Глубинный мир. Эпоха первая. Книга пятая

– Подтверждаем. «Нептун» готов. Координаты стыковочного шлюза переданы. Протокол соблюдайте неукоснительно. – Голос командира звучал как зачитывание инструкции по разминированию. Ни слова лишнего.

Процедура была отработана до автоматизма, лишена малейшего намека на человеческое взаимодействие. Два роботизированных манипулятора, управляемые изнутри субмарин, встретились в нейтральной полосе черной воды. Стальные пальцы сцепились, передавая герметичные контейнеры с бесстрастной точностью. Никаких голосовых переговоров. Только сухие подтверждения по каналу данных. «Груз А принят». «Груз Б передан». «Стыковка завершена». «Отход на дистанцию».

Альма наблюдала, как манипулятор «нептунца» аккуратно забирает контейнеры с ее исследованиями. Ей казалось, что она отдает частицу своих детей в чужие, холодные руки. В руки тех, кто смотрит на живое лишь как на угрозу или ресурс.

– Они… совсем не задают вопросов, – тихо заметил штурман, когда «нептунец» начал медленно отходить, растворяясь в темноте так же внезапно, как и появился. – Ни о данных, ни о ресурсах. Как будто просто забрали то, что им причитается.

– Потому что они уверены, – ответил Волков, его взгляд не отрывался от экрана, где гасла тепловая сигнатура вражеской – союзнической? – субмарины. – Уверены в своей силе, в своем праве. Им не нужно наше одобрение.

Джеф резко открыл глаза. В них вспыхнул холодный огонь тревоги.

– Не только уверены. Наглы, – прошипел он. – В момент обмена… когда наши системы были частично открыты для синхронизации манипуляторов… они запустили зонд. Быстрый, адресный. Не в грубые сети управления. В научный архив. Искали ключевые слова: «Пьезо», «Реликт», «Аномалия», «Точка Зеро». – Он вытер ладонью лоб, на котором выступил холодный пот. – Блокировал большую часть. Но отголоски… они почувствовали интерес. Уверен.

Весть о возвращении «Ската-2» и успешном, но леденящем обмене разнеслась по колонии. Физические носители с «Нептуна» – кристаллы данных с чертежами усиления корпусных швов, схемами новых композитных материалов, рецептурами сверхпрочных герметиков – вызвали лихорадочную активность у инженеров Келлера. Это был прорыв. Осязаемое усиление их стального кокона. Надежда.

Но параллельно с надеждой, как тень, расползался холодный отчет Джефа. Попытка взлома. Интерес к «Пьезо» и глубинным тайнам. «Нептунцы» были не просто прагматичными выживальщиками. Они были охотниками за знаниями, которые могли дать власть. И их методы не стеснялись границ.

На Совете атмосфера накалилась до предела. Келлер, воодушевленный новыми чертежами, махал рукой на предостережения:

– Естественно! Кто не заинтересуется таким прорывом, как «Пьезо»? И реликт… его потенциал огромен! Их сканирование – это комплимент нашей работе, Ванн! Мы должны углубить сотрудничество! Обменяться технологиями! Представьте, что мы могли бы создать вместе!

Альма встала, ее обычно спокойное лицо было напряжено.

– Это не комплимент, Келлер! Это разведка! Они не спрашивали. Они попытались украсть. Они видят в нас не партнеров, а источник ресурсов – как материальных, так и интеллектуальных. А что они дали? Инженерные решения, укрепляющие нашу скорлупу. Полезно? Да. Но это знание, запертое в железе. Оно не дает им власти над нами. А наши тайны… «Пьезо», аномалии… это ключи к силе. Они их хотят.

Сорен, наблюдавший за спором с мрачной сосредоточенностью, поднял руку. Его голос, когда он заговорил, звучал с непривычной для него сдержанностью, почти печалью:

– Капитан Ванн, Альма… мы все дышим этим страхом. Страхом предательства, эксплуатации. Мы видим в них отражение наших худших инстинктов. – Он посмотрел на экран, где все еще висело изображение мрачного «Нептуна». – Но они – такие же, как мы. Выброшенные в бездну. Искалеченные ею. Их жесткость… это их броня. Их сканирование – их осторожность. Разве мы не вели бы себя так же на их месте? – Он повернулся к Совету. – Я призываю к открытости. Ограниченной, разумной, но открытости. Предложить обмен данными о «Пьезо» – под строгим контролем, конечно. Показать, что мы доверяем. Что мы видим в них не врагов, а собратьев по несчастью. Лед недоверия можно растопить только теплом.

– Теплом, которое они используют, чтобы обжечь нас и забрать все, что им нужно, – холодно парировала Ванн. Ее глаза были узкими щелочками. – Джеф зафиксировал не «осторожность», Сорен. Зафиксировал агрессивный зонд в момент нашей уязвимости. Их дисциплина – это дисциплина солдат в осажденной крепости, видящих во внешнем мире только угрозу. Открытость сейчас – не добродетель, а глупость. – Она ударила кулаком по столу, негромко, но весомо. – Мы уже дали им биологические карты наших мин. Мы дали ресурсы. Мы укрепили их позицию. Дальше – только осторожность. Усиление киберзащиты. Мониторинг всех каналов. Никаких данных по «Пьезо» и аномалиям. Никаких координат. Следующая встреча – только по нашему вызову и на наших условиях. Если они настоящие союзники, они поймут и примут. Если нет… их следующая попытка сканирования будет куда менее деликатной.

Слова Ванн повисли в воздухе, как приговор. Келлер мрачно нахмурился, его мечты о технологическом альянсе таяли. Альма кивнула, облегченная решением, но не спокойная. Сорен опустил голову, его призыв к доверию разбился о скалу реальности и страха. Раскол в Совете отражал раскол в самой колонии. Одни, как Келлер и его технократы, видели в «Нептуне» источник силы, пусть и суровый. Другие, как сторонники Альмы, видели угрозу их научным святыням. Третьи, прислушивающиеся к Сорену, тосковали по человеческому контакту в бездне, но их голос тонул в гуле тревоги.

Трещина во льду недоверия между двумя колониями выживших не затянулась. Она лишь стала глубже, обнажив темную, холодную воду подозрений, готовую поглотить любую попытку тепла. «Нептун» получил желанные ресурсы и часть знаний. «Прометей» получил укрепление корпуса и горькое знание: их соседи по бездне смотрят на них не с надеждой, а с холодным, оценивающим взглядом охотника, затаившегося во тьме. И следующая встреча уже не будет просто обменом. Она будет проверкой хрупкого, ледяного перемирия.

Глава 8: Сеть начинает рваться

Первой треснула изоляция кабеля высокого напряжения в секторе «Дельта». Не громко, не с искрами, а с тихим, противным шипением, похожим на кипение кислоты. Запахло горелой резиной и чем-то сладковато-гнилостным. Инженер-электрик Ли Чен, вызванный на замену якобы «прохудившегося» контура, снял защитный кожух и отпрянул. Вместо плотной черной изоляции он увидел липкую, полупрозрачную слизь, похожую на разбухшую медузу. Она пульсировала, медленно разъедая полимер, обнажая блестящие жилы проводов. А под ней, на самой стали, виднелись микроскопические, мерцающие фиолетовым нити – словно мицелий какого-то жуткого гриба.

– Что за чертовщина? – пробормотал Ли, ткнув щупом в слизь. Щуп зашипел, кончик начал мутнеть и деформироваться.

Через час вышли из строя три скафандра в ангаре. Резиновые уплотнители шлемов и перчаток внезапно потеряли эластичность, стали хрупкими и покрылись сетью микротрещин. При попытке создать давление для проверки они буквально рассыпались, как пересохшая глина. Запах гнили стал сильнее.

А потом рвануло. Не взрывом, а каскадом. Как костяшки домино, посыпались сообщения:

– Сбой в системе вентиляции «Ипсилон»! Плавятся изоляторы вентиляторов!

– Короткое замыкание в гидропонном секторе С-7! Желоб треснул, раствор вытекает!

– Компрессоры кислородной станции… их трубки… они текут! Как воск!

– Мои ботинки! Посмотрите на мои ботинки! Они… тают!

Паника, которую так долго сдерживали стальные стены и дисциплина Ванн, прорвалась наружу. Не крики о Левиафане или Роарке, а вопли о чем-то невидимом, ползучем, что разъедало саму основу их искусственного мира. Это было хуже прямого нападения. Это была смерть от внутреннего гниения. Воздух наполнился едким запахом разлагающихся полимеров, смешанным с запахом человеческого страха. Свет в некоторых секторах погас – не из-за нехватки энергии, а потому что кабели, словно ядовитые змеи, перегрызли сами себя изнутри. По стенам, по полу, по обшивке приборов расползались липкие, светящиеся фиолетовым пятна. Колония задыхалась и разлагалась на глазах.

Центр управления Ванн превратился в эпицентр хаоса. Экраны мигали аварийными сигналами, как рождественские гирлянды кошмаров. Операторы кричали в микрофоны, пытаясь координировать аварийные бригады, которые сами были уязвимы – их инструменты, защитная одежда, даже пластиковые планшеты могли стать следующей жертвой. Ванн стояла посреди этого ада, лицо – маска ледяной ярости и сосредоточенности. Ее приказы рубили панику, как топор:

– Отключить все нежизненно важные системы! Консервация энергии!

– Экипажи скафандров – немедленно снять и изолировать поврежденные костюмы! Карантин ангара!

– Все перемещения – только по основным коридорам! Избегать зон сильного заражения!

– Доктор Райес! Где отчет? Что это?!

Альма ворвалась в ЦКП, сбрасывая загрязненный халат прямо у входа. Ее лицо было серым от усталости, глаза горели лихорадочным блеском. В руках она сжимала планшет с микроскопическими изображениями.

– Это не саботаж, Капитан. Не взрывчатка, не кислота, – ее голос дрожал, но не от страха, а от адреналина ученого, столкнувшегося с чудовищной загадкой. – Это… биологическое заражение. Бактерия. Совершенно новая. – Она швырнула планшет на стол перед Ванн. На экране копошились микроскопические, похожие на скорпионов существа с острыми хвостами-инжекторами. – Видите эти органеллы? Они синтезируют фермент… невероятной специфичности. Он атакует только синтетические полимеры. Резину, пластик, изоляцию… как термиты древесину. Превращает их в питательный субстрат и вот эту… слизь.

– Откуда? – прошипела Ванн, ее взгляд был острым, как бритва. – Как проникло?

Альма покачала головой, в глазах – отчаяние и ярость.

– Вектор… неясен. Воздух? Вода? Но скорость распространения… она запредельная. Как пожар по сухой траве. Это не природная мутация, Ванн. Это… оружие. Биологическое оружие. Целенаправленное. – Она сделала паузу, глотая ком в горле. – Образцы… образцы материалов с «Нептуна». Контейнеры. Герметичные прокладки на их субмарине. Они могли быть носителями. Споры. В спящем состоянии. Активировались здесь.

– «Нептун»! – Голос Келлера, полный бешенства, прорвался сквозь шум. Он ворвался в ЦКП, его комбинезон был запачкан той же липкой фиолетовой слизью. – Это их работа! Их ответ за наш «отказ» делиться «Пьезо»! Они нас… отравили! Занесли эту гадость, чтобы сломать нас изнутри! Пока мы гнием, они придут и подберут обломки! – Он ударил кулаком по стене, не обращая внимания на липкое пятно, оставшееся на стали. – Я говорил! Говорил, что их нужно было давить сразу! А теперь… теперь наши системы жизнеобеспечения рассыпаются как карточный домик! «Ковчег-Семя»… его новые композитные швы… они тоже уязвимы!

Его обвинение повисло в воздухе, тяжелое и ядовитое. Даже Ванн на мгновение замешкалась. Логика была чудовищно убедительной. Сроки совпадали. Мотив – очевиден. Метод – изощренно-жестокий.

– Нет доказательств, Келлер, – резко парировала Альма, но в ее голосе звучала неуверенность. – Это могло прийти из глубин. Мутация… – Но сама фраза звучала слабо перед лицом катастрофы. Слишком удобно. Слишком целенаправленно.

– Доказательства? – закричал Келлер, указывая на экран с копошащимися бактериями-убийцами. – Вот они! Их «подарок»! Они изучали нашу биологию, Альма! Изучали, чтобы найти способ убить не нас, а наш мир! Нашу инфраструктуру!

– Спекуляции не помогут потушить пожар, – холодно отрезала Ванн, но ее глаза метали молнии. Она посмотрела на Альму. – Ваша задача – остановить это. Немедленно. Антидот. Ингибитор. Что угодно. Все ресурсы колонии – ваши. – Затем она повернулась к Джефу. – Полная изоляция. Никакого исходящего сигнала. Никакого контакта с «Нептуном». Если это они… они не должны знать, насколько мы уязвимы. Если не они… тем более. Внутри – режим ЧС. Паникеров – изолировать. Саботаж… – она бросила тяжелый взгляд вокруг, – будет караться по законам военного времени.

Биосектор, обычно место тишины и роста, превратился в осажденный госпиталь и лабораторию судного дня. Альма и ее команда, в стерильных костюмах, которые приходилось менять каждые полчаса из-за риска разъедания, работали в авральном режиме. Микроскопы гудели, центрифуги вращались, как в безумии, чашки Петри с образцами слизи и распадающихся полимеров покрывали каждый свободный сантиметр. Воздух был густ от запаха химикатов и подспудного страха.

– Фермент… он слишком сложен, – стонал Лин, его лицо запотело внутри защитного шлема. – Стандартные ингибиторы не работают! Он эволюционировал, чтобы обходить земные блокираторы!

– Попробуем фаги! – крикнула Альма, вскрывая криохранилище с коллекцией бактериофагов. – Нацелимся на саму бактерию! Ищите слабое место в ее метаболизме! Любую ахиллесову пяту!

Но бактерия была чудовищно живуча. Она быстро размножалась в искусственной среде, пожирая пластик чашек Петри, заставляя ученых пересаживать культуры в стеклянные колбы. Каждый потерянный час означал новые сгоревшие кабели, новые вышедшие из строя скафандры, новые сектора, погружающиеся во тьму и хаос. Паника, хоть и сдерживаемая железной рукой Ванн и ее бойцов, клокотала под поверхностью. Шепот «Нептун», «измена», «биологическая война» полз по коридорам, отравляя умы сильнее бактерии.

Альма, стиснув зубы, погрузилась в безумие исследований. Она сравнивала структуру фермента с редкими патогенами из данных «Абисса», искала хоть малейшую аналогию. Вдруг вспомнила о странных бактериальных культурах, найденных возле «Реликта» – тех, что светились холодным светом и питались не органикой. Могла ли эта зараза быть их мутировавшим потомком? Или… или она была создана на «Абиссе»? И попала к «Нептунцам»? Цепочка подозрений закручивалась, отравляя ясность мысли.

Келлер не унимался. Он появлялся в биосекторе, требуя отчетов, обвиняя в промедлении, настаивая на немедленной радикальной дезинфекции всего «Прометея» агрессивными химикатами – рискуя погубить и остатки гидропоники, и людей. Его люди, напуганные и озлобленные, уже начали стихийные «чистки» в секторах, выжигая пятна слизи огнеметами, что приводило к новым пожарам и отравлениям.

Сеть колонии – и физическая, и социальная – рвалась. Стальные артерии, несущие жизнь, разъедались изнутри. Доверие, и без того хрупкое, таяло под грузом подозрений и страха. Альма понимала: найти антидот – это лишь половина дела. Вторая половина – понять, кто бросил эту биологическую бомбу в их убежище. «Нептун», стремящийся к господству? Безумные наследники «Абисса»? Или сама Бездна, породившая новое, невообразимое оружие в своей темной лаборатории? Ответ на этот вопрос мог оказаться страшнее самой бактерии. А пока, под мерцающим светом аварийных ламп, среди запаха гниения и отчаяния, она гнала свою команду вперед, ища спасительную нить в генетическом лабиринте, сплетенном враждебной бездной. Каждая секунда промедления оплачивалась распадом их хрупкого мира.

Глава 9: Болезнь роста

Победа над «глубинным вирусом» была пирровой. Антидот, найденный Альмой в безумной гонке против распада, оказался коктейлем из модифицированных бактериофагов и фермента, выделенного из тех самых «Голубых Фантомов», что освещали ее первые сады. Он остановил биологическое нашествие, превратив пожирателей полимеров в инертную биомассу, но не смог восстановить разрушенное. Сектора «Прометея» все еще носили шрамы – заплатки на кабельных каналах, временные трубопроводы, импровизированные уплотнители на шлюзах, пахнущие химической новизной. Колония дышала, но дышала с хрипом, как человек после тяжелой пневмонии. И в этой атмосфере выздоровления, отягощенной подозрениями к «Нептуну» и внутренней тревогой, проект «Пьезо» должен был стать глотком чистого кислорода, символом не сломленного духа.

Первые испытания на повышенной мощности прошли триумфально. В изолированном реакторном отсеке, под тройным слоем магнитного экранирования, прототип «Источник-2» гудел новой, мощной нотой. Черный реликтовый кристалл в его сердце пульсировал не тонкой дрожью, а уверенной, глубокой вибрацией, которую чувствовали даже сквозь свинцовые плиты – как биение огромного подземного сердца. На экранах мониторов в ЦКП кривая выходной энергии уверенно ползла вверх, обгоняя все предыдущие рекорды, затмевая жалкие потуги «Феникса». Свет в коридорах стал ярче, ровнее. Вентиляторы загудели с новой силой, прогоняя остатки затхлого воздуха. Люди на мгновение забыли о страхе, глядя на зеленые индикаторы энергобаланса. Это был не просто ток. Это была мощь. Обещание будущего.

Келлер, стоявший перед главным экраном в ЦКП, казалось, вырос на десять сантиметров. Его лицо, еще недавно искаженное яростью из-за вируса и обвинений в адрес «Нептуна», теперь светилось холодным торжеством. Он смотрел на графики, как полководец на карту завоеванной территории.

– Видите, Ванн? – его голос гремел, перекрывая гул систем. – Видите, Альма? Бездна отдает свою силу! «Пьезо» – это ключ! К независимости! К мощи! Мы запустим «Ковчег-Семя» не на остатках «Феникса», а на энергии самой вечной ночи! Мы зажжем свет не только здесь, но и в новом городе! – Он махнул рукой в сторону инженерных глубин. – «Источник-3» уже в сборке. Скоро сеть покроет весь сектор. Эра хрипящих реакторов кончена!

Но Альма, наблюдая за ликующими технократами и облегченными лицами операторов, не разделяла эйфории. Ее тонкие, ученые уши улавливали нечто под поверхностью мощного гула. Не диссонанс, а… странную модуляцию. Вибрация «Пьезо» была не чистой синусоидой, как у их маяка или сигнала «Нептуна». Она была сложной, многослойной, как наложение нескольких голосов, поющих в почти, но не совсем унисон. Что-то в ней резануло ее подсознание, как фальшивая нота в идеальной симфонии.

– Келлер, – она подошла к нему, понизив голос. – Частотный спектр… он стабилен? Эти обертоны… они в норме?

Келлер брезгливо поморщился, словно ее вопрос был назойливой мухой.

– Нормы для невиданной технологии, Райес? Мы пишем их сами! Это резонансы глубинных пластов, эхо каньонов! Естественный фон! – Он отвернулся, снова погружаясь в созерцание растущих цифр. – Не мешайте прогрессу вашими «бациллами».

Предупреждение Альмы утонуло в общем ликовании. Мощность увеличили еще на десять процентов. И тогда Бездна ответила.

Первыми пришли «Сверчки». Маленькие, не больше ладони, хитиново-металлические твари, обычно копошившиеся у геотермальных жерл далеко от колонии. Их появление у самых внешних сенсорных вышек «Прометея» зафиксировал Джеф. Они не нападали. Они… собирались. Тысячи крошечных точек на сонаре, стекающихся со всех сторон, как железные опилки к магниту. Их собственные акустические щелчки, обычно хаотичные, вдруг синхронизировались, образуя жутковатый хор, вторивший вибрации «Пьезо», но на октаву выше. Звук был пронзительным, сверлящим мозг.

– Аномалия у периметра, сектор Альфа-3, – голос Джефа в ЦКП был лишен паники, но леденяще точен. – Массовое скопление. Поведение… нехарактерное. Агрессии пока нет. Но их сигнал коррелирует с выходной частотой «Пьезо». Коэффициент ноль целых восемьдесят семь сотых.

Келлер махнул рукой.

– Мелкие падальщики! Приманило тепло или вибрация! Патруль на «Скатах» разгонит! Не отвлекайтесь от графика!

Но «разогнать» не удалось. Когда субмарина патруля приблизилась, «Сверчки» не разбежались. Они ринулись на нее. Не с клешнями, а с дикой, самоубийственной яростью. Тысячи крошечных тел облепили корпус, забивая движители, царапая смотровые купола, издавая тот же пронзительный, синхронизированный визг. «Скат» едва вырвался, оставив на своем корпусе слой размазанных хитиновых тел и глубокие царапины.

А на следующий день, при попытке вывести «Источник-2» на проектную мощность, случилось нечто худшее. Кристалл вошел в состояние неконтролируемого резонанса. Не взрыв, а чудовищная, дисгармоничная вибрация, заставившая содрогаться весь инженерный сектор. Свинцовые экраны загудели, как гигантские камертоны. Свет погас, сменившись аварийным красным сиянием. На мониторах КПП кривая энергии скакнула вверх, затем рухнула, оставив после себя серию хаотичных пиков. Из динамиков раздался звук – не гул, а леденящий душу, многотональный вой. Звук боли? Гнева? Призыва?

Именно в этот момент сенсоры засекли «Крикуна».

Огромная, знакомая и всегда новая тень материализовалась на краю зоны видимости сонаров. Не спеша, словно привлеченная зовом, она начала описать медленные круги вокруг «Прометея». Ее собственный, чудовищный по мощи и сложности акустический паттерн, обычно уникальный и непредсказуемый, вдруг начал отвечать на дисгармоничный вой «Пьезо». Не копировать, а вступать в жуткий, пугающий диалог. Как будто два безумных гиганта перекликались в вечной ночи.

На ЦКП воцарилась мертвая тишина. Даже Келлер онемел, глядя на экран, где вибрационные графики «Пьезо» и «Крикуна» образовывали сложную, пугающую интерференционную картину. Ликование технократов сменилось ледяным ужасом. Они чувствовали вибрацию в груди, в зубах, в костях. Это было не управление силой. Это было пробуждение чего-то древнего и враждебного.

– Отключить! – голос Ванн прозвучал как выстрел, разрезая оцепенение. – Немедленно заглушить «Пьезо»! Все прототипы! Полное отключение!

Келлер попытался возразить, его лицо исказила гримаса ярости и отчаяния:

– Но мощность! Мы почти достигли…!

– ОТКЛЮЧИТЬ! – Ванн повернулась к нему, и в ее глазах горел такой холодный огонь, что даже Келлер отступил. – Или вы хотите, чтобы этот… дуэт привел к нам всех Левиафанов океана? Или разорвал «Прометей» изнутри, как банку? Выключите! Сейчас же!

Приказ выполнили. Магнитные поля схлопнулись. Пульсация кристалла затихла. Чудовищный вой оборвался, сменившись тихим, болезненным писком заглушенных систем. На экранах энергопотребления снова загорелся тревожный красный свет. Внешние сенсоры показали: «Крикун», лишившись ответа, издал один долгий, вопрошающий рев, который заставил содрогнуться даже сталь корпуса, а затем медленно растворился в темноте. «Сверчки», как по команде, прекратили свое безумное щелканье и рассеялись.

Тишина, воцарившаяся после отключения, была гнетущей. Не тишина покоя, а тишина после катастрофы, отмененной в последний момент. Пахло горелой изоляцией и страхом.

Альма подошла к центральному пульту, ее лицо было пепельно-серым, но глаза горели тревожной ясностью.

– Это не сбой, Келлер, – сказала она тихо, но так, что слышали все. – Это болезнь. Болезнь роста. Или… пробуждение. – Она указала на замерший график резонансов. – Эти частоты… они не случайны. Они совпадают с паттернами, записанными у «Реликта». И с теми странными эхами, что мы ловили в районе «Точки Зеро» из данных «Абисса». «Пьезо»… оно не просто берет энергию. Оно… разговаривает. На языке, который мы не понимаем. И говорит оно с чем-то. С «Крикуном»? С самим артефактом? С целой… сетью? – Она посмотрела на Ванн. – Мы играем с кристаллом, как дети с неразорвавшейся бомбой, не зная схемы взрывателя. Пока мы не поймем эту связь, не расшифруем этот язык… «Пьезо» – это не спасение. Это приглашение к гибели. Проект нужно заморозить. Полностью. До исследований.

Слова «заморозить» повисли в воздухе, как приговор. Келлер, казалось, сжался. Его мечта о мощи, о независимости, о «Ковчеге-Семя», летящем на энергии бездны, рассыпалась в прах. Лица его инженеров, еще минуту назад сиявшие гордостью, теперь были искажены разочарованием, гневом, страхом. Они отдали годы, рисковали жизнями в подземной алхимической лаборатории… ради чего? Ради того, чтобы услышать вой «Крикуна» и увидеть красный свет аварийных сигналов?

– Заморозить… – прошептал Келлер, его голос был хриплым, лишенным прежней силы. Он не смотрел на Альму. Он смотрел на темные экраны «Пьезо». – Вы… вы отбрасываете нас в каменный век, Райес. К хрипу «Феникса» и страху темноты. Из-за… фантомов и шорохов.

– Я спасаю нас от того, чтобы стать следующим «Абиссом», Келлер, – ответила Альма без тени злорадства. Только усталая ответственность. – Энергия без понимания – это динамит в руках слепого. Мы должны понять, с чем имеем дело. Или следующий резонанс не просто приманит «Крикуна». Он разбудит то, что спать должно вечно.

Ванн кивнула, ее решение было непоколебимым.

– Проект «Пьезо» заморожен. Все исследования – на изучение аномалии резонанса. Приоритет – Альме и Джефу. Келлер, ваши люди будут помогать. Изучить все данные, все записи. Найти источник этих частот. Установить связь. Без этого – ни шага вперед. – Она посмотрела на унылые лица технократов. – Это не поражение. Это… перегруппировка. Мы не отказываемся от силы бездны. Мы учимся говорить с ней. Без этого диалога любая сила будет против нас.

Но слова утешения не могли заполнить пустоту, оставленную погасшими экранами «Пьезо». В коридорах колонии, где час назад свет был ярче, а вентиляторы гудели увереннее, теперь снова висела знакомая, гнетущая атмосфера ограничений и страха. Технократы, шедшие с опущенными головами из ЦКП, чувствовали не только разочарование. Они чувствовали страх. Страх перед бездной, которая не просто была враждебна, но и говорила на непонятном, ужасающем языке, к которому они нечаянно прикоснулись. И страх перед будущим, где их гениальность оказалась слепым оружием, способным призвать кошмар. Болезнь роста поразила не только кристаллы «Пьезо». Она поразила саму веру в то, что силу бездны можно покорить одной лишь инженерной мыслью. Теперь им предстоял долгий, темный путь познания, где единственным светом была тревожная гипотеза Альмы о древней, говорящей тьме.