Манифест Верности

Селестина Даро

Манифест Верности

Глава 1

Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми, живыми или мертвыми, случайны. А все отсылки и секретные послания вам только кажутся…

Omnia vincit amor et nos cedamus amori

Вергилий, "Эклоги"

Глава 1

Их души пели на единой частоте,

И мир вторил им в Великом Созвучии.

Ибо одна нота, спетая верно,

Рождает гармонию Вселенной,

А одна ложная – обрушивает хор миров.

Фрагмент из поэмы Слепой Пророчицы Эолии,

сохранившийся в устной традиции.

То, что я собиралась сегодня сделать – было настоящим безумием. Безо всякого преувеличения. Казалось бы, ну кто в здравом уме будет прыгать со стеклянного моста без всякой страховки? Представить такое в своей "прошлой" жизни я бы даже не смогла.

Но именно это совсем скоро мне и предстояло.

А пока… Я продолжила упаковывать одежду, которую возьму с собой. Взять разрешалось только белую и красную. И одно парадное платье – любого цвета.

Как же круто все изменилось за последние семь месяцев. Здесь, на Этериане, я обрела семью, которой у меня не было на Земле. Да, пусть и в довольно странном виде – "угасшей" матери, сестры-близняшки, и брата, которого я за все это время так ни разу и не увидела.

Вайолет узнала, что Фиделис – не я – та, настоящая Фиделис, которая родилась в этом роскошном теле, провела обряд Золотого Пересечения, и больше никогда не вернется, и все равно приняла меня, бывшую Екатерину Романову, а теперь – новую Фиделис, так, как наверное, не смогла бы я, если поставить меня на ее место – всем сердцем.

И вот теперь мы обе собирались исполнить волю Люмина и Сицилии Лэйн – поступить в Вердианскую Академию Созвучия.

Найти вторую половинку и вступить с ней в Союз – еще совсем недавно звучало для меня как мечта. Увы, Земля погрязла в изменах. А я хотела, чтобы как в сказке – принц на белом коне и "навсегда". Я заслуживала большего, и никогда не соглашалась на меньшее. Возможно, поэтому, на Земле у меня не было ничего. Ни семьи, ни человека, который бы меня по-настоящему полюбил. Но… Мне все также девятнадцать, хоть теперь я не просто в другом теле, но и в другом мире.

– Тебе не о чем волноваться, Фил, – сказала Вайолет, заходя ко мне в комнату. – Леонид тебя поймает. Ты будешь жить, как в меду.

Я помнила Леонида из воспоминаний настоящей Фиделис: он был статным шатеном, с теплыми ореховыми глазами, и, кажется, дружил со мной всю жизнь – с самого детства.

Да, Этериан медленно умирал, но я все равно никогда не смогу понять настоящую Фиделис – как она могла взять и вот так вот просто отказаться от всего этого?

– А кто поймает тебя, Ви? Как ты можешь идти на это, осознавая, что у тебя нет такой подстраховки, как у меня? – в очередной раз возмутилась я, зная, что она все равно не откажется от поступления.

Вайолет пронзила меня взглядом, словно молнией.

– Вот скажи мне, как и почему девушка с Земли, которая провела здесь всего семь месяцев, волнуется за меня больше, чем волновалась моя настоящая сестра за всю мою жизнь?

Правда была в том, что я успела достаточно изучить Вайолет за семь месяцев, чтобы понимать, что этой бравадой она пытается храбриться. Она боялась не меньше моего. А, может быть, даже больше.

– Ох, Ви, – покачала головой я.

Насколько я поняла из своих воспоминаний, настоящая Фиделис считала Вайолет тенью. Она думала, что в глазах их матери ее близняшка "лишь запасной вариант", "отполированная версия" меня. Если Фиделис была бунтаркой, желающей свободы, и не собирающейся сонастраиваться с Леонидом, то Вайолет – идеальной светской дебютанткой. Она с детства усвоила правила игры: быть привлекательной, говорить правильные вещи и делать "верный" выбор.

– Не забудь зайти к маме, ладно?

Я кивнула. Конечно, она не узнает меня. И меня пугали ее пустые стеклянные глаза.. Сицилия находится на постоянном попечении сестер-целительниц, но это не означает, что я должна вести себя так, как вела себя настоящая Фиделис. Я не перестала чувствовать, что мир дал мне второй шанс, и я не хочу предавать его доверие.

Кстати, современный Этериан недалеко ушел от Земли: алери тоже поддались вирусу измен. Но для этого мира это стало катастрофой. Дело в том, что, насколько я поняла, тут все зависело от энергии истинных пар. Это общество одержимо истинными парами. До тошноты, до головокружения. Но эта одержимость – не причуда. Когда-то, в эпоху, которую теперь называют Золотым Созвучием, города-дворцы, такие как наш Люминдор, процветали. Вердилии, такие маленькие светящиеся шарики света, с узорами по типу мандал, которые иногда преврашаются в настоящих полнотелых призраков, и которые рождаются от связи истинных пар – биомагические симбионты, воплощение жизни самого Этериана, обитали раньше тут в таких количествах, что я и представить себе такого не могла. Они – источник Эфира Согласия, они преобразуют энергию любви и верности в стабильность мира: от их состояния зависел урожай. Чем больше было счастливых пар, тем пышнее Сады Созвучия, и тем плодороднее земля.

Не только урожай зависел от Вердилий: вся магия работала на энергии пар.

Я не стала откладывать на потом, и пошла в комнату к Сицилии сразу же. Как жаль, что я не успела ни на йоту ее узнать. А теперь, когда она такая… Смогу ли когда-нибудь?

Вайолет рассказывала, что их отец был, по большей части, теоретиком, а мать – практиком. Талантливым садовником Созвучия. Она чувствовала Вердилий на интуитивном, эмоциональном уровне. Их Союз с Люмином был идеальным балансом – науки и сердца, логики и чувств. Они были одной из самых крепких и известных пар на своем потоке.

Каждый раз, когда я заходила в эту комнату, моя голова и уши взрывались от боли. Здесь было слишком шумно. Словно какой-то диссонанс молоточками стучал по мыслям и барабанным перепонкам.

Фиделис была очень красивой: полные губы, длинные пшеничные вьющиеся локоны, аккуратный нос, стройная. В серых глазах – пойманная в узор звезда. Но при этом гиперчувствительной. Любой шум для ее ушей мгновенно умножался в десять раз. Теплая вода казалась горячей, а одежда из шерсти – физическим орудием пыток. Все это досталось "в наследство" мне.

– Мам, ты ведь знаешь, что сегодня мы с Вайолет отправляемся в Академию, как ты хотела? Сегодня День Отбора, – конечно же, она не знала. Она была словно не здесь. Только ее сердце упрямо продолжало перекачивать кровь, пока она сутки напролет смотрела в одну точку.

Мой желудок чувствительно сжался.

– Леонид меня поймает, – продолжила говорить я. Не для нее, скорее, пытаясь успокоиться. – Я не знаю, кто именно поймает Вайолет, но уверена, что она-то уж достанется самому правильному алери. Мы не умрем, слышишь, мам? – последние слова я добавила шепотом.

Желающих поступить в Академию с каждым годом становилось все меньше. Неудивительно, что город умирал, когда его вынуждена была держать на своей энергии ничтожная, по современным меркам, группка истинных пар.

К тому же, на Отбор никогда не приходило равное количество девушек и парней. Если парней было больше, это был хороший год. Это означало, что никто из девушек не умрет. По крайней мере, в этом Испытании. Мужчин, которые не прошли Отбор, ждало клеймо позора и ужасная жизнь, но хотя бы жизнь.

Я закрыла глаза. Проклятье! Как вообще мужчинам алери удавалось хоть кого-то поймать в том непроглядном тумане, что постоянно клубился в чертовой расщелине под стеклянным "Мостом Доверия"? Ох, Аморем! И почему нет лучшего способа исполнить волю предков, чем прыгнуть в бездну в надежде, что тебя поймает незнакомый парень, с которым у вас "высокая совместимость". Романтика!

– Мы сделаем это, несмотря на то, что это – безумие, Фил. Как минимум потому, что я не хочу, чтобы мои дети жили без магии, в местах абсолютной разрухи среди Беззвучных и были несчастными! По-крайней мере, пока магия все еще существует! Так что бери ноги в руки и пошли!

– О, Аморем, Вайолет! Я все еще не понимаю, как ты можешь выглядеть такой спокойной! Я не могу, потому что не могу быть стопроцентно уверена в том, что в самый ответственный момент меня точно поймает даже тот парень, с которым я в детстве делилась конфетами, понимаешь?

– В этом-то и суть испытания, Фиделис! Тебе придется поверить, что Леонид не подведет, чтобы сонастроиться с ним!

Я вернулась к себе в комнату. Она до сих пор была слишком прекрасной, чтобы чувствовать себя как дома. И достаточно большой, чтобы в ней могло поместиться все одиночество ее обитательницы. Комната была выдержана в холодных, аристократических тонах – оттенках серебра, лунного камня и бледно-лилового шелка. Стены украшали не картины, а "звуковые гобелены" – застывшие в кристаллических нитях сложные узоры, которые едва слышно пели, если пройти мимо. Для меня с моим гиперчувствительным слухом это было одновременно и мучение, и порой один из способов не сойти с ума от тишины.

Гардероб Фиделис состоял исключительно из гладкой, мягкой, не царапающейся и не колющейся одежды. В нем не было ни одного красивого платья с объемными колючими швами. На одежде не было ни единой бирки – прошлая Фиделис мгновенно избавлялась от них. Я же пока так хорошо подбирать наряды не наловчилась, поэтому оставила все как есть.

Кровать с балдахином из струящейся ткани, меняющей цвет в зависимости от времени суток приводила меня в восторг и при этом все еще казалась чужой.

Я взяла с тумбочки свой мобильный (я нашла его в кармане Фиделис сразу после перемещения. В том, что это именно мой телефон с Земли – сомнений не возникало: на Этериане техника выглядела совершенно иначе), и засунула в рюкзак.

На пороге комнаты опять появилась Вайолет.

– Тебе долго еще складываться? Нам пора уже, Фил.

Она окинула крайне скептическим взглядом мой набитый рюкзак.

– Тебе и половины из того, что ты туда напихала, не понадобится в Академии.

Вайолет подошла ко мне ближе, а потом крепко обняла, и погладила по волосам.

– Да брось, – прошептала она, когда увидела, как в уголке моих глаз заблестели слезы. – Фиделис никогда не плакала. Через пару часов будем пить Физз и смеяться! А еще ты будешь завидовать тому, какой умопомрачительный красавчик меня поймал.

Я вытерла слезы рукавом лонгслива и показала сестре язык.

– Вот еще! И кстати, если ты продолжишь говорить обо мне в третьем лице и прошедшем времени, это вызовет подозрения. А ты сама меня просила не распространяться об обряде Пересечения.

– Ты права, Фил, – вздохнула Вайолет. – Ты ведь вспомнила, как называются планеты в нашем мире? Ну-ка, расскажи.

– Нет, Ви-и-и… Ты и правда думаешь, что сейчас подходящий момент, чтобы повторять подобные вещи?

– Папа всегда говорил, что критические моменты – самое лучшее время проверить, как ты усвоила знания.

– Черт, – выругалась я, а потом начала перечислять. – Люминель, это ваше "Солнце", Сонара, Флорея, Этериан, Формида, Диссона, Мнемора и Умбраель. Аморем – спутник Этериана.

Порог особняка мы переступили одновременно, ведь нас все еще связывала невидимая нить близнецовой связи.

– А ведь он красивый, – неожиданно сказала Вайолет, останавливаясь на парадной лестнице.

Я последовала за ее взглядом. Весь Люминдор, от хрустальных башен до самого горизонта, купался в золотом свете Люминеля. Воздух искрился, и даже в нем витало чувство… предвкушения. На мгновение я забыла о страхе и просто смотрела на этот удивительный, невозможный мир, который стал моим домом.

– Да, – согласилась я. – Невероятно красивый.

А в следующее мгновение свет Люминдора преобразился. Воздух замерцал. Проявил свою скрытую структуру. Прямо перед нами, над мостовой, заколебались призрачные фрактальные узоры, словно невидимый великан выткал в небесах кружево из чистого света. Солнечные Нити. Для моего гиперчувствительного восприятия это было одновременно пыткой и бладенством. Я видела музыку мира. Я слышала танец света.

– Эфирное Мерцание, – прошептала Вайолет, завороженно смотря на спирали, которые переливались и таяли, едва родившись.

Я читала о нем в архивах отца – редчайшее явление, когда Хронос-волны Люминеля начинали резонировать с Эфиром Созвучия.

Город утонул в сияющих фракталах. Вязь Аморем опутала шпили, а звуки мира стали стали такими чистыми, что я услышала, как бьется сердце Вайолет.

Я услышала, как где-то далеко, возможно, на другом конце города тихо смеялась женщина, как ребенок шептал матери: "Я боюсь". Их голоса были кристально чисты, объемны, будто бы звучали у меня в голове.

В этот миг глубокого, нереального покоя и абсолютной ясности я поняла две вещи. Первая: это знак. Вторая: ничего хорошего он не сулит. Потому что "Эфирное Мерцание", как гласят старинные хроники, всегда являлось накануне великих свершений или великих падений. И вот я стою на пороге и того, и другого.