Земли мертвых законов

Не знаю, как долго мне бы пришлось мотать круги, но выручила девчонка. Приблизившись слева, она ткнула каким-то сучком коню в очко и чудом не попала под копыта. Сроду бы не подумал, что лошади могут визжать. Пронзительно взвизгнув, конь присел на задние ноги, затем взбрыкнул копытами, едва не задев девчонку, подбросив круп вверх, и резко отпрыгнул в сторону. Всадник вывалился из седла, и я тут же поменял направление. Быстро преодолев примерно половину расстояния, разделяющего нас, встал на колено. Задержал дыхание. Прицелился. Нажал на спусковой крючок – БАХ – и почувствовал резкий удар приклада в плечо.

Хуя се, отдача.

Оглушенный всадник как раз пытался подняться, когда кучно так получил заряд дроби с расстояния примерно двадцать метров и сразу рухнул в траву. До моих ушей донеслись стоны, но я решил подстраховаться и сделал два длинных шага влево, меняя позицию. Вновь опустился на правое колено. Стоны не утихали. Продолжая держать на мушке место, где трава скрыла стонущего подранка, сделал еще один длинный шаг влево. Почувствовав, что отдышался, встал и начал осторожно нарезать шаги по часовой стрелке, сужая круг. Наконец, смог разглядеть горе-бандита. Довольно молодой и чернявый, лет двадцати от силы, лежал на левом боку, держась за живот. На лице кровь, ружье валяется чуть в стороне. Мне хотелось добить его ножом. Не хотелось тратить патронов. Но я не стал рисковать и выстрелил.

БАХ

Прикурил, сучонок?

Затем обернулся. С волочащейся по земле девкой конь далеко не ускакал. Почувствовав сопротивление, умное животное остановилось и теперь, фыркая, топталось на месте в метрах тридцати от меня. А девка пыталась зубами развязать руки.

Подошел к ней, достал нож и избавил от пут. Конь, почувствовав, что его больше ничто не держит, поскакал в степь. Я от досады скривился. Снял кепку, провел рукой по волосам и надел кепку обратно. Вот же дебил, нужно было сначала коня под узду взять.

Да и хрен с ним.

Глава 14

Я слышал, что в Древнем Египте рыжих приносили в жертву богу Ра. Илья, кстати, тоже попросил рыжего петуха. Интересно, что в них такого особенного, в этих рыжих?

– Как тебя зовут? – спросил Мишка.

– Оксана. А тебя?

– Миша Травкин. А это дядя Вадим.

– У дяди Вадима языка нет?

Я хмыкнул. Дерзкая.

– Мы идем спасать мою маму, – гордо заявил Мишка. – Ее тоже похитили, как и тебя.

– Похоже, дядя Вадим у нас спасатель. Кажется, меня ты не собирался спасать, дядя Вадим. Да?

Очень смешно.

– Голодна? – спросил я.

– Умираю с голоду, – ответила девушка, и я полез в рюкзак.

Накормив девушку, я произнес.

– Нам пора. Шмотки мертвого кавалериста можешь оставить себе.

– И что мне с ними делать?

– Понятия не имею. Забирай и уходи.

– И куда я пойду?

– Куда глаза глядят.

– Они сейчас на тебя глядят.

Здрасьте! Приехали. Невеста нарисовалась.

– Сколько тебе лет?

– Семнадцать.

– Я не трахаю подростков.

Рыжая фыркнула.

– А я не трахаюсь со старыми пердунами. С чего ты решил, что я хочу с тобой трахаться, старпер?

Кажется, я начинал понимать, почему рыжих сжигали на костре.

– Ты откуда?

– С Ольховки.

– Отлично. Вот туда и иди. Сколько до нее? Километров семь? С ружьем и патронами у тебя есть неплохой шанс вернуться к родным. Они наверняка беспокоятся.

– Они мертвы. И я босиком. Это не сложно заметить, если перестать пялиться на мои сиськи.

Вообще-то я пялился не на сиськи, а на ободранные локти и бок, ссадина на котором просвечивала сквозь изодранную и измазанную кровью майку. Раны вроде бы поверхностные, но их следует промыть. И перевязать.

Я протянул девчонке бутылку с водой.

– Промой ссадины. Удивительно, как ты, босоногая, не ободрала ступни.

– Ободрала малость, вообще-то. Но я с деревни, привычная.

Мне это мало о чем говорило. Достал из рюкзака свою чистую футболку и шлепки. Вот серьезно, на кой черт мне в походе шлепки? Взял по старой лагерной привычке – ноги должны отдыхать.

– Надень. Шлепок и футболки хватит, чтобы дойти до деревни? У тебя там наверняка есть друзья и знакомые.

– Хватит нести чушь, дядя Вадим. Ок? Какие друзья? Этот урод похитил меня посреди деревни, и никто пальцем не пошевелил.

Я отвернулся, чтобы девчонка переоделась. И она на самом деле права. Сейчас люди кто угодно друг для друга, но только не друзья.

– На че уставился, маленький извращенец?

Я хмыкнул, краем глаза заметив, как Мишка покраснел. Смешного на самом деле мало. Первый раз в жизни сделал доброе дело, и что теперь?

Пиздец, помог. Себе на голову. Что ни день, то ребенок на шее. Если так и дальше пойдет, никуда я не уйду. К зиме-то точно.

Вздохнул, облизал губы и огляделся. Посмотрел на девчонку, которая закончила переодеваться. Задумался.

Что будет, когда конь вернется в поселение без седока? Правильно. Соберется толпа вооруженных мужиков и пойдет искать. И быстро найдет – по следам примятой травы это несложно.

– Ладно. Потом решим. Сейчас нужно убираться отсюда, – сообщил я спутникам и высказал вслух свои соображения.

– Никто не пойдет его искать. Мы с одной деревни. Пару лет я его динамила, а сегодня утром он заявился к нам в дом, убил мать и похитил меня.

– И куда он направлялся?

– К каким-то родственникам в поселение на востоке у казахстанской границы.

Я кивнул. Переломил ружье и едва не получил выскочившей гильзой по лбу.

Ссука, так и без глаза можно остаться.

Перезарядил ружье и убрал стреляные гильзы в рюкзак. Сам не знаю, зачем.

****

Шли обычным для нас темпом. Мои шлепанцы пришлись Оксане впору, и она бодро шагала справа от меня с ружьем в руках и сумкой через плечо, доставшейся вместе с патронами от мертвого кавалериста. Я изредка посматривал на нее. Огненно-рыжие волнистые волосы длиной до середины спины, серые глаза, куча веснушек. Причем веснушки усеивали не только лицо, но и предплечья. На ногах укороченные светло-синие и рваные в районе передней поверхности бедер джинсы.

Вскоре добрались до леса и, шагая посередине трассы, через минут тридцать наткнулись на столб, на котором отсутствовала табличка с указателем. Я ухмыльнулся. Банда долбоебов постаралась. Как пить дать. Их можно понять – слишком заманчиво выглядит обустроенное для комфортного проживания место в лесу неподалеку от дороги.

Я посмотрел на спутников. Было заметно, что Мишка устал, но продолжал сохранять энтузиазм. Грудь девчонки тяжело приподнималась. Иных признаков усталости она не проявляла.

– Дальше мы идем молча. Не разговариваем и внимательно смотрим по сторонам. Вопросы есть?

Оба отрицательно покачали головой. Я облизал губы и свернул на грунтовую дорогу, ведущую в чащу. Стрелки трофейных механических часов подходили к отметке 12:30.

Лес жил обычной жизнью, словно никакой катастрофы не произошло. Пока шли по лесной дороге, мне казалось, что жизнь вернулась в прежнее русло. От палящего солнца нас скрывали ветви берез, и все бы хорошо, но тучи комаров доставляли изрядное беспокойство – оделись мы, конечно, не для лесных прогулок.

К счастью, идти далеко не пришлось – после двадцати минут ходьбы я заметил среди деревьев просвет.

– Ждите здесь, – сказал я и осторожно двинулся к опушке.

Дом егеря ничего особенного из себя не представлял. Обычный пятистенок, хоть и довольно вместительный. Думаю, квадратов восемьдесят, может девяноста жилой площади в нем точно есть. А я-то тут рассчитывал увидеть целую базу отдыха.

Перед крыльцом конура. Пса я не видел – он прятался внутри от полуденной жары, – но, судя по размерам конуры, уступает в габаритах моим оглоедам.

Я наблюдал, лежа в кустах. В метрах тридцати от большого дома стоит домик поменьше – гостевая изба. За ней построена баня с верандой и большой сарай. От бани тянется дорожка до самого берега речки, где оборудован небольшой помост. Там же стоят два складных стула.

Между домом и баней обустроена беседка, посреди которой расположен длинный стол. Человек двадцать за ним точно без труда разместятся. Подобную беседку я видел в фильме «Особенности национальной охоты».

Сортир стоит в метрах тридцати от дома. К нему тоже выложена каменная тропинка. Как и от гостевой избы. Оно и понятно, зимой пока дойдешь по сугробам, обосраться можно.

От этой мысли я ухмыльнулся и продолжал наблюдать. Прошло около тридцати минут, как мы вышли к этой опушке, и я пока никакого движения не наблюдал. Лошадь в стойле сарая? Тогда, где телега? Она должна стоять рядом. Неужели ублюдки еще не вернулись? Или Илья решил приколоться?

Я посмотрел на часы – 13:28, и вздохнул. В течение следующего часа наблюдал, мучился сомнениями и проклинал комаров. Затем услышал шорох позади и обернулся. Мои спутники подползали ко мне.

– Я же сказал ждать, – прошипел я.

Девчонка пожала плечами и ничего не ответила. И на том спасибо. Какое-то время лежали молча, отмахиваясь от комаров. Надо отдать должное малолеткам, они не ныли, молча перенося нападки кровососов.

На часах стрелки показывали 14:42, когда из дома вышел тип, которого в Таниной квартире называли Младшим. Я насторожился. Младшой шагал в сторону туалета. На этот раз он был не в джинсе, но все в тех же камуфляжных штанах. На ногах сланцы. На руке бинт.

Я усмехнулся. Вот и встретились два одиночества. Один другому лоб покоцал, второй тоже внакладе не остался и располосовал оппоненту пальцы.

Теперь у меня не было сомнений, что Таня здесь.

– Дядя Егор, – прошептал Мишка, и я кивнул.

Младшой шел без оружия, если не считать ножа в ножнах на поясе, и моим первым желанием было застать его врасплох на толчке, допросить, зарезать и сбросить вниз башкой в дерьмо. План чертовски симпатичный, как и опасный. Где гарантия, что из окна дома меня не заменят? И не расстреляют прямо в сортире?

Кстати, окна дома выходят на все четыре стороны. Как и у гостевой избы. И я понятия не имел, сколько здесь сейчас человек.

Чертыхнувшись про себя, я огляделся. Ждать ночи? И что я смогу сделать в потемках?

Собака меня не волновала. Даже если хозяин отпускает ее на ночь, Раздрай и Раздор решат с ней вопрос. Куда больше волновало направление ветра. Если оно изменится, пес учует нас и поднимет лай, который непременно насторожит хозяев. Подходя к егерскому жилью, я даже не подумал о том, что у егеря должна быть собака. Идиот, бля. И уж тем более не думал о направлении ветра – просто подфартило.

Так может, пока фартит, начать действовать?

Я огляделся. Можно обойти опушку и зайти со стороны реки. Пес залает и хрен с ним. Мало ли на кого он тявкает в лесу. Затаюсь за баней, перебегу к гостевой избе, займу позицию. Там видно будет.

Позже Леха Браво спросит: «Как можно принимать решение, не имея точных разведданных?» А я лишь пожму плечами.

– Сидите ЗДЕСЬ, – сказал я, сделав ударение на последнем слове, и начал обходить опушку против часовой стрелки.

Дойдя до водоема, я повернул налево и, пробираясь по кустам, вышел к бане. Собака не лаяла. Я быстро преодолел метров пятнадцать открытого пространства и укрылся за беседкой. От гостевой избы меня отделяли около десятка метров. Я побежал. Псы следовали по пятам.

Возле гостевого домика, остановился, присел на колено и прислушался. Собака егеря подняла лай, и мои псы навострили уши. Я аккуратно заглянул в окно. Комната совмещена с кухней. Два дивана вдоль стен справа и слева, на которых в беспорядке разбросаны вещи. Посередине стол с грязной посудой. Никого из людей в доме нет.

Обойдя гостевой домик сзади, я выглянул из-за угла. На лай собаки с ружьем в руках вышел пожилой мужик. Прикрыв от солнца глаза ладонью, он внимательно осматривал окрестности.

Егерь Антип, полагаю.

Я скрылся обратно за домом и задумался. Что дальше? Тридцать метров для такого стрелка как я – это много.

Посмотрел, куда падает тень, затем взглянул на псов.

– Раздрай, Раздор, – тихо произнес я. Собаки навострили уши в ожидании команды. – Голос!

Оба пса залаяли в две глотки. Я затаился за углом, потом повернулся к собакам и приказал:

– Тихо! Лежать!

Замолчав, псы залегли, а я прислушался. Сейчас солнце светило мне в лицо, отбрасывая тень назад, но когда выйду на позицию, оно будет справа. Я слышал приближающиеся шаги, взял ружье на изготовку. Чуть выждав, сделал быстрый шаг вправо, выходя из-за угла, и выстрелил в маячившую прямо по курсу фигуру. Егерь вскрикнул и упал на колени. Я быстро пересек отделяющие нас пять-шесть метров и ударил его в башку прикладом. Затем выдернул из рук ружье, скомандовал псам: «Стеречь», и побежал к дому. Возле крыльца рвался на цепи пес, довольно крупный, кстати, и я не задумываясь всадил в него вторую порцию дроби. Псина взвизгнула и упала на бок, суча лапами.

Вскочил на крыльцо. Быстро переломил ружье, вставил патроны и вошел в сени. В левом углу прямо на полу сидел какой-то толстяк в ошейнике. Короткая цепь – не более двух метров, пристегнута к скобе, вбитой в брус дома. Рядом с ним на полу стоит ведро с помоями и железная миска. Я направил ружье на толстяка, и тот испуганно вздернул руки вверх.

– П-пожалуйста, не стреляйте. Я пленник.

– Сколько человек в доме?

– Было трое. Спиридон вышел. Остались его сын, Егор, и какая-то женщина.

Подойдя к входной двери, я чуть сместился влево, затем взялся за дверную ручку и резко открыл на себя дверь.

Ожидал услышать грохот выстрела, но вместо этого услышал звук битого стекла и отборную брань. Младшой. Голос этого пидараса я не спутаю ни с кем.

Вошел в прихожую, держа оружие на изготовке. Плечо ныло от отдачи. Позже я довольно быстро научусь вкладывать ружье так, чтобы стрельба стала комфортнее – жизнь заставила. И при снарядке патронов буду класть меньше пороха. Но в тот день я заработал приличного размера синяк и морщился каждый раз, как только прикладывал затыльник приклада к плечу.

С оружием на изготовке я прошел на кухню, где заметил разбитое окно и кровь на подоконнике. Много крови. Младшой, с ружьем в руках и сильно хромая, ковылял в сторону леса и уже успел преодолеть метров тридцать, смещаясь вправо, чтобы максимально осложнить мне прицельную стрельбу. Похоже, дебил разрезал себе ногу, выпрыгивая из окна. Интересно, а почему просто не открыл раму? Ответ нашелся сразу – окна заклеены полосками из простыней.

Я не стал выпрыгивать следом за Младшим. Прицелился. Выстрелил. Приклад больно ударил в плечо, и я сжал зубы. И от боли, и от досады – промазал. Ссука. Чертыхаясь, я пошел на выход. Вышел на крыльцо, посмотрел на собак, которые стоят и рычат на охающего от боли егеря, и обошел дом. Выглянув из-за угла, увидел Младшого, приближающегося к лесу. Кретин волочил ногу, постоянно оглядываясь. Увидев меня, он развернулся, вскинул ружье, и я спрятался обратно за угол. Раздался выстрел. Пуля или дробь врезалась в брус, и несколько щепок прилетели мне в лицо. Блять. Наивно было полагать, что сын егеря плохо стреляет. Вновь высунулся, и Младшой опять выстрелил. Я едва успел спрятаться.

Интересно, сколько у него патронов в ружье? Два, как и у меня? Пришлось опять выглядывать.

Младшой переломил ствол ружья и полез за патроном, а я совершил очередную ошибку. Почему-то решив, что ублюдок непременно будет вставлять оба патрона, да еще и замешкается из-за перебинтованной руки, я побежал на него, стараясь как можно скорее сократить дистанцию, но ублюдок не стал тратить время на второй патрон. И не замешкался. Вставив первый на раз-два, он вскинул ружье, и я подумал, что мне пиздец.

Раздался выстрел, и Младшой рухнул мордой в землю. Сзади него стояла Оксана с ружьем в руках.

– Ружье, ружье забери, – заорал я.

Младшой не двигался. Я перешел на шаг, стараясь отдышаться, а девчонка тем временем подобрала ружье. И улыбалась.

– Кажется, мы квиты, дядя Вадим.

Я кивнул, достал нож и перерезал ублюдку горло. На всякий случай.

Не знаю, насколько серьезны были ранения у егеря, но он был еще жив, когда я подошел. Мишка тем временем побежал в дом, искать маму.

Я стоял и смотрел. Егерь тяжело дышал и не сводил с меня глаз. Щека разорвана. На шее тоже кровь – видимо царапнуло дробиной по касательной. Футболка изрешечена дырами.

– Кто ты? – прохрипел Егерь.

– Тот, которому твой покойный сынок перешел дорогу, – ответил я.

– Дядя Вадим! Дядя Вадим! – вопил зареванный Мишка с крыльца. – Мама умирает.

Я перевел взгляд с егеря на плачущего Мишку, и обратно. Достал нож и пропорол ублюдку брюхо наискось, чтобы нанести максимальный урон его гнилой требухе. Если уж живу как скотина, то и убивать буду по-скотски.

Ждать, когда ублюдок сдохнет, не стал и пошел в дом.

Глава 15

Я чувствовал себя виноватым. Такое редко, но бывает. Мишка не ошибся. Его мама действительно умирала. Ей проткнули грудь ножом в тот момент, когда я пошел на штурм пятистенка. Криворукий Младшой видимо не попал в сердце, но проткнул Тане легкое и, вероятно, артерию. Точно не знаю, но крови было много, и я понимал, что минуты Таниной жизни сочтены.

Женщина лежала на спине и кашляла кровью. Мишка ревел. Я заметил на левом Танином ухе застывшую кровь – старая рана. Ублюдки все же проткнули бедной женщине барабанную перепонку. Таня была обнажена, но укрыта пледом – Мишка укрыл маму, когда нашел. Ее запястья стянуты вместе и привязаны у изголовья к душке кровати. Я подошел и разрезал веревки, освободив женщине руки.

Пусть с опозданием, но освободил.

Таня схватила сына за руку, а потом посмотрела на меня.

– Сыыын, сыыын, – прохрипел она.

Я кивнул. Понимая, что лишенная на одно ухо слуха женщина может меня не услышать, наклонился и громко произнес:

– Я позабочусь о нем, Таня. Обещаю.

Я видел в ее глазах благодарность. Впервые в жизни на меня кто-то смотрел с благодарностью. А я какое-то время смотрел на Таню и слушал рыдания ребенка. Это было невыносимо. Оксана стояла рядом и хмурила брови.

Когда Таня умерла, я вышел из комнаты и прошел в сени.

– Где еще двое? – спросил я у пленника.

– Уехали утром.

– Когда будут?

– Я не знаю. Вы меня освободите?

– Нет.

Уехали утром. Нам навстречу не попались, значит, отправились на север.

– На чем уехали?

– У них лошадь и телега. Почему вы…

– Заткнись. Без тебя тошно.

Толстяк замолчал, а я вышел на улицу. Подошел к мертвому егерю, взял за ноги и поволок в гостевую избу. Затащил в сени и бросил. Туда же отправился и его выблядок.

Рыжая вышла на крыльцо вслед за мной.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Избавлюсь от следов. – Взяв в руки метлу, я начал заметать следы крови на земле.

– Зачем?

– Устрою засаду на тех двоих, что в отъезде. Когда вернутся, хочу, чтобы у них ни одна деталь не вызвала подозрений.

– Может лучше просто взять и убраться отсюда, пока они не приехали?

Я выпрямился и вытер тыльной стороной ладони пот со лба.

– Ты уверена, что мы не наткнется на них посреди леса? Или посреди степи? А если они пойдут следом? Эти люди – охотники. Они знают, как идти по следу, а мне не нужны на хвосте хреновы мстители. Я хочу отправиться в путь и не оборачиваться.

– Ясно.

Вот и прекрасно. Таню мы похороним, когда избавимся от Седого и его дружка-онаниста.

Подойдя к дому, я засунул мертвого пса в конуру, положив морду на лапы. С понтом спит. Вблизи этот трюк никого не обманет, но мне и не нужно.

– Будьте в доме и не выходите на улицу, – сказал я.

– А как нам в туалет ходить? – спросила Оксана.

– Уединишься в каком-нибудь углу, если приспичит. Нам все равно тут не жить. Или у жирдяя на цепи ведро позаимствуй, – ответил я и покинул дом, прихватив ружье.