
Полная версия
Глубинный мир. Эпоха первая. Книга пятая
– Артефакт? – спросила Альма, ее взгляд прикован к ровной линии спектрограммы. – Технологический? Оставленный кем?
В ее голосе звучал не только научный интерес, но и тревога. Осколки знаний с «Абисса» рисовали мрачную картину игр с неизведанным.
– Или природный феномен неизвестного масштаба, – добавил Келлер, его пальцы нервно барабанили по столу. – Пьезоэлектрический эффект в гигантских кристаллических структурах? Что-то связанное с термальной активностью в том районе?
Его технократический ум искал объяснение, но в глазах горел азарт. Новый источник энергии? Знаний?
Сорен, присутствовавший по особому разрешению Ванн как неофициальный голос «Коалиции», покачал головой:
– Неважно, что это. Важно – что мы делаем? Шлем поздравления? Или очередной зонд, как к «Реликту»? Каждая наша экспедиция во тьму будит что-то, калечит кого-то или приносит новую заразу.
Он посмотрел на Ванн.
– Мы едва оправились от последней «искры» Келлера. Наши люди в переполненных секторах, наши дети… они не готовы к новой волне страха, к новым ресурсам, брошенным в бездну ради любопытства.
– Это не любопытство, Сорен! – парировал Келлер. – Это выживание! Знание – это свет во тьме! Если там источник энергии, технология, союзник… игнорировать это – преступная глупость! Мой «Пьезо» доказал – бездна таит ключи к нашему будущему!
– Ваш «Пьезо» таит риски, о которых вы умалчиваете! – резко ответила Альма, впервые открыто вступив в спор с Келлером на Совете.
– Данные о нейронном воздействии реликтового материала…
– Не подтверждены! – перебил Келлер.
– Достаточно, чтобы быть осторожными! – парировала Альма. – Этот сигнал… он чистый. Слишком чистый. Как у «Глаза» на «Реликте», но проще. Что, если это маяк? Или… предупреждение?
Ванн наблюдала за спором, ее лицо было каменной маской. На экране мерцала красная точка в «Каньоне Хирон». Тихий, настойчивый стук чужого сердца в груди бездны. Игнорировать? Слишком опасно. Не знать – значит быть слепым. Бросать большие силы? Слишком рискованно. Люди Сорена были правы – колония едва держалась.
– Решение, – ее голос разрезал спор, как лезвие. – Отправляем зонд. Малозаметный. Автономный. «Стрекозу».
Она посмотрела на Джефа.
– Максимально пассивное сканирование. Никаких активных сигналов, никаких попыток контакта. Только глаза и уши. Цель: подтвердить источник, визуализировать, если возможно. Оценить угрозу. Никакого риска для колонии.
Ее взгляд скользнул по Келлеру и Сорену.
– Это не экспедиция за сокровищами, Келлер. И не провокация страха, Сорен. Это необходимая разведка. Джеф, подготовьте аппарат. Запуск – в течение двенадцати часов.
«Стрекоза» была крошечной по сравнению с погибшим «Скатом» – сигарообразный корпус из композитных материалов, покрытый пассивным поглотителем звука и тепла. Ее двигатели работали на минимальной тяге, почти бесшумно. Сенсоры – пассивные гидрофоны, низкоэнергетические лидары, тепловизоры. Никакого вооружения. Никаких проблесковых огней. Тень среди теней.
Когда шлюз открылся, и «Стрекоза» бесшумно соскользнула в чернильную толщу, Джеф почувствовал знакомое сжатие в груди. Не страх. Предвкушение. И гнетущее ощущение, что они вновь протягивают щупальце во тьму, не зная, что схватит его на другом конце. Красная точка на карте пульсировала, как набат. Тихий, чистый, необъяснимый голос из бездны звал. И колония, затаив дыхание, ждала ответа. Впервые за долгое время возбуждение ученых смешивалось не с восторгом, а с леденящей душу осторожностью. Бездна не просто наблюдала. Она начала общаться. И язык ее был незнаком и прекрасен в своей пугающей простоте.
Глава 5: Зонд к «Нептуну»
Путь «Стрекозы» через двести километров вечной ночи был погружением в первозданный кошмар Земли. Джеф, прикованный к консоли в своей серверной, вел зонд как сквозь минное поле, составленное не из металла, а из безмолвия и непостижимости. На экранах перед ним разворачивалась карта глубин, составленная из отрывочных данных лидара и пассивных гидрофонов – не четкий пейзаж, а смутная акварель теней и угроз.
Черные Соборы: зонд миновал каньоны, чьи стены вздымались в невидимую высь, словно нефритовые колонны забытых богов. Лидар выхватывал причудливые барельефы эрозии – арки, пропасти, фигуры, напоминающие застывших гигантов. Давление здесь было чудовищным, даже для «Стрекозы»; ее корпус тихо скрипел в наушниках Джефа, подобно предсмертному стону.
На дне одной из впадин зонд пролетел над «лесом» – не минеральных структур, как у «Реликта», а настоящим скоплением гигантских трубчатых червей, раскачивающихся в течении, как маятники судьбы. Их бледные, слепые «головы» светились тусклым фиолетовым, создавая жутковатое подобие звёздного неба внизу. Огромные, слепые креветки-чистильщики копошились у их оснований.
Дальше расстилались равнины, усыпанные белыми глыбами – окаменевшими останками колоссальных существ, чьи виды были неведомы науке. Черепа размером с батискаф, реберные дуги, образующие мрачные порталы. «Стрекоза», казалось, летела над кладбищем титанов, погибших до появления человека. Акустика фиксировала странное гудение – возможно, ветер в пустотах костей, а возможно, нечто иное.
Один раз сенсоры взорвались тревогой. На периферии лидара мелькнула тепловая тень – огромная, стремительная. Она шла параллельным курсом, не приближаясь, но и не отставая, словно сопровождая или наблюдая. Левиафан? Иное? Джеф замер, пальцы над кнопкой экстренного погружения в ил. Тень шла минуту, вечность, потом растворилась в чернильной темноте так же внезапно, как появилась. Никакой агрессии. Только леденящее душу напоминание о масштабах и непостижимости мира, в который они вторглись.
Через долгие шестнадцать часов напряженного молчания, когда нервы на ЦКП и в переполненных отсеках были натянуты до предела, «Стрекоза» достигла координат «Каньона Хирон». Глубина: 8180 метров. Атмосфера в серверной Джефа была густой от кофеина и немого напряжения. На главном экране – мутная, зеленоватая картинка с пассивного тепловизора зонда, едва различающая очертания скал.
– Вхождение в целевую зону, – голос Джефа был хриплым шепотом в общем канале Совета. – Пассивные гидрофоны фиксируют устойчивый источник сигнала. Тепловизор… показывает аномалию. Крупную.
Он усилил разрешение, отфильтровывая шум.
Картинка прояснилась, пиксель за пикселем. И в сердце каньона, у подножия черной скальной стены, проявилось это.
Тишина на ЦКП стала абсолютной. Даже гул «Феникса» куда-то пропал. Ванн замерла, ее рука непроизвольно сжала спинку кресла. Альма ахнула, прикрыв рот ладонью. Келлер резко наклонился вперед, его очки отразили мерцание экрана. Сорен, стоявший у стены, забыл дышать.
Это был корабль. Огромный. Знакомый и одновременно чужой. Силуэт, повторяющий изгибы «Прометея» и «Абисса», но искалеченный, словно жертва чудовищной резни. Корпус «Нептуна» (имя пришло само, мгновенно и неоспоримо) был переломлен в средней части, как спичка. Носовая секция лежала под неестественным углом, уткнувшись в ил. Корма была почти оторвана, держалась на лохмотьях внутренних конструкций, медленно раскачиваясь в течении, как маятник. Обшивка была покрыта глубокими бороздами – следами когтей или ударов невообразимой силы? Вздутия ржавчины и черные пятна обугленного металла говорили о пожарах. Шлюзовые порталы зияли пустотой или были смяты. Это был не просто поврежденный корабль. Это был монумент катастрофе, гробница в процессе медленного разрушения.
– Боже правый… – прошептал кто-то из операторов, его голос сорвался. – Они… они выжили?
Джеф, не отрываясь от экрана, переключил канал на усиленный пассивный визуальный спектр. И картина ожила. Не корабль – его руина. Но руина живая.
На корпусе, особенно в менее поврежденной кормовой части и у основания отломанной носовой секции, горели огни. Не яркие прожектора, а тусклые, экономичные точки: красные аварийные, желтые сигнальные, редкие белые пятна иллюминаторов. Как звезды на черном бархате смерти. Жизнь. Упрямая, цепкая жизнь.
Вокруг гигантской тени копошились мелкие огоньки – миниатюрные субмарины, похожие на светлячков у трупа кита. Они сновали между развороченными палубами, подныривали под нависающие обломки, исчезали в зияющих шлюзах. Их движения были четкими, целеустремленными – не хаос, а работа. Ремонт? Сбор ресурсов?
И тогда Джеф подтвердил самое главное. Он наложил спектрограмму источника сигнала на аудиопоток с гидрофонов «Стрекозы». Совпадение было идеальным. Чистый, ровный тон исходил из кормовой части «Нептуна». Из уцелевшей антенной решетки или специального излучателя. Это был маяк. Ненавязчивый, не кричащий о помощи, а просто… заявляющий о своем существовании. «Мы здесь. Мы живы.»
При ближайшем рассмотрении (Джеф заставил «Стрекозу» осторожно сместиться, используя естественные течения) стали видны и другие детали. Забаррикадированные шлюзы с приваренными стальными плитами. Следы импровизированных орудийных платформ на уцелевших палубах – теперь пустующих. Темные пятна на скале позади корабля, похожие на засохшие фонтаны… чего-то. Признаки долгой, отчаянной борьбы за выживание в этом каменном аду.
– Ковчег «Нептун», – произнес Джеф, его голос прозвучал громко в гробовой тишине. – Сигнал – их маяк. Мощность низкая, чтобы не привлекать внимания крупных хищников или… других нежелательных гостей. Они выжили. Они все еще там.
Он сделал паузу, перевел дух.
– Первый контакт. Установлен.
Эффект от этих слов был подобен удару глубинной бомбы по хрупкому корпусу колонии.
На ЦКП Ванн медленно выпрямилась. В ее глазах мелькнуло нечто невероятное – не радость, а скорее шок, смешанный с тяжелой ответственностью.
– Подтвердите идентификацию. И… статус. Оценка угрозы.
Ее голос был ровным, но подспудно вибрировал. Келлер уже лихорадочно строчил заметки: «Технологии адаптации к давлению! Возможно, решения для „Пьезо“! Инженерные наработки!» Альма смотрела на огоньки жизни среди руин, ее сердце сжалось от сочувствия и тревоги: «Каково им там? Какие болезни? Какие потери?»
По колонии весть распространилась мгновенно. Сирены не выли – Джеф дал официальное сообщение через сеть «Прометея», сопровожденное первыми, тщательно отобранными кадрами. Но эффект был сильнее любой сирены. В переполненных коридорах, в медпунктах, у гидропонных желобов люди замерли. Потом – взрыв. Не паники, а невероятного, сокрушительного шквала эмоций. Слезы облегчения: «Мы не одни!». Крики радости и объятия незнакомцев. Молитвы благодарности. Но также и шепот страха: «А если они враждебны? Как они выжили? Что они видели?». Дети смеялись и тыкали пальцами в экраны: «Смотри, мама, светлячки!». Старики плакали, вспоминая ушедших, которые не дожили до этого дня. Воздух гудел от голосов, смеха, плача, вопросов. Хрупкое единство колонии, трещавшее по швам, на мгновение сплотилось перед этим чудом – они были не последними людьми во Вселенной.
«Коалиция Гармонии»: Сорен, получив данные, собрал своих сторонников. Его лицо было серьезным.
– Видите? – сказал он. – Жизнь, вопреки всему. Но посмотрите на их корабль. На их укрепления. Они выжили, но какой ценой? Одиночеством? Ожесточением? Мы должны подойти к этому контакту не с восторгом глупцов, а с мудростью и осторожностью. Помощь? Да. Но и защита нашего хрупкого мира. Мы не можем повторить их путь.
Его слова нашли отклик у тех, кто помнил страх атак и тесноту изоляции.
Джеф сидел в своей серверной, окруженный ликованием колонии, доносившимся через открытый канал. На экране перед ним все еще висел «Нептун» – рана на теле бездны, испускающая тихий зов. Он чувствовал не эйфорию, а глубочайшую усталость и щемящую тоску. Фринн должен был видеть это. Его безумная вера в глубины оказалась пророческой. Джеф включил запись сигнала – чистого, ровного тона маяка. Это был самый важный звук, который он когда-либо слышал. Звук надежды, отзвук человеческого упорства в самом сердце вечной ночи. Но также и звук новой, невообразимой сложности. Эра одиночества кончилась. Начиналась эра непредсказуемых последствий. Зонд «Стрекоза», крошечная тень в чудовищной глубине, продолжала молча наблюдать, передавая на «Прометей» образы руин, огоньков и движения – немые свидетельства того, что человечество, вопреки всему, ухитрилось зажечь еще один огонек в бездне. И этот огонек только что ответил на их немой вопрос.
Глава 6: Холодная встреча
Тишина центрального командного пункта «Прометея» была густой, тяжелой, насыщенной ожиданием, как воздух перед разрядом молнии. Экран, занимавший всю стену, показывал все ту же жутковатую картину: искалеченный гигант «Нептун», прильнувший к скале каньона Хирон, усеянный крошечными, упорными огоньками жизни. Тот самый чистый, неумолимый сигнал-метроном все еще вибрировал в динамиках, едва слышный, но неотвязный – настойчивое эхо выживания в вечной ночи. Теперь они знали его источник. Теперь они знали, что не одни. Знание это принесло не облегчение, а новую, незнакомую тяжесть.
Джеф Коррен, пальцы летая по клавиатурам своих консолей, был центром бури тишины. Его лицо, освещенное мерцанием мониторов, казалось высеченным из усталого камня. Он настраивал последние параметры, пытаясь выделить из фонового гула бездны, из шипения собственных систем, из призрачного эха «Пьезо» чистый канал. Создать мост через двести километров чернильной тьмы и чудовищного давления. Мост из звука.
– Готово, – его голос, хриплый от напряжения, разрезал тишину. – Формируем узконаправленный акустический луч. Минимальная мощность. На частоте их маяка. Готов передать.
Капитан Ванн стояла неподвижно, как статуя из того же базальта, что и памятник погибшим в ангаре. Ее взгляд был прикован к изображению «Нептуна». Не к огонькам надежды, а к зияющим ранам корпуса, к следам отчаянной борьбы, запечатленным на оплавленной стали. Выжили. Но как? Какой ценой? Какие тени принесли с собой в эти темные воды? Ее рука лежала на спинке кресла, костяшки пальцев побелели.
– Передайте, – приказала она. Просто. Четко. Голос, выкованный в кризисах, не дрогнул, но в нем не было ни капли тепла. Только ледяная осторожность. – Стандартный протокол первой коммуникации. Идентификация. Координаты. Статус. Предложение диалога.
Звук, рожденный не в человеческой глотке, а в стальных недрах тонущего ковчега, ушел в бездну. Сжатый пакет данных, закодированный в серии щелчков и тонов, понятных любой человеческой системе связи. Приветствие в пустоту, полную неизвестности. Ответ пришел не сразу. Минуты тянулись, каждая – вечность, наполненная гулом систем жизнеобеспечения, прерывистым дыханием присутствующих и далеким, вечным скрипом корпуса «Прометея». Казалось, сама Бездна затаила дыхание, наблюдая.
Затем – искажение. Шипение, скрежет, будто сигнал продирался сквозь толщу искалеченного металла и поврежденной электроники. И сквозь этот шум пробился голос. Низкий, хриплый, лишенный всякой эмоциональной окраски. Голос, казалось, высеченный из той же глубинной породы, что и каньон вокруг «Нептуна».
– «Нептун». Прием. – Пауза, заполненная только помехами. – Капитан… нет. Адмирал Рострок. Говорит. – Голос был обрывистым, каждое слово отчеканено, как пуля. Ни тени удивления, ни намека на радость. Только констатация факта. Сухая, как пыль в заброшенном отсеке. – Координаты подтверждаем. Статус… оперативный. Выживаем. – Еще одна пауза, более долгая. – Ваш сигнал маяка идентифицирован. «Прометей». – В произнесении названия их колонии не было ничего, кроме холодного признания. – Предложение диалога принято.
На ЦКП переглянулись. «Оперативный». После такого разрушения? «Выживаем». Это слово прозвучало как приговор, а не как надежда. Ванн наклонилась к микрофону.
– Капитан Ванн. «Прометей». Рады установить связь, Адмирал. Ваша стойкость… впечатляет. – Она выбрала слова тщательно, избегая ложного сочувствия или пафоса. – Сообщайте о ваших насущных потребностях. Мы оценим возможности оказания помощи.
Хриплый смешок, больше похожий на кашель, прорезал помехи.
– Помощь. – Голос Рострока был полон ледяной иронии. – Понятия о потребностях у нас, видимо, разнятся, Капитан. Мы не просим милостыню. Предлагаем обмен. – Тон стал жестче, деловитее. – Данные наших инженеров. Конструктивные решения для выживания под экстремальным давлением. Материалы. Технологии упрочнения корпусов, герметизации критических узлов. То, что позволило нам… «выживать» здесь. – Он снова употребил это слово. – В обмен на ваши биологические данные. Флору глубин. Паттерны поведения аборигенной фауны. Особенно – крупных хищников. И точные координаты вашей позиции. «Тихого Омута».
Требование было выложено на стол, как карты в жесткой игре. Ни просьбы, ни благодарности за первый контакт. Только холодный расчет. Ванн почувствовала, как сжимаются мышцы спины. Координаты. Сердце их колонии. Их уязвимость.
– Биологические данные мы можем предоставить, – ответила она, сохраняя ровный тон. – Частично и с оговорками. Наши знания ограничены и отягощены… потерями. Координаты… требуют обсуждения в Совете. Бездна не прощает открытости.
– Бездна не прощает слабости, Капитан, – парировал Рострок мгновенно, его голос стал еще жестче, металлическим. – Мы знаем цену изоляции. Цену неведения. Ваш «Тихий Омут» – не тайна для того, кто умеет слушать глубины. Мы предлагаем знания, которые укрепят вашу скорлупу. Знания, оплаченные кровью и сталью «Нептуна». Взамен – информацию, которая поможет нам предвидеть угрозы. И… понимание контекста вашего выживания. Для взаимной выгоды. – Он сделал паузу, и в ней повисло невысказанное «или для нашей безопасности».
Альма Райес, стоявшая чуть позади Ванн, стиснула руки. Ее «зеленые дети», ее боль, ее надежда – предмет торга. Паттерны Левиафана, поведение «Крикунов», данные по бактериальным колониям… все это было выстрадано, оплачено жизнями их исследователей. Отдать это в руки людей, чей корабль дышал милитаристской целесообразностью? Но инженерные решения «Нептуна»… они могли спасти сотни жизней на «Прометее», укрепить «Ковчег-Семя», дать им шанс против следующего удара тварей или… Роарка.
– Данные Альмы Райес, нашего главного биолога, будут подготовлены, – сказала Ванн, ловя быстрый, тревожный взгляд Альмы. – Схема обмена будет предложена в течение суток. Координаты… будут предметом отдельного обсуждения. Гарантии конфиденциальности обязательны.
На другом конце, сквозь шипение, послышалось нечто вроде короткого, сухого выдоха. Удовлетворение? Нетерпение?
– Ожидаем вашу схему, Капитан Ванн. «Нептун» на связи. Рострок – конец связи. – Сигнал оборвался так же резко, как и появился, оставив после себя лишь мерный стук их собственного маяка и гул бездны.
Тишина на ЦКП стала иной. Не ожидающей, а тяжелой, налитой подозрением и холодной оценкой.
– Прагматик, – произнес Келлер первым, его голос звучал почти с одобрением. Глаза горели интересом к обещанным инженерным решениям. – Железный. Такие выживают. Их технологии адаптации к давлению… это может перевернуть все. «Ковчег-Семя» получит шанс стать неуязвимым.
– Выживают, но не живут, – тихо, но отчетливо сказала Альма. Ее лицо было бледным. – Этот голос… в нем не было ничего человеческого. Только сталь и расчет. Они смотрят на мои данные не как на знание, а как на карту минных полей для их… выживания. А наши координаты? Зачем им точные координаты, если не для чего-то большего, чем «предвидение угроз»?
– Страх, – произнес Сорен, присутствовавший как наблюдатель. Его лицо было мрачным. – Страх, закаленный в их личной бездне. Они выжили, замуровавшись в своем стальном гробу, отбиваясь от всего внешнего. Теперь они видят в нас и источник знаний, и потенциальную угрозу. Их «обмен» – это разведка боем. Они проверяют нашу силу, нашу уязвимость. Отдадим координаты – покажем слабость. Не отдадим – вызовем недоверие.
Ванн медленно повернулась от экрана. Ее глаза, обычно непроницаемые, отражали холодный свет мониторов и тяжелую, ледяную ясность.
– Они сильнее милитаризованы, – констатировала она. – Их выживание оплачено жестокостью – к внешним угрозам и, возможно, к себе самим. Их «прагматизм» граничит с паранойей. Альма права – их интерес к биологии глубин носит сугубо утилитарный, военный характер. – Она посмотрела на Джефа. – Максимальный мониторинг всех каналов. Любые попытки пассивного или активного сканирования наших сетей, наших сенсоров – немедленно докладывать. – Затем взгляд перешел к Альме. – Подготовьте выжимку данных. Без ключевых открытий по симбиозу, без локаций уязвимых экосистем. Общие паттерны, классификация угроз. Достаточно, чтобы показать добрую волю, но не нашу глубину. – Наконец, она окинула взглядом Совет. – Координаты «Тихого Омута» не передаются. Ни при каких условиях. Мы предложим точку рандеву в нейтральных водах для обмена физическими носителями. Если они откажут… значит, их интересует не просто обмен.
Она не стала продолжать. Все и так понимали. Отказ будет сигналом. Сигналом того, что холодная встреча у «Нептуна» – лишь первая стычка в новой, непредсказуемой игре, где ставкой было не только выживание, но и сама душа их хрупкого сообщества перед лицом бездны и таких же, как они, выброшенных в нее людей. Эхо их собственного отчаяния и ожесточения вернулось к ним голосом Адмирала Рострока. И это эхо звучало ледяным предупреждением. Рассвет, если он и был, оставался хрупким и серым, омраченным не только тенями прошлой ночи, но и новыми, человеческими тенями, протянувшимися из глубин.
Глава 7: Трещина во Льду
Точка рандеву находилась в мертвой зоне – глубоководной равнине, затерянной между подводными хребтами, в сотне километров от «Тихого Омута» и еще дальше от зловещего каньона Хирон. «Тишина» здесь была абсолютной, лишенной даже намека на геотермальную активность или следы жизни. Лишь вечный мрак, чудовищное давление и ил, не тревожимый веками. Идеальное место для встречи, лишенной доверия.
Субмарина «Скат-2», меньшая и более маневренная сестра погибшего первенца, зависла в этой черной пустоте, словно крошечная стальная капля в океане чернил. Ее внешние огни были приглушены до минимума, лишь тусклые маркеры, обозначающие контуры, и слабое мерцание сенсорных решеток. Внутри царило напряжение, столь же плотное, как вода за иллюминаторами. Экипаж – капитан Волков, его лучший штурман и инженер связи – молча наблюдали за экранами. За спинами стояли Альма Райес и Джеф Коррен, их присутствие было не просто наблюдением, а щитом и скальпелем одновременно. Альма – как хранительница биологических тайн, отправляемых в чужие руки. Джеф – как страж цифровых рубежей, чьи нейронные импланты были настроены на тончайшие колебания в эфире бездны.
На экране сонара, в зоне, обозначенной координатами, возникла тень. Не медленный, органический силуэт Левиафана, а угловатый, четкий, неумолимо геометрический контур. «Нептунец». Их субмарина. Она появилась без предупреждения, словно материализовалась из самой тьмы, двигаясь с бесшумной, хищной эффективностью. Больше «Ската-2». Грубее линиями. Броня выглядела толще, покрытой матовым, поглощающим свет покрытием. На корпусе не было видно иллюминаторов – лишь щели сенсоров и скупые, рубиновые огни позиционирования. Орудия, даже в походном положении, придавали ей вид подводного дредноута.
– Контакт, – тихо произнес Волков. Его рука лежала на джойстике управления, рядом – тревожная кнопка экстренного погружения в ил. – Идентификация соответствует сигнатуре «Нептуна». Зависают на дистанции пятисот метров. Стандартный протокол безопасности.
Джеф закрыл глаза, сосредоточившись на потоках данных. Его импланты рисовали перед внутренним взором невидимый ландшафт: акустические «щупальца» «нептунца», осторожно ощупывающие корпус «Ската-2», низкочастотные зондирующие импульсы, сканирующие дно вокруг. Ничего явно агрессивного. Но и ничего дружелюбного. Разведка. Тщательная, профессиональная.
– Пассивное сканирование в полном объеме, – прошептал Джеф, не открывая глаз. – Пытаются прощупать толщину нашей брони, мощность двигателей… и энергетическую подпись. Ищут следы «Пьезо».
Альма сжала руки. Грузовой отсек «Ската-2» содержал драгоценные крио-контейнеры с образцами адаптированных бактерий «Голубых Фантомов», семенами ее выносливого картофеля, подробными отчетами о поведенческих паттернах «Крикунов» и Левиафана с ключевыми умолчаниями, а также ящики с редкоземельными элементами, добытыми с риском для жизни. Обмен. Холодный, расчетливый бартер выживания.
Связь установилась. Экран заполнило лицо командира «нептунца». Мужчина. Лет сорока. Лицо – как из гранита: резкие скулы, глубокие морщины у рта, обветренная кожа. Глаза – светло-серые, лишенные тепла, сканирующие камеру «Ската-2» с оценивающей холодностью. Ни имени, ни звания. Просто «Командир Группы Обмена».
– «Прометей». Готовы к передаче груза, – голос Волкова был ровным, профессиональным, но без тени приветливости.