108 ударов колокола

Все встретили новость восторженными аплодисментами.

– Дочь острова встретится с Микеланджело лицом к лицу!

– Она назовет Мону Лизу по имени! – добавил один из присутствующих.

– Мона Лиза не во Флоренции, она в Париже… – возразил кто-то.

– Она выучит наизусть список веществ, из которых в древности делали краски и писали картины! Представляешь, Сохара? Она вернется и перечислит на латыни названия всех вымерших растений и минералов, которые сохранились только в произведениях искусства!

Под конец изумленные жители острова хором воскликнули: «Дочь острова!» Так они выразили свою нежную приязнь к Сохаре.

4

В час дня солнце медленно начинало клониться к горизонту. Сохара доел горячий отядзукэ и вышел из дома, тихо попрощавшись с женой: «Иттэкимасу». Он решил не говорить ей, что после крыши Хасегавы ему еще предстояло заменить стекло в ванной господина Ёсимуры, а также поставить новые прокладки на окна госпожи Кодамы («Ветер в доме завывает! Одни сквозняки!» – жаловалась она). К тому же надо было успеть навестить господина Каваками, старого школьного учителя.

Несколько дней назад Сохара заходил к нему, чтобы поболтать и угостить клубничными моти, которые Йоко всегда готовила в это время года. Зайдя на кухню за десертными тарелками, Сохара обнаружил, что чайник у учителя разбился, вероятно, выскользнув из рук хозяина. Учитель смущался из-за этих несуразностей, которые в последнее время случались с ним все чаще. Поэтому он замотал осколки чайника в тряпку и сунул ее в буфет. Не сказав ни слова, Сохара взял сверток и положил его себе в рюкзак. Несколько часов спустя, сидя в темной мастерской, он склеил чайник и покрыл его серебряным лаком.

В тот день после крыши Хасегавы, ванной Ёсимуры и окон Кодамы Сохара собирался заехать к старому учителю под вымышленным предлогом. Он дождется, пока Каваками уйдет с кухни, и незаметно поставит склеенный чайник на место.

– Сегодня очень холодно, иди в дом. Я скоро поеду, – сказал он Йоко, стоявшей на пороге в шерстяном свитере.

Она подошла к окну и с улыбкой посмотрела на мужа. Сохара забрался в грузовик и, орудуя ножом, вскрыл коробку, полученную утром в порту. Порывшись в куче резиновых прокладок, он закрепил матовое оконное стекло в кузове и, наконец, направился на склад за рюкзаком, в котором лежал чайник, завернутый в старую толстовку. В тот день Сохара работал до самого вечера.

Сохаре никогда не приходилось скучать, и не только потому, что на острове не хватало рабочих рук и каждый житель был вынужден работать по меньшей мере за двоих. Просто в какой-то момент своей жизни Сохара начал чинить весь остров. Он не просто чинил поломки по просьбе местных жителей. Зачастую он предвосхищал их просьбы и, заметив неисправность, сам ее устранял.

Сохара будто превратился в ёкая – маленькое сказочное существо, которое незаметно помогает людям. Он менял шестеренки в сломанных часах, чистил заржавевшие отбойники, выравнивал покосившиеся доски заборов и восстанавливал гармонию в семьях. Он делал это незаметно для окружающих не только потому, что понимал: у хозяина сломанной вещи нет лишних денег. Починка приносила ему неподдельную и откровенную радость.

Сам того не подозревая, он привнес в жизнь островитян дух праздничного фатализма и веру в маленькие чудеса бытия. Детская музыкальная шкатулка вдруг волшебным образом снова начинала играть, и балерина кружилась на одной ножке. Сломанная дверная ручка, которая вечно царапала всем руки, вдруг становилась гладкой.

В прошлом месяце госпожа Кодама обнаружила, что с ее вроде бы разбитого зеркала внезапно исчезла трещина. Как-то ночью по пути в ванную она опрокинула его, пытаясь нащупать в темноте кнопку выключателя. Наутро она повесила зеркало на место и с огорчением обнаружила на нем темную трещину. Через две недели Сохара обратил ее внимание на то, что зеркало, похоже, испачкалось. В ответ она провела пальцем по зеркальной поверхности, показывая, что это не грязь, а трещина. И вдруг, к своему удивлению, заметила, что трещина чудесным образом исчезла.

– Надо же… – прошептала женщина. – Оно не треснуло, а просто испачкалось.

– Такое бывает, – ответил Сохара, пряча разбитое зеркало за спиной.

Он завернул его в кусок ткани и поспешно спрятал в рюкзак, пока хозяйка заваривала гречишный чай, которым собиралась угостить Сохару в саду.

– Знаешь, это зеркало купила моя мама, – сказала госпожа Кодама, потягивая чай. Она все никак не могла отделаться от удивления. – Не такая уж ценная вещь, но я расстроилась, когда разбила его. – Она взглянула в сторону дома и взволнованно улыбнулась. – Выходит, мне все приснилось.

Сохара промолчал. Он ответил кивком головы, с тем особым спокойствием, которое, казалось, наделяло его способностью проникать в непостижимую сложность мира.

5

Когда вечером Сохара вернулся домой, Йоко сообщила, что пришло письмо на его имя. Надо было заехать к госпоже Маэде и забрать его. Маэде недавно исполнилось восемьдесят три года, но она продолжала заведовать почтовым отделением острова. Сохара подумал, что, наверное, пришла очередная новогодняя открытка, и не придал новости особого значения.

После ужина он пожелал жене доброй ночи и пошел спать. Йоко еще сидела за кухонным столом и возилась с ножницами, соломой и клеем. Ночь выдалась тихой, и остров устало погрузился в сонное предвкушение праздника. Жителям еще предстояло провести тридцать первое декабря в предновогодних хлопотах.

На следующий день Сохара вышел из дома на заре и увидел, что Йоко повесила на дверь соломенный венок. Он остановился и подошел к нему вплотную, чтобы вдохнуть запах соломы. У жены были золотые руки, и Тока унаследовала их от матери. Сохара улыбнулся при мысли о ловких, трудолюбивых пальцах дочки. Заметив, что из венка выбилась былинка, Сохара поправил ее и воткнул обратно в золотистый венок, увитый красными гроздьями ягод и плодов дайдай. Венок был очередным напоминанием о том, что Новый год стоял на пороге и вот-вот должен был переступить его.

Приготовления к празднику шли полным ходом. Накануне вечером жители острова с нетерпением вскрыли посылки, прибывшие с кораблем как раз вовремя, чтобы успеть приготовить осэти рёри – праздничные блюда, требующие трех дней кропотливой работы под традиционные песнопения. С двадцать девятого по тридцать первое декабря женщины трудились не покладая рук, чтобы создать сложные композиции новогодних блюд.

В первый день дома наполнялись ароматами рыбного бульона, очищенных каштанов, соевого соуса и сахара. Из этих продуктов готовили густую подливу к крошечным рыбкам и морским водорослям. Ко второму дню на кухнях витал запах роллов из водорослей конбу и камабоко – белоснежно-розового рулета, свернутого из рыбного фарша с добавлением крабовых палочек. Также нужно было успеть почистить сладкий картофель и приготовить смесь из сахара, семян гардении и засахаренных каштанов.

Зимой, гуляя по улицам, жителям острова приходилось говорить громче обычного, чтобы преодолеть рев ледяного ветра и гул высоких волн. Разговоры велись преимущественно о еде: корне лотоса, уксусе, мирине и густоте бульона. Люди обменивались советами и обещаниями, заключали сделки по обмену ингредиентами, делились залежавшимися или просроченными продуктами.

Приготовление новогоднего меню происходило в соответствии со сроком годности продуктов. Сначала хозяйки делали заготовки из ингредиентов, которые могли долго храниться в холодильнике, а затем приступали к блюдам, портящимся за сутки. Некоторые женщины, включая жену Сохары, заранее запасались продуктами. Они делали заказы в начале месяца и за неделю до тридцать первого декабря клали в морозилку каштановый кинтон или тушеную свинину. Когда Тока жила на острове, она всегда с радостью помогала матери, и Йоко начинала готовиться к празднику немного позже. После отъезда дочери ей пришлось вернуться к былым привычкам. И все же, несмотря на множество хлопот, на острове царила веселая атмосфера.

Сохара направился через двор к грузовику. Он закутался в пальто и выдыхал облачка пара. На улице было не больше трех градусов. Он остановился на мгновение, чтобы полюбоваться гирляндами лампочек, украшающими, словно веревки для белья, внутренний двор соседей напротив. Отец и сын семейства Оно по ночам уходили в море на лодках, а утром возвращались с синей бочкой, в которую складывали улов: там бились серебристые рыбки такабэ, спинку и хвостовой плавник которых украшала длинная золотистая нить. Попадались колючие омары исэ-эби, а также моллюски сазаэ с большими раковинами, напоминающими тюрбаны. Маленький Такэру, старший сын рыбака Оно, очень любил свои лампочки. Сохара развесил их года три назад под восторженные визги ребенка. Спустя некоторое время он незаметно подменил несколько прозрачных лампочек на разноцветные – желтые, красные и синие – и потом видел, как мальчик обрадовался внезапному чуду.

В отличие от Нового года, Рождество появилось на острове сравнительно недавно – лет пятьдесят назад. Поначалу праздник отмечали довольно скромно, но со временем к нему стали готовиться все основательнее. К Рождеству украшали дома, окна, школьные витражи, и в итоге весь поселок искрился праздничными огоньками. За час до заката и вплоть до десяти часов вечера на единственном населенном склоне острова зажигались праздничные огни. Чарующая и мимолетная красота рождественского освещения, которое появлялось в начале ноября и исчезало сразу после двадцать пятого декабря, приводило детей в такой восторг, что некоторые из них, включая Такэру, ни в какую не хотели расставаться с огоньками после завершения праздников.

Сохара сел в грузовик и сразу тронулся. В тот день ему предстояло помочь жителям острова убрать рождественские украшения – елки, игрушки и венки, чтобы заменить их на новогодние: бамбуковые стволы, ветки цветущей сливы, оригами и белоснежные моти. А еще в трех домах нужно было поднять циновку татами.

Перебирая в уме список предстоящих дел, Сохара подъехал к дому четы Судзуки, наскоро припарковал грузовик и взял инструменты. Взглянув на горизонт, он увидел, что день уже начал распускаться, словно цветок. Лодка отца и сына Оно подходила к берегу в сопровождении беспорядочной стаи птиц. На причале собирались кошки, поджидающие рыбаков.

– Охаё, – поздоровался с порога господин Судзуки. – Доброе утро!

– Мороз аж до костей пробирает!

– Еще как!

Сохара разулся, оставил инструменты у входа и поднялся в дом.

– Доброе утро! – раздался голос госпожи Судзуки из кухни. – Охаё!

– Вы встали?

– Знаешь, Сохара, возраст сон ворует. В половине четвертого я уже таращилась в потолок, – призналась женщина и кивнула в сторону мужа. – Ему еще труднее, чем мне.

– Я с трех не сплю, – заверил тот.

– Присаживайся, проходи на кухню, это самая теплая комната в доме.

– Я принес ржавые гвозди, – объявил Сохара.

– Отлично! Я очень на это надеялась…

Сохара запустил руку в рюкзак и вынул коробочку с гвоздями. С начала месяца жители острова ходили за Сохарой по пятам и даже звонили ему домой с просьбой дать им пару-тройку ржавых гвоздей. Если в кастрюлю, где варятся черные бобы, добавить немного ржавых гвоздей, то бобы приобретают удивительный блеск. Готовясь к праздникам, Сохара всегда откладывал горстку гвоздей, а потом раздавал их женщинам, чтобы те клали их в воду с бобами куро-мамэ.

– Разве Тока-тян не приедет в этом году на новогодние каникулы?

– Она собирается приплыть на следующем корабле. Завтра, если море позволит…

– Мы ждем ее, чтобы лично поздравить! – улыбнулась женщина. Затем, повернувшись, воскликнула: – Флоренция! Кто бы мог подумать!

– Просто восхитительно, – добавил муж, доставая из буфета две рюмки и бутылку сакэ.

– Да, потрясающе… – пробормотал Сохара.

– Давайте выпьем за здоровье маленькой Токи.

– Одну рюмочку можно, – перебила его жена, – но потом сразу за работу. Наверное, у Сохары сегодня много дел. Не стоит его задерживать!

Сохара улыбнулся и глотнул мутноватую жидкость. Госпожа Судзуки повертела в ладони ржавые гвозди и, вернувшись на кухню, положила их на столешницу.

– Наш сын Такахару в этом году не приедет, – сказал господин Судзуки, – много работы.

– Да, Йоко говорила.

– Дети острова улетают, – пробормотала госпожа Судзуки, не оборачиваясь. – Все рано или поздно уезжают.

– Но некоторые возвращаются, – тихо заметил Сохара.

6

Для большинства уроженцев острова рано или поздно наступал день, когда они пытались уехать. Сохара не был исключением и пробовал покинуть остров сначала в юности, а потом в более зрелом возрасте.

В первый раз он лишь мечтал о городе, мечтал о том, как будет ходить на концерты и фестивали, случайно встретится с кумирами, купит модную одежду и станет гулять в ней по улицам Харадзюку и других районов столицы. Во второй раз ему удалось уехать по-настоящему.

К тому времени Сохаре исполнилось двадцать лет, и он уже успел подзаработать некоторую сумму денег. Пожилые островитяне всегда щедро вознаграждали труд молодых и даже, бывало, просили у них о помощи под вымышленным предлогом. В этом присутствовала трудноуловимая печаль: помогая молодым уехать с острова, они всем сердцем надеялись, что молодежь останется. «По крайней мере у них будут приятные воспоминания о доме», – думали они и незаметно помогали не только с отъездом, но и с возвращением на остров.

В молодости Сохара не только занимался ремонтом вещей, но и читал вслух тем, у кого в силу возраста ослабло зрение. Он читал романы, газеты, волшебным образом приукрашивая хорошие новости, а также устраивал культурные мероприятия. Всякий раз, когда Сохара осваивал что-то новое, его охватывал неодолимый восторг. Он мог неделями крутить в голове новые знания, а затем устраивал танцевальные вечера и шоу фейерверков собственного изготовления (требовался лишь бумажный купол, взлетающий в небо на пару метров, и спичечный коробок). Однажды он превратил школьный спортзал в кинотеатр с красным занавесом и показывал там фильмы, от которых у стариков на глазах выступили слезы ностальгии.

Сохара с удовольствием ходил в школу, но смог получить только восьмилетнее образование. Он хотел учиться в старших классах, но для этого нужно было отправиться в город, а у матери не было денег на трехлетнее обучение на большой земле. Поэтому после окончания средней школы Сохара сразу пошел работать. Он ходил по домам с лестницей, белым защитным шлемом и рабочим поясом с инструментами и карманами. По завершении работы он всегда задерживался на крыльце и читал книги, щедро оставляемые специально для него. Мальчик понимал, что каким-то таинственным образом эти бумажные гармошки могут стать большим подспорьем в жизни людей. В итоге все жители острова стали возлагать на него большие надежды, и Сохара как будто оправдал их.

Когда ему исполнилось двадцать два, он сообщил матери о своем решении уехать («Я отправлюсь в столицу, освоюсь, найду работу, закончу учебу, накоплю денег и стану профессором»). Сын напомнил матери одного из тех сказочных героев, о чьих славных подвигах она читала ему в детстве. Затем настало время, когда сын читал вслух, а мать слушала. Женщина решила, что не стоит мешать мальчику предаваться мечтам.

К концу июля, когда дожди перестали и небо прояснилось, Сохара отправился в столицу. После сезона дождей жители острова, истосковавшись по свету, высыпали на согретые солнцем улицы и ныряли в море, где уже вовсю резвились дельфины и скользили легкие лодки. Летом бельведер превращался в место дружеских встреч с пивом и бесконечными разговорами. Целыми днями люди наслаждались свежим воздухом и делились мыслями и рассказами. Сохаре показалось, что лучшего времени для отъезда не найти.

С переездом ему помог дядюшка из Токио. Он ничего не знал об острове, но смутно помнил, как когда-то в детстве ездил туда летом с родителями. На острове еще жили дальние родственники, которых он каждый год поздравлял с праздниками. Получив письмо с просьбой помочь далекому племяннику, он согласился лишь потому, что помнил рассказы матери о родине дедушки – красивом и цветущем острове, жителям которого, однако, приходилось очень трудно, потому что им не хватало денег на переезд. Однажды в детстве, возвращаясь с очередных каникул, проведенных на острове, он сказал матери, что местные жители показались ему свободными. Они наслаждались жизнью, всегда улыбались и могли купаться в чистом море сколько угодно. На что мать ответила фразой, запомнившейся ему на всю жизнь: «Когда нет выбора и ты не можешь уехать, даже если очень этого хочешь, свобода лишена всякого смысла».

Дядя стал гарантом договора аренды крошечной однокомнатной квартиры, в которой поселился Сохара, и предложил помочь с поиском работы, чтобы юноша сразу начал зарабатывать себе на жизнь. Однако дядя совершенно не понял, ради чего племянник решил переехать в город.

До этого момента Сохара подрабатывал небольшими ремонтными работами и помогал матери в парикмахерской. Его переезд в столицу в первую очередь преследовал цель наверстать упущенное. Сохара мечтал о столичных библиотеках и бесчисленных книгах, хранившихся там. Он верил, что усердный труд, даже если он потребует пойти на лишения, принесет ему аттестат о полном среднем образовании и предоставит доступ к сдаче вступительных экзаменов в университет. Он осведомился о стоимости аттестатов, составил список необходимых учебников и рассчитал, что ежедневные занятия по шесть часов позволят ему успешно сдать выпускные экзамены уже через год.

Когда мать Сохары разговаривала с дядей по телефону, связь была очень плохой, и дядя услышал только обрывки фраз о том, что сын занимается «ремонтом, крышами, неисправной бытовой техникой». Вместо того чтобы найти для мальчика временную подработку, которая позволила бы ему немного заработать и одновременно учиться, дядя предложил ему подписать годовой договор в качестве плотника с крупной строительной фирмой в Токио.

Когда Сохара понял, что за бумагу он подписал, было уже поздно. Он не хотел держать зла на мать и так и не спросил ее, знала ли она о подробностях договора. О договоре он узнал вечером по прибытии в столицу, после утомительного одиннадцатичасового путешествия на корабле и автобусе. Дядя почувствовал, что обязан пригласить племянника на ужин, и заказал ему рис с мясом и овощами.

Мальчик ел горячее, а дядя приговаривал: «Молодец! Ни пуха ни пера! Вот и началась твоя жизнь в городе! Наконец-то ты выбрался с острова, ты справился!» Затем он расплатился и канул в пучину будней, столь непохожих на будни, в которые предстояло погрузиться племяннику.

Юноша не стал разбираться в этом недоразумении и не потому, что пасовал перед лицом трудностей, а потому, что ему показалось, будто он сам виноват в сложившейся ситуация. Скорее всего, ему не хватило ума, чтобы толком все объяснить, или же он неправильно понял дядины слова. Ведь дядя хотел бескорыстно помочь Сохаре, и юноша не хотел разочаровывать его. Если бы он отказался от этой работы, то не только его семья, но и все жители острова были бы опозорены. Осознав, что изменить судьбу он уже не в силах, наутро Сохара явился на первую из семи строек, где ему предстояло работать весь этот бесконечный год. Он протянул прорабу договор, громко сказал: «Меня зовут Сохара, рад знакомству с вами», – и поклонился так низко, что вокруг него образовался воздушный пузырь.

Он сразу понял, что новая работа, какой бы простой она ни считалась, требовала полной отдачи и не позволяла заниматься по ночам. Сохара решил набраться терпения, и это решение помогло пережить унижение, вызванное отсрочкой экзаменов. Каждый день с рассвета до заката он взбирался со строповкой по многоэтажным высотным зданиям, которые прежде видел только на экране телевизора. Он научился смешивать и дозировать тошнотворные на запах вещества с такой точностью, словно это были волшебные зелья. С огромным интересом он погружался в изучение причудливых рабочих инструментов, требующих исключительной осторожности: малейшая оплошность при работе с ними могла привести к летальному исходу.

Со временем Сохара освоил множество новых навыков. Поначалу он не хотел даже думать об этом, но вскоре понял, что однажды все эти навыки пригодятся ему на острове и помогут местным жителям. Сохара любил работать руками и с удовольствием учился строить, укреплять каркасы, разбираться в устройстве сооружений, монтировать гидравлику, электрику и даже канализацию. В свободное от работы время ему приходилось гораздо тяжелее.

Прежде всего он не понимал, как можно испытывать столь мучительное чувство одиночества среди такого огромного скопления людей. Даже если бы Сохара собрал на одной улице всех людей, которых встречал за всю свою жизнь, это не могло бы сравниться с той толпой, которую он увидел в Токио. Но это разнообразие ничего не значило, потому что о людях, проходивших мимо него, он ничего не знал и никогда не узнает.

– Попробуй подружиться с товарищами по работе! – посоветовала мать во время телефонного разговора из будки, в которую он едва успевал опускать монеты.

В тот день Сохаре просто захотелось услышать ее голос. Он не стал рассказывать маме, что большинство его коллег были иммигрантами и с трудом говорили по-японски. К тому же на работе он предпочитал заниматься делом, а не вести разговоры. По правде говоря, больше всего он опасался ностальгии, которая охватывала его всякий раз, когда его спрашивали, откуда он родом. В таких случаях ему приходилось рассказывать о россыпях звезд, украшающих ночное небо над островом, о крутых склонах, на которых стояли дома, о пряном аромате гигантских лилий сакуюри, распускавшихся в дождливые дни и покрывавших все луга к востоку и западу от деревни. Или о сладком аромате женщин, которые в любом возрасте смазывали кожу и волосы маслом камелии, чтобы придать им блеск.

– А главное – не забывай об отдыхе! – весело сказала напоследок мать.

Сохара кивнул:

– Ты права, мама. Наверное, я просто устал.

Он повесил трубку, так и не признавшись в том, что самыми тяжелыми были дни, когда он не работал. Дни, когда он бродил по чужим местам и чувствовал себя потерянным в толпе вечно торопящихся людей в поездах.

По субботам и воскресеньям Сохара вставал рано, по будильнику, и выходил из дома вскоре после рассвета. Но он шел не на стройку, а на станцию, где садился на первый попавшийся поезд, доезжал до конечной остановки и гулял по окрестностям до вечера. Он где-то обедал, затем устраивался на обочине и отдыхал. С наступлением сумерек покупал обратный билет и, чувствуя себя совершенно обессиленным, возвращался домой.

Спустя годы, оглядываясь назад, Сохара думал о том, что, возможно, его бесконечные странствия были поиском смысла в пустоте города, границы которого он не обнаружил ни на земле, ни на море. Тогда Сохара не смог принять простую истину: нет у Токио ни конца, ни края.

Как-то в выходной день он написал старому школьному учителю длинное письмо. Письмо о том, как он устал, не сделав ничего конкретного, как ему одиноко, как он долго ждал этого момента, а теперь разочарован, словно вовсе не хотел уезжать, может быть, он ошибся и должен был остаться дома.

«Много дорог надо пройти, а выйти только на одну», – коротко ответил Каваками-сэнсэй на очередное письмо Сохары, в котором юноша недоумевал, почему Токио кажется таким прекрасным по телевизору и в рассказах других людей. Ему же город напоминал дракона из западной сказки или слона, который на картинке кажется очень милым, а в жизни выглядит устрашающе. Получив письмо, Сохара решил, что в следующее воскресенье он не станет бродить по столице и вместо этого пойдет в зоопарк.

Дома он видел только собак, кошек, дельфинов, белоглазок мэзиро и пестрокрылых буревестников. Эти таинственные птицы умели легко парить над океаном, но на суше становились до того неуклюжими, что за рулем приходилось проявлять чудеса ловкости, чтобы не наехать на них. Теперь, в Токио, он наконец-то увидит настоящих животных! Так думал Сохара, проходя через ворота зоопарка Уэно. Он смутно представлял себе, что его там ожидает, помимо палящего августовского солнца и криков школьников. И вот он увидел невероятно длинную шею и язык жирафа, неуклюжую морду и страшные ноздри носорога, стал свидетелем неловкого процесса испражнения бегемота и столкнулся с надменным безразличием льва.

Спешить ему было некуда, и Сохара простоял шесть часов в нескончаемой очереди, чтобы увидеть недавно привезенную из Китая панду. За те три минуты, дарованные ему толпой, он успел увидеть, с какой безмятежностью панда поглощала бамбуковые стебли, разрывая их на мелкие кусочки, проглатывая и начиная заново.

В тот день он последним вышел из зоопарка, и смотрители с поклоном затворили за ним высокие железные ворота. Тогда Сохара понял, что рассказать о зоопарке ему было совершенно нечего. Его ошеломил не только организм города с его многоквартирными домами, растущими упрямо, как сорняки в огороде, и толпами людей, снующих по улицам, поездам и ресторанам. Все эти люди спали по ночам, но не умели отдыхать. Казалось, что каждый из них существовал отдельно от остальных. Даже животные разочаровали Сохару, хотя в детстве он с упоением рассматривал их в книжных иллюстрациях и документальных фильмах. Ему показалось, что его обманули. Много дорог надо пройти, а выйти только на одну.