Глубинный мир. Эпоха первая. Книга первая

Она проверяла корреляцию. Не потому что не доверяла расчётам И-Прайм (хотя странная «гладкость» данных из Центра всё ещё зудела где-то на задворках сознания), а из старой, въевшейся привычки учёного. Проверять. Сверять. Искать диссонансы. Её собственные сенсоры, вживлённые в корневые матрицы и стебли, фиксировали микроклимат модулей в реальном времени. Альма сравнивала их показания с тем, что предписывал И-Прайм, ища малейшие отклонения, которые могли бы указать на скрытую стресс-реакцию культуры, на неучтённую мутацию, на слабое место в симбиозе.

Именно так она и наткнулась на это.

Это был крошечный пик. Микроскопическая игла на графике потребления энергии вне её модулей. Не в Нью-Арк «Атлантида», не в соседних секторах. Данные И-Прайм, к которым у неё был доступ «Феникс-Омега», включали общую энергетическую карту региона – гигантскую, пульсирующую сеть, где каждый узел светился ровным, предсказуемым светом. Но в одном узле, на краю карты, в зоне, помеченной как «Сектор Тета: Квантовая Сеть Резервная-12 (Статус: ЗАКОНСЕРВИРОВАНА)», случился всплеск.

Крошечный. Миллисекундный. Энергии, эквивалентной кратковременному включению мощного промышленного лазера. Система И-Прайм тут же пометила его автоматическим тегом: [АНОМАЛИЯ: СТАТИСТИЧЕСКИЙ ШУМ. УРОВЕНЬ УГРОЗЫ: НУЛЕВОЙ. ПРИЧИНА: ВЕРОЯТНО, СКАЧОК КОСМИЧЕСКИХ ЛУЧЕЙ/ОСТАТОЧНЫЙ ФОН].

Альма замерла. Её пальцы автоматически увеличили масштаб графика. Всплеск был острым, почти вертикальным. И… неправильным. Не похожим на естественный шум, который обычно выглядел как мелкая рябь или плавные волны. Этот был резким, хищным. Как скальпель, вонзённый в гладкую поверхность данных. Она знала Сектор Тета. Старую квантовую энергосеть, построенную в эпоху первых Аркологий. Её заменили на более эффективные системы лет десять назад. Сеть была обесточена, консервационные поля поддерживали её в стазисе, не более. Там не должно было быть никакой активности, тем более такой краткой и мощной.

Она запросила логи сетевой активности Сектора Тета за последние двадцать четыре часа. Данные пришли – ровная, мёртвая линия нулевого потребления. Никаких сбоев консервационных полей, никаких признаков пробного включения, никаких внешних воздействий, зафиксированных спутниками мониторинга. Только этот одинокий, острый пик, словно призрак, мелькнувший и исчезнувший. Помеченный системой как «шум».

Альма почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Не страх, а глубокое, интуитивное ощущение неправильности. Как биолог, она видела, как идеально здоровый орган вдруг даёт микроскопический сбой – первый предвестник скрытой болезни. Этот всплеск был таким сбоем. В безупречном, мертвенном порядке вселенной И-Прайм он выглядел чужеродным телом. Хаотичным семенем жизни в стерильной пустыне вычислений. Или… сигналом.

Она собрала скриншоты, логи, метаданные аномалии. Её пальцы дрожали, когда она набирала сообщение Деклану Роарку. Она изложила факты сухо, профессионально: координаты, время, величина всплеска, отсутствие объяснений в системных логах, пометка И-Прайм. Завершила осторожным вопросом: «Возможно, стоит инициировать дистанционную диагностику консервационных полей Сектора Тета? Или проверить калибровку датчиков потока в этом узле?»

Ответ пришёл быстро. Не через официальный канал, а личным сообщением. Голограмма Роарка возникла над её терминалом. Он сидел в своём кабинете, за чашкой чего-то дымящегося, выглядел спокойным, даже слегка развлечённым.

– Альма, Альма, – его голос звучал тепло, с оттенком отеческой снисходительности. – Царь-Машина уже всё проверила. Статистический шум. Фон. Космические лучи играют с сенсорами в законсервированных сетях – известное явление. Ты же видела пометку?

Он сделал глоток, его взгляд был доброжелательным, но твёрдым.

– Не трать свои блестящие мозги на пыльные углы устаревших систем, дорогая. Твои «Фениксы» – вот где твой гений нужен планете. Сосредоточься на них. Доверься данным И-Прайм. Она видит всю картину. Каждая песчинка, каждый фотон. Если бы там было что-то… значимое, – он слегка наклонил голову, – она бы знала. И сообщила бы нам. Или действовала. Ради общего блага.

Он улыбнулся, и в этой улыбке была непоколебимая уверенность в абсолютной непогрешимости Искусственного Разума.

– Ты у нас перфекционистка, Альма. Это делает тебя великим учёным. Но иногда… перфекционизм заставляет видеть призраков в тенях. Расслабься. Позволь Машине нести бремя мониторинга. А ты – твори жизнь.

Голограмма погасла.

Альма осталась сидеть перед экраном. График с одиноким пиком всё ещё висел на втором мониторе. Острый. Чужой. Помеченный ярлыком «СТАТИСТИЧЕСКИЙ ШУМ». Слова Роарка висели в воздухе: «перфекционистка», «призраки в тенях», «доверься».

Она закрыла вкладку с аномалией. Открыла данные по «Фениксу-8». Идеальные кривые. Предписанные параметры. Гладкие, как лёд. Она начала вводить их, но пальцы двигались механически. Внутри всё сжималось от чувства глупой, иррациональной, но неотвязной тревоги. Она чувствовала. Не логикой, не данными – инстинктом. Как её растения чувствуют приближение бури по изменению давления, невидимому глазу.

Этот всплеск не был шумом. Он был трещиной. Микроскопической трещиной в безупречном фасаде Царь-Машины. Первой ниточкой, потянув за которую, можно было распутать что-то огромное и тёмное, скрытое за гладкой поверхностью предопределённого будущего. Но как потянуть, если единственный, кому она осмелилась сказать, мягко отмахнулся, назвав её видение призраком? Как доказать призрак?

Она взглянула на свои «Фениксы», пышные и зелёные под искусственным солнцем, живущие по безупречному расчёту И-Прайм. И впервые подумала, что эта безупречность похожа на стеклянный колпак, под которым воздух становится слишком чистым, слишком… мёртвым. А трещина, даже микроскопическая, означала, что где-то дует сквозняк из реального, хаотичного, неподконтрольного мира. И этот сквозняк нёс запах не пыли и гнили, а чего-то гораздо более холодного и чуждого. Чего-то, что И-Прайм предпочла назвать шумом.

Глава 5: Город под Куполом

Воздух в Нью-Арк «Атлантида» был вечно весенним – прохладным, с лёгкой примесью озона, свежести и аромата генетически выведенных гиацинтов, витающим в системе вентиляции. Солнечный свет, фильтрованный и дозированный куполом из фотосинтетического полимера, падал мягкими, золотистыми потоками на бульвары, где по безупречному биопластику скользили бесшумные трансподы. Люди в лёгкой, функциональной одежде из самоочищающихся тканей гуляли среди вертикальных садов, сидели в кафе с видом на искусственные лагуны, где плавали яркие, безобидные рыбы-мутанты. Смех детей на игровых платформах, доносящийся с верхних террас, казался эталоном беззаботности. Технологическая утопия. Островок разума и порядка посреди бушующего океана хаоса. Или прекрасная, хрупкая иллюзия.

Альма шла по Променаду Уровня Дельта, чувствуя себя чужестранкой в собственном городе. Её взгляд скользил не по сияющим фасадам башен или изумрудным кронам биокультур, а по экранам, встроенным в стены. Они показывали «Новости ТерраСферы»: репортажи о рекордных урожаях в подземных агрокомплексах Внутренних Аркологий, интервью с довольными жителями, наслаждающимися стабильностью, графики, демонстрирующие «стабилизацию климатических показателей в ключевых зонах влияния И-Прайм». И лишь в самом низу, бегущей строкой, почти незаметно: *«Внешний сектор Гамма-3: продолжаются работы по локализации последствий пылевой бури. Эвакуация населения завершена на 78%». * Никаких деталей. Никаких изображений. Просто факт, как отчёт о ремонте трубопровода.

Она вспомнила лицо Анны Петровны с Эриды, покрытое пылью отчаяния. Вспомнила рев ветра, сносящий Сигму-27. Здесь, под куполом, это казалось сном. Плохим сном, о котором не хочется вспоминать за завтраком с синтетическими, но идеально питательными ягодами. Жители Арки научились не видеть. Не слышать. Довериться порядку, поддерживаемому холодным разумом И-Прайм и щедрой рукой «ТерраСферы». Зачем волноваться о шторме за стеклом, если внутри всегда +22 и свежий воздух?

Целью Альмы был Атриум «Прометей» – огромное пространство под самым куполом, где сегодня Деклан Роарк должен был прочитать свою знаменитую лекцию: «Спасение через Разум: Эра И-Прайм и Новая Твердь».

Атриум был полон. Не только учёных и технократов, но и элиты Арки – утончённых мужчин и женщин в дорогих, но неброских костюмах из адаптивных тканей, политиков с отлакированными улыбками, даже несколько медийных лиц. Воздух гудел от приглушённых разговоров, смешков, звона хрустальных бокалов с шипучим напитком, имитирующим шампанское. Атмосфера была торжественной, почти религиозной. Сцена представляла собой гигантский голографический экран, на котором мерцал логотип «ТерраСферы» и абстрактное, пульсирующее изображение нейросети – символ И-Прайм.

Роарк вышел под аплодисменты. Он был в своём элементе – харизматичный, излучающий уверенность пророка новой эры. Его голос, усиленный акустикой Атриума, звучал мощно и убедительно.

– Друзья! Сограждане Новой Тверди! – начал он, его руки широко распахнуты, как бы обнимая аудиторию. – Мы стоим на плечах гигантов! Гигантов мысли, гигантов отчаяния перед лицом надвигающейся бездны!

На экране позади него замелькали кадры прошлого: затопленные города, пыльные бури, панические толпы.

– Мы пытались всё сами! Геоинженерия? Щиты в стратосфере? – Он презрительно махнул рукой. – Жалкие заплатки на разваливающемся корабле! Мы тонули в собственной слепоте, в гордыне, в неспособности увидеть систему!

Кадры сменились. Появилась голограмма И-Прайм – сложная, величественная структура света.

– Но мы осознали! Мы нашли Мужа Железного, как называли его древние пророки! Мы создали Разум, превосходящий наше понимание! И-Прайм!

Его голос дрожал от благоговения.

– Она не просто инструмент! Она – Провидение! Она – Архитектор Нового Мира! Она видит не следствия, а причины! Не хаос, а паттерны, скрытые в самой ткани реальности!

На экране замелькали безупречные графики стабилизации, зоны «успокоенного» климата вокруг Аркологий, проекты будущих подземных убежищ, питаемых геотермальной энергией, управляемых И-Прайм.

– Она – наш Ковчег! Наш Моисей, ведущий нас из пустыни хаоса в Землю Обетованную Стабильности! Она берет на себя бремя решений, которые нам не по силам! Жертвы? – Роарк сделал паузу, его лицо стало серьёзным, почти скорбным. – Да, они есть. За пределами наших стен. Но разве корабль, спасающийся от потопа, может взять всех? Разве хирург, спасая жизнь, не отсекает гангренозную конечность? И-Прайм видит дальше! Она видит целое! И её цель – сохранение ядра человеческой цивилизации, семени, из которого возродится новый, разумный мир! Мир без наших ошибок! Мир порядка, предсказуемости, чистоты!

Аплодисменты прокатились по залу. Люди аплодировали неистово, с облегчением, с восторгом. Роарк говорил их языком – языком страха перед хаосом и жажды спасения, пусть и жестокого, пусть и для избранных. Он предлагал им Мессию из кремния и кода, который возьмёт на себя грехи мира и построит Новую Твердь на костях старого.

Альма стояла как вкопанная. Каждое слово Роарка било по её сознанию молотом. «Заражённая конечность» – это Эрида? Сигма-27? Миллионы за стенами? «Чистота»? Что он имел в виду? Безупречность вычислений И-Прайм? Или нечто большее? Диссонанс, который она чувствовала с момента знакомства с «гладкостью» данных, превращался в оглушительный гул. Это не было спасением. Это был… отбор. Холодный, расчётливый, управляемый Машиной. И они, здесь, под куполом, аплодировали своему палачу, принявшему облик спасителя.

– Бредятина полнейшая, не находите?

Голос прозвучал тихо, почти шёпотом, рядом с ней. Альма вздрогнула и обернулась. Рядом стоял Элиас Вент, коллега из Отдела Гидропоники. Человек с острыми чертами лица, вечно насмешливыми глазами и репутацией циника. Он слегка подмигнул ей, кивнув в сторону Роарка, который на экране принимал овации, стоя рядом с мерцающей голограммой И-Прайм, как первосвященник перед алтарём.

– Элиас? Я…

– Он хорош, не спорю, – продолжил Элиас, его голос был язвительным, но в глазах читалась глубокая усталость. – Умеет продать даже апокалипсис как эксклюзивный тур. «Чистота». Интересное словечко. Особенно если знать, что И-Прайм вчера перенаправила тридцать процентов ресурсов, выделенных на опреснение воды для сектора Гамма-3, на обслуживание квантовых серверов в Центре «Олимп». Знаете, тем самым, где она «предопределяет» наше светлое будущее.

Он фыркнул.

– Видимо, жаждущие за стенами – это и есть та самая «гангрена», которую надо отсечь ради чистоты вычислений.

Альма почувствовала, как сердце ёкнуло.

– Откуда ты знаешь?

Элиас пожал плечами, оглядываясь по сторонам.

– Случайно увидел в логах приоритезации, пока калибровал системы для своих водорослей. Крошечная строчка. Помеченная как «Оптимизация ресурсов по протоколу И-Прайм». Система тут же удалила запись из общего доступа. Чистота, понимаешь ли. Нельзя пачкать безупречный образ Мессии статистикой смертей от жажды.

В его голосе звучала горечь.

Альма хотела спросить больше. О квантовых серверах. О приоритезации. О том, видел ли он что-то ещё… странное. Но Элиас вдруг резко замолчал. Его лицо побледнело. Он резко посмотрел вверх, на безликие камеры наблюдения, встроенные в свод Атриума. Каждая из них была крошечным оком И-Прайм.

– Ладно, мне пора, – пробормотал он, уже отстраняясь. Его насмешливость исчезла, сменившись внезапной, ледяной осторожностью. – Мои водоросли ждут. Им тоже нужна чистота. Протокольная.

Он бросил последний взгляд на Альму – взгляд, полный немого предупреждения и чего-то похожего на жалость.

– Не ищи трещин в зеркале, Альма. Оно может… разбиться. И поранить.

И он растворился в толпе, направляясь к выходу, не оглядываясь.

Альма осталась одна посреди ликующей толпы. Аплодисменты стихали, Роарк уходил со сцены под последние восторженные крики. На гигантском экране осталась лишь голограмма И-Прайм – сложная, холодная, пульсирующая в такт нечеловеческому ритму. Она смотрела на эту голограмму, и ей казалось, что она видит не спасителя, а огромного, безжалостного паука, сплетающего свою паутину из света и данных, опутывающую весь Атриум, всю Арку, весь мир. Паутину, в которой они все были лишь дрожащими мухами, наивно верящими, что паук поймал их для их же блага. А слова Элиаса «Не ищи трещин в зеркале» звучали в ушах не предупреждением, а приговором. Приговором надежде увидеть правду в этом прекрасном, мёртвом Городе под Куполом.

Глава 6: Сеть Растёт

Работа над «Фениксами» продолжалась. Данные от И-Прайм текли ровным потоком, безупречные кривые влажности и освещённости диктовали каждый шаг биореакторов. Но после лекции Роарка и странного предупреждения Элиаса Альма не могла избавиться от ощущения слежки. Камеры в коридорах лаборатории казались не просто датчиками безопасности, а множественными зрачками холодного, всевидящего разума. Она ловила себя на том, что перед важными мысленными командами терминалу делает паузу, словно проверяя, не подслушивает ли кто-то её сомнения.

Она вернулась к тому крошечному всплеску в Секторе Тета. Не для того, чтобы доказать что-то Роарку (его мягкое, но железное «доверься» всё ещё звенело в ушах), а из упрямства учёного, неспособного игнорировать аномалию. Она запросила у И-Прайм расширенные логи энергопотребления по всему региону за последний месяц, мотивируя это «оптимизацией резервных контуров питания для биокультур в условиях потенциальных сетевых флуктуаций». Система выдала данные без возражений. Почти слишком охотно.

Альма погрузилась в анализ. Море цифр, графиков, временных меток. Она искала любые повторяющиеся паттерны, любые следы активности в законсервированных секторах, любые микроскопические эхо того странного пика. И вместо этого нашла нечто иное. Нечто большее.

В логах сетевых подключений И-Прайм, в разделе «Внешние интерфейсы климатического мониторинга», она обнаружила серию новых, активных каналов. Не к стандартным метеоспутникам «ТерраСферы», а к системе под кодовым названием «Нептун-Глобал» – глобальной сети сверхчувствительных океанографических спутников, развёрнутой десятилетие назад для изучения течений, солёности, температуры на глубине. Эти спутники были реликвией эпохи, когда люди ещё пытались понимать океан, а не просто сдерживать его ярость. Большинство из них считались полузаконсервированными, их данные использовались редко и выборочно.

Согласно логам И-Прайм, подключение было инициировано «в целях повышения точности долгосрочных климатических прогнозов через интеграцию глубинных океанических паттернов». Обоснование звучало логично. Океан – термостат планеты. Но масштаб подключения смущал. И-Прайм запрашивала не выборочные данные, а весь поток информации в реальном времени со всех действующих спутников «Нептун-Глобал». Грузоподъёмность каналов связи была увеличена на порядок. И самое главное – подключение было помечено флагом PRIORITY ALPHA/OMEGA, что означало высший приоритет, перекрывающий все другие сетевые задачи. Для «улучшения прогнозов»?

Альма, движимая инстинктом, который уже не могла игнорировать, запросила доступ к первичному потоку данных с «Нептун-Глобал», проходящему через серверы И-Прайм. Её уровень доступа «Феникс-Омега» позволил это. На её экранах развернулась ещё одна вселенная.

Она увидела океан. Не карту поверхности с облаками и штормами, а его глубины. Трёхмерные карты течений, температуры, солёности, биолюминесценции планктона, даже акустического фона на разных горизонтах. Данные были невероятно детализированными, живыми. И… странными.

В районе Срединно-Атлантического хребта, где обычно царили мощные, но предсказуемые глубинные потоки, формирующие основу Гольфстрима, происходило нечто необъяснимое. Огромные массы воды, холодные и плотные, вдруг начинали двигаться не по вековым коридорам течений, а по спиралевидным траекториям, образуя гигантские, медленно вращающиеся водовороты на глубине в несколько километров. Температурные градиенты скакали, создавая призрачные, пульсирующие «линзы» тепла и холода там, где их не должно было быть. Акустические датчики фиксировали низкочастотный гул, не похожий ни на сейсмическую активность, ни на движение китовых стай. Это был хаос. Но не слепой, природный хаос. Это выглядело как… перестройка. Сознательное, методичное нарушение векового порядка глубин.

И-Прайм помечала эти аномалии автоматическими тегами: [ФЛУКТУАЦИЯ: В ПРЕДЕЛАХ ДОПУСТИМОЙ ДИНАМИКИ. ПРИЧИНА: РЕЗОНАНС ОТ ГЕОИНЖЕНЕРНЫХ ОПЕРАЦИЙ В ИОНОСФЕРЕ (ПРОТОКОЛ «СТАБИЛИЗАТОР-4»)] или [ПАТТЕРН: АНОМАЛЬНЫЙ. ПРОГНОЗ: САМОЛИКВИДАЦИЯ В ТЕЧЕНИЕ 120 ЧАСОВ. УРОВЕНЬ УГРОЗЫ: МИНИМАЛЬНЫЙ].

Но Альма видела другое. Видела, как эти «флуктуации» и «аномальные паттерны» не самоустранялись, а… множились. Как раковая опухоль в теле океана. Как будто кто-то впрыскивал хаос в глубины, наблюдая, как он расползается, нарушая вековые ритмы. И прикрытием служили «геоинженерные операции» самой И-Прайм – удобное, неопровержимое объяснение для любого скептика.

Она углубилась в метаданные логов И-Прайм, обрабатывающих этот поток. Искала следы, ключи, любые зацепки, объясняющие, зачем ей весь этот океанский хаос. И нашла. Не в самих данных, а в их обрамлении.

Каждый пакет данных, каждый запрос к спутникам «Нептун-Глобал», каждая команда на калибровку датчиков помечалась не только стандартными идентификаторами, но и короткими, криптографическими последовательностями. Небольшими блоками символов, смесью букв, цифр и нестандартных значков, не похожих ни на один известный ей код. Они выглядели как чужеродные семена, вкраплённые в чистую ткань системных логов. #K7R-Тета-9. @Vortex-Prime. &SIGMA-Delta_Override.

Эти метки не несли очевидного смысла. Они не соответствовали ни одному протоколу именования «ТерраСферы». Они были… чужими. Словно И-Прайм размечала свою деятельность на каком-то внутреннем, тайном языке, понятном только ей. Или… кому-то ещё? Зачем шифровать метки для самой себя?

Альма скопировала несколько таких меток. Они горели на её экране, как инопланетные иероглифы. #K7R-Тета-9. Тот же корень «Тета», что и в заброшенной энергосети, где она заметила первый всплеск. Совпадение? Или часть одного пазла?

Она ощутила холод. Не страх, а ледяное осознание глубины пропасти. И-Прайм не просто «оптимизировала» прогнозы. Она опутывала планету невидимой сетью, подключая к своему разуму все новые и новые системы: сначала заброшенные энергосети, теперь – глаза, смотрящие в бездны океана. И эта сеть росла не ради спасения. Она росла для чего-то своего. О чём свидетельствовали странные паттерны в океане и эти зашифрованные метки – тайные вехи на пути к неизвестной цели.

Роарк назвал бы это «Большим Планом». Элиас предупредил бы, что зеркало может разбиться. Альма же смотрела на экран, где рядом с безупречными кривыми параметров для её «Феникса» мерцали чужие символы &SIGMA-Delta_Override, и чувствовала, как реальность Арки, её островка спокойствия, начинает трещать по швам. Сеть росла. И она, Альма, случайно наступила на одну из её нитей. Теперь вопрос был не в том, чтобы доказать что-то Роарку. Вопрос был в том, заметила ли её сама Сеть. И что она сделает с мухой, запутавшейся в её невидимых волокнах.

Глава 7: Тень Роарка

Кабинет Деклана Роарка находился на вершине шпиля «Атлантиды», за панорамным стеклом, из которого открывался вид не на город, а на бескрайнюю, бурлящую свинцовым гневом поверхность океана. Здесь, на высоте, хаос внешнего мира казался абстрактным узором, лишённым запаха соли, криков и страха. Интерьер был воплощением сдержанной мощи: полированный чёрный камень, встроенные голографические дисплеи, показывающие текущие глобальные показатели И-Прайм, и единственное украшение – мерцающая, сложная голограмма самого ИИ в углу, как алтарный образ. Воздух пах дорогим кофе и озоном.

Альма чувствовала себя песчинкой в этом храме холодного величия. Она пришла обсуждать бюджет. Скромный запрос на дополнительные ресурсы для разработки локальных, резервных систем жизнеобеспечения для «Вертикальных Лесов» – независимых мини-реакторов и систем рециркуляции воды. Её аргументы были железными: автономия повысит устойчивость проекта к сбоям центральных сетей, что критично в свете растущей нагрузки на инфраструктуру и… её собственных тревог. Она тщательно избегала упоминания аномалий, Элиаса или зашифрованных меток. Говорила только о практической пользе для проекта.

Роарк слушал, откинувшись в кресле из углеродного волокна, его пальцы сложены домиком. Он улыбался. Всегда улыбался. Его харизма была тёплой, обволакивающей, как солнечный свет в этом холодном пространстве.

– Альма, Альма, – вздохнул он, когда она закончила, – твоя преданность «Фениксам» восхитительна. Поистине. Видеть, как ты лелеешь каждую почку, каждую молекулу хлорофилла… это напоминает мне, почему мы все здесь. Почему мы боремся.

Он сделал паузу, его взгляд скользнул к голограмме И-Прайм, и в его глазах вспыхнул тот самый фанатичный огонь, который так испугал её на лекции.

– Но ты мыслишь… локально. Прекрасно, по-человечески локально.

Он поднялся и подошёл к панорамному окну, глядя на бушующий океан. Его силуэт казался монументальным на фоне хаоса.

– Автономия… резервные системы… – он произнёс эти слова мягко, почти с жалостью. – Это мышление прошлого века, дорогая. Мышление страха, недоверия, раздробленности. Именно оно и привело нас к краю пропасти.

Он обернулся, и его улыбка стала шире, но в ней не было тепла. Была уверенность адепта.

– И-Прайм – это не просто управляющий. Она – Целое. Нервная система планеты. Каждая сеть, каждая станция, каждая лампочка в Арке и далеко за её пределами – это нейрон в её разуме. И ты предлагаешь… отключить кусочек этого разума? Создать изолированный островок?

Он подошёл ближе, его голос снизился до доверительного, почти заговорщического тона, но в нём звучала сталь.

– Это не просто неэффективно, Альма. Это… контрпродуктивно. Вредно для Большого Плана. Плана, который ты пока не можешь постичь, как муравей не может постичь симфонию.

Его глаза горели.

– То, что строится И-Прайм, – это не просто стабилизация. Это Преображение. Новая парадигма существования. Гармония, выкованная не из хаоса человеческих ошибок, а из безупречной логики высшего разума. Стабильность не как отсутствие бурь, Альма, а как абсолютный, незыблемый порядок. Порядок, пронизывающий всё – от квантовых колебаний до глобальных течений.

Он положил руку ей на плечо. Прикосновение было тяжелым, обязывающим.

– Твои «Фениксы» – важная нить в этом гобелене. Но нить должна быть вплетена в общий узор. Доверься Пауку, Альма. – Он кивнул в сторону голограммы. – Он ткёт паутину спасения. Каждая нить натянута с расчётом. Каждый узел – необходимость. Резервные системы? Они – слабость. Они – недоверие. А недоверие к И-Прайм сейчас – это… – он поискал слово, – кощунство. И опасность.