
Полная версия
Проклятие пикси
Для придания себе большей значительности некромантка смахнула с зеркала узор, смяла словно фантик от конфеты и жестом фокусника скормила его клацнувшему зубами черепу. Тама довольно облизнулась, опустилась Рике на плечо и совсем кошачьим жестом потёрлась о её щёку.
– Скажите, госпожа Такеру, раньше, до смерти сэра мужа у вашей госпожи случались видения? – Рика вытащила из кармана чёрный бархатный блокнот с карандашом на серебряной цепочке.
– Да какая из меня госпожа! Мистрис Таками, зовите меня просто по имени. А вот на ваш вопрос ответить не могу, потому что не знаю. Ведь именно смерть сэра Чарльза побудила госпожу прибегнуть к моим услугам, – она незаметно скосила глаза на чародейку. Обычно подобные записные книжечки продавались в лавках со всякой псевдомагической ерундой, на какую так падки девицы отроческих годов, – поэтому о смерти супруга госпожи и всех сопутствующих этому трагических обстоятельствах мне известно лишь со слов самой госпожи.
– Хорошо, – Эрика аккуратно записала в блокнот ответ Мии Такеру, – а сейчас было какое-то событие, своего рода отправной момент, после которого у графини начались видения и голоса?
Мия чуть наклонила голову набок, задумалась, потом развела руками:
– Нет, ничего необычного или из ряда вон выходящего в нашей жизни в последнее время не происходило. Разве что… – она решительно мотнула головой, – нет, это не имеет никакого отношения к истории с Неблагим двором.
Рика резко подалась вперёд, отчего череп, мирно дремавший у неё на плече, затеплил огоньки глаз и взмыл вверх.
– Расскажите, о чём идёт речь?
– Видите ли, – компаньонка опустила глаза, будто собиралась поведать о чём-то постыдном, – хотя Гектор… сэр Гектор, – быстро поправилась она, – громогласно заявляет, будто никакого документа с записью истории с Проклятьем не существует, он лжёт. На самом деле пергамент существует, хуже того, сэр Гектор собирался продать его торговцу редкостями в тайне от мачехи.
– Он хотел продать семейную реликвию? – не поверила своим ушам Эрика, – что могло толкнуть молодого графа Сакэда на подобный шаг?
– Деньги, – просто ответила Мия, – карточные долги, – глубокий вздох должен был показать собеседнице всю глубину морального падения пасынка госпожи, – сэр Гектор много играет и много проигрывает. Хотя он унаследовал титул и дом, всё состояние принадлежит госпоже. Она считает, что сэру Гектору надлежит поступить на государственную службу, поэтому после смерти отца его содержание весьма скромное. Госпожа не склонна поощрять его пороки.
– Выходит, – подытожила Рика, – пасынок графини, не довольный сокращением содержания, решил поправить своё финансовое положение азартными играми, но удача отвернулась от него, и он нашёл способ выплатить карточный дог, продав пергамент с фамильным преданием?
– Да.
– Откуда стало известно о попытке продажи?
– Антиквар хорошо знал покойного мужа графини и много раз видел пергамент. Поэтому, когда сэр Гектор заявился к нему, оставил у себя документ якобы для проверки его подлинности, а сам принёс его госпоже.
Рика сделала пометку «скандал с пергаментом".
– Разразился громкий скандал, – продолжала компаньонка, – я не присутствовала, но госпожа и сэр Гектор так громко кричали друг на друга, что слышно было даже в моей спальне, хотя она всё-таки довольно далеко от библиотеки.
– И что было после?
– Госпожа спрятала злосчастный документ в сейф, а молодой господин не появлялся дома несколько дней, – ответила Мия.
– Госпожа Сакэда волновалась по этому поводу? – чародейка машинально погладила крылатый череп любимицы, о трёхцветности которой теперь напоминали лишь крылья бражника.
– Волновалась ли госпожа? – переспросила компаньонка с ироничной улыбкой, – вовсе нет. Сэр Гектор иногда уходит…, – тут Мия замялась, подбирая подходящее слово.
– В загул? – подсказала чародейка.
– Да, его периодические исчезновения можно и так назвать. Он любит выпить, посещает казино и кварталы цветных фонарей.
– И давно это случилось?
– В начале октября.
– Леди Элеонор сильно огорчилась из-за этой истории? – спросила Рика.
– Не особенно, – последовал ответ, – молодой господин ещё при жизни отца был склонен к беспутному образу жизни.
Чародейка задумалась: вряд ли очередной скандал с пасынком мог подтолкнуть ещё не старую женщину (на вид леди Элеонор было меньше шестидесяти) на путь безумия. Что же тогда произошло, почему легенда о проклятии рода Сакэда снова ожила в её воображении?
– Расскажите мне о следах на муке, – попросила чародейка.
Компаньонка смущённо потупилась.
– Ребячество, как есть, ребячество, – проговорила она, с некоторым осуждением, – это я, каюсь, явилась инициатором рассыпания муки у порога. Видите ли, мистрис Таками, я надеялась, убедится, что никакие пикси по её спальне ночью не ходят, успокоится, поймёт, что находится в плену своего воображения. Словом, перед сном я рассыпала полосу муки фута в два шириной у двери госпожи. А утром она меня разбудила и позвала смотреть на следы, оставленные маленьким народцем. Естественно, на муке не было никаких следов, кроме тех, что отставили ночные туфли госпожи, – предвосхищая вопрос чародейки поспешила пояснить Мия, – я поспешила убрать муку. Не хотела, чтобы горничная услышала лепет госпожи о пикси, – девушка вздохнула, – и так в доме много сплетен.
– Вы точно уверены, что на полосе муки не было никаких следов, кроме следов самой леди Элеонор? – уточнила Рика.
– Абсолютно. В доме нет кошек, а от грызунов установлены заклятия. Я как раз собиралась пригласить анимиста, чтобы их подновить. Могу я вам быть ещё чем-нибудь полезной?
Мия встала и поправила платье.
– Благодарю за сотрудничество, – чародейка спрятала свой блокнотик, – проводите меня к господину Сакэда.
– Я сказала бы: "С удовольствием", – если бы полагала за удовольствие встречу с этим грубияном, – улыбнулась Мия.
– Не похоже, чтобы вы его особо жаловали! – Рика тоже встала.
– Было бы за что жаловать! Госпожу изводит кутежами и карточными долгами, к горничной пристаёт, меня вообще за прислугу держит.
Дом рода Сакэда хоть и старый, давно не видевший ремонта, содержался в чистоте и порядке: чародейка нигде не заметила пыли, дверные ручки были начищены до блеска, а комнатные растения пышно зеленели.
Госпожа Такеру решительно постучала в дверь, но ответа не последовало. Тогда она приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Рика, естественно, тоже бросила взгляд и увидела типичную холостяцкую берлогу с заваленным бумагами секретером, дурно застеленной кроватью и полупустыми винными бокалами на тумбочке.
– Молодого господина нет, – констатировала очевидное Мия и аккуратно прикрыла дверь, – мнится мне, он поспешил удалиться, дабы избежать разговора с вами, госпожа чародейка.
– Тогда мне остаётся только побеседовать со слугами, – Эрика с довольным видом снова вытащила блокнот, – с ваших слов я поняла, что кроме вас в доме есть горничная, очевидно, кухарка (вспомнилась вазочка с домашним вареньем и аппетитная сдоба) и …?
– Садовник с обязанностями дворника и конюха, – подтвердила компаньонка, – сэр Гектор имел личного лакея, но его рассчитали, когда госпожа урезала содержание пасынку.
– Горничная давно служит?
– Она сразу после меня пришла. У прежней горничной дочь близнецов родила, вот она в деревню-то и поехала нянчить. А вот и Хана.
Чародейка увидела конопатую девицу в форменном платье, белоснежном фартуке и кривовато сидящей кружевной наколкой на волосах. Девица без особого усердия протирала резную раму старинной картины на стене.
– Хана, милочка, подойди сюда, – позвала компаньонка, и тон её недвусмысленно давал понять, что себя она к категории слуг никак не причисляет, – с тобой желает поговорить мистрис Таками – чародейка из Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя.
Девушка застыла с тряпкой в руках, потом спрятала её за спину и бочком приблизилась к Рике.
– Госпожа чародейка, – проговорила она ноющим голосом, – я ничего такого не делала, мало ли что злые языки судачат! А вазу я разбила по чистой случайности. Госпожа графиня меня уже отругала и половину стоимости вазы из моего жалования удержала.
– Глупая! – Мия выхватила у неё пыльную тряпку и бросила на подоконник, Службе дневной безопасности никакого дела нет до твоей вазы. Тебя совсем о другом спрашивать будут.
– Это о чём таком другом? – заныла горничная, обеспокоенно переводя взгляд с компаньонки на некромантку.
– Вот спросят, тогда и узнаешь, – веско проговорила Мия, – отвечай честно, не финти и не выдумывай, чего не знаешь.
– Когда это я выдумывала? – визгливо воскликнула Хана, – и нечего тут из себя госпожу строить! Иди, куда шла, я и без тебя прекрасно во всём разберусь!
– Оставляю вас, – поклонилась Мия, демонстративно игнорируя грубость прислуги.
– Где бы нам присесть? – спросила Рика, – чтобы мы могли без помех поговорить.
– Моя комната подойдёт? – поинтересовалась горничная.
Очень скоро они оказались в крошечной комнатке с окном в сад. Вся стена над кроватью была сплошь завешана множеством вырезок из модных журналов, изображающих женщин в красивых платьях, шляпках с цветами и даже в нижнем белье. Кто-то не поленился раскрасить особо полюбившиеся картинки цветными карандашами. Рика не сомневалась, что этим кем-то окажется сама хозяйка комнаты.
– Итак, – чародейка надела очки. Она плоховато видела, но очков стеснялась, считала, что они придают ей беспомощный вид, – сообщите, пожалуйста, ваше полное имя и должность в доме.
– Меня зовут Хана Гото, – представилась девушка, – я – личная горничная леди Элеонор и вообще горничная по дому.
Рика записала это на чистой страничке и оглядела сидящую рядом с ней девушку с головы до ног. Хана была нескладной, явно деревенской, крепкой – платье горничной собиралось на талии складками, а форменные туфли откровенно жали. Видимо, она стеснялась большого размера ноги и выбрала обувь по принципу: налезло – и хорошо. Песочного цвета волосы носили следы магической завивки. В довершение всего Хана румянила щёки и пользовалась губной помадой "цвета юной фуксии", очень популярной в этом сезоне.
– Что вы можете сказать о своей хозяйке?
– Чего сказать? – горничная повторила вопрос явно для того, чтобы обдумать ответ, – леди Элеонор – хорошая хозяйка, даже очень хорошая, – с избыточной горячностью проговорила она, – внимательная, добрая, понимающая, строгая, конечно, – ведь она в прошлом – придворная дама! С вазой я сама промашку допустила, да и откудова мне знать, что вазища эта таких денег стоит.
– Про разбитую вазу я достаточно слышала, – оборвала излияния чародейка. Эрику весьма раздражали многословные люди. Они вместо того, чтобы сразу переходить к сути дела, начинали отвлекаться на разные незначительные подробности, вываливали на собеседника кучи лишней информации или хуже того, начинали повествование о событиях вечера с самого утра, не упуская из виду даже малейших деталей.
– Конечно, Мийка всегда умеет повернуть всё так, словно все вокруг неё дураки, – проигнорировав замечание чародейки продолжала горничная, и в её голосе отчётливо проскальзывали злобные нотки, – ваза просто выскользнула у меня из рук. Знали б вы, какой этот фарфор скользкий, словно жиром намазанный! А эта шум подняла: мол, я – деревенщина неуклюжая, которую в приличный дом пускать-то опасно из-за того, что перебью всё. Посмотрим ещё, кто из нас большей деревенщиной окажется! О ком люди говорить станут!
– Отношения с компаньонкой госпожи графини у вас, как я вижу, не сложились, – заметила чародейка.
– С такой фифой отношения построишь, как же! Важничает, нос задирает, считает себя особенной, а на деле – такая же прислуга, как и я. Только за столом хозяйским ест да платья, какие хочет носит. А вкуса у ней ни на грош! За модой вообще не следит, а только нашёптывает леди Элеонор, наговаривает про всех разные гадости.
– Да вас всех по пальцам одной руки пересчитаешь! – засмеялась чародейка.
– Вот и достаётся всем, а мне в особенности. И в истории с деньгами эта змеюка сразу на меня указала. Говорила ещё, что до меня в доме никогда ничего не пропадало. Хоть работает здесь чутка побольше меня. А я не брала, потому как знаю, что новым слугам завсегда на честность учиняют: раскидывают мелочь по разным видным местам, а опосля смотрят, возьмёшь ты или не возьмёшь. А тут не мелочь – несколько сотен пропало.
– Расскажи толком, что произошло и когда, – чародейка написала "Пропавшие деньги".
– По осени уже, а какого именно числа, сказать не могу, не помню, – с готовностью принялась рассказывать Хана, – хозяйка Сэре деньги на неделю приготовила. Она завсегда купюры по полсотни в специальный конверт складывает, а сверху своей собственной рукой сумму подписывает, ну, чтоб знали, сколько денег внутри лежит. Конвертик этот она либо Сэре в руки передаёт, либо на кухне оставляет.
– Сэра, как я догадываюсь, это – ваша кухарка?
– Само собой, кто ж ещё? – искренне удивилась неосведомлённости Эрики горничная. – Вот из такого конвертика три сотенки-то и испарились. Взялась Сэрка пересчитывать, а там не хватает, такой крик устроила! Она тоже вопить умеет, ещё почище компаньонки, баба – не промах, просто так в обиду себя не даст. А тут целых три сотни исчезли. Мийка, конечно, тут как тут: не иначе, новая горничная украла! А я ни денег этих злосчастных, ни конвертика голубенького, где они лежали, в глаза не видала.
"Занятно, – подумала Эрика, – откуда тебе известно, в какой именно конверт положила деньги графиня в тот раз?" и подписала рядом с показаниями Ханы слово "лжёт".
– И чем история закончилась? спросила она.
– Ничем, – пожала плечами Хана, – госпожа графиня сильно рассердилась, вызвала нас всех, в смысле меня, Сэру и Джоша – это кухаркин супружник, садовником служит. Они в маленьком домике живут. Такеру тоже притащилась. Встала в отдалении поближе к хозяйке, показать хотела, что она вроде как вне подозрений. При этом поддакивала леди Элеонор и замечаньица всяческие вставляла, особенно супротив меня. Я чуть не расплакалась от обвинений её несусветных. Джош вообще в дом почти никогда не заходит, в тот день он листья в ближнем саду сгребал. Его слова молодой господин подтвердил, он садовника видел, когда из дома через чёрный ход выходил. Я на втором этаже ручки дверей чистила. Сэра к зеленщику ходила. Уж, если начистоту говорить, то сама Мийка запросто могла три сотни прикарманить. Она на законный вопрос Сэры, где была, отмахнулась и что-то про библиотеку наплела. Уж кто-кто, а эта змеюка могла денежки стырить, а на другого человека свалить.
Хана приняла вид оскорблённой невинности.
– Так тебя обвинили в краже или нет? – не поняла Рика. От пронзительного писклявого голоса горничной грозила начаться мигрень.
– Всё к тому шло, – шмыгнула носом Хана, – хозяйка грозилась меня в тот же день вон прогнать, но хорошо я вспомнила, что Гектор и мимо меня тоже проходил, ещё и ущипнул, охальник! За ним леди Элеонор ещё раньше послала, когда Джоша расспрашивала.
– И что? – чародейка уже отчаялась добраться до конца истории.
– Хозяйка его спрашивает, где в такой-то час он видел девицу Гото? Молодой господин подтвердил мои слова о верхнем этаже и медных ручках. Так и сказал, – не без гордости заявила горничная, – что видал меня, когда собирался через кухню чёрным ходом выйти.Вот. Хотя он и щиплется, а на невинную девушку не стал зазря напраслину возводить.
– Рада за тебя, – Эрика уже начинала кипеть на словоотливую горничную, – что было дальше?
– Дальше? – привычка переспрашивать начинала порядком раздражать. И чародейка подумала, что неприязнь компаньонки к конопатой Хане отнюдь не беспочвенна, – хозяйка сразу отослала всех нас прочь, а про деньги больше не вспоминала. Я думаю, – с многозначительным видом проговорила горничная, – хозяйка в тот раз сама обсчиталась и положила в конверт меньше денег. Она ведь немолода уже, а, может, отвлёк кто…
– Думает она, – про себя возмутилась Рика, – полагает! Да тут козе понятно, деньги взял Гектор, когда через кухню проходил, а его мачеха сообразила, в чей карман перекочевали три сотни, и решила замять разбирательство. Хотя, – круглая физиономия Ханы выглядела хитроватой, – ты вполне могла незаметно спуститься на кухню, взять деньги и вернуться к полированию дверных ручек. А потом удобно подвернулся пасынок графини, который в любом случае стал бы всё отрицать. Впрочем, коронеру Кленовой короны нет никакого дела до пропавших господских денег, кто бы там их не взял.
– Что ты можешь сказать по поводу пикси? – строго спросила чародейка.
– Пикси? – ожидаемо переспросила Хана.
– Да, пикси. – Уже со злостью повторила чародейка, – есть в доме маленький народец или нет?
– Есть, конечно, есть, – без малейших колебаний заявила Хана, – это здесь, в столице, некоторые, считающие себя особо умными, полагают пикси ерундой. У нас, вернее у них, в деревне всё по-другому: из-за кого молоко ни с того ни с сего скисает, засухи, неурожаи? А заморозки в середине мая кто устраивает? Маленький вредный народец! Я уж не говорю про икоту, чесотку и чирьяки, – горничная самозабвенно загибала пальцы, перечисляя злодеяния пикси.
Но Рика остановила её.
– Меня интересует, здесь, в доме графини Сакэда ты лично видела пикси или их следы?
– Сама-то я не видала, но вот хозяйка и видела, и слышала! Они призывали её, говорили, что забрали её разнесчастного мужа, а теперь вот и за ней пришли. Боги милостивые, спасите и защитите меня! – девушка сделала отвращающий жест…
– Понятно, – чародейка встала, – пойдёмте к кухарке.
Кухня находилась на первом этаже и оказалась весьма просторной и хорошо оборудованной: современная плита, водопроводный кран, магический светильник под потолком и обитый металлом холодильный шкаф.
Связки лука, чеснока и жгучего перца указывали на всю серьёзность подготовки к зиме. Под потолком вялилась хурма. Вдоль стены в армейском порядке сверкали чистотой сковородки и кастрюли. Каждая вещь находилась на своём месте, и место это казалось единственно правильным из всех возможных. Пахло тушёной свининой, чесноком и имбирём.
Посреди всего этого кухонного изобилия царствовала крепкая женщина, перешагнувшая рубеж среднего возраста: темноволосая, румяная в бежевом переднике с засученными по локоть рукавами.
Она месила тесто.
– Госпожа Монси, – обратилась к ней компаньонка графини. Мия Такеру поджидала коронера у комнаты горничной и вызвалась проводить на кухню и представить по всем правилам, – в доме работает чародейка, коронер Службы дневной безопасности и ночного покоя, мистрис Таками. Госпожа графиня велит вам полностью честно и прямо ответить на все вопросы королевского коронера.
Кухарка сдула со лба выбившуюся прядку волос, бросила недружелюбный взгляд в сторону Мии и кивнула. После того, как компаньонка неспешно удалилась, она ополоснула руки, вытерла их полотенцем, обернулась к Эрике и с сомнением в голосе поинтересовалась:
– Ты что ль королевский коронер?
– Я, – подтвердила чародейка, не понимая, почему её об этом спрашивают.
– И давно служишь?
– Неделю.
Кухарка вздохнула и проговорила:
– Что ж это ты, дочка, так вырядилась? Форменной одёжки для тебя по размеру что ли не нашлось?
Тон кухарки, заботливо-ворчливый, сразу напомнил Рике старшую сестру отца. Она умерла в прошлом году от зимней лихорадки. Напомнил настолько, что совершенно расхотелось задирать нос и грубить.
– Дело не в форме, – ответила девушка, – я – некромант. Наш род много столетий служит богу смерти Эрару, я посвящена ему с пяти лет.
– Тогда понятно, – кивнула кухарка, – мы не выбираем, кем родиться. Я – Сэра Монси, моя мать служила роду Сакэда, да и бабушка тоже. А ты можешь звать меня просто тётушкой Сэрой. И чего это Службе дневной безопасности понадобилось в нашем доме? Вас ведь зовут, когда убили кого или обокрали.
– Не всегда, – к чародейке начал возвращаться её привычный тон, – наша работа – не только расследовать, но и предотвращать преступления обычного и магического свойства.
– Выходит, всё из-за пикси. Понятно
– Вы сами-то что думаете? Верите, будто в доме балуют маленькие человечки со стрекозиными крылышками?
Кошачий череп, мирно сидевший в кармане, проснулся и вылетел на свободу.
– Чего только не навидаешься на белом свете, – Сэра проводила фамильяра глазами, – но к ситуации в доме у меня отношение двойственное.
– Как это?
– А так: даже не знаю, что и думать, – женщина поставила перед Рикой, присевшей у стола, чашку чая, – с одной стороны, я знаю леди Элеонор с самого её замужества, лет двадцать пять будет. Все эти годы она проявляла себя как женщина разумная и уравновешенная, чего нельзя сказать о покойном графе. Сэр Чарльз с юности чудить был склонен. Матушка моя, покойница, рассказывала, что молодой барин (он тогда ещё в отроческих годах ходил) заявлял, будто возьмёт в жёны только девицу эльфийских кровей. Мол, предок наш отыскал связь с Неблагим двором, вот и я найду! Поискал – поискал, да и бросил. Стал как все нормальные люди влюбляться, а потом женился. Первая супруга родами умерла. Это матушка сэра Гектора. Потом граф на леди Элеонор женился. Она тогда такой красавицей была, никакие эльфы не нужны. Но тоской по неведомой и всяческой небывальщине граф до самой кончины маялся.
– Получается, ваша хозяйка никогда потусторонним не интересовалась? – Рика заметила, как Тама подлетела к подносу с фарфоровыми чашками и закружилась над ним.
– Я не знаю, чем госпожа графиня интересуется, – Сэра Монси подлила себе чаю, – а насчёт волшебного народца скажу так: что там было в стародавние времена, не знаю. Могу лишь заметить, предания и сказания – они на то предания и есть, потому как люди не могут точно сказать, что в них правда, а что вымысел. Пока господа учёные маги не найдут доказательств существования маленького народца, я даже шагу не сделаю, чтобы пойти посмотреть на следы в муке.
– Выходит, про следы на муке вы тоже слышали?
– Об этих злосчастных следах у нас услышал бы даже глухой, – кухарка отхлебнула чай и хрустнула сухариком, – а во всём виновата Мия Такеру. В её дурную голову залетела мысль по полу муку рассыпать. У меня, конечно, позволения никто не спросил, взяла, сколь захотелось, и давай в господской спальне полы обсыпать! Не знаю, что там хозяйка по утру увидела, но шум случился знатный. Такеру сама всю муку вымела (оно и понятно, не захотела дурой выглядеть), а потом Хана полы начисто помыла.
– А госпожа графиня?
– Она прям не в себе была, кричала, что своими глазами следы на муке видела. Будто множество маленьких ножек танцевали, – кухарка снова сделала большой глоток, – откуда я всё это знаю? Леди Элеонор всегда поутру пьёт кофе без молока, но с корицей и ванилью. Она же фрейлиной в молодости была. Я специально училась её любимый кофе варить. И печенье с миндалём сама пеку. Вот, угощайся.
Она откинула салфетку, и на тарелке оказались штук шесть ореховых кругляшков с вкраплениями изюма и ещё каких-то сушёных красных ягод.
– Мия, тогда как раз горничную отчитывала, чтоб той не вздумалось болтать про госпожу и пикси.Я кофе сама наверх отнесла. Госпожа тогда опять по мужу убиваться принялась. Твердила, что его забрали, теперь за ней пришли.
– А вы что сделали? – чародейка отметила в блокноте, что кухарка недолюбливает компаньонку, хотя и не особо демонстрирует этот факт, не верит в пикси, хозяйке сочувствует.
– Как обычно. Что в такие моменты делают: посоветовала не убиваться так по покойнику. Ему там на небесах от наших слёз только горше будет. Ты что творишь! – последняя фраза относилась к фамильяру чародейки.
Череп любимой трёхцветной кошки самозабвенно вылизывал чашку призрачным фиолетовым язычком.
– Тама! Тама, немедленно прекрати, негодница! – Рика встала и ловко поймала пытавшегося улизнуть к потолку фамильяра, – она когда-то была кошкой, – объяснила девушка, дунула на череп, и тот исчез с глаз, – всё никак не может забыть, что раньше ловила мышей и слизывала взбитые сливки с моего кофе. Особенно она любила траву кошкин хвост. Только где учует – сразу ныряет.
– А у графини в чашке что позабыла? – Сэра с отвращением двумя пальцами взяла чашку, отправила её под струю воды и принялась с остервенением оттирать края тряпкой.
– Действительно, странно, – задумалась чародейка, – это точно чашка леди Элеонор?
– Точнее не бывает, – кухарка тщательно вытерла чашку полотенцем, – сама в неё кофе наливала.
Ни кофе, ни корица не вызывали интереса у Тамы ни при жизни, ни после смерти. В виде фамильяра её вообще интересовал только один запах – запах травы кошкин хвост. Чародейка не считала себя особым специалистом в травничестве, её интересы простирались всё больше в сторону ядов, но кошкин хвост она знала. Вроде бы безобидная травка. Лечат настойками хвоста болезни сердца, снижают кровяное давление и прописывают людям, которым трудно заснуть.