной.

– Что, чёрт возьми, это было? – выдохнула Катя, потирая талию, хотя жар от его пальцев всё ещё пылал на ней.

– Что было? – он засмеялся коротким, сухим, злым смехом. – Я тебя спас от того, чтобы тот жирный козёл размазывал свои лапы по твоей спине! Ты что, вообще не умеешь говорить «нет»? Или тебе так понравилось?

Его слова ударили её по щекам, как пощёчина. Глаза мгновенно наполнились слезами ярости и обиды.

– А тебе какое дело? Я сама разберусь, с кем мне флиртовать, а с кем нет! Это моя работа! Я должна улыбаться этим уродцам, потому что они платят за наше с тобой ядовитое шоу! Или ты забыл?

– Работа? – он шагнул к ней, навис над ней, и она почувствовала всю силу его гнева, всю мощь его тела, которое вдруг перестало быть просто телом коллеги. Это было тело мужчины, который её ненавидел. Или который всё ещё чего-то хочет. – Это не работа, Катя! Это унижение! Видеть, как он смотрит на тебя… как он трогает тебя…

– А чем ты лучше? – выпалила она, поднимая голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Её грудь вздымалась от гнева, платье внезапно стало тесным. – Ты только что положил на меня свою лапу точно так же! С тем же самым видом собственника! Ты что, решил, что имеешь на это право? После всего?

Он замолчал, смотря на неё. Его глаза бешено бегали по её лицу, читая каждую эмоцию, каждую морщинку гнева. Дыхание его тоже сбилось.

– Я… – он попытался что-то сказать, но слова застряли. – Я просто…

– Ты просто что? – она не отступала, тыча пальцем ему в грудь. Он был твёрдый, как камень. – Ты просто не выносишь, когда кто-то другой ко мне прикасается? Это оно? Даже после всего? Это твоя ревность, Михаил? Поздновато, не находишь?

Он поймал её руку, сжал её запястье. Не больно, но очень крепко. Так, что она почувствовала бешеный пульс, стучащий у неё под кожей. Его ли это пульс или её – было невозможно разобрать.

– Заткнись, – прошипел он сквозь зубы. Его лицо было так близко, что она видела золотые крапинки в его тёмных глазах, следы усталости, лёгкую щетину на щеках. – Просто заткнись, Катя.

– А ты заставь, – бросила она ему вызов, сама не понимая, зачем, сама пугаясь этой внезапно вырвавшейся на свободу ярости и чего-то ещё, чего-то древнего и дикого.

Это было последней каплей. Его самообладание лопнуло. Он резко дёрнул её за руку, притянул к себе так, что их тела столкнулись – её грудь прижалась к его груди, бедро к бедру. Она вскрикнула от неожиданности, от шока, от внезапной волны жара, хлынувшей по всему телу.

Он не поцеловал её. Он просто прижал её к себе, держал, и они дышали друг на друга, сердцебиение одного отзывалось в другом, грудь поднималась и опускалась в унисон. Это было страшнее, интимнее, откровеннее любого поцелуя. В этом объятии была вся их невысказанная боль, вся злость, вся тоска и то неистребимое влечение, которое они тщательно хоронили все эти месяцы.

Он смотрел на её губы. Она чувствовала на них его взгляд, как физическое прикосновение. Весь мир сузился до этого полутемного угла, до запаха его кожи, до жара его тела, до бешеного стука сердца в её ушах.

Она ждала. Затаив дыхание. Ненавидя его. Желая его. Путая одно с другим.

Но он отступил. Резко, как будто его ударило током. Разжал её запястье. Отшатнулся. Его лицо стало маской отчуждения и ледяной ярости, направленной, казалось, на самого себя.

– Извини, – пробормотал он хрипло. – Это была ошибка.

И прежде чем она успела что-то сказать, что-то сделать – ударить его, закричать, притянуть обратно, – он развернулся и быстро зашагал прочь, назад, к грохоту музыки и притворному веселью вечеринки.

Катя осталась стоять одна, дрожа всем телом, опираясь о холодное стекло витрины. Место на её талии, где лежала его рука, пылало. Запястье, которое он сжимал, ныло. А внутри всё переворачивалось и горело огнём, который она считала давно потушенным.

Она провела рукой по лицу, делая глубокий, прерывистый вдох. Это было невыносимо. Невыносимо и страшно. Потому что это было по-настоящему. Эта ярость. Эта боль. Эта… жажда.

Игра кончилась. Стена дала трещину, и из-за неё показалось чудовище их непрожитого прошлого. И оно было голодным.

Глава 3. Призраки за дверью студии

Кабинет Алексея был таким же, как и он сам: дорогим, выверенным до мелочей и абсолютно бездушным. На стене висели дипломы в строгих рамках, словно трофеи, добытые в битвах за рейтинги. На полке стояли пара безвкусных статуэток, полученных на медиафорумах. Большой стеклянный стол был почти пуст – лишь ноутбук, серая стальная коробка для документов и карандаш, лежащий строго параллельно краю столешницы. Ничего лишнего. Ни одной пылинки. Это было пространство, где рождались идеи, лишённые сердца, но полные циничного расчёта.

Сам Алексей сидел в своём кресле из чёрной кожи и хромированного металла и смотрел на монитор. Шёл очередной эфир «Разводной» в записи. Он уже видел его, конечно, но пересматривал снова, как хирург, изучающий рентгеновский снимок перед сложной операцией. Его пальцы были сложены домиком, он подносил их к губам, иногда останавливал запись, отматывал назад.

Что-то тут было не так. Что-то, что не укладывалось в его идеальную, выстроенную картину мира.

Он видел их химию. Видел тот самый электрический разряд, который пробивал экран и заставлял аудиторию залипать у динамиков. Но сегодня, на вечеринке, он увидел нечто большее. Ту сцену в зимнем саду он, конечно, не наблюдал, но видел, как Михаил увёл Катю, видел его руку на её талии – не как актёрский жест, а как нечто собственническое. Настоящее. И видел, как они вернулись – он хмурый, с каменным лицом, она – взъерошенная, с ярким румянцем на щеках и глазами, полными не сыгранного, а самого что ни на есть подлинного гнева.

Они ненавидят друг друга. Это было очевидно. Но эта ненависть была слишком… интимной. Слишком личной. Слишком старой.

Он остановил запись на кадре, где Катя, отвечая на какую-то колкость Михаила, откидывает голову и смеётся. Но смеётся не просто так. Её взгляд – это не взгляд коллеги. Это взгляд человека, который знает твоё самое уязвимое место, знает, как тебя довести, знает, как ты выглядишь утром, спросонья. Знает, какой ты, когда плачешь.

Алексей откинулся на спинку кресла, задумавшись. Он всегда доверял своей интуиции. Она сделала его тем, кто он есть. А сейчас она кричала ему, что он упускает какой-то гигантский, жирный кусок пазла.

Он потянулся к телефону, набрал номер своего ассистента.

– Лена, зайди ко мне.

Через минуту в кабинет вошла молодая девушка с планшетом в руках. Лена была идеальным ассистентом – умной, незаметной и абсолютно беспринципной.

– Алексей Петрович?

– Садись. Вопрос на засыпку. Как ты думаешь, Катя и Михаил… они только в студии такие? Или между ними что-то было? Не сейчас, а… раньше.

Лена удивлённо подняла бровь.

– Что-то было? В смысле… роман? Не думаю. Они же, кажется, терпеть друг друга не могут. Это же их фишка.

– Фишка… – Алексей задумчиво повертел в руках карандаш. – А если это не фишка? Если это… последствие.

Он резко встал и начал мерить кабинет шагами.

– Они слишком хорошо знают друг друга. Слишком. Он всегда знает, как она парирует. Она всегда предугадывает, куда он поведёт атаку. Это не просто наработанная схема. Это… как у старых супругов, которые уже двадцать лет в браке и изводят друг друга по мелочам, потому что знают все болевые точки.

Лена смотрела на него, не понимая.

– Вы хотите сказать, что они… были в отношениях?

– Хочу проверить эту гипотезу, – остановился Алексей, уперев руки в стол. Его глаза горели азартом охотника, почуявшего дичь. – Они оба пришли ко мне больше года назад по отдельности. Оба – с провальными проектами за спиной и жгучим желанием доказать всем, что они чего-то стоят. Я их слепил вместе, и это сработало. А что если… что если это сработало не просто так?

– Но… они же никогда не подавали виду. Ни намёка в соцсетях, ни слухов…

– Именно! – Алексей щёлкнул пальцами. – Это слишком чисто. Слишком стерильно. Как будто следы тщательно замели. Лена, я хочу, чтобы ты закопалась. Глубже. Проверила всё, что можно. Снимки папарацци за последние… года полтора-два. Архивы светской хроники. Все их прошлые проекты, интервью, любые упоминания друг о друге. Ищи. Шерсти.

Лена кивнула, уже делая пометки в планшете. Она была живым поисковиком и знала, где копать.

– Сделаю, Алексей Петрович.

– И срочно. Очень срочно.