Мы, которых я не знала

Мария помнила этот «ужин». Они с Игорем заехали за Раисой, заказали ей такси – на их счёт – и отвезли в ближайшую «какую-то там кухню». Там, между шашлыком и баклажанами, Раиса дважды нахамила официанту, трижды перебила Машу и четырежды пожаловалась, что "внуков всё нет".

А Игорь сидел, ковыряя хумус вилкой, и мысленно был уже дома – перед монитором.

– В следующий раз – без меня, – прошептала Мария в машине. – Я – не декорация.

Игорь вздохнул:

– Просто не обращай внимания. Она такая…

Точка кипения пришла внезапно, но вполне ожидаемо. Раиса в очередной раз собралась в гости к своей давней подруге – Тамаре Алексеевне, женщине с острым языком и завидным кругом знакомых. Перед этим визитом Раиса позвонила Маше:

– Мария… ты же могла бы заказать мне букет? Ну, чтобы я с пустыми руками не шла.

– Конечно, а от кого? – машинально ответила Маша.

– От Игоря, конечно. От кого же ещё?

– Раиса Андреевна, это уже… – она хотела сказать «через край», но сдержалась, – …не слишком?

– Девочка, не драматизируй. Тебе же не трудно. Ты же у нас хозяйственная. И у тебя вкус.

– Я не прислуга, – всё-таки не удержалась Мария.

Раиса молчала ровно две секунды, а потом ядовито прошипела:

– А я тебя как невестку и не воспринимала никогда. Ты больше – функционал. Без души. Серая ты, Маша. Серая.

И тогда что-то щёлкнуло.

Мария положила трубку, не сказав ни слова. Её руки дрожали. Не от злости – от того, что внутри стало пусто. Как после урагана. Всё выгорело.

Она подошла к Игорю, который, как всегда, сидел за ноутбуком.

– Я больше не буду этим заниматься.

– Чем?

– Подарками. Заказами. Цветами. Открытками. Враньём.

– Маш… ну, ты же знаешь…

– Я знаю. Что она не изменится. Что ты – не вступишься. Что мне нельзя быть собой даже в мелочах. А значит, с меня хватит.

И, сказав это, она ушла в спальню. Не плакала. Просто легла на кровать и почувствовала, что делает правильно.

***

– А Игорёк мой… ой, я уверена, он что-нибудь невероятное устроит!Юбилей Раисы Андреевны готовился заранее – ровно за два месяца до даты она начала обзванивать родственников и подруг. На ходу диктовала список подарков: – Лена пусть принесёт коньяк, у её мужа есть связи, не дешевле двух тысяч! – Марина Николаевна – торт. Только не со сливками, у меня с ними тяжесть.

– Мамочка, ты моё всё.В её фантазии сын появлялся с коробкой, перевязанной золотистой лентой, с букетом в обёртке из бархатной бумаги, говорил тост со слезами в глазах и клал ей руку на плечо:

Мария, разумеется, ничего не организовывала. Ни букета, ни подарка, ни открытки. Просто предложила Игорю:

– Поехали. Просто приедем. Без цирка.

– Ты уверена? Она будет не в себе.

– Я уже не в себе. Так что да – поехали.

Квартира Раисы была битком. Три комнаты, зал, коридор, даже кухня – всё занято. Женщины в духах и лаковом блеске, мужчины в рубашках и с осторожными взглядами. В углу на диване лежали три подушки с вышивкой: «Лучшей маме», «Свет моей жизни» и «Моя мама – мой герой».

Раиса ходила между гостей, как хозяйка балла.

– Мои золотые! Спасибо, что пришли! – звенела она голосом, явно нарочито повышенным, – Ждём ещё Игорька, моего сладкого. Наверняка едет, в пробке стоит. Такой занятой, но для мамочки всегда найдёт минутку!

Мария и Игорь вошли на полчаса позже заявленного начала. Без подарка. Без букета. Без банальной коробки конфет.

Раиса увидела их и замерла.

– А… вы… пришли?

– Конечно, – вежливо ответила Мария, снимая пальто. – Мы же родные, правда?

– Подарок… э-э… будет позже? – прошипела Раиса сквозь улыбку.

– Будет, – кивнула Мария. – Только не такой, как вы думаете.

Раиса ничего не поняла, но, занятая гостями, отложила разговор.

Часа через полтора, когда салаты были доедены, тосты сказаны, и в воздухе витало алкогольное тепло, Раиса встала. Она взяла бокал, постучала по нему вилкой.

– Дорогие мои! Спасибо, что вы здесь. Я… счастлива. Но особенно я счастлива, что у меня есть сын, – она подняла глаза на Игоря. – Чуткий. Внимательный. Нежный. Вот уже столько лет он балует меня. Никогда не забывает. Каждый праздник – цветы. Каждый год – подарки. Открытки с признаниями.

Гости начали хлопать.

– И, конечно, за этим стоит любовь. Искренняя, настоящая. Материнская связь – её не заменить ничем.

Мария подняла голову. Игорь сидел с видом рыбы на суше – рта не открывал, глаз не отводил.

– Но я хочу сказать… – спокойно произнесла Мария, вставая со своего места.

– Маша, не порть момент, – прошипела Раиса. – Я сейчас говорю.

– Нет, Раиса Андреевна. Сейчас я скажу.

Все замерли.

– Всё, что вы сейчас сказали – это неправда. Все эти годы я организовывала букеты, сертификаты, торты. Это я подписывала открытки. Я выбирала подарки. Я подделывала почерк Игоря, пока он спал на диване. И не потому, что он меня просил. А потому, что мне казалось – так надо. Ради мира. Ради Игоря.

В комнате стало так тихо, что было слышно, как стучит ложка об стакан у кого-то на коленях.

– Но я больше не хочу, чтобы кто-то стирал моё имя. Чтобы меня не было в этой истории. Чтобы вы говорили, будто я никто. Я есть. Я – человек, не фон для вашего воображения.

Раиса побелела. Потом покраснела. Потом снова побелела.

– Ты врёшь… – выдавила она.

– Нет, мам, не врёт, – вдруг сказал Игорь. – Я действительно почти ничего не делал. Это всё – Мария. Всё, о чём ты говоришь, – её труд. Я просто переводил деньги. Иногда.

– Ты… позволял? – Раиса повернулась к сыну.

– Я думал, так будет проще. Но, кажется, был неправ.

Гости смотрели на эту сцену, как на спектакль. Кто-то с сочувствием, кто-то с исподтишка закипающим злорадством.

Соседка Тамара Алексеевна – та самая, которую Раиса планировала «впечатлить букетом», – только покачала головой и прошептала сидящей рядом:

– Умеет, конечно, красиво петь. Но, видно, не о том.

Раиса села. Медленно. Будто в ней выключили мотор.

Мария взяла сумку и повернулась к мужу.

– Я пойду. Тебе решать, когда возвращаться.

– Я с тобой, – тихо сказал Игорь.

И они ушли. Без скандала. Без извинений. Просто – встали и ушли. Из зала, из театра, из истории Раисы.

На следующий день Мария проснулась с лёгкостью в груди.

А потом ей позвонила соседка свекрови, баба Зина.

– Маша? Спасибо тебе за вчера. Ты молодец. Мы все видели, просто не знали, как сказать. А теперь – всё стало на свои места.

С тех пор прошло три недели.

***

Раиса не звонила. Ни сыну, ни Маше. Не писала, не выкладывала постов. Лишь однажды, под вечер, открыла старую папку с фотографиями. На них: она – в кресле, улыбающаяся. Игорь – с букетом. Маша – в тени, на заднем плане. Улыбка натянутая, глаза усталые.

Маша больше не подделывала почерк. Не бегала по сайтам в поисках кремов «как в 1983-м». Не чувствовала вины за чужое молчание.А у Игоря и Марии всё стало… тише. Удивительно, но после того разговора они будто вышли из тени.

– Слушай, – однажды сказала она мужу, – я ведь совсем не против делать подарки. Я просто хочу, чтобы это было честно.

– Я понял, – тихо сказал Игорь. – Прости, что позволил тебе быть невидимой.

Он не был идеален. Но теперь он начал учиться ее ценить.

Весной Раиса вновь появилась на лавочке. Поседевшая, потускневшая. Она не рассказывала ничего про «сыночка». Не хвасталась подарками. Только молча кивала проходящим, держась за термос обеими руками – будто за якорь.

Иногда смотрела в сторону дороги – будто ждала кого-то.

Но никто не приезжал.

И только в день матери, когда лента мессенджера пестрила поздравлениями, Раиса осторожно обновила статус:

«С Днём матерей. Всем, кто помнит и умеет любить. Даже без подарков.»

И в этой фразе – не было лжи.

Тайна на вырост

Ирина всегда считала, что её брак – это крепкий, спокойный остров. Без бурь, без страстей, но и без скандалов. Александр был надёжным, немного закрытым, не особо романтичным, зато предсказуемым до точки с запятой.

– Я не из тех, кто врет, – сказал он ей однажды. – Просто иногда не все говорят сразу. Чтобы не ранить.

Тогда она лишь пожала плечами. Сейчас – вспоминала эти слова всё чаще.

Они жили вместе уже четыре года. Без детей. Просто как-то не случилось – то работа, то ремонты, то «ещё не время». Ирина работала в турфирме, он – программистом в небольшой IT-компании. У него была удалёнка, стабильная зарплата, свободный график и вечная занятость.

С недавнего времени Александр стал… другим. Не совсем чужим – просто чуть рассеянным. Мог уставиться в одну точку, улыбнуться невпопад. Зачастую сидел в наушниках не только за работой, но и за ужином.

– Ты опять с ними в «зуме»? – спрашивала Ира, пододвигая к нему тарелку супа.

– Ага. Горят сроки. Клиент из Питера, мозг выносит.

Он говорил спокойно, но чаще стал уходить в другую комнату, особенно когда звонили. Один раз она услышала:

– Не сейчас, я дома… Да, позже. Хорошо. Я переведу, как договаривались.

После этого он заметил, что она слушает, и резко закрыл дверь.

Ира не сказала ничего. Просто сглотнула.

Сначала она списала всё на усталость. Потом – на весну, авитаминоз, перегруз. Но в душе копилось тревожное ощущение: будто кто-то третий поселился в их двухкомнатной квартире. Невидимый. Без запаха. Но с ощутимым холодом.

Однажды, открыв банковское приложение, она увидела, что с их общего счёта ушло двадцать тысяч. Примечание – пустое. Перевод – на карту, оформленную на чужое имя.

– Саш, это что? – спросила она сдержанно.

– А? А, это… ну, коллега просил. У него день рождения жены, а с карты банка снимать долго, я ему помог. Он вернёт. Не парься.

– Странный у тебя коллега, – пробормотала Ирина.

– Да ладно тебе, – отмахнулся он, снова уткнувшись в ноутбук.

Ирина не закатила сцену. Не устроила истерику. Просто начала наблюдать.

Саша становился всё менее прозрачным. Всё чаще смотрел в телефон, отвечал отрывками, будто мысли были где-то далеко. А однажды она нащупала в кармане его куртки маленькую открытку. Обычная, магазинная, но с надписью внутри:

«Спасибо, что ты всегда рядом. Мы с Ванечкой тебя очень любим.»

Подпись была неразборчивой. Как будто написана специально так, чтобы остаться без имени.

Открытку Ирина положила обратно в карман. Не потому, что хотела забыть, а потому что не была готова к разговору. Ей нужно было время. Пространство. И доказательства, что её не просто накрыла весенняя паранойя.

На следующий день она попыталась начать с малого:

– Ты, кстати, не говорил, что у тебя на работе кто-то с ребёнком по имени Ванечка?

Саша слегка вздрогнул, но тут же пожал плечами:

– У многих дети. У Паши, кажется, сын Ваня. А что?

– Просто… странно. Я вчера нашла в куртке открытку. Там – «Мы с Ванечкой тебя любим».

Он замер. Всего на секунду. Но этого хватило.

– А, это… – он почесал висок. – Это Анька написала. Бывшая коллега. Мы с ней раньше на проектах пересекались. У неё трудная ситуация, я иногда помогаю. Она мать-одиночка.

– И тебя это устраивает? Что она говорит сыну, будто ты его любишь?

– Да брось ты. Это просто фигура речи. Благодарность. Я ж не отказываюсь помогать людям.

Ирина кивнула, но внутри зазвенело: слишком гладко. Слишком быстро. Слишком безэмоционально.

Через несколько дней Саша снова вышел на улицу поговорить по телефону. Вечер. Холодный подъезд. Она стояла у двери и слышала только фрагменты:

– Не волнуйся. Всё под контролем.– Не сейчас… Да… Я помню… Деньги завтра. – Нет, она ничего не знает.

Этих слов хватило.

На утро она тихо забрала его куртку, проверила карманы. Ничего. В телефоне – всё чисто. Чаты удалены. Переписок – минимум. Словно он готовился к обыску.

Вечером они сидели в гостиной. Он смотрел сериал, она листала телефон. И вдруг – очередной перевод. С карты Саши – 15 000 рублей. Без комментариев.

– Опять подарок?

– Да. Коллеге. Ну, знаешь… на свадьбу. Они женятся, я должен был скинуться.

– Ты, получается, очень щедрый коллега, – сказала она, не глядя. – Или у тебя какая-то тайная благотворительность?

Он резко поднял голову:

– Ты мне не доверяешь?

– А должна?

Тишина повисла в воздухе. Он встал и ушёл на балкон. Закурил – впервые за год. Она услышала щелчок зажигалки и поняла: Саша боится. Не разоблачения. Самого разговора.

Через пару дней Ирина поехала на день рождения дочки своей подруги. Детский праздник, много людей, крик, смех, аниматоры. Она стояла у фонтана в торговом центре, держала в руках пакет с подарком и вдруг… увидела Сашу.

Он стоял в метрах десяти, слегка склонившись к женщине с каштановыми волосами. Рядом – мальчик лет пяти, в синей куртке. Он взял Сашу за руку и громко, радостно выкрикнул:

– Папа! Смотри, мыльные пузыри!

Ирина остолбенела.

В этот момент Саша поднял голову. Увидел её. Остолбенел тоже.

Вокруг всё замерло: детские крики, музыка, голоса – всё отошло на задний план.

Она подошла. Медленно, уверенно. И сказала только одно:

– Ты – папа?

Он открыл рот. Потом закрыл. И произнёс:

– Это не то, что ты думаешь.

– Это не то… – повторил Саша, глядя на Ирину так, будто впервые понял, что он больше не контролирует ситуацию.

Женщина рядом с ним – невысокая, приятная, лет тридцати пяти – нервно дернула ребёнка за руку.

– Саша, кто это?..

– Я его жена, – сказала Ирина. – Пока ещё.

Та побледнела. Потом собралась и сказала тихо:

– Тогда мне… лучше уйти. Ваня, мы пойдём, хорошо?

Мальчик посмотрел на Сашу с непониманием:

– Пап, а ты потом приедешь?

Саша ничего не ответил. Только кивнул.

Ирина стояла неподвижно, будто сама стала камнем. Сердце билось в горле.

Когда женщина с ребёнком ушла, она повернулась к мужу:

– Ты хочешь мне что-то объяснить?

Он отвёл взгляд:

– Я сам не знаю, с чего начать.

– С начала. С имени. С даты. С причины.

Они вышли на улицу. Было холодно, но Ирина чувствовала только жар – в голове, в груди, в руках.

Саша начал говорить:

– Её зовут Лена. Мы были вместе… до тебя. Тогда ничего не получилось. Я ушёл. Она не говорила, что беременна. Мы не общались пару лет. Потом – случайно пересеклись. Сказала, что есть сын. Пять лет. По срокам… может быть, мой. Я не был уверен. Но…

– Ты решил ей помогать?

– Я не знал, как себя вести. Сначала просто дал денег. Потом ещё. Потом она сказала, что не хочет официальных алиментов – чтобы не трясти прошлое. Просила тишины.

– А я? Я – в этой тишине?

Он опустил голову:

– Я не хотел тебя терять.

– А ребёнка ты хотел?

– Я… не знал, чей он. Я ждал ДНК. Результаты ещё не пришли.

– Но помогал?

– Да. Потому что, если это мой сын – я не могу его бросить. Даже если не знал.

Ирина кивала, но внутри всё сжималось.

– Сколько ты ей отправлял?

– В месяц? Примерно тридцать.

– Из наших денег?

Он кивнул.

Они молчали. Долго.

Потом она произнесла:

– Ты мне изменил не с женщиной. С тайной. С тенью. И теперь ты говоришь, что просто не знал, как быть?

Он тихо ответил:

– Прости. Я испугался. Я думал, смогу всё контролировать. Но только запутался.

– А теперь ты хочешь чего?

– Понимания.

– А я хочу – правды. И я её узнала не от тебя, а от пятилетнего мальчика. Твоего, возможно, сына.

В тот вечер она собрала вещи. Потому что понимала: доверие – не настраивается, как роутер. Оно не чинится. Оно либо есть, либо нет.

И в тот момент у неё не осталось ничего – кроме чувства чужого человека рядом.

Ирина уехала в тот же вечер. Без крика, без сбора скандальных чемоданов, без «я тебе больше не жена». Просто – вышла из квартиры, закрыла за собой дверь и не вернулась.

– Ты куда? – спросил он, растерянно стоя у дверного косяка.

– Туда, где я не чувствую себя обманутой. Это не адрес, Саша. Это состояние, – ответила она и ушла.

Жила у подруги – у Алины, в той самой двушке с двумя детьми, вечным шумом и запахом кофе по утрам. Первые дни плакала. Потом – не могла плакать. Потом – просто смотрела в потолок.

Алина пыталась говорить о чем-то отвлечённом, но однажды не выдержала:

– Ты всё ещё его любишь?

– Да. Но я больше не знаю, кто он. И кого я любила всё это время.

Саша писал каждый день. Сначала коротко:

Прости. Я всё объясню.

Потом дольше:

Я не хотел тебя терять. Я действительно не знал, чей это ребёнок. Я хотел разобраться. Но сам запутался. Пожалуйста, не исчезай.

Потом просто присылал пустые сообщения со смайликами. Или фото. Её любимую кружку. Котёнка с подоконника. Свою руку на столе – рядом с её кольцом.

Ирина не отвечала.

Через пару недель он прислал фото документа: результат ДНК. Без текста. Только заголовок и вывод: «Совпадение 99,8%». Ребёнок – его.

А через неделю – он сам приехал. Стоял у подъезда, мял в руках справку и бумажный пакет.

– Я не жду прощения. Я просто хотел сказать: я не искал другого ребёнка. Я пытался убежать от прошлого. А получилось – от настоящего.

– А теперь что?

– Теперь ты всё знаешь. Я не прошу второго шанса. Только хочу, чтобы ты помнила: я был неравнодушен. Просто слаб.

– А я – была рядом. Но не слабая, Саша. Я просто любила. А теперь – лечусь, – сказала она.

Он кивнул. Повернулся и ушёл.

Вика, соседка по лестничной клетке у Алины, как-то вечером сказала:

– Вы сильная. Я бы закатила скандал, разнесла всё в пыль. А вы… молча. Ушли. Это страшнее.

– Я не ушла. Я просто вышла. Без обещаний вернуться.

Прошло два месяца.

Ирина вернулась к работе, потому что нужно было двигаться дальше. Утром – кофе, потом метро, звонки, клиенты, каталоги отелей, списки рейсов. Вечером – книги, сериалы, иногда бокал вина с Алиной на кухне.

О Саше она не думала – или так говорила себе. На самом деле, он стал частью её паузы. Паузы, где всё было на выдохе.

Однажды, по пути с работы, она увидела возле дома знакомую фигуру. Он сидел на лавке, в руках – термос и два стакана. Тот самый термос, что они покупали в Сочи на рынке.

– Хочешь чаю? – спросил он, вставая.

– Это шантаж с воспоминаниями?

Он улыбнулся, устало.

– Нет. Просто чай. Без сахара. Как ты любишь.

Она села рядом. Молчали минуту. Потом он подал ей стакан.

– Я не пишу тебе, потому что дал себе слово – не лезть. Только если ты сама…

– Я не собиралась, – сказала она. – Но не ушла. Сижу тут.

Он кивнул. Потом достал из кармана маленькую коробочку.

– Это… не то, что ты подумала, – сказал он, увидев, как она напряглась. – Это письмо. От Вани.

– Что?

– Он ещё не умеет писать, но надиктовал. Я записал. Потом он попросил: “А можно Ирине тоже? Она красивая.”

Она взяла коробку. Там – сложенный вчетверо лист бумаги и нарисованный фломастером дом. Два окошка, солнце, и три человечка. Один – с длинными волосами.

– Он тебя запомнил, – тихо сказал Саша. – Спросил: “А тётя с фонтанчика будет теперь приходить?”

Ирина сжала бумагу в пальцах, не комкая.

– Ты с ним часто?

– Через день. Я перевожу ей деньги официально, оформил через нотариуса. Буду подавать на отцовство.

– А она не против?

– Уже нет. Мы поговорили. Там всё проще, чем казалось. Я держался за ложь, потому что боялся потерять тебя. А в итоге потерял и тебя, и себя.

– И ты всё ещё хочешь вернуть?

– Я не хочу вернуть старое. Я хочу – новое. Но с тобой. Без тайн. Без дверей, которые я закрываю, как только ты подходишь.

Она долго молчала.

– Я не знаю, Саша. Во мне всё разломано. Это не про любовь – она никуда не делась. Это про доверие.

– Я знаю. И не прошу всё сразу. Только… давай попробуем встретиться не в тени прошлого, а в тени дерева. Хоть раз. Прогуляться. Поговорить. Про фильмы. Про книги. Про ребёнка. Про что угодно, кроме «того разговора». Не потому что он не важен – а потому что мы его уже прожили.

Она усмехнулась:

– Ты всегда хорошо говоришь, когда уже поздно.

– Я просто стал слушать, прежде чем говорить.

– И это прогресс.

Он поднёс к губам свой стакан, сделал глоток. Вечер был прохладный, но безветренный. Липы над головой шумели как-то мягко, почти ободряюще.

– Дай мне время. Не календарное. Эмоциональное. Я не могу простить просто потому, что ты стал честным.

– Я не тороплю. Я просто рядом.

– Это не всегда плюс, – усмехнулась она.

Он поднял руки:

– Я сижу. Я молчу. Я с чаем.

– И с Ваней, – добавила она.

– И с Ваней.

Ирина сделала последний глоток и встала.

– Ладно. Пойдём.

– Куда?

– В магазин. Купим фломастеры. Дом, который он нарисовал, слишком пустой. Там нет дерева. И собаки. Надо добавить.

Он встал рядом. Без пафоса. Просто рядом.

Пока они шли, она подумала: «Наверное, это и есть путь назад. Или вперёд. Без гарантий. Но с возможностью.»

Эпилог: Шесть месяцев спустя

Сентябрь выдался тёплым. Ирина стояла у окна, держа в руках чашку кофе с корицей – её новая осенняя привычка. На подоконнике дремал кот, которого они с Сашей назвали Кома. «Потому что он мягкий и почти не шевелится», – сказал Ваня в день, когда они забрали его из приюта.

Да. Ваня был здесь.

Не каждый день. Иногда на выходных. Иногда просто вечером, на пару часов. Он уже не стеснялся называть Ирину по имени. А один раз спросил: «А ты мне кто?»

Ирина тогда сказала:

– Я просто Ира. Та, кто тебя всегда ждёт.

Он кивнул. Потом спросил: «А можно, я тебя буду обнимать, когда скучаю?»

Саша появился в дверях кухни. Улыбнулся. В его руках – коробка с пазлом. Большим, на тысячу деталей. Он обещал сыну, что соберут всей компанией.

– Спит ещё? – кивнул он в сторону спальни.

– Да. Сегодня долго прыгал на батуте. Заснул моментально.

Они говорили негромко, почти шёпотом. Не потому что боялись разбудить. Потому что между ними появилась та тишина, в которой можно было быть собой.

Саша поставил коробку на стол.

– Завтра хочешь на озеро?

– Только если ты не забудешь термос.

– Никогда больше, – усмехнулся он.

Ирина села напротив. В её взгляде не было ни злости, ни боли. Была осторожность. Но уже не страх.

– Думаешь, мы справляемся?

– Думаю, мы учимся. И слава богу – не по книжкам, а по шагам. Маленьким.

Он вздохнул.

– Я иногда всё ещё чувствую, как будто ты готова уйти.

– А я всё ещё помню, как ушла. Это часть меня теперь. Но я здесь. Потому что выбрала – остаться.

Он кивнул. Не благодарил. Просто запомнил.

Через минуту Ваня выскочил из комнаты, взъерошенный, босой.

– У вас уже чай? Я чувствую запах!

Ирина рассмеялась:

– Быстро ты оживаешь. Пойдём. Сегодня ты главный по выбору печенья.

Ваня радостно махнул рукой и побежал на кухню.

Саша остался в комнате ещё на пару секунд. Смотрел, как Ирина уводит мальчика за руку, легко и спокойно.

Он знал: это не конец пути. Это начало.

И знал главное – теперь он здесь. Не только физически, но и эмоционально. И она – рядом. Не потому, что простила. А потому, что снова поверила.

А вера – это уже почти любовь. Только с днём тишины в начале.

Мамина правда

Ирина стояла у окна своего офиса на 17-м этаже и смотрела вниз, туда, где внизу среди пыльного апрельского асфальта толкались люди – кто по делам, кто просто так. В руке был стакан с кофе, во рту – привкус раздражения. Телефон лежал на столе и предательски мигал: «Мама. Пропущенные вызовы – 3».

Она сделала глоток, скривилась и всё же нажала «перезвонить».

– У меня тут… В общем, мне операцию назначили. На почке. Камни. Большие.– Алло, мам… – Ир, ты можешь поговорить? – Мамин голос был странно хриплым, будто она плакала или простыла. – Только не пугайся, ладно? – Что случилось? – Ирка напряглась.

Повисла пауза. Где-то в соседнем кабинете зазвенел смех.

– Через неделю, если анализы подойдут. Я бы… Я бы хотела, чтобы ты приехала. Хоть на пару дней.– Когда? – тихо спросила Ира.

Она ждала, что мать скажет ещё что-то – добавит «если можешь» или «не переживай, справлюсь сама», но та молчала. Это молчание было хуже любой просьбы.

Ирина выдохнула.

– Ладно. Я попробую что-то придумать.

Вечером она рассказала всё мужу за ужином, который опять заказывали через доставку – времени на готовку ни у кого не было.

– Ну-ну. Поедешь – опять вернёшься вымотанная. Только выправилась из последнего кризиса.– Ты же знаешь моё отношение, – сказал Кирилл, втыкая вилку в пасту. – Она тебя постоянно эмоционально шантажирует. – Это не шантаж, у неё операция.