Криминальные истории. Фотограф

– И после этого стали регулярно навещать?

– Да, примерно раз в неделю. Старушка была одинокая, я видел, что ей нужна помощь. Продукты привозил, по хозяйству помогал.

Смирнова внимательно записывала каждое слово. Орлов молча изучал документы, затем поднял глаза:

– Дмитрий Андреевич, а почему вы представлялись ее внуком?

Петров замялся:

– Ну… соседи постоянно спрашивали, кто я такой. Неудобно было каждый раз объяснять. Мария Степановна сама предложила говорить, что я родственник.

– Понятно. А теперь скажите, что вы можете рассказать о вашем прошлом? О судимостях, например?

Лицо Петрова побледнело:

– Это было давно. Глупости молодости. Я полностью исправился.

– Две судимости за мошенничество, – спокойно продолжил Орлов. – Причем по очень похожей схеме – вы входили в доверие к пожилым людям, представлялись родственником, а потом обманывали их.

– Но с Марией Степановной все было по-другому! – вскрикнул Петров. – Я действительно помогал ей, ничего плохого не делал!

В этот момент в кабинет постучали. Вошел криминалист Кузнецов с результатами экспертиз.

– Максим, можно на минуту? – обратился он к следователю.

Орлов объявил перерыв и вышел в коридор вместе с Кузнецовым и Смирновой.

– Что у нас? – спросил следователь.

– Интересные результаты, – сказал криминалист, разворачивая распечатки. – Во-первых, химический анализ одежды Петрова. На его куртке и брюках обнаружены микрочастицы той же горючей смеси, что была использована при поджоге.

– Он может сказать, что просто проходил мимо горящего дома, – заметила Смирнова.

– Может, но есть еще кое-что. Игорь Романов закончил экспертизу завещания. Результат категорический – документ поддельный.

Орлов внимательно изучил заключение эксперта-почерковеда:

– Здесь сказано, что завещание написано рукой Петрова с попыткой имитации почерка пожилой женщины.

– Именно. Романов говорит, что подделка довольно грубая. Петров пытался сымитировать старческий тремор, но переборщил. Настоящий почерк семидесятилетней женщины имеет совсем другие характеристики.

– Отлично. Есть еще что-то?

– Да. Елена Северова нашла кое-что интересное в копилке. Помимо металлических частиц от монет, там были волокна ткани. Судя по всему, монеты были завернуты в какую-то ткань или помещены в мешочки.

– И что с этими волокнами?

– Отправили на исследование. Результат будет к обеду. Но уже сейчас ясно, что копилка не просто хранилище для мелочи, а тщательно организованное место для ценной коллекции.

Орлов кивнул:

– Хорошо. Продолжим допрос. Теперь у нас есть серьезные козыри.

Они вернулись в кабинет, где Петров сидел, нервно постукивая пальцами по столу.

– Итак, Дмитрий Андреевич, продолжим, – сказал следователь, усаживаясь на место. – У нас есть некоторые вопросы по поводу завещания, которое было найдено у вас дома.

– Какого завещания? – попытался изобразить удивление Петров.

– Вот этого, – Орлов положил на стол копию документа. – Завещание, по которому Мария Степановна Волкова оставляет вам все свое имущество.

– А, это… Мария Степановна сама его написала. Сказала, что я ей как сын стал, что больше некому имущество оставить.

– Дмитрий Андреевич, – спокойно сказал Орлов, – экспертиза установила, что этот документ написан вашей рукой. Вы подделали завещание.

Повисла напряженная тишина. Петров открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег.

– Это… это ошибка, – наконец выдавил он. – Экспертиза может ошибаться.

– Экспертиза проводилась ведущим специалистом ЦКР Игорем Романовым, – вмешалась Смирнова. – Его заключения никогда не оспаривались в суде.

– Но я не убивал ее! – воскликнул Петров. – Да, я написал завещание, но она была согласна! Просто у нее руки дрожали, она попросила меня помочь!

– И она подписала этот документ? – уточнил Орлов.

– Да! То есть… – Петров запутался в своих показаниях. – Она хотела подписать, но…

– Дмитрий Андреевич, – перебил его следователь, – давайте поговорим о другом. Что вы можете сказать о коллекции монет Марии Степановны?

– О какой коллекции? Я не знаю ни о какой коллекции.

– В копилке покойной наши эксперты обнаружили следы редких монет царской эпохи. Стоимостью в несколько миллионов рублей.

Глаза Петрова расширились от удивления. Было видно, что он пытается быстро сообразить, как реагировать на эту информацию.

– Не может быть, – произнес он неуверенно. – Она никогда не говорила про какие-то ценные монеты.

– А про что она говорила? – спросила Смирнова.

– Ну… что копит мелочь на черный день. Что там уже несколько тысяч набралось.

– Несколько тысяч или несколько миллионов? – жестко спросил Орлов.

– Тысяч! Я же говорю – мелочь!

В этот момент снова раздался стук в дверь. На этот раз пришла лаборант Анна Петрова с результатами дополнительного исследования.

– Извините, что прерываю, – сказала она, протягивая Орлову запечатанный конверт. – Срочные результаты по волокнам из копилки.

Следователь вскрыл конверт и быстро пробежал глазами заключение. Его лицо стало еще более суровым.

– Дмитрий Андреевич, – обратился он к подозреваемому, – волокна ткани, найденные в копилке, совпадают с волокнами вашего свитера. Того самого, в котором вы были задержаны.

Петров побледнел как полотно:

– Это… это случайность. Может быть, волокна попали туда, когда я помогал Марии Степановне переставлять мебель.

– Мебель в обгоревшем доме? – саркастически уточнила Смирнова.

– Нет, я имею в виду раньше. До пожара.

– Но волокна находились внутри копилки, в самой глубине. Как они туда могли попасть? – продолжил допрос Орлов.

Петров молчал, понимая, что загнал себя в угол.

– И еще один момент, – добавил следователь. – На вашей одежде найдены следы горючей смеси, которая использовалась при поджоге. Как вы это объясните?

– Я не знаю! – вскрикнул Петров. – Может быть, это произошло, когда я проходил мимо места пожара!

– После пожара? – уточнил Орлов.

– Да, именно!

– Но анализ показывает, что эти следы могли попасть на одежду только при непосредственном контакте с горючей смесью до ее воспламенения. То есть во время поджога.

Повисла тяжелая тишина. Петров сидел, опустив голову, и тяжело дышал.

– Дмитрий Андреевич, – мягко сказал Орлов, – мы понимаем, что вы находитесь в тяжелой ситуации. Но чем больше вы будете запираться, тем хуже для вас. У нас есть неопровержимые доказательства вашей причастности к смерти Марии Волковой и поджогу ее дома.

– Я хочу адвоката, – глухо произнес Петров.

– Это ваше право. Но подумайте – может быть, стоит рассказать правду? Если вы сотрудничаете со следствием, это будет учтено при назначении наказания.

Петров поднял голову и посмотрел на следователя:

– А что мне за это будет?

– Это зависит от многих факторов. От степени вашего раскаяния, от того, как вы поможете следствию, от наличия отягчающих обстоятельств. По статьям, которые вам грозят, максимальное наказание может составить от десяти до пятнадцати лет лишения свободы.

– А если я буду сотрудничать?

– Суд может учесть это как смягчающее обстоятельство. Возможно, наказание будет менее строгим.

Петров долго молчал, обдумывая ситуацию. Наконец он глубоко вздохнул:

– Хорошо. Я расскажу все. Но сначала я хочу знать – что именно вы обо мне знаете?

– Мы знаем достаточно, – ответил Орлов. – Знаем, что вы познакомились с Марией Волковой не случайно, а целенаправленно. Знаем, что вы подделали завещание. Знаем, что вы имели доступ к ее копилке с ценными монетами. И знаем, что именно вы устроили поджог, чтобы скрыть следы преступления.

– И убийство? Вы думаете, что я ее убил?

– А как вы думаете? – парировал следователь.

Петров снова замолчал, размышляя. Было видно, что он ведет внутреннюю борьбу между желанием признаться и страхом перед наказанием.

– Послушайте, – наконец сказал он, – я действительно не планировал ее убивать. Все получилось случайно.

Орлов и Смирнова переглянулись. Это было похоже на начало признания.

– Расскажите подробнее, – попросил следователь.

– Я познакомился с ней действительно на остановке. Но не случайно. Я заранее узнал, что она живет одна, что у нее есть дом и, возможно, какие-то ценности.

– Откуда вы это узнали?

– От соседей. Я расспрашивал в ближайших магазинах, представлялся социальным работником. Говорил, что провожу опрос одиноких пенсионеров.

– И что вы узнали о монетах?

– Сначала ничего. Только через несколько месяцев, когда она мне доверилась, Мария Степановна рассказала про отца-нумизмата. Сказала, что он оставил ей коллекцию, но она в этом не разбирается.

– И вы решили завладеть коллекцией?

– Не сразу. Сначала я просто хотел посмотреть, что там есть. Она показала мне копилку, сказала, что там лежат отцовские монеты. Но не позволила их трогать – говорила, что это память.

– А дальше?

– Я начал изучать информацию о старинных монетах в интернете. Понял, что там могут быть очень дорогие экземпляры. Тогда и решил написать завещание.

– Мария Степановна знала об этом?

Петров помолчал, затем покачал головой:

– Нет. Я хотел сначала убедить ее написать настоящее завещание. Но она оказалась не такой доверчивой, как я думал.

– Что произошло в последний день?

– Она сказала, что хочет обратиться к нотариусу, оформить завещание в пользу какого-то музея. Сказала, что думала об этом давно, и теперь решилась.

– И тогда вы решили действовать?

– Я понял, что теряю коллекцию. Приехал к ней вечером, сказал, что принес новые лекарства. Подсыпал в чай снотворное.

– Откуда у вас было снотворное?

– У матери. Она принимает сильные препараты от бессонницы.

– Продолжайте.

– Когда Мария Степановна заснула, я вскрыл копилку. Там действительно были старинные монеты, завернутые в тряпочки. Очень красивые, тяжелые.

– И что дальше?

– Я забрал монеты и хотел уходить. Но она проснулась. Увидела меня с копилкой, поняла, что произошло. Начала кричать, угрожать, что вызовет милицию.

– И вы ее убили?

– Я не хотел! – воскликнул Петров. – Она упала, ударилась головой. Я испугался, не знал, что делать.

– А поджог?

– Я понял, что если ее найдут мертвой, а монеты пропали, то меня сразу заподозрят. Решил имитировать несчастный случай – смерть при пожаре.

– Откуда взяли горючую смесь?

– Купил в гараже у знакомого. Полил по дому и поджег.

Орлов внимательно записывал показания. Картина преступления становилась все более ясной.

– Дмитрий Андреевич, вы понимаете, что признаетесь в убийстве и поджоге?

– Да, понимаю. Но я говорю правду. Я не хотел ее убивать.

– Где сейчас находятся монеты?

Петров колебался, затем тихо сказал:

– У меня дома. На чердаке, в старом чемодане.

– Хорошо. Мы проверим ваши показания. А пока допрос окончен.

Орлов выключил диктофон и обратился к Смирнове:

– Ольга, организуй обыск на чердаке. И вызови техников – нужно все тщательно зафиксировать.

– Максим, – сказала она, когда Петрова увели обратно в камеру, – как думаешь, он говорит правду?

– В основном да. Но детали еще предстоит проверить. Особенно версию о том, что смерть была случайной.

– Судмедэксперт сможет это установить?

– Савин – опытный специалист. Если на черепе есть следы удара, он их найдет. А пока нужно найти коллекцию и окончательно закрыть дело.

Через два часа оперативная группа вернулась с обыска. В кабинет Орлова внесли старый потертый чемодан.

– Нашли на чердаке, где он сказал, – доложила Смирнова. – Чемодан не заперт.

Орлов осторожно открыл замки. Внутри, аккуратно разложенные в мягких тряпочках, лежали старинные монеты. Даже неспециалисту было видно, что это не обычная мелочь, а настоящие произведения искусства.

– Красота, – пробормотал следователь. – Теперь понятно, почему Петров решился на преступление.

– Вызвать эксперта-нумизмата? – спросила Смирнова.

– Обязательно. Нужно точно установить стоимость коллекции. Это будет важно для определения размера ущерба.

Глава 4: Коллекционер и его тайна

Виктор Сергеевич Шестаков, ведущий эксперт ЦКР по антиквариату и нумизматике, осторожно извлек из чемодана первую монету. Его пятидесятилетний опыт работы с историческими ценностями позволял определить подлинность и стоимость артефактов практически интуитивно, но в данном случае требовалась максимальная точность.

– Господи, – тихо пробормотал он, рассматривая монету под увеличительным стеклом. – Это же николаевский рубль 1825 года, константиновский выпуск.

Следователь Орлов и криминалист Кузнецов внимательно наблюдали за работой эксперта. В лаборатории ЦКР царила особая атмосфера сосредоточенности – каждая из найденных в чемодане монет могла оказаться бесценным историческим артефактом.

– Что это означает? – спросил Орлов.

– Это одна из редчайших монет в российской нумизматике, – объяснил Шестаков, не отрываясь от изучения экземпляра. – После смерти Александра Первого трон должен был перейти к его брату Константину, и было отчеканено небольшое количество монет с его именем. Но Константин отрекся в пользу Николая, и эти монеты стали раритетом.

– И сколько это может стоить?

– При условии подлинности – от пятисот тысяч до миллиона рублей. За одну монету.

Орлов присвистнул. Теперь мотив преступления становился совершенно очевидным.

Шестаков продолжал методично изучать содержимое чемодана. Каждую монету он осматривал под микроскопом, делал фотографии, записывал характеристики в специальный журнал. Работа требовала максимальной концентрации и профессионализма.

– Андрей, – обратился он к Кузнецову, – посмотри на эту. Пятирублевая золотая монета 1895 года. Состояние практически идеальное.

– А это дорого?

– Очень. В таком состоянии – около двухсот тысяч рублей.

По мере продолжения экспертизы становилось ясно, что коллекция действительно представляла огромную ценность. В чемодане находились редчайшие экземпляры русских монет XIX – начала XX века: золотые империалы Николая II, серебряные рубли различных годов выпуска, памятные монеты в честь важных исторических событий.

– Максим, – сказал Шестаков через два часа работы, – предварительная оценка составляет около трех миллионов рублей. И это только то, что я успел посмотреть подробно. Здесь еще половина чемодана.– Понятно, почему Петров решился на убийство, – мрачно заметил следователь.

В этот момент в лабораторию вошла оперативник Смирнова с папкой документов.

– Максим, у меня новости по Марии Волковой, – сообщила она. – Удалось найти подлинное завещание.

– Где?

– У нотариуса Елены Павловны Кравцовой. Оказывается, Мария Степановна действительно обращалась к ней месяц назад для составления завещания.

Орлов отложил в сторону записи и внимательно посмотрел на Смирнову:

– И что в этом завещании?

– Вся коллекция монет завещается Государственному историческому музею. Дом – тоже музею, для продажи и пополнения фондов. А вот что интересно – в завещании есть подробное описание коллекции.

Смирнова открыла папку и достала несколько листов машинописного текста:

– Слушайте. "Коллекция монет, унаследованная мною от отца, Степана Алексеевича Волкова, нумизмата и коллекционера. В коллекцию входят: золотые монеты Российской империи – 23 экземпляра, серебряные монеты – 156 экземпляров, медные монеты – 87 экземпляров. Особую ценность представляют…"

– Дальше, – попросил Орлов.

– "Особую ценность представляют: рубль Константина 1825 года, пять рублей золотом 1895 года, полтина 1924 года, империал Павла Первого 1798 года и другие редкие экземпляры. Коллекция хранится в металлической копилке в форме поросенка на комоде в гостиной."

Шестаков поднял голову от микроскопа:

– Все сходится. Я уже нашел и рубль Константина, и пятирублевик 1895 года. Значит, это действительно та самая коллекция.

– Ольга, а что говорит нотариус? – спросил Кузнецов.

– Елена Павловна рассказала интересные подробности. Мария Степановна пришла к ней в середине сентября, очень взволнованная. Говорила, что у нее появились подозрения относительно молодого человека, который выдавал себя за родственника.

– Подозрения в чем?

– В том, что он слишком интересуется ее имуществом. Задает наводящие вопросы про коллекцию, про дом, про деньги. Мария Степановна была умной женщиной – она поняла, что дело нечисто.

– И поэтому решила составить завещание?

– Именно. Хотела зафиксировать свою волю официально, чтобы никто не смог претендовать на наследство. Нотариус говорит, что Волкова очень боялась, что кто-то попытается завладеть коллекцией отца.

Орлов задумчиво постучал пальцами по столу:

– Получается, Петров почувствовал, что теряет контроль над ситуацией, и решил действовать радикально.

– Похоже на то. Кстати, есть еще один момент, – Смирнова перелистнула страницы. – В завещании указано, что Мария Степановна хорошо разбиралась в нумизматике. Отец научил ее определять ценность монет, она даже вела каталог коллекции.

– То есть она точно знала, что у нее хранится состояние?

– Да. И более того – она регулярно следила за рыночными ценами, обновляла оценочную стоимость. По ее подсчетам, коллекция стоила около четырех миллионов рублей.

Шестаков кивнул:

– Это близко к моей предварительной оценке. Женщина действительно разбиралась в предмете.

Работа по исследованию коллекции продолжалась. Каждая монета фотографировалась, описывалась, оценивалась. К концу дня на столе эксперта лежала внушительная стопка документов с подробными характеристиками каждого экземпляра.

– Окончательные цифры, – объявил Шестаков. – Общая стоимость коллекции составляет три миллиона семьсот тысяч рублей. Самые дорогие экземпляры – рубль Константина и империал Павла Первого, каждый стоит около миллиона.

– А в целом коллекция представляет историческую ценность? – поинтересовался Кузнецов.

– Огромную. Это не просто дорогие монеты, а настоящие исторические артефакты. Каждая монета – свидетель своей эпохи. Такие коллекции действительно должны находиться в музеях, а не в частных руках.

Орлов внимательно изучил заключение эксперта:

– Значит, мотив преступления установлен окончательно. Петров знал о ценности коллекции и решил завладеть ею любым способом.

– Максим, – вмешалась Смирнова, – а что, если он не знал точной стоимости? Может быть, рассчитывал на меньшую сумму?

– Сомневаюсь. Если он изучал информацию в интернете, как сам признался, то должен был понимать, с чем имеет дело.

В этот момент в лабораторию зашел дежурный следователь:

– Максим Петрович, вас срочно вызывает начальник. По делу Петрова поступила дополнительная информация.

Орлов поднялся из-за стола:

– Виктор Сергеевич, продолжайте экспертизу. Андрей, Ольга, идемте.

В кабинете начальника следственного отдела полковника Сергея Викторовича Давыдова их ждал сюрприз. За столом сидел пожилой мужчина в очках – Алексей Михайлович Сорокин, директор Государственного исторического музея.

– Алексей Михайлович узнал о нашем деле из новостей, – объяснил Давыдов. – У него есть информация, которая может нас заинтересовать.

– Дело в том, – начал Сорокин, – что мы действительно ждали от Марии Степановны Волковой передачи коллекции. Она связывалась с нами еще в августе, хотела обсудить детали.

– И что выяснилось? – спросил Орлов.

– Коллекция действительно уникальная. Ее отец, Степан Алексеевич Волков, был известным нумизматом еще в советское время. Он всю жизнь собирал редкие монеты, причем делал это очень грамотно – приобретал только подлинные экземпляры в хорошем состоянии.

– А откуда у него были деньги на такие покупки?

– Он работал искусствоведом, специализировался на русском прикладном искусстве. Кроме того, в советское время коллекционирование было не так дорого, как сейчас. Многие редкие монеты можно было купить за символические суммы.

Смирнова записывала каждое слово:

– Алексей Михайлович, а Мария Степановна говорила что-нибудь о своих опасениях?

– Да, она была очень обеспокоена. Говорила, что к ней повадился какой-то молодой человек, выдает себя за родственника. Она понимала, что дело нечисто, и хотела как можно скорее передать коллекцию в музей.

– И что помешало?

– Бюрократические процедуры. Нужно было оформить оценку, документы дарения, получить разрешения… Это процесс не быстрый. Мария Степановна хотела все сделать правильно, по закону.

– Получается, если бы не волокита, она могла бы остаться жива, – мрачно заметил Орлов.

– Возможно. Но кто мог предположить, что дело дойдет до убийства?

Сорокин достал из портфеля несколько фотографий:

– Вот копии писем, которые присылала Мария Степановна. Она подробно описывала каждую монету, прикладывала фотографии. Видно, что женщина прекрасно разбиралась в предмете.

Орлов изучил письма. Почерк аккуратный, описания подробные и профессиональные. Это была совсем не беспомощная старушка, какой пытался ее представить Петров.

– Алексей Михайлович, – спросил следователь, – если коллекция будет возвращена, музей готов ее принять?

– Конечно. Это будет прекрасное пополнение наших фондов. Такие коллекции должны служить образованию и науке, а не лежать в частных руках.

После встречи с директором музея следственная группа вернулась в лабораторию, где Шестаков завершал работу с последними монетами.

– Как дела? – спросил Кузнецов.

– Закончил. Полная опись готова. Скажу честно – такой коллекции я не видел уже лет десять. Отец Марии Волковой был настоящим профессионалом.

– И окончательная оценка?

– Три миллиона восемьсот тысяч рублей. Плюс историческая ценность, которую в деньгах не измерить.

Орлов удовлетворенно кивнул:

– Отлично. Теперь у нас есть полная картина. Дорогущая коллекция, алчный преступник, который решил завладеть ею любой ценой, и беззащитная женщина, ставшая жертвой его жадности.

– Максим, – сказала Смирнова, – а что насчет экспертизы места преступления? Савин закончил исследование?

– Да, сегодня утром получил его заключение. Мария Волкова действительно умерла от отравления угарным газом, но на черепе есть следы удара тупым предметом. Так что версия Петрова о случайной смерти не подтверждается.

– То есть убийство было умышленным?

– Безусловно. Он сначала ударил ее, а потом устроил пожар, чтобы скрыть следы преступления.

Кузнецов внимательно изучал фотографии монет:

– Знаете, что меня поражает? Петров рискнул жизнью ради денег, которые все равно не смог бы легально реализовать. Такие раритеты невозможно продать незаметно.

– Он, видимо, рассчитывал на нелегальный рынок, – предположила Смирнова. – Коллекционеры-фанатики готовы платить большие деньги за редкие экземпляры, не задавая лишних вопросов.

– Возможно. Но это же надо было найти таких покупателей, организовать продажу… Слишком много рисков.

Шестаков закрыл последний пакет с монетой и снял очки:

– По моему опыту, такие преступники редко думают о последствиях. Их ослепляет жадность. Они видят только цифру – миллионы рублей – и теряют способность здраво рассуждать.

– А теперь главный вопрос, – сказал Орлов. – Что делать с коллекцией? Формально она является вещественным доказательством по уголовному делу.

– После завершения следствия и суда коллекция будет передана по назначению согласно подлинному завещанию Марии Волковой, – объяснила Смирнова. – То есть в Государственный исторический музей.

– Правильно. По крайней мере, смерть этой женщины будет не совсем напрасной. Ее отцовская коллекция послужит просвещению и науке, как она и хотела.

К концу рабочего дня все основные экспертизы по делу были завершены. На столе следователя лежала внушительная стопка заключений: нумизматическая экспертиза, почерковедческая экспертиза завещания, химический анализ горючих веществ, судебно-медицинское заключение о причинах смерти.

– Дело готово к передаче в суд, – резюмировал Орлов. – У нас есть полная картина преступления, доказанные мотивы, признательные показания подозреваемого и множество вещественных доказательств.

– Максим, – спросил Кузнецов, – как думаешь, какой приговор получит Петров?

– При его прошлых судимостях и тяжести преступления – не меньше пятнадцати лет. Убийство с корыстными мотивами, уничтожение улик, мошенничество… Статей набирается достаточно.

– А коллекция?

– Будет возвращена туда, где ей и место – в музей. Мария Волкова получит посмертную справедливость.

Дело "Копилка" подходило к завершению. Преступник был изобличен, мотивы установлены, украденные ценности найдены. Оставалось только дождаться суда и окончательного приговора.