Встретимся в моих кошмарах

Алекс Блэксорн

Встретимся в моих кошмарах

1

Он очнулся в незнакомой комнате и долго не мог понять, где находится. Белые стены, белый потолок, белая тумбочка и белое постельное белье – казалось, в этом месте выключили цвет. Он сел и огляделся. На кровати у противоположной стены лежал парень. Тоже незнакомый. Почувствовав на себе его взгляд, сосед зашевелился и открыл глаза. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, а затем Он спросил:

– Где я? – Собственный голос тоже показался ему чужим. Словно Он был куклой чревовещателя.

– Ну, у меня нет однозначного ответа на твой вопрос, тут все зависит от точки зрения, – сказал Сосед.

– В каком смысле? – спросил Он.

Сосед усмехнулся.

– В прямом. Может быть, там за оградой и существует что-то однозначное. – Сосед махнул рукой в сторону небольшого зарешеченного окна. – Но здесь ты сам определяешь реальность, в которой живешь. Захочешь сбежать от прошлого, и никто тебя не остановит.

От пояснений Соседа Он только сильнее запутался.

– Но все-таки, что это за место? – настаивал Он.

Сосед вздохнул.

– Какой ты скучный! Ладно, отвечу. Формально ты в Клинике, – сказал Сосед, – типа заведение для тех, у кого не все в порядке с головой, но инновационное, не похожее ни на одну другую существующую больницу. Соболезную. Или поздравляю. Тут, как посмотреть.

Он взглянул на окно с решеткой, на Соседа в унылой больничной пижаме, на закрытую дверь в палату.

– Как я сюда попал? – растерянно спросил Он.

Сосед с наслаждением потянулся и сел, сбрасывая одеяло.

– Ответ зависит от того, что именно ты хочешь узнать. – Сосед зевнул, словно бы вести подобные беседы для него было обыденным делом.

– В каком смысле? – не понял Он.

– Ну, если ты спрашиваешь буквально: как ты сюда попал, то ответ прост. Тебя привезли на автомобиле с красным крестом, а потом санитары перенесли твое тело в палату, – сообщил Сосед, – а если ты хочешь знать причину, по которой тебя запихнули в Клинику, то тебе лучше задать этот вопрос самому себе.

Он растерянно кивнул и попытался вспомнить, что было с ним вчера. И не смог. Более того, ему не удалось восстановить в памяти и более ранние события. Он вообще ничего не помнил: ни свое имя, ни возраст, ни место жительства. Как бы Он ни старался, память оставалась кристально чистой, словно Он только что родился сразу в теле юноши. Ему стало по-настоящему страшно, по спине словно побежали паучки, щекоча кожу своими маленькими лапками. От этого вздыбились волоски на руках, он начал потеть и быстро вскочил с кровати.

– Мне надо с кем-то поговорить, – дрожащим голосом произнес Он и сделал шаг к двери, но Сосед схватил его за рукав.

– Ты что делаешь? – спросил Сосед.

– А? – не понял Он.

Сосед вздохнул.

– Забыл, что ты в Клинике? У нас тут не то чтобы классический дурдом, но все же нужно соблюдать осторожность. Будешь бегать, кричать, ломать двери и нарвешься на неприятности, – предупредил Сосед, – в таких местах надо вести себя тихо и вежливо, ясно? К тому же, – прибавил он, – если начнешь создавать проблемы, тебя быстро успокоят. А превращение в зомби никого не красит, поверь.

Он отошел от двери и попытался успокоить дыхание. Но сердце колотилось как бешеное, кровь шумела в ушах, и ему казалось, если прямо сейчас ничего не сделать, то это жуткое место поглотит его и переварит в своем снежно-белом чреве.

Сосед по-прежнему крепко держал его за рукав, а когда понял, что Он сдался, потянул в сторону от двери и усадил на свою кровать.

– Что случилось-то? – спросил Сосед, – может, я могу помочь?

Он покачал головой.

– Я не помню, как сюда попал. Я вообще ничего не помню, – признался Он.

– Ого! Ничего в смысле совсем ничего? – уточнил Сосед, – вроде как чистый лист? Ни имени, ни адреса?

Когда Он задумался о своем имени, то на ум сразу пришел один вариант, словно кто-то шепнул на ухо.

– Вася, – произнес он, – но я не уверен. Не помню точно, просто, когда ты спросил про имя, оно как-то само появилось.

– Ясно, круто! А я Тёма, приятно познакомиться. – Сосед протянул ему ладонь с длинными тонкими пальцами, словно у музыканта. Вася ее пожал. Она оказалась теплой и сухой в отличие от его собственной – холодной, потной и липкой, будто лягушачья кожа.

Вася посмотрел на соседа и вдруг кое-что понял. Раз Тёма тоже в этой Клинике, чем бы она ни была, выходит он сумасшедший. Непохож. Внешне Тёма выглядел как обычный парень лет восемнадцати, может, чуть старше. С другой стороны, а как должен выглядеть сумасшедший? Ходить с шапочкой из фольги на голове и орать что-то бессвязное?

– Что? Что теперь со мной будет? – спросил Вася.

Тёма пожал плечами.

– Не знаю, но ты не паникуй. Убивать тебя тут точно не станут. – Он улыбнулся. – Кстати, раз ты говоришь, что потерял память, может у тебя черепно-мозговая травма? Такое вроде часто бывает. Какая-нибудь жуткая авария, машина всмятку, человек весь переломан. Его кладут в больничку, родственники плачут, думая, что он умрет. Но через какое-то время человек приходит в себя и выясняется, что он ничего не помнит. Я в книге читал. Может, и с тобой так случилось?

Вася какое-то время обдумывал эту мысль. А потом коснулся рукой волос. Вместо стрижки под ноль, которую ему бы сделали в случае жуткой черепно-мозговой травмы, была густая, относительно длинная шевелюра: пряди волос падали на лоб, цепляясь за ресницы. Никаких повреждений или шрамов на голове Вася не нащупал.

– Вряд ли, – сказал он.

– Да, пожалуй, ты прав, – протянул Тёма, оглядывая голову Васи, – про шрамы я не подумал.

– Если это не травма, значит, я все-таки спятил, да? – спросил Вася слишком жалобным голосом.

Тёма сел ближе и приобнял его за плечо.

– Эй, не надо так убиваться, – бодро сказал он, – может, все не так уж и плохо. Здесь уж точно лучше, чем там. – Тёма снова кивнул в сторону окна. – В Клинике ты можешь создать собственный мир и стать, кем захочешь. Сойти с ума – значит обрести полную свободу.

Его слова Васю не воодушевили.

– Ладно, слушай, – продолжил убеждать Тёма, – это хорошая Клиника. Честно. Новый формат, так сказать. Тут все отличается от обычных больниц: другие правила, другие методы, другой подход к лечению. Никто не будет делать из тебя овощ или привязывать к кровати без необходимости. Да и Илья Иванович – отличный мозгоправ. Он свое дело знает.

Вася посмотрел на Тёму. «Привязывать к кровати без необходимости»? Интересно, что он подразумевал под «необходимостью»? И значит ли это, что вероятность быть привязанным к кровати не ровна нулю?

– А ты давно здесь? – спросил Вася.

Честно говоря, он не знал, как правильно общаться с сумасшедшими. Можно ли задавать им такие вопросы? Но Тёма казался ему вполне нормальным и вроде бы не обижался на его любопытство.

– Да, давненько, – задумчиво протянул Тёма.

– А когда? Когда обратно? – спросил Вася и тут же исправился, – то есть, когда тебя выпишут?

Тёма усмехнулся.

– Думаю, я нашел человека, который мне поможет, так что посмотрим, – загадочно произнес он.

Васю такое признание сбило с толку.

– Ты говоришь про помощь лечащего врача? – спросил он.

– Вроде того. – Тёма неопределенно дернул плечом.

– То есть ты… я имею в виду, у тебя что-то серьезное? – спросил Вася и тут же испугался. Не перешел ли он границы дозволенного? Но Тёма продолжал дружелюбно улыбаться.

– Можно сказать и так, – уклончиво ответил он, – я здесь из-за Жердяного человека. Но моя история не подходит для того, чтобы начинать с нее знакомство. Так что давай отложим на потом.

Вася кивнул. Правда, перспектива "потом" в Клинике для душевнобольных не выглядела так уж радужно. Он надеялся, что его скоро отпустят домой. Если, конечно, у него был дом.

– И что теперь? – спросил Вася, – в смысле, как тут все устроено?

– Да обычно. Так же, как в каком-нибудь санатории, только с учетом специфики. – Тёма хихикнул. – Подъем. Еда: завтрак, обед, ужин. Еще есть полдники, вторые завтраки и вторые ужины. Таблетки. Процедуры. Групповая терапия. Индивидуальные беседы с мозгоправом. Свободное время. Есть дни посещений, когда могут прийти родственники. Ну и отбой. Конечно, все это не в один день, – добавил Тёма.

Вася пытался переварить информацию, но все, кроме приемов пищи, выглядело незнакомым и пугающим.

– Значит, больных здесь навещают родные? – уточнил он.

– Ага, – невесело отозвался Тёма, – теоретически такая возможность есть, а на практике все зависит от состояния пациента и совести его родни.

Вася кивнул. Посещения семьи – это хорошо. Если у него есть родственники, то они помогут вспомнить, что произошло.

За дверью послышался какой-то шум. Вася вздрогнул.

– Утро наступило, – пояснил Тёма, – сейчас будут разносить завтрак. Переползай пока к себе, – попросил он, – ты не подумай, мне нравится с тобой общаться, но здесь на это смотрят настороженно, тем более ты новичок, непонятно чего ожидать. Сам понимаешь, кругом ребятки с проблемами. Сейчас мило беседуют, а в следующую секунду уже пытаются друг друга убить.

Вася покосился на Тёму. Ему хотелось спросить, способен ли сосед причинить ему вред, но он не стал этого делать. Просто поднялся и пересел на свою койку. Тёма продолжал улыбаться и даже напевал что-то себе под нос, глядя в окно. Вася тоже туда посмотрел. Решетка закрывала обзор, но, судя по всему, на улице был разгар лета. Конец июня – начало июля. А может, уже и август.

Дверь в палату открылась, и вошла невысокая юркая медсестра в синей униформе.

– Доброе утро, Эля, – поздоровался Тёма.

– Доброе, дружочек! Держи. – Медсестра протянула ему два стаканчика. Сначала Тёма закинул в рот содержимое первого, а затем запил жидкостью из второго. Таблетки, – догадался Вася.

– Как там на улице? – спросил Тёма.

– Сегодня жара, – пожаловалась Эля, – в транспорте вообще дышать нечем. Еле доехала, думала, в обморок свалюсь! Да еще эти бабки весь салон заняли. Вот куда они ездят в такую рань?! Нет бы дома сидеть.

Недовольно бубня, она вернулась к тележке за дверью. Поставила пустые стаканчики вниз, взяла два новых и направилась к Васе. Тот испуганно отполз и вжался в стену.

– Вот твое лекарство, – с улыбкой сказала Эля.

– Что это? – дрожащим голосом спросил Вася.

– Лекарство. Его выписал твой лечащий врач, – ответила Эля. На ее лице по-прежнему была вежливая улыбка, но одновременно появилась напряженность.

– Но я же… Я же не… – промямлил Вася, с ужасом глядя на белую таблетку на дне стаканчика, – что это за лекарство?

Мало того что он ничего не помнил, так еще и должен был выпить какие-то непонятные таблетки. Вася не чувствовал себя больным, и тем более ему не казалось, что он сошел с ума. Но и как чувствуют себя поехавшие он не знал. Может, они тоже считают себя нормальными.

– Это просто успокоительное, и ты должен его принять, – с нажимом сказала Эля, – иначе я позову санитаров и поставлю тебе укол.

Васе захотелось закричать, что это несправедливо. Пусть ему сначала расскажут, что произошло, а уже потом накачивают лекарствами, но он быстро сдался. Вася помнил предостережение Тёмы и прекрасно понимал, что, если попробует сопротивляться, его быстро скрутят и, чего доброго, еще и к кровати привяжут.

Поэтому Вася взял стаканчик с таблеткой, закинул ее в рот и, запив водой, поморщился. Горькая.

– Хорошо, теперь открой рот и высуни язык, – потребовала Эля.

Проверяет, проглотил ли он таблетки. Вася подчинился. Эля удовлетворенно кивнула.

– Вот и молодец, – сказала она и направилась к выходу, – хорошего дня, дружочек! – бросила Эля напоследок.

– И тебе! – отозвался Тёма, а затем посмотрел на Васю, – красивая она, да? Эх, если бы мы жили по одну сторону ограды!

Вася его не слушал. Проглоченная таблетка жгла горло и внутренности. Васе казалось, что его стошнит. Правда ли это просто успокоительное? А вдруг нет? Что, если из него сделают овощ? Или подсадят на какую-то дрянь? Вдруг после этих таблеток он перестанет быть собой и превратиться в кого-то другого? Этого Вася боялся большего всего на свете, хотя толком и не помнил, кто он. Вдруг он уже кто-то другой?

Вскоре принесли завтрак. Типичная больничная еда: каша с маслом, бутерброд с сыром, чай. Вася с трудом заставил себя это съесть. Чувства голода не было, скорее им двигал первобытный страх: чтобы выжить во враждебной среде, надо есть. Именно так Вася и поступил.

Покончив с завтраком, он решил заглянуть в душевую. Тёма сказал, что для него приготовили новую зубную щетку и тюбик пасты. Вася был благодарен санитарам (или кто там занимался такими вещами?). Пусть он и лежал сейчас в Клинике, о гигиене забывать нельзя.

Зайдя в душевую, Вася закрыл дверь, собираясь раздеться догола и поискать на своем теле шрамы, раны, синяки или другие следы аварии, операции или чего-то в этом роде. Стоило повернуться к раковине, как из зеркала на него уставились два зеленых глаза, напоминавших незрелые ягоды крыжовника. Настороженно и совсем недружелюбно. Взгляд крыжовин медленно скользнул по волосам Васи, перешел на лицо, а потом опустился на шею. Он тут же ощутил холодное прикосновение упругой кожицы ягод, которые медленно скользили по коже.

Вася всматривался в зеркало и одновременно узнавал и не узнавал себя. Вроде в отражении был он, но при этом какой-то чужой. Вася прикоснулся к своему лицу, но так и не смог до конца поверить, что оно принадлежит ему. Появилось странное ощущение, словно его душа переселилась в другое тело. Вроде бы в зеркале он видел свое лицо, но из-за отсутствия воспоминаний не мог быть уверен, что раньше выглядел именно так.

Вася решил присмотреться внимательнее и заметил на лице небольшие свежие царапины. Он коснулся их кончиками пальцев. Что это за следы? Есть ли на его теле другие травмы? Вася сбросил больничную пижаму и чуть отошел от зеркала, внимательно разглядывая свое обнаженное тело.

Царапины, только большего размера, были на предплечьях. А костяшки пальцев оказались сбиты. Еще Вася обнаружил синяки. На руках, на плече и на боку. Пять маленьких овалов на запястьях идеально совпадали со следами от пальцев. Кто-то крепко его держал. Вполне возможно, это был санитар. Но, может, и кто-то другой. Остальные синяки были довольно большие и странные по форме. Возможно, Вася упал и ударился. Хотелось бы в это верить. Еще на коленках было нечто похожее на ссадины. На правой больше, на левой чуть меньше. Тоже упал? Возможно.

Вася вертелся перед зеркалом, разыскивая другие травмы. Удалось заметить еще несколько совсем маленьких синяков и царапин, но ничего серьезного Вася не нашел. Ни шрамов, ни ожогов, ни каких-нибудь следов от недавно проведенных операций. Теперь он еще сильнее убедился, что попал сюда не из-за черепно-мозговой травмы или автомобильной аварии. Нет, с ним произошло что-то другое и возможно очень плохое.

2

Первого сентября я должен был, как и в прошлом году, пойти на пары в колледж, но вместо этого сидел на допросе у следователя. Пока в качестве свидетеля. Пока. И сейчас я должен был сделать все, чтобы мое положение не ухудшилось.

Следователь был грузным немолодым мужчиной, от которого неприятно пахло луком. Поэтому я прислонился к спинке стула и повернулся к приоткрытому окну, пытаясь поймать струю свежего воздуха.

– Значит, ты утверждаешь, что тот вечер Олеся провела у тебя? – спросил следователь, – чем вы занимались?

Его взгляд оказался еще неприятнее, чем запах изо рта. Вроде бы он ни в чем меня не обвинял, но смотрел так, словно это я убил Олесю.

– Чем занимались? – Прячась от его взгляда, я заерзал на стуле, который угрожающе закачался подо мной. – Да, ничем особенным. Как обычно. Поболтали. Обсудили, куда сходим первого сентября, чтобы отметить начало нового учебного года. Ну и все такое. – Я пожал плечами.

У меня не было никакого желания рассказывать этому мужику об Олесе и наших отношениях. Но еще важнее, я боялся завраться. Ложь чем-то похожа на зеленку. Самая крохотная капелька намертво въедается в кожу и потом ее не отмыть, сколько не три мочалкой. Так и с враньем: даже невинная ложь оставляет заметный след.

– Поболтали и все? – уточнил следователь, одарив меня сальной ухмылочкой.

Я скрипнул зубами от раздражения, но сдержался. Вместо этого прямо взглянул на следователя.

– Да и все, – сказал я и добавил: – кроме меня, дома были еще и родители, если вы забыли.

Конечно, следователь ничего не забыл. Именно благодаря присутствию родителей в тот вечер я сейчас был свидетелем, а не подозреваемым.

– Ясно, – пробормотал следователь, записывая мои показания на листок, – и Олеся ничего тебе не говорила о своих планах? Куда собиралась пойти потом?

Я занервничал. Возникло знакомое ощущение, родом из детства. Тогда в моду вошли мыльные пузыри. И на всякие детские мероприятия, «ёлки» и тому подобное обязательно приглашали человека, который показывал разные трюки, а в конце приглашал всех желающих оказаться внутри гигантского пузыря. Ты встаешь в огромное кольцо с мылом, артист поднимает его за ручку и вот ты уже в прозрачном коконе. Родители делают фотографию, а потом пузырь лопается, и тебя облепляют холодные липкие мыльные брызги. Именно так я чувствовал себя сейчас.

– Было уже поздно, когда она ушла, – сказал я, – Олеся собиралась домой.

Формально я не соврал, а лишь умолчал об одной детали, но и это далось с трудом. Разумеется, мой ответ следователя не удовлетворил.

– Может быть, она планировала куда-нибудь заскочить по дороге. Например, в магазин? Или с кем-то встретиться? – продолжал допытываться следователь.

Я покачал головой, стараясь незаметно вытереть вспотевшие ладони о джинсы. Если он продолжит докапываться…

– Не знаю, она мне ничего такого не рассказывала, – ответил я и снова не соврал.

Следователь не сводил с меня взгляда. Казалось, он о чем-то догадался и сейчас раскроет мою ложь. Я сглотнул, но от страха горло стало совершенно сухим, и я закашлялся. На глаза выступили слезы. Следователь бесстрастно наблюдал за моими попытками унять кашель и, наконец, достал из ящика карамельку и протянул мне. Я взял конфету в руки и взглянул на фантик. «Барбарис». По горлу прошел спазм, то теперь уже не от кашля. Я еле сдержал рвотный позыв.

«Барбарис» – любимые конфеты Олеси. У нее в сумке всегда болталась пара леденцов. От них язык становился розовым, а губы сладкими. Мне нравилось целовать Олесю в этот момент и чувствовать легкий привкус конфеты, которую она только что рассосала. Так я словно бы целовал детство.

Знал ли об этом следователь? Возможно, он нарочно предложил мне именно «Барбарис», чтобы проверить реакцию?

Конфета жгла ладонь. Мне хотелось отшвырнуть ее подальше, но я боялся себя выдать. Поэтому послушно развернул обертку и отправил глянцевый леденец в рот. Желудок тут же скрутило новым спазмом, а рот наполнился слюной. Я с трудом сглотнул, стараясь дышать ровно, и проговорил:

– Спасибо!

– Ага, – пробормотал следователь, вернувшись к своим бумагам, – ладно, с этим разобрались. Скажи-ка мне вот что: у Олеси были враги или недоброжелатели?

Я чуть было облегченно не выдохнул. Наконец-то следователь оставил в покое опасную тему! Ура!

– Нет, – честно ответил я, – Олеся была доброй, всем помогала. Она пользовалась популярностью в колледже, у нее было много друзей. Преподаватели тоже хорошо к ней относились, – сказал я и зачем-то добавил: – уверен, если вы их спросите, они подтвердят мои слова.

Следователь раздраженно дернул плечом: мол, сам разберусь.

– А как насчет бывших парней и поклонников? – уточнил он.

С непривычки леденец успел натереть мне язык и нёбо. Я перекинул конфету за щеку.

– Ну, я Олесю об этом не спрашивал. Это не мое дело. – Говорить с леденцом было неудобно. – Знаю, что до меня она встречалась с одним. Стас, кажется. Или Слава. Точно не помню, но, насколько я слышал, его посадили.

«И поделом», – хотел добавить я, но промолчал. Следователь кивнул. Наверняка он уже успел проверить этого Стаса-Славу.

– А что насчет отношений в семье? Олеся тебе что-нибудь рассказывала? – спросил следователь.

Он коснулся неприятной темы, и я снова заерзал на стуле. Даже если бы Олеся ничего не говорила – а она не особо любила обсуждать свою семью – я не мог не заметить синяки и ссадины на ее теле. Она не раз убегала из дома, а когда мы начали встречаться, стала почти все вечера проводить у меня, лишь бы подольше не возвращаться к себе. Иногда мне даже казалось, что Олеся встречалась со мной не потому, что любила, а ради возможности уйти из дома.

– Отчим бил Олесю, – сказал я, – он алкоголик и в пьяном виде постоянно срывался по любому поводу. Мать Олесю не защищала, она сама всегда была любительницей прикладываться к бутылке. – Я сделал паузу. – Олеся мечтала от них съехать, но в общежитии при колледже не было мест. Вроде бы в этом году они должны были освободиться. – Я тряхнул головой. – Теперь это уже не важно.

– Домашнее насилие, значит. – Следователь произнес это с таким видом, словно бы говорил: не морочь мне голову, я прекрасно знаю, что ее семья непричастна к убийству.

Я не стал дальше развивать тему, лишь пожал плечами. Мне хотелось верить, что Олесю убил именно отчим. Он был плохим, жестоким человеком и ненавидел свою падчерицу. Отчим идеально подходил на роль убийцы. Это бы упростило все дело, и я смог бы вздохнуть с облегчением: преступник пойман, а все остальное, то, о чем я так старательно умалчивал – просто недоразумение. Но какая-то часть моей души отказывалась верить в такую удобную версию.

Следователь постучал дешевой пластиковой ручкой с погрызенным синим колпачком, по столу.

– Хочешь что-нибудь добавить? – спросил он.

Я мог бы многое рассказать об Олесе, но я боялся. Вдруг это заставит следователя вернуться к событиям того вечера? Поэтому я предпочел промолчать.

– Нет, – проговорил я.

Следователь смерил меня долгим взглядом, а затем пододвинул протокол.

– Перечитай, внизу напиши «с моих слов записано верно» и поставь свою подпись, – велел он.

Я именно так и сделал. Пока перечитывал собственные показания, зафиксированные размашистым почерком следователя, ловил себя на мысли, что мои слова сквозят ложью. Казалось, любой, кто взглянет на протокол, поймет, что я соврал.

– Я могу идти? – спросил я, после того как поставил подпись.

– Пока да, – ответил следователь. Возможно, мне показалось, но он словно бы сделал акцент на слове «пока».

Я встал со стула, который при этом протяжно скрипнул.

– До свидания, – сказал я и вышел из кабинета.

На улице меня уже ждали родители. Мама порывалась пойти со мной к следователю, но так как я уже был совершеннолетним, это не имело смысла. В итоге она и отец все время допроса, точнее, беседы, прождали меня внизу.

– Сынок! – завопила мама и бросилась ко мне, словно я вышел из средневековой пыточной. На ее глазах даже выступили слезы.

– Мам, ну чего ты? Все в порядке, – сказал я, оглядываясь на проходивших мимо мужчин в форме, – давай лучше поговорим в машине.

– Правильно! – поддержал отец, – нам тут больше делать нечего.

Машину пришлось припарковать на соседней улице. Отец разблокировал двери и сел за руль, мама, против обыкновения, выбрала не переднее сидение, а забралась ко мне на заднее.

– Как ты сыночек? – запричитала она, ощупывая меня в поисках травм.

Я аккуратно убрал ее руки.

– Мам, это была просто беседа, – сказал я, – следователь задавал мне вопросы, а я отвечал. Только и всего.

– Только и всего?! – взвилась мама, – да какое право они имеют допрашивать тебя, словно какого-то преступника?! Лучше бы занялись семьей этой девицы! И вообще, ты приличный мальчик, ясное дело, что ты здесь ни при чем! А эта девица…

– Мам! – резко оборвал ее я.

Но от этого стало только хуже.

– А что мам?! – взвизгнула она, – ты сам виноват! Вечно общаешься с какими-то маргиналками, а потом попадаешь в передряги! Сколько раз я пыталась познакомить тебя с приличными девочками из хороших семей, но нет! Ты приволакиваешь в дом очередную дворняжку, а мы с отцом потом разгребаем последствия! – кричала мама, – нам, знаешь ли, тоже неприятно по полицейским участкам шататься. Это бросает тень на нашу семью, понимаешь?!

Я хотел ей ответить, но меня прервал отец.

– Так что ты им сказал? – спросил он.

Я повернулся и поймал его взгляд в зеркале заднего вида. Я сразу понял, о чем именно он спрашивал.

– Что в тот вечер Олеся поехала домой. Одна, – сказал я.

Отец улыбнулся.

– Вот и молодец, сынок! – Он завел двигатель и с довольным видом принялся насвистывать какую-то мелодию.