Встретимся в моих кошмарах

«Барбарис» полностью растворился у меня во рту, оставив после себя лишь воспоминание. Совсем как Олеся.

3

Где-то через час после завтрака в палату зашла медсестра (не Эля) и велела Васе следовать за ней. Его хотел видеть лечащий врач.

– Удачи! – пожелал Тёма напоследок.

Вася не смог ничего ответить. Ему стало очень страшно. С каждой секундой он все яснее осознавал, что пребывание здесь – реальность, а не дурной сон. И встреча с врачом должна была стать определяющим событием. Сейчас Вася узнает, как сюда попал. Какой у него диагноз? Когда его выпустят? И выпустят ли вообще?

Он плелся за медсестрой, стараясь не смотреть на других больных, но взгляд упрямо стремился зацепиться за окружающую обстановку. Стерильно-белые коридоры, безликая мебель, окна с решетками, палаты, различающиеся только номером – казалось, Вася оказался в бумажном макете больницы. Все вокруг было таким идеальным, одинаковым, что возникало ощущение фальши. Сейчас отфильтрованная картинка даст трещину и через нее хлынет реальность. Но пока этого не происходило.

Добравшись до конца длинного коридора, они оказались у кабинета заведующего.

Ого!

Выходит, за Васю отвечал заведующий. Наверное, это хорошо. Значит, врач опытный и много знает. Но Вася тут же себя одернул. А если посмотреть на ситуацию с другой стороны? Этот врач здесь практически самый главный, значит, никто не станет сомневаться в его словах и пожаловаться на него некому. Разве что главному врачу, но до него еще нужно добраться. А чутье подсказывало Васе, что для сумасшедшего сделать это будет непросто.

Пока Вася нервничал, решая, как относится к новости, что его лечащий врач – заведующий отделением, Медсестра-не-Эля постучала.

– Пациент из триста пятнадцатой, – коротко бросила она. Ни имени, ни фамилии. А затем скомандовала, – заходи.

Ноги Васи тут же перестали его слушаться, мышцы заныли, словно он только что пробежал кросс. Усилием воли он заставил себя войти в кабинет, и за ним тут же захлопнулась дверь.

– Здравствуй! – сказал доктор, выйдя из-за стола, – проходи, не стесняйся.

С этими словами врач прошел вглубь кабинета и сел в кресло, жестом предложив Васе занять место напротив. Тот испуганно огляделся. Кабинет заведующего был таким же идеально-стерильным, как вся Клиника. Стол, компьютер, шкаф с книгами и документами, два больших кресла, вешалка для одежды – вроде бы обычная обстановка. Но Васе она казалась зловещей. Кабинет, словно Венерина мухоловка, манил идеальным нутром, чтобы в следующий миг захлопнуть пасть и поглотить Васю.

– Доброе утро. Спасибо, – вежливо поблагодарил он и, сделав несколько шагов, осторожно присел на краешек большого кожаного кресла.

Его лечащий врач оказался мужчиной средних лет с проседью в темных волосах и гладковыбритым худым лицом со множеством морщин. Но они его не портили, а наоборот, делали выражение лица мягче и будто бы добрее.

– Меня зовут Илья Иванович, и я твой лечащий врач, – представился доктор.

– А я Кажется-Василий, приятно познакомиться, – отозвался Вася.

– И мне приятно, – ответил Илья Иванович, но больше ничего не сказал. Лишь внимательно смотрел на Васю и молчал. Видимо, ждал, пока тот сам начнет разговор. Гипнотизирует жертву, как удав. Вася сглотнул и решился задать волновавший его вопрос.

– Что со мной случилось? – спросил он.

– А ты не помнишь? – уточнил Илья Иванович.

Вася помотал головой. Илья Иванович молча на него посмотрел, а затем записал что-то в блокноте, который держал на коленях.

– А что помнишь? – после паузы спросил он.

– Только свое имя, – признался Вася, – и то я не уверен, что оно мое. Просто это было первое, что пришло на ум, вот я и решил…

Илья Иванович не удивился и никак на это не отреагировал, только продолжил что-то записывать.

– Ясно, – коротко сказал он, – что ж, такое бывает. Не волнуйся, уверен, ты обязательно все вспомнишь.

Вася кивнул и снова спросил.

– Что со мной произошло? Почему я здесь? – Его голос из-за волнения стал хриплым.

Илья Иванович покачал головой.

– Прости, но я не могу тебе об этом рассказать. Ты сам должен вспомнить, – ответил он, делая пометки в блокноте.

– В смысле сам должен вспомнить? – не понял Вася.

Илья Иванович улыбнулся.

– Не бойся, я помогу тебе восстановить память. Будем двигаться вместе, – сказал он с таким выражением лица, будто речь шла о походе в кино или в парк аттракционов, – постепенно шаг за шагом не торопясь. И воспоминания обязательно к тебе вернуться.

Вася смотрел на Илью Ивановича и не верил своим ушам. То есть, он не собирается ничего рассказывать? Серьезно?! Что за шутки у этого доктора Франкенштейна?!

– И сколько это займет? – уточнил Вася.

Продолжавший писать Илья Иванович на мгновение замер и задумался.

– Я не могу назвать тебе точных сроков. Все очень индивидуально. – Он мило улыбнулся. – К кому-то память возвращается быстро, а другим приходится подождать, скажем, около полугода или чуть больше.

Сердце Васи пропустило удар, а затем стало биться быстрее. Щеки охватило жаром. Он сжал кулаки.

– Вы хотите, чтобы я провел здесь полгода?! – прошипел он, а затем повысил голос, – полгода в этой шараге?! Вы издеваетесь?!

Илья Иванович по-прежнему был спокоен, словно не заметил злости Васи.

– Василий, для начала успокойся, – примирительно сказал он.

– Успокоиться?! Почему я должен успокаиваться?! – заорал Вася и вскочил на ноги, – вы могли бы просто рассказать мне все, а вместо этого собираетесь запереть меня здесь хрен знает насколько, да еще и просите меня успокоиться?! Ну уж нет!

Илья Иванович отложил свой блокнот и посмотрел на Васю.

– Ты все неправильно понял, я вовсе не хочу насильно держать тебя здесь, – сказал он.

– Тогда расскажите, что со мной произошло?! Кто я?! Откуда?! Расскажите все, что знаете! – потребовал Вася.

Илья Иванович тяжело вздохнул.

– Я хочу тебе помочь, а поэтому не могу этого сделать. Ты сам должен все вспомнить, – повторил он.

Страх, помноженный на гнев, превратился внутри Васи во взрывоопасную смесь. Его трясло от ярости, и он больше не мог себя контролировать. Бросившись к Илье Ивановичу, он схватил его за воротник халата и проорал тому в лицо.

– Живо рассказывай, что произошло!

В этот момент в кабинет ворвались двое санитаров. Вася отпустил доктора и попытался оказать сопротивление, но не смог даже замахнуться. Его скрутили, а затем появившаяся словно из ниоткуда медсестра, поднесла к нему шприц.

– Пустите! Ублюдки! – кричал Вася, пытаясь вырваться, но все бесполезно. Санитары были на голову выше и на пару десятков килограмм тяжелее. Они держали Васю крепко, не давая даже пошевелиться. Секунда и он почувствовал боль укола, а затем холод, с которым лекарство растекалось по вене. Какое-то время Вася еще пытался бороться, но затем силы стали его покидать. Тело превратилось в кусок ваты и перестало слушаться. Мозг с трудом соображал, что происходит вокруг. Вася обмяк в руках санитаров. Ему вдруг нестерпимо захотелось спать, словно он бодрствовал целую вечность. Глаза слипались. Вася пробовал бороться, но усталость была слишком сильной. Он моргнул один раз. С трудом моргнул второй, а потом закрыл глаза и заснул.

4

– Что я тебе говорил насчет того, как надо себя вести? – Это было первое, что услышал Вася, когда открыл глаза.

Часто моргая, он с трудом повернул голову и посмотрел на Тёму. Тот сидел на своей кровати и улыбался.

– Доброе утро! Точнее, добрый вечер, – поправился он, посмотрев в окно.

Вася проследил за его взглядом. На улице в самом деле уже наступил вечер. Выходит, он проспал весь день.

– Ну и как тебе вырубающий коктейль от тети Лены? – спросил Тёма.

Вася осторожно пошевелил руками, ожидая ощутить ремни, которыми его приковали к кровати, но руки двигались свободно. Вася приподнялся и посмотрел на свое тело. Его никто не привязал.

– Хреново, – честно ответил он на вопрос Тёмы, – я бы предпочел больше его не пробовать.

Тёма засмеялся.

– Тебя что, тоже кололи этой дрянью? – спросил Вася.

Тёма покачал головой.

– Нет. Я же умный и знаю, как надо себя вести, чтобы не отхватить, – похвастался он, – и тебя я тоже предупреждал. Надо было послушать.

– Да знаю, – отмахнулся Вася, – думал, они меня к кровати привяжут.

– Ну, видимо, Илья Иванович в тебя еще верит. – Тёма пожал плечами.

При упоминании лечащего врача в душе Васи снова проснулся гнев. Но на этот раз гораздо более слабый. Очевидно, еще сказывалось действие лекарства.

– Чертов доктор Франкенштейн, – пробубнил Вася, а затем с трудом сел. Во всем теле по-прежнему была слабость. Казалось, он тряпичная кукла, набитая синтепоном.

– Обед ты пропустил, но на ужин и кефирчик на ночь успеваешь, – с той же улыбкой сказал Тёма.

Васю его постоянная веселость уже начинала бесить. С другой стороны, может, причина была в таблетках, которые Тёма принимал, поэтому он и не мог реагировать иначе. Вася посмотрел на окно, которое по-прежнему закрывали решетки. Вот же влип. Заперт в Клинике с доктором Франкенштейном неизвестно насколько.

Дерьмо.

Ужин оказался не лучше завтрака. От "кефирчика" Вася отказался, а вот Тёма с удовольствием выпил обе упаковки, медленно потягивая жидкость через трубочку.

Ночью Вася не мог заснуть. Впрочем, это было неудивительно, учитывая, что он весь день пролежал в отключке. Теперь Вася ворочался с боку на бок, но удобно устроиться на больничной койке с тонкой, как блин, подушкой было невозможно. В конце концов, Вася лег на спину и уставился в темноту потолка. Смартфона, чтобы посмотреть видео, послушать музыку или просто почитать статьи, у него не было. Как и книг или журналов, или чего-то еще. Выходить из палаты ночью было запрещено. Тёма уже спал, с ним не поговоришь. А даже если бы и можно было, Вася не был уверен, что хочет этого. Оставалось только лежать и ждать утра.

«Ты должен сам все вспомнить».

Отличный совет, доктор Франкенштейн, ничего не скажешь. Интересно, другим больным вы тоже говорите что-то вроде: просто перестань слушать голоса в башке. Или еще лучше: а ты переключись на другую волну, может, там поинтереснее будет.

Вася тихонько хихикнул, но потом снова загрустил. Вспомнить самому? Будь это так легко, он бы сейчас не лежал в Клинике, верно?

Вспомнить самому.

Вася вздохнул и задал себе вопрос: кто я? А затем попытался напрячь память.

Есть ли у меня родители?

Где я живу?

Он мысленно представлял разные картинки и прислушивался к своим ощущениям. Будет отклик или нет.

Я живу в деревне?

Нет, глухо.

В коттеджном поселке?

Тоже ничего, никаких воспоминаний или ассоциаций.

В городской квартире?

Опять тишина.

Может, в коммуналке или общежитии?

Но и тут внутри ничего не откликнулось.

Что ж, видимо, я бомж, решил Вася.

Он прикрыл глаза, снова пытаясь что-то вспомнить. Но вместо этого в голове всплыло изображение белого корейского дракона на черном фоне.

Это бесполезно! Он никогда не сможет вернуть себе память и просто сгниет в этой идеальной Клинике. Хотя нет, возможно, просидев взаперти несколько лет, он начнет улыбаться, заглядываться на медсестричек и пить кефирчики, как Тёма.

Интересно, реально ли смыться отсюда?

Не успел Вася подумать о побеге, как тут же прогнал эту мысль. Даже если он сбежит, то куда пойдет потом? Вася ведь ничего не помнит! Ни адреса, ни телефона, ни имен родственников. Если только бомжевать на улице, но что в этом хорошего? Да и велика вероятность, что первый же патруль его задержит, а потом сюда же и вернет. Нет, это не вариант. Похоже, Вася застрял тут надолго.

5

Подходя к колледжу следующим утром, я сразу обратил внимание на большое разноцветное здание, примостившееся неподалеку. В прошлом мае вокруг еще был высокий забор, строительные бытовки, шум работающей техники, а сейчас все убрали. И, судя по всему, в здании теперь жили люди. Точнее, юноши и девушки, мои ровесники, ведь это был новый корпус интерната. Год назад в нашем городе заработал пилотный проект по созданию интерната нового типа (что бы это ни значило), где будут проводить профориентацию, занятия по социализации, подготовку к экзаменам и все в таком духе. А поскольку в старых корпусах свободных мест для совершеннолетних воспитанников не было, для них решили построить отдельное здание. Волею судьбы оно расположилось по соседству с моим колледжем.

Я с любопытством взглянул на новенький корпус, но потом увидел одногруппников и быстро переключил свое внимание на них. Шутка ли, с большинством мы не виделись почти три месяца. Правда, радость встречи омрачало беспокойство. Наверняка все уже знали об убийстве Олеси, и я боялся, что одногруппники завялят меня вопросами.

К счастью, этого не произошло. Намеренно или случайно друзья избегали этой темы. И к большой перемене я расслабился. Мы пообедали в столовой и направились обратно в аудиторию. По дороге Гоша подошел к окну, выходившему на интернат, и сказал:

– Значит, у нас теперь новые соседи. – В его интонации слышалось сожаление.

– Похоже, – отозвался я, встав рядом с лучшим другом.

– А что в этом плохого? – встряла Ксюша, – разве не здорово, что для детей построили новое красивое здание?

Гоша хмыкнул.

– Для них-то здорово, а вот для нас не очень, – заявил он.

– Мы-то тут при чем? – удивилась Ксюша, присев на подоконник.

– А вот ткнут тебе заточкой в живот, тогда узнаешь, – холодно сказал Гоша.

Ксюшина подруга Аня, с которой они были словно сиамские близнецы, начала громко возмущаться.

– Нельзя так говорить! Дети не виноваты, что оказались там! Зачем сразу делать из них монстров? – спросила она, скрестив руки на груди.

Гоша посмотрел на нее, как на дуру. Впрочем, он на всех так смотрел. Я-то давно к этому привык, но считал, что с девушками можно было общаться и повежливее. Особенно с симпатичными.

– А я и не говорил, что они в чем-то виноваты. Просто от осинки не родятся апельсинки, – сказал он.

– В смысле? – переспросила Ксюша.

– В прямом. Думаешь, в таких местах живут добрые, несчастные сиротки-Золушки, которые поют песенки с мышами и птичками и мечтают попасть на бал? – елейным голосом пропел Гоша, – хотя не исключаю, что и такие там есть. Но для статистики это не важно. Я уверен, что большинство обитателей этого милого пряничного домика – дети алкашей, наркоманов и всяких маргиналов. И попали они туда не по уникальному золотому билету из шоколадки.

Ксюша и Аня синхронно надули губы.

– Нельзя так судить о людях! – заявила Ксюша, – ты очень жестокий.

На мой взгляд, рассуждения Гоши были слишком грубыми, поэтому я поддакнул.

– Да, ты что-то и правда перегнул палку, – сказал я.

Гоша самоуверенно пожал плечами.

– Думай что хочешь, Тём. Но не советую тебе по вечерам шляться тут в одиночестве, – предупредил он.

Я нахмурился.

– А разве воспитанникам разрешают свободно выходить за территорию? – с сомнением спросил я, – там же вроде какая-то охрана должна быть. Хотя они ведь совершеннолетние…

– Может, и не разрешают, – сказал Гоша, – только они будут здесь шляться. Поверь мне.

Аня и Ксюша снова стали высказывать недовольство, а я посмотрел на раскрашенное в яркие цвета здание интерната. Пожалуй, Гоша был прав. Осторожность никогда не бывает излишней.

6

Вася снова сидел в кабинете Ильи Ивановича. Тот, как обычно, был в хорошем настроении и с блокнотом в руках. Чего нельзя было сказать о Васе. Это относилось и к настроению, и к блокноту.

– Как ты сегодня? – задал дежурный вопрос Илья Иванович.

– Нормально, – нехотя отозвался Вася. Он был расстроен и подавлен и не хотел общаться с доктором Франкенштейном.

– Хорошо, – кивнул Илья Иванович, – как дела с воспоминаниями?

– Никак, – бросил Вася.

Илья Иванович, казалось, не хотел замечать негативный настрой своего пациента.

– А не было такого, чтобы тебе на ум приходили какие-то образы? – спросил он.

– Типа? – уточнил Вася.

– Любые. – Илья Иванович пожал плечами и ненадолго прервал свою писанину. – Представь, ты ни о чем не думаешь, и вдруг в голове сам собой всплывает какой-то образ. Или, может быть, есть какой-то повторяющийся сон?

Вася задумался. До сих пор он еще ни разу не видел сны. Точнее, может, ему что-то снилось, просто каждое утро разум тщательно стирал воспоминания о снах, как избавился и от Васиного прошлого. А вот насчет повторяющихся образов…

– Ну был один образ, – нехотя признал Вася, а затем добавил, – но это просто бред.

– Психиатры любят бред, – попытался пошутить Илья Иванович, – так что это был за образ?

– Корейский дракон, – ответил Вася.

Илья Иванович что-то быстро записал.

– Значит, корейский дракон, – повторил он, – а какой?

Вася пожал плечами.

– Да обычный. Белый дракон на черном фоне, – рассказал он.

– И все? – снова уточнил Илья Иванович.

– Да, – буркнул Вася. Он не понимал, почему доктор Франкенштейн так прицепился к этому.

Илья Иванович вздохнул.

– Василий, послушай, если ты хочешь поскорее все вспомнить, то ты должен мне помочь, – сказал он.

– А кто вам сказал, что я хочу что-то вспоминать? – парировал Вася.

– А ты разве не хочешь? – удивился Илья Иванович.

– Нет, – отрезал Вася.

– Интересно, почему? – спросил Илья Иванович.

Кто бы сомневался, что он отреагирует именно так! Чтобы Вася не сказал, тот всегда спрашивал «почему?». Я голоден. Почему? Я хочу спать? Почему? Я задолбался торчать в этой Клинике. Почему? Как же это бесило!

– Потому что, – буркнул Вася, но потом все же добавил, – разве это не очевидно? Если я оказался здесь, значит, со мной произошло что-то очень плохое. Верно? Может, надо мной издевались в колледже, и, в конце концов, разбили башку так, что память отшибло. А может, я был в плену у маньяка и мой мозг стер эти воспоминания, чтобы меня защитить. Или вообще, я ребенком выжил в авиакатастрофе, скитался по лесу, и меня воспитали волки. Всякое возможно. Почему я вообще должен вспоминать весь этот кошмар?

– Значит, волки воспитали? – переспросил Илья Иванович, который все это время что-то записывал.

– Ну, как вариант, – отозвался Вася, – медведи или тигры вроде таким не славятся. А волки живут стаями, держатся друг за друга и вполне могут принять к себе чужого детеныша.

– Я не специалист по животным, но, пожалуй, ты прав, – кивнул Илья Иванович.

– Ну вот, – подтвердил Вася, – тогда чего вы от меня хотите? Я пошел.

После этих слов Вася встал и направился к двери. Он ожидал, что Илья Иванович попытается его остановить.

– Хорошо, на сегодня достаточно. Можешь идти, – сказал он вместо этого.

Проклятый доктор Франкенштейн, – выругался Вася про себя и вышел из кабинета.

7

Студенческая жизнь шла своим чередом, и вскоре я забыл о предостережении Гоши, а разноцветный домик по соседству превратился в еще одну привычную деталь окружающего пейзажа.

В один из дней мне пришлось остался на дополнительные занятия по матеше. Вообще-то, для меня это не был профильный предмет, но портить себе зачетку тройкой тоже не хотелось. Поэтому лишние пару часов я старательно решал уравнения, подавляя внутреннего гуманитария.

После занятия пришлось еще немного задержаться, чтобы обсудить кое-что с преподавательницей, и в итоге я вышел из колледжа последним, под недовольный бубнеж охранника. В сентябре по вечерам было еще не так темно, поэтому я не волновался и неторопливо шел домой, слушая музыку в наушниках. Думал о колледже, матеше и об Олесе. Точнее, о расследовании ее убийства. С момента допроса никаких новостей не было. Следователь больше со мной не связывался. Наверное, это был хороший знак. Следователь убедился в моей непричастности и решил оставить меня в покое, но я все равно чувствовал тревогу. Неизвестность пугала. Расследование находилось вне зоны моего контроля, поэтому я ощущал страх и бессилие, и, мучаясь бессонницей по ночам, принимался искать в интернете новости о деле Олеси. Разумеется, безрезультатно.

Погруженный в свои мысли, я прошел вдоль школы, свернул на соседнюю улицу и вдруг передо мной вырос какой-то парень в дурацкой футболке с корейским драконом. Я хотел его обойти, но тот намеренно перекрыл дорогу. Я остановился, вытащил один наушник и посмотрел на парня. Его лицо было мне не знакомо. Не то, чтобы я знал всех людей в округе, но райончик у нас маленький, спальный, большинство местных поневоле примелькались.

Парень был высоким, светловолосым и короткостриженым. Убитые кроссовки, старые джинсы с какими-то масляными пятнами, идиотская футболка и толстовка с дырками, явно не дизайнерскими. Интернатский, – догадался я.

– Тебе чего? – спросил я, после паузы. А затем вдруг понял, что кроме меня и этого типа, вокруг никого нет.

– Телефон дай, – потребовал парень.

Я напрягся.

– Тебе зачем? – осторожно спросил я, сразу же вспомнив предостережение Гоши о заточке.

– Надо, – с наглой ухмылкой ответил парень.

Я начал быстро прикидывать варианты. Как поступить? Отдать или отказаться? Как вообще правильно разговаривать с такого типа людьми? Я окинул потенциального противника оценивающим взглядом. Судя по виду, парень был крепким, спортивного телосложения. Вряд ли от такого получится убежать, тем более тот стоял совсем близко. Врезать ему? Я не был трусом, и в прошлом мне случалось драться с парнями из соседнего двора. Но в тех случаях это была честная драка. Один на один и без оружия. А что на уме у этого парня я сказать не мог. Вдруг у него действительно заточка в кармане? Или складной нож? Вдруг он психопат и, услышав отказ, забьет меня насмерть какой-нибудь арматурой? К счастью или нет, но воображение в таких случаях работало хорошо. Вставал вопрос, готов ли я расставаться с жизнью из-за смартфона, пусть и дорогого.

– Ну, че застыл? – оскалился парень, – глухим прикидываешься? Сказал, телефон давай!

Меня уже начало потряхивать от гнева. Хотелось съездить этому ублюдку по лицу, но еще сильнее бесил собственный страх. Испугался какого-то интернатского гопника. Позор! Но я никак не мог выбросить из головы слова Гоши про заточку. А если этот ублюдок на самом деле меня пырнет? Перед кем тогда я буду хвастаться своим геройством? Перед святым Петром?

Потной рукой я залез в карман, достал смартфон и протянул парню.

– И разблокировать не забудь, – усмехнулся тот.

Я так сильно стиснул зубы, что заболела челюсть. Интернатский гопник стоял прямо передо мной, чуть возвышаясь, и я ясно видел в его взгляде смесь презрения и торжества. Ублюдок чувствовал себя победителем. Триумфатором, хотя вряд ли умел писать такие сложные слова. Уязвленная гордость и мужское эго требовали наплевать на последствия и хорошенько врезать гопнику. Лучше умереть, сражаясь, чем сдохнуть, как трус.

А вот разум и повышенная тревожность были не согласны. Они напоминали мне про самые кровавые репортажи из криминальной хроники. Ну врежешь разок, а он тебя заточкой. Да, его потом наверняка поймают и посадят, но мертвому тебе от этого легче не станет. Я сразу вспомнил про похороны, на которых приходилось бывать. Бабушки. Тети. Олеси. Светы. Наташи. Кати. (Сколько же людей я похоронил за свои неполные двадцать!). Перед мысленным взором возникли восковые лица покойников. Их измененные смертью черты. Я вспомнил, как вслед за другими скорбящими целовал холодный, твердый лоб, и потом долго тер губы мылом, ощущая на них прикосновение смерти.

Испытывая доходящее до тошноты отвращение к самому себе, я послушно разблокировал смартфон. Ублюдок с ухмылкой победителя быстро выхватил его и спрятал в карман.

– Ну, бывай! – бросил он и довольный пошел прочь.

А я так и остался стоять посреди улицы, сжигаемый гневом и обидой. Проклятье! Ситуация как в какой-то тупой комедии, когда гопники грабят ботаников. Постояв так еще пару минут, я с силой пнул валявшуюся у дороги банку из-под энергетика и поплелся домой.

Если этот ублюдок думает, что я не заявлю в полицию, то он сильно ошибается!

8

Я возвращался домой, скрипя зубами от злости. Не мог успокоиться из-за того, что так легко отдал какому-то уроду свой смартфон, даже не попытавшись сопротивляться. Словно трус. Осознавать это было противно. Невыплеснутый гнев жег изнутри, требовал выхода. Мне хотелось вернуться, догнать этого парня и избить. Хотя тот уже ушел. Тогда надо будет подкараулить его завтра и разобраться.

А если завтра он не появится?

Проклятье! Как же бесит!

Подпитываемый яростью, я почти бежал, на ходу сжимая и разжимая кулаки. Все вокруг раздражало: идиотские выбоины на асфальте, тупые уроды, не умеющие парковаться, громкая музыка из окна первого этажа. Добравшись до подъезда, я набрал код на домофоне, с силой надавливая на кнопки, словно пытался выдавить их, как прыщи. Дверь мерзко запищала, я вошел в подъезд и поморщился.