bannerbanner
Тени Овидии
Тени Овидии

Полная версия

Тени Овидии

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 8

Тут к Академии подъехала карета Вудбресов, и Лотти поспешила навстречу подруге.

Ведьма Земли обладала той особой элегантностью, которую Овидия всегда считала природной, естественной. Что бы ни делала Шарлотта, это всегда выглядело очень женственно. Вслед за Лотти из кареты вышла Марианна Вудбрес и в сопровождении мужа двинулась к Теодору, после чего все трое направились к дворцу, о чем-то оживленно разговаривая.

Лотти и Овидия, взявшись за руки, последовали за ними и осторожно поднялись по лестнице.

– Мой последний год здесь, – пробормотала Шарлотта. И в глазах ее отразились огни, украшавшие величественное здание Академии. – Не могу поверить, что время летит так быстро.

– А вот я не могу поверить, что ты собираешься бросить меня вместо того, чтобы еще год провести вместе с лучшей подругой, – Шарлотта была на год старше Овидии. Но на их дружбу эта разница никак не влияла.

– У меня есть планы, и ты это знаешь, – шутливо отбрыкнулась Ведьма Земли и улыбнулась.

О, да. Планы Шарлотты. Тайные планы, о которых не знают даже ее родители. Узнают, наверное, только тогда, когда она с чемоданом в руке выйдет из отчего дома.

Впрочем, сейчас было не время об этом думать.

Несколько слуг подбежали к Вудбресам и Уинтерсонам и жестом пригласили их пройти в одну из последних комнат слева, которая выходила в дворцовый сад – бальный зал Академии.

Овидия покрепче ухватилась за руку Шарлотты, и они обе попытались изобразить на лице непринужденные улыбки.

«Наслаждайся праздником», – приказала себе Овидия.

Родители, а вслед за ними и девушки, направились к саду. Там они встретили несколько знакомых, которые раскланялись с ними. Овидия хорошо знала эти лица. На церемонии Общества Чувствительных она ходила каждый год, с самого раннего детства. За это время она хорошо научилась распознавать эмоции. Вот и сейчас сожаление, смешанное с легким страхом, проступало на лицах всех, мимо кого она проходила, шурша своими легкими юбками.

Овидия была не единственной Серой Ведьмой в Обществе. С годами Серых становилось все больше, и, как правило, они наследовали дар своих родителей, который проявлялся, как и у остальных магов, в возрасте восьми-девяти лет.

Однако в глазах Общества Овидия все еще оставалась ребенком без проявленной магии, если, конечно, не считать бытовой, которая и магией-то особо не считалась. Речь шла о таких трюках, как зажечь свечу силой взгляда или заставить предметы левитировать.

Овидия попыталась взять себя в руки и сосредоточиться на любовании садом. Он был очень красив. Повсюду стояли канделябры, свечи в которых горели разными цветами. А у граничащей с садом стены, – длинный стол с угощениями и напитками. Между гостей сновали официанты с бокалами искрящегося шампанского на подносах. В натертом до блеска полу отражались гости и огоньки развешанных по стенам гирлянд, украшенных листьями так, что создавалось впечатление, будто находишься в осеннем лесу.

Овидия и Шарлотта последовали за родителями в другой конец зала, где под звуки небольшого оркестра, расположившегося у выхода в сад, уже танцевали первые гости.

Не все из присутствующих были на похоронах – в Обществе не очень чтили обряды, традиционные для Нечувствительных. Но Овидия старалась каждый месяц приносить цветы к могиле своей матери. Не потому, что считала это чем-то священным. Просто ей хотелось не забывать о маме, потому она и выбрала такой человеческий способ. В эти дни она вставала пораньше, покупала цветы в ближайшей лавке и шла на кладбище. Уходила не сразу. Ей важно было постоять у могилы, мысленно поговорить с мамой, рассказать ей, как идут дела у них с отцом.

Время не спасало Теодора от тоски по супруге. И не было другой женщины, которая могла бы занять место в его сердце. Но Овидия верила, что рано или поздно это произойдет: ведь отец был еще молод и мог бы иметь еще детей. Как именно это произойдет и откуда возьмется эта новая женщина, девушка не думала. Да и, в конце концов, это было не ее дело.

– Я слышала, – прошептала Шарлотта, подойдя вплотную к Овидии и выдергивая ее из размышлений о семье, – что старшую из Томпсонов видели недавно на прогулке с Нечувствительным.

Овидия обернулась к подруге.

– Откуда ты знаешь?

– Да это старая новость, – усмехнулась Лотти. – Просто ты не очень внимательна. Тебе стоит зорче смотреть по сторонам. Мне, например, достаточно бросить взгляд на девушку, чтобы понять, что она перестала быть ребенком и превратилась в женщину. С тобой, например, было именно так.

Овидия посмотрела на одетую в розовое платье юную Роду, стоящую у столика с закусками. По жестам Роды, по тому, как она двигалась, Овидия поняла, что имеет в виду ее подруга. Перемены. Она заметила их. Волосы Дневной Ведьмы, платиновые от природы, засияли ярче. А длинная, тонкая шея как будто вытянулась еще немного.

Овидию не шокировало, что Рода разделила с кем-то постель. И она прекрасно знала, что этот кто-то скорее всего был сейчас среди присутствующих.

Одной из немногих вещей, за которые Овидия ценила Общество, было спокойное отношение к целомудрию. Серая Ведьма была благодарна родителям за то, что те предоставили ей свободу самой принимать решение по поводу своей девственности, которую она потеряла около года назад. Овидия вздохнула, припоминая обстоятельства той памятной ночи. Тобиас, так звали того Нечувствительного, был немного старше нее, лет двадцати пяти, ласковый, осторожный. Перед тем, как все должно было случиться, Овидия приняла зелье. Это позволило ей избежать страха. В итоге все прошло хорошо.

Потом Нечувствительный на несколько дней уехал в город, чтобы повидать родственников. И после этого они больше не виделись. Конец истории.

Овидия вздохнула и сделала хороший глоток из бокала.

– Не терпится посмотреть выступление Преемника, – проговорила Шарлотта, и взгляд ее зацепился за что-то или кого-то в центре зала. – Но больше всего меня интересует, кто…

– …будет выступать, – закончила фразу Овидия, ставя бокал на поднос проходящего мимо официанта.

– Только не говори мне… – внезапно Лотти запнулась и вытаращила глаза.

Музыка резко прекратилась, гости перестали танцевать. Все взгляды направились в сторону входа.

– Кто-то приехал! – пронеслось в толпе.

– Преемники? – проговорила Овидия, быстро повернувшись к Лотти. Она стояла чуть дальше, и ей плохо было видно, что происходит.

– Тихо-тихо, – проговорила Лотти, не отрывая глаз от толпы.

Овидия почувствовала дыхание отца, который встал за ее спиной. А по непринужденной болтовне четы Вудбретов, всеми силами старавшихся изображать спокойствие, девушка почувствовала, что волнение и беспокойство охватило всех ее близких.

Время в ту минуту как будто остановилось для всех. Одетый в роскошный костюм, в сопровождении отца, знакомой походкой в зал вошел он. Девушка оцепенела. Прежняя боль, казалось, давно уже забытая, сдавила сердце. В груди защемило, к глазам подступили слезы. А через мгновение тот самый медовый взгляд поглотил ее целиком. Взгляд Ноама Клирхарта.


Воспоминание I

15 мая 1839 года.

Винчестер, Англия.

Тем прохладным весенним утром Овидии Уинтерсон предстояло познакомиться с чувством, которое изменит ее жизнь и останется с ней на долгие годы.

Этим чувством были не гнев, не злость и не ярость. Эмоции яркие, но быстро проходящие. Совсем другое дело – разочарование. Оно липнет к тебе, окутывает сердце, и живет с тобой до тех пор, пока сама тональность, ритм и способ восприятия вещей окончательно не изменятся.

В тот день слова мальчика, в которого была влюблена Овидия, дольше и сильнее, чем он готов был это признать, стали причиной изменений в ее душе. Внутри нее ожила тьма. Так бывает, когда переживаешь самую сильную боль из всех возможных болей на свете. Боль сердца, которое разбили.

– Что касается нас… Я не могу, прости. Мы должны оставить эту затею.

Простые, но очень страшные слова. Особенно, когда не ожидаешь их услышать.

– А как же наше обещание? – задыхаясь, спросила она. – А моя репутация?

– Это сложно объяснить. Мне жаль.

Когда он ушел, Овидия почти вслепую нащупала стену дома позади себя и прислонилась к ней, чтобы не упасть. Корсет душил ее, нижняя губа дрожала, а радость, которая сопровождала ее с того момента, как она вышла из дома, растворились, точно дым от задутой свечи. Собрав последние силы, девушка оттолкнулась от стены и, опустив голову, направилась к дому.

Когда она добралась, солнце уже садилось. Дома, к счастью, никого не было. С трудом осознавая, что происходит, она дошла до своей комнаты и медленно закрыла за собой дверь.

Так далеко у нее еще не заходило ни с кем. Да никто до этого и не предлагал ей ничего подобного. В какой-то момент она хотела было начать винить себя. Но вся вина была на нем, на этом мальчишке, который просто использовал ее. Поиграл и выбросил, точно сломанную игрушку.

Внезапно что-то привлекло внимание девушки. Белая перчатка. Одинокая белая перчатка. Видимо, она оставила ее, когда собиралась выходить. Овидии стало дурно. Ей даже пришлось опереться руками на кровать и отвести взгляд в сторону, чтобы не потерять сознание. В груди все сжалось, а через мгновение горькие рыдания вырвались наружу. Она еще не успела привыкнуть к боли и чувствовала, что каждым всхлипом разрушает каркас вокруг сердца – невидимый и из-за неопытности такой непрочный.

Сейчас больше, чем когда-либо, ей хотелось, чтобы мама была рядом.

«Все пройдет, моя девочка, – сказала бы она. – Не тебе первой разбили сердце».

Но увы. Мамы рядом не было. И Овидии оставались лишь воспоминания. Шесть месяцев прошло со дня смерти мамы. Шесть долгих месяцев. Мама не хотела бы, чтобы она страдала. И в память о ней Овидия приняла решение – сделать все возможное, чтобы вернуться к нормальной жизни.

Она решила попробовать это с ним, потому что знала: мать была бы рада такому ее выбору. И в глубине души сама Овидия тоже хотела именно его. А теперь… Теперь все умерло. И вместе с этой историей как будто умерла она сама.

Внезапно острые коготки Фесте коснулись заплаканного лица девушки.

Овидия.

Девушка отпрянула к стене, не глядя, схватила ближайший предмет и швырнула в темноту. Сердце бешено стучало. Фесте отпрянула и удивленно зашипела. Между тем с Овидией происходило что-то странное. Кроме боли, печали и ярости она чувствовала еще что-то, совершенно новое и незнакомое. Это новое шевелилось где-то в самой глубине ее существа. И в отличие от привычных человеческих чувств не исчезало со временем, а росло и вибрировало. Овидия попыталась осмотреть комнату, но та погрузилась в сплошную темноту. Такую темноту, как когда сидишь, сжавшись в комочек, и прячешь голову между коленей.

Она хотела было ответить Фесте, упрекнуть ее в том, что та, как обычно, появилась невовремя. Но потом увидела нечто, заставившее ее тело дрожать с новой силой. Неподалеку от нее, у стены напротив кровати, появилась еще одна тень.

«Это происходит снова», – успела подумать девушка.

– Фесте… Что это?

И услышала ее голос в своем сознании.

Ты знаешь, что это такое, сестра.

Тень начала обретать форму, пока не стала почти человеческой. Она выглядела, как подросток лет пятнадцати-шестнадцати и была очень похожа на Фесте. Те же нечеткие очертания, те же ярко-желтые сферы вместо глаз. Но все-таки она была другой.

Овидия посмотрела ей в лицо.

Приятно познакомиться, сестра.

Овидия округлила глаза, но с места не сдвинулась. Дрожь, которая продолжала бегать по ее телу, будто соответствовала похожему на эхо голосу тени.

Я могу положить конец этой боли, сестра.

Это правда, – подтвердила Фесте, и золотые глаза ее засияли точно также, как глаза новой тени.

Мы можем сделать все, что ты попросишь.

Овидия села, опустив руки на колени и глядя на новую тень испуганными глазами.

Я – это ты, сестра. Я вышла из тебя.

Овидия услышала, как подъехала карета отца, и взглянула на часы, висящие на стене. Было уже почти время ужина, а это означало, что ее скоро позовут.

– Откуда ты? – прошептала Овидия, вставая. И тень немедленно повторила ее движение. – Почему пришла именно сейчас?

Твоя боль разбудила меня. Ты позвала меня. И вот я здесь.

Послышались голоса отца и Жанетты. Овидия достала носовой платок, вытерла лицо. Посмотрела на Фесте, которая, путаясь в юбках, крутилась у ее ног.

Новая же тень не шевелилась.

Ты предпочитаешь одиночество нашему обществу, сестра?

Не бойся ее, сестра Овидия. Она как я. Она не причинит тебе вреда, – вмешалась Фесте.

– Я не боюсь, – уверенно проговорила Чувствительная, делая шаг вперед. – Но должна заметить, сейчас не лучшее время для таких разговоров. И тем более мне не хочется вести их с теми, кого я вижу в первый раз в жизни.

Я уже говорила тебе, сестра. Я – это ты, я произошла от тебя. Или ты не доверяешь себе?

– Овидия! – позвал снизу отец. – Ты дома?

В тебе живет тоска, сестра Овидия, – проговорила новая тень.

Она уже слышала эти слова. Именно их произнесла Фесте, когда впервые появилась в ее жизни.

Когда ты будешь готова использовать силу своей тоски, просто позови. Я буду здесь.

– Уходите. Немедленно. Обе, – приказала Овидия тоном, который удивил ее саму.

Тени переглянулись и, блеснув золотистыми глазами, исчезли.

В ту ночь Овидия дала себе клятву. Не открывать своего сердца мальчикам с медовыми глазами. И одна только ночь была ей свидетельницей.

2

23 сентября 1843 года.

Винчестер, Англия.

Они смотрели друг на друга, как загипнотизированные. Пауза становилась неловкой. Положение спас Фрэнсис Клирхарт. Легонько толкнув мальчика в плечо, он вернул его к реальности.

Овидия, затаив дыхание, следила за движениями Ноама. Тот тем временем терпеливо здоровался с Чувствительными, которых тянуло к нему как магнитом. Семья Ноама была одной из самых состоятельных и уважаемых. Когда несколько лет назад мать Ноама вышла из Общества, это произвело огромный скандал. Многие задавались вопросом, почему бы Фрэнсису не взять в жены другую женщину. Его внимания искали. Впрочем, не только его. Пока Фрэнсис здоровался с гостями, многие из них кидали взгляды в сторону Ноама. А тот прилежно отвечал на них с добродушной улыбкой.

Музыка заиграла вновь, и Овидия очнулась, поняв, что теперь все присутствующие смотрят на нее. Воздух. Ей нужно было срочно на воздух.

– Бедный, ему придется нести такое тяжелое бремя, – воскликнула Марианна, глядя на Клинхарта младшего. – Такой молодой, и такая ответственность.

– Мама, прекрати, – смущенно произнесла Шарлотта.

Теодор бросил взгляд на свою дочь: та будто окаменела.

– Что происходит? – спросил он, приподняв одну бровь.

– Фрэнсис Клирхарт собирается на континент. Через несколько дней, – пояснила Марианна тихим голосом. – Кажется, дела их семьи идут очень хорошо. Правда, Ноама придется оставить одного на целый год. Оставить и подготовить к роли Преемника.

Овидия, которая все это время будто вовсе не дышала, вдруг вспомнила, что ей надо подышать.

– Извините, – сдавленно проговорила она, подхватывая полы юбки и делая шаг по направлению к выходу. – Кажется, мне надо на воздух.

– Хочешь, я пойду с тобой?

– Нет, Лотти, – быстро ответила Овидия, – мне нужна буквально одна минута.

С трудом пробираясь сквозь толпу, Серая Ведьма добралась до двери, ведущей на балкон. Там было намного лучше. Свежий ветерок заиграл ее локонами, стало легче дышать. Овидия обхватила себя руками и постояла так несколько мгновений, пытаясь прийти в себя.

При виде нее несколько Чувствительных, которые в этот момент находились рядом, отошли в сторонку. Что руководило ими: страх, смятение или презрение, – Овидию совершенно не интересовало. Все, что ей нужно было в эту минуту – это просто побыть одной. В какой-то момент у Овидии начала кружиться голова. Чтобы не упасть, она нащупала какую-то балку и прислонилась к ней. Нужно было срочно отвлечь на что-то свое внимание. Зацепиться за что-то взглядом. Этот способ никогда еще ее не подводил.

Сад Академии украшали такие же фонари, как вдоль центральной дороги, ведущей ко входу. Вокруг мест для костров, где все было подготовлено к разведению огня, танцевали Чувствительные, радуясь приближению Равноденствия.

Оживление и красота вокруг напомнили Овидии, зачем она здесь. Зачем пришла в Академию в этот вечер. Не для того, чтобы страдать. Не для того, чтобы волноваться. Она была здесь, чтобы наслаждаться праздником. И никакому мальчишке, будь он даже хоть сам Ноам, не удастся помешать ей.

Овидия сделала глубокий вдох. Порыв ветерка растрепал ее волосы, по коже побежали мурашки. Девушка поднесла ладони к лицу и, сдерживая дрожь в пальцах, обеими руками убрала пряди с лица.

Потом она сложила руки на груди, правую поверх левой, и начала тихонько подпевать в такт музыке, которая доносилась изнутри. Так она стояла несколько минут, покачиваясь, бормоча под нос знакомую мелодию и пытаясь контролировать поведение теней внутри себя.

Она чувствовала, что они хотели вырваться наружу. Стоило ей встретиться глазами с медовым взглядом Ноама, как в ней зашевелились, завибрировали темные силы. Но сейчас, когда ей стало спокойнее, она, кажется, верила, что сможет удержать их внутри в ближайшие несколько часов.

«Ты пойдешь со мной на свидание?».

Овидия слишком хорошо помнила эту фразу. Ее охватила тревога. Действуя почти инстинктивно, она сняла перчатку с левой руки и посмотрела на свои пальцы. По спине побежали мурашки. Они ощущались как прикосновение, будто кто-то погладил между лопатками. Овидия даже обернулась. Но сзади никого не было.

– Больше никакого шампанского, – сказала она и, придерживая краешек юбки, направилась обратно в бальный зал. По сравнению с улицей воздух в зале был таким теплым, почти обнимающим. Овидия нашла Шарлотту. Та смотрела на подругу с явным беспокойством.

– Ты как? – спросила Шарлотта, нежно беря лицо подруги в свои руки.

– Лучше. Немного лучше, – проговорила Овидия.

– До чего же он любит привлекать к себе внимание! – злобно воскликнула Ведьма Земли.

– Лотти…

– Ну, это же правда, – чуть более спокойным тоном проговорила Шарлотта, взяв руки подруги в свои. – Его всегда радовало внимание окружающих. Тщеславный и самолюбивый. Нарцисс. На месте его родителей я бы так его и назвала, – с чувством проговорила Шарлотта, следя за взглядом подруги, которая растерянно оглядывала бальный зал, пытаясь найти Ноама. – А к тому же еще и трус. Ты видела, как быстро он испарился, как только….

– Думаю, мне стоит поискать отца, – со вздохом прервала подругу Овидия. Ей нравилась забота Шарлоты, но сейчас хотелось сменить тему. – Я обещала ему танец.

Шарлотта с недоумением взглянула на Овидию и, слегка поморщившись, кивнула. Появление Ноама расстроило ее не на шутку.

– Давай не будем волноваться, – предложила Овидия. – По крайней мере, пока не прибудут Представители.

И взявшись за руки, девушки направились в сторону своих родителей, которые в это время оживленно разговаривали с улыбчивым и харизматичным Фрэнсисом Клирхартом. Шарлотта остановилась, будто обдумывая что-то.

– Лотти! – громким шепотом позвала подругу Овидия.

– Что?

– Не стой просто так. Это привлекает внимание. Пойдем.

И сделав как можно более расслабленные лица, девушки уверенно направились в сторону беседующих.

Отец Овидии что-то негромко говорил Фрэнсису, тот кивал в ответ. Овидия нахмурила брови. О чем могли говорить ее отец и мистер Клинхарт, еще и по секрету? Ведьма перевела взгляд на Вудбресов, которые стояли рядом. И заметила, что родители Шарлотты тоже кивают, участвуя в разговоре. Лица у всех были очень серьезные.

После этого все четверо улыбнулись, дружно подняли бокалы и чокнулись. Что, черт возьми, здесь происходило?

– Я вернулась, – сказала Овидия, подойдя к взрослым. – Прошу прощения.

Мне нужно было на воздух.

– Мисс Уинтерсон, – мистер Клинхарт сделал легкий кивок головой, приветствуя Овидию, и внимательно посмотрел ей в глаза. – Наконец-то мы с вами познакомились.

Овидия поклонилась.

– Очень приятно, сэр.

Фрэнсис Клирхарт был полной противоположностью своего сына. Темные волосы, побеленные сединой, кристально-голубые глаза. Похоже, что Ноам, исчезновению которого Овидия в глубине души была очень рада, не унаследовал от своего отца ничего, кроме фамилии.

– Мой сын много рассказывал мне о вас. Так много, что со временем мне стало казаться, что я знаю вас лично. И вот, наконец, я имею честь познакомиться с вами. Рад. Очень рад.

– Я тоже очень рада, – смущенно пролепетала Овидия, – если вы позволите, я бы хотела сказать несколько слов своему отцу…

– Леди и джентльмены, – прервал ее один из слуг. – Извольте пройти в сад. Представители вот-вот прибудут.

Овидия выдохнула. Необходимость продолжать общение с Клинхартом тяготила ее.

– Прошу прощения, мне нужно присоединиться к моему сыну, – сказал Фрэнсис Клинхарт, будто прочитав ее мысли. – Мы увидимся с вами на танцах.

И, не сказав больше ни слова, исчез в толпе.

Овидия с недоверием посмотрела на отца. Она хотела сказать что-то, но тот опередил ее:

– Помни, что я всегда говорил тебе, дорогая. Вежливость – прежде всего. Надеюсь, что эта встреча не ранила тебя.

– Нет, скорее я удивилась, – ответила Овидия. – Не знала, что ты так близко общаешься с мистером Клинхартом.

Теодор пожал плечами, будто отмахиваясь от замечания дочери. Подал руку, приглашая присоединиться к остальным. Они спускались по лестнице, ведущей из бального зала в сад, когда отец решил вернуться к теме.

– Наша семья и семья Вудбресов знакомы еще со времен Академии, – проговорил он спокойным голосом. – Эта беседа была простым жестом вежливости, солнышко. Иногда важно уметь говорить то, что от тебя ждут. И не наживать себе врагов.

Оливия вздохнула, чувствуя шаги мистера и миссис Вудбрес, которые не спеша спускались по лестнице следом за ними.

– Я понимаю, – сказала Овидия. – Просто это застало меня врасплох. Прости, папа.

Теодор мягко улыбнулся.

– Все хорошо, моя девочка. И это я должен просить у тебя прощения, не ты у меня. Я должен был догадаться, что подобная сцена может смутить тебя.

Сад еще не был заполнен людьми, Овидия нашла глазами тихий уголок и мягко направила туда отца. Остановилась, выдохнула.

– Скорее бы уже объявили Избранника. Я хочу просто танцевать вокруг костра и ни о чем не думать.

Теодор обнял дочь за плечи и нежно поцеловал в лоб.

Через мгновение к ним присоединились Вудбресы. Шарлотта подбежала к Овидии и встала справа от нее.

Зазвучали трубы, и взгляды Чувствительных обратились на балкон, где несколько минут назад Овидия приходила в себя после встречи с Клинхартом-младшим.

Музыка усилилась, к трубам присоединились скрипки. Наконец, двери балкона распахнулись, и пять Представителей, с Лидером во главе, предстали перед взорами толпы. Послышались дружные аплодисменты.

В Обществе Чувствительных было пять классов магов. Во-первых, Маги Земли, лидером которых был Галус, брат Филиппа, отца Шарлотты. Ее дядя. Низенький, немного полноватый, он стоял на балконе крайним справа. Глядя на Галуса, Овидия заметила, что годы начали брать над ним верх. На голове дяди обозначилась лысина, а вокруг голубых глаз появились лучики морщин. Главным стремлением всей жизни Галуса было стать Лидером. Но добиться этого ему так и не удалось.

С противоположной стороны, крайней слева, стояла Алазне Шарпелт, главная среди Провидцев. Эти маги умели проникать в разум людей, изменять их воспоминания или даже стирать их. Больше они, по сути, не умели ничего. Но и этого было достаточно, чтобы спасти жизнь не одной ведьме. Ведь уничтожая воспоминания о них из сознания обычных, Нечувствительных, людей, Провидцы заботились о собственной безопасности и безопасности своих коллег.

Длинные седые волосы и серые глаза Алазне гармонировали с платьем мышиного оттенка. Лиф на платье красиво подчеркивал грудь и точеную фигуру. Несмотря на то, что в лице ведьмы было что-то резкое (скорее всего, такое впечатление складывалось из-за заостренного носа), Овидия все равно считала ее милой.

Провидцы были могущественны, но малочисленны. Рассредоточиваясь по странам, где было хоть какое-то ощутимое количество Чувствительных, таких, как, например, Англия, они отвечали за безопасность магов.

В среднем в каждой из таких стран постоянно находилось около пяти разных Представителей. Но это количество менялось время от времени.

На страницу:
2 из 8