Ожерелье королевы. Анж Питу

– Сударь, – продолжала Андреа, – после всего, что вы для нас сделали, вы не сможете отказать еще в одной любезности.

– Слушаю вас.

– Признаться, сударь, мы побаиваемся этого извозчика, он так неохотно согласился ехать.

– Вы напрасно беспокоитесь, – ответил офицер. – Я запомнил его номер, сто семь «С», так что, если он причинит вам какие-либо неудобства, обращайтесь ко мне.

– К вам? – забывшись, проговорила по-французски Андреа. – Но как же мы сможем к вам обратиться, если не знаем даже вашего имени?

Молодой человек попятился.

– Так вы говорите по-французски? – с удивлением воскликнул он. – Вы говорите по-французски, а меня уже полчаса заставляете терзать мой немецкий! Ей-богу, сударыня, это нехорошо!

– Извините нас, сударь, – вмешалась вторая дама, приходя на помощь озадаченной спутнице. – Вы же понимаете, что, не прикинься мы иностранками, в Париже нам пришлось бы трудно, а с этим экипажем – тем более. Вы же светский человек и прекрасно понимаете, что мы оказались в несколько неестественной ситуации. Помочь нам лишь наполовину означает не помочь вовсе. Проявить меньшую скромность, чем вы проявляли до сих пор, означает быть нескромным. Мы составили о вас хорошее мнение, сударь, не заставляйте же нас его менять. Если вы можете оказать нам услугу, сделайте это безоговорочно или позвольте нам поблагодарить вас и искать помощь в другом месте.

– Сударыня, располагайте мною, – ответил офицер, пораженный благородным и очаровательным тоном незнакомки.

– В таком случае не сочтите за труд сесть сюда.

– В экипаж?

– Да, и поехать вместе с нами.

– До Версаля?

– Вот именно, сударь.

Офицер молча влез в экипаж, сел на переднее сиденье и крикнул извозчику:

– Трогай!

Дверца захлопнулась, женщины укутались поплотнее, экипаж, проехав по улице Сен-Тома-дю-Лувр, пересек площадь Карусель и покатил по набережным.

В экипаже царило глубокое молчание.

Извозчик, то ли искренне желая добросовестно выполнить свои обязанности, то ли опасаясь присутствия офицера, который внушал ему почтение, упорно погонял своих тощих кляч по скользким мостовым набережной и дороги Конферанс.

Тем временем от дыхания трех пассажиров в экипаже стало теплее. В воздухе витал нежный аромат духов, благодаря которому впечатление молодого человека о его спутницах начало мало-помалу улучшаться.

«Наверное, – думал он, – эти женщины задержались на свидании с кем-то и теперь торопятся назад в Версаль, слегка напуганные и смущенные».

«Но если это благородные дамы, – продолжал рассуждать про себя офицер, – то почему же они ехали в одноколке и к тому же сами правили?

О, вот на это ответ есть.

Троим в одноколке тесно, а брать с собою лакея они не захотели, чтобы он их не смущал.

Однако ни у одной, ни у другой не оказалось с собою денег! Это досадное недоразумение стоит того, чтобы над ним поразмыслить.

Конечно, кошелек был у лакея. Одноколка, которая сейчас, наверное, уже разлетелась на кусочки, была весьма изящная, а лошадь, если я хоть сколько-нибудь в них понимаю, стоит луидоров полтораста.

Только богатые женщины могут позволить себе без сожаления бросить такую одноколку и лошадь. Так что отсутствие у них денег ровно ничего не значит.

Да, но это их стремление говорить на иностранном языке, хотя сами они француженки…

Прекрасно: это означает лишь то, что они недурно образованны. Искательницы приключений обычно не говорят по-немецки, как немки, а по-французски – как парижанки.

К тому же в этих женщинах чувствуется врожденное благородство.

Молоденькая так трогательно обратилась ко мне с просьбой.

А старшая говорила поистине с королевским благородством.

Да и кто сказал, – продолжал молодой человек, пристраивая свою шпагу так, чтобы она не мешала соседкам, – что для военного небезопасно провести пару часов в экипаже с двумя хорошенькими женщинами? Хорошенькими и скромными, – продолжал он, – поскольку они молчат и ждут, когда я сам начну разговор».

Молодые женщины, в свою очередь, тоже размышляли об офицере: в тот миг, когда у него в голове мелькнула мысль об их скромности, одна из дам обратилась по-английски к своей спутнице:

– Ей-богу, друг мой, этот извозчик тащится, словно на похоронах, так мы никогда не доберемся до Версаля. Держу пари, наш бедный спутник просто умирает от скуки.

– К тому же, – улыбнувшись, подхватила младшая, – наши разговоры не очень-то занимательны.

– Не кажется ли вам, что он выглядит вполне приличным человеком?

– Я того же мнения, сударыня.

– А вы обратили внимание, что на нем морская форма?

– Я в этом плохо разбираюсь.

– Так вот, на нем форма морского офицера, а все они – из хороших домов. Вдобавок она ему идет, он в ней очень хорош собой, не правда ли?

Младшая из дам уже собралась было согласиться с мнением собеседницы, как вдруг офицер жестом остановил ее.

– Простите меня, сударыни, – проговорил он на великолепном английском языке, – но я обязан вам сказать, что легко говорю и понимаю по-английски. Правда, я не знаю испанского, и если вы его знаете и станете беседовать на нем, то можете быть уверены, что я ничего не пойму.

– Сударь, – рассмеявшись, ответила дама, – как вы могли убедиться, мы ничего дурного о вас не говорили. Теперь мы не будем смущаться и станем говорить лишь по-французски.

– Благодарю за любезность, сударыня, но если мое присутствие вас чем-либо смущает…

– Вы не должны так думать, сударь, ведь это мы вас сюда пригласили.

– Вернее, даже потребовали, чтобы вы ехали с нами, – добавила младшая.

– Не смущайте меня, сударыня, и извините за минутную нерешительность. Вы ведь знаете Париж, не так ли? В нем полно всяких ловушек, грозящих неудачей и разочарованием.

– Так, значит, вы приняли нас… Ну-ка, скажите откровенно.

– Господин офицер решил, что мы расставляем ему ловушку, вот и все.

– О сударыни, – сконфузился молодой человек, – клянусь, ничего подобного не приходило мне в голову.

– Что такое? Почему мы встали?

– Что случилось?

– Сейчас посмотрю, сударыни.

– Кажется, мы сейчас перевернемся! Осторожнее, сударь!

Экипаж дернуло, и младшая из дам, чтобы удержаться, оперлась о плечо офицера.

Это прикосновение заставило его вздрогнуть.

Первым его движением было схватить девушку за руку, но Андреа уже совладала с минутным испугом и поглубже уселась на сиденье.

Офицер, которого больше ничто не удерживало, вылез и увидел, что извозчик поднимает одну из лошадей, запутавшуюся в постромках и придавленную дышлом.

Они только что проехали Севрский мост.

Наконец с помощью офицера извозчик поставил лошадь на ноги.

Молодой человек вернулся в экипаж.

Извозчик же, радуясь, что встретил подобную доброжелательность, принялся щелкать бичом – как для того, чтобы подстегнуть своих кляч, так и для того, чтобы согреться самому.

Казалось, однако, что проникший в экипаж через открытую дверцу студеный воздух заморозил разговор и сковал нарождавшуюся близость, в которой молодой человек уже безотчетно начинал находить известное очарование.

Но его лишь спросили, что произошло. Он рассказал.

На этом разговор закончился, и над путешественниками снова нависло молчание.

Офицер, которого прикосновение теплой трепещущей ручки задело за живое, решил, что неплохо бы теперь получить взамен ножку.

Он вытянул вперед ногу, однако, хоть сделано это было не без ловкости, нога его ощутила лишь пустоту, вернее, наткнулась было на нечто, что тут же и исчезло, как с горечью отметил офицер.

Когда же он случайно задел ногу старшей из женщин, та хладнокровно заметила:

– Кажется, я стесняю вас, сударь. Прошу прощения.

Молодой человек залился краской до корней волос, радуясь, что в сгустившихся сумерках это осталось незамеченным.

Все было сказано, и на этом затеи молодого человека кончились.

Немой, неподвижный и почтительный, словно в храме, он боялся вздохнуть и чувствовал себя как малое дитя.

Однако мало-помалу странное впечатление завладело его мыслями.

Он ощущал рядом с собою присутствие двух очаровательных женщин, хоть к ним и не прикасался, он видел их своим мысленным взором, хоть и не мог разглядеть их въяве. Понемногу привыкая находиться подле них, он чувствовал, что какая-то частичка их существования сбивается с его собственным бытием. Ему невероятно хотелось возобновить прервавшийся разговор, но теперь он не осмеливался начать, боясь показаться пошлым, поскольку с самого начала старался выражаться как можно изысканнее. Он опасался выставить себя простаком или наглецом перед женщинами, которым еще час назад оказывал, по его мнению, честь, ссужая их луидором и учтиво обращаясь с ними.

Словом, поскольку любая приязнь в этом мире объясняется взаимодействием флюидов, вовремя вступивших в соприкосновение, могучая притягательная сила, излучаемая ароматами и молодым теплом трех собравшихся случайно людей, завладела офицером, заняла все его мысли, заставляя сердце биться чаще.

Так порою рождаются, живут и умирают на протяжении всего лишь нескольких минут самые истинные, нежные и горячие чувства. Они обладают прелестью, поскольку мимолетны, и силой – поскольку какое-то время все же длятся.

Офицер хранил молчание. Дамы тихонько переговаривались между собой.

Однако молодой человек был постоянно начеку и улавливал отдельные слова, которые его воображение облекало в смысл.

Вот что он слышал:

– Позднее время… двери… повод, чтобы выйти…

Экипаж снова остановился.

Однако на этот раз остановка не была вызвана падением лошади или сломанным колесом. После трех часов отчаянных усилий лихой извозчик наконец разогрелся, вернее, почти что загнал лошадей и добрался до Версаля; стоявшие в его длинных, мрачных и пустынных аллеях красноватые фонари, выбеленные снаружи изморозью, напоминали процессию черных, бесплотных духов.

Молодой человек понял, что они прибыли на место. Каким же волшебством так быстро пролетело время?

Извозчик нагнулся к окошку в передке экипажа.

– Хозяин, – сообщил он, – мы в Версале.

– Где прикажете остановиться, сударыни? – спросил офицер.

– На плацу.

– На плац! – крикнул извозчику молодой человек.

– Ехать на плац? – переспросил тот.

– Ну да, говорят же тебе.

– Тогда придется добавить, – с ухмылкой проговорил овернец.

– Езжай, езжай.

Снова послышались щелчки кнута.

«Нужно начать разговор, – подумал офицер. – Я уже выставил себя наглецом, так еще не хватает выглядеть олухом».

– Сударыни, – смело начал он, – вот вы и добрались.

– Благодаря вашей любезной помощи.

– Сколько неудобств мы вам причинили! – добавила младшая из дам.

– Да я уж обо всем забыл, сударыня.

– А вот мы, сударь, не забудем. Прошу вас, назовите ваше имя.

– Мое имя?

– Я его спрашиваю уже во второй раз. Берегитесь!

– Вы же не собирались подарить нам ваш луидор, не правда ли?

– О сударыня, если дело лишь в этом, – ответил молодой офицер, несколько задетый, – то я уступаю: я граф де Шарни, офицер Королевского флота, как вы уже заметили, сударыня.

– Шарни, – повторила старшая из дам тоном, в котором явно подразумевалось: «Прекрасно, я запомню».

– Оливье, Оливье де Шарни, – добавил офицер.

– Оливье, – прошептала младшая.

– А где вы живете?

– В особняке Принцев на улице Ришелье.

– Все, приехали.

Старшая из дам сама отворила дверцу слева от себя, легко спрыгнула на землю и подала руку спутнице.

– Но позвольте же, – вскричал молодой человек, приготовившийся следовать за дамами, – позвольте я хотя бы вас провожу! Вы ведь еще не у себя, плац – это еще не дом.

– Оставайтесь на месте, – одновременно проговорили женщины.

– Как это на месте?

– Не вылезайте из экипажа.

– Но как же, сударыни: одним, ночью, в такую погоду… Это невозможно.

– Хорошенькое дело! Сначала вы чуть было не отказали нам в услуге, а теперь мы не можем избавиться от ваших услуг! – весело отозвалась старшая из дам.

– Однако!

– Никаких «однако». Будьте же истинным и галантным кавалером до конца. Благодарим вас, господин де Шарни, благодарим от всего сердца. А поскольку вы истинный и галантный кавалер, как я сказала только что, мы даже не будем брать с вас слово.

– Зачем вам мое слово?

– Слово в том, что вы сейчас затворите дверцу и велите извозчику возвращаться в Париж. Вы ведь так и сделаете и даже не станете смотреть нам вслед, правда?

– Вы правы, сударыни, брать с меня слово ни к чему. Извозчик, поехали назад, друг мой.

И молодой человек сунул в грубую ладонь извозчика еще один луидор.

Славный овернец задрожал от радости.

– Черт возьми! – воскликнул он. – Теперь пусть хоть клячи сдохнут, а доедем!

– Ну, клячам-то, по-моему, заплатили, – пробормотал офицер.

Экипаж покатил, и покатил быстро. Стук его колес заглушил вздох молодого человека, не лишенный сладострастия: сибарит развалился на подушках, еще хранивших тепло двух очаровательных незнакомок.

Они же остались стоять неподвижно и, лишь когда экипаж скрылся из виду, направились ко дворцу.

Глава VI

Приказ

Едва путешественницы тронулись в путь, как резкий порыв ветра донес до них бой часов: на церкви Людовика Святого било три четверти.

– О боже! Без четверти двенадцать! – в один голос воскликнули женщины.

– Смотрите, все ворота закрыты, – добавила младшая.

– Ну, это-то меня не беспокоит, милая Андреа. Даже будь они открыты, мы все равно не пошли бы через парадный двор. Скорее, скорее пойдемте через бассейны.

С этими словами женщины направились к правому крылу дворца.

Как известно всякому, там есть отдельный вход, ведущий в сад.

К нему-то и подошли наши дамы.

– Дверь заперта, – с беспокойством проговорила старшая.

– Давайте постучим, сударыня.

– Нет, лучше позовем. Лоран должен ждать меня, я предупредила его, что мы можем вернуться поздно.

– Хорошо, сейчас я его позову.

И Андреа подошла к двери.

– Кто там? – послышался за нею голос еще до того, как девушка успела что-либо произнести.

– Ах, это не Лоран, – испуганно проговорила она.

– И верно, не он.

Другая женщина тоже подошла к двери.

– Лоран! – тихонько позвала она.

Молчание.

– Лоран! – снова позвала дама и постучала.

– Нет здесь никакого Лорана, – грубо отозвался голос.

– Это не важно, все равно откройте, – настойчиво попросила Андреа.

– Не открою.

– Но, друг мой, вы, должно быть, не знаете, что Лоран нам всегда открывает.

– Плевать я хотел на Лорана! У меня есть приказ.

– А кто вы?

– Кто я?

– Ну да.

– А вы? – в свою очередь, осведомился голос.

Вопрос был задан несколько грубо, однако препираться было не время, следовало что-то отвечать.

– Мы дамы из свиты ее величества. Мы живем в замке и возвращаемся к себе.

– А я солдат первой роты швейцарцев и в отличие от Лорана оставлю вас стоять под дверьми.

– Господи! – прошептали в один голос женщины.

Одна из них, едва сдерживая гнев, схватила другую за руку и, сделав над собою усилие, проговорила:

– Друг мой, я понимаю, что, как хороший солдат, вы должны выполнять приказ, и не собираюсь заставлять вас его нарушить. Я лишь прошу вас оказать мне услугу и позвать Лорана, который должен быть где-нибудь поблизости.

– Я не могу покинуть пост.

– Так пошлите кого-нибудь.

– Тут никого нет.

– Ну прошу вас!

– Черт побери, сударыня, переночуйте в городе. Хорошенькое дельце! Да ежели б у меня перед носом закрыли дверь в казарму, я уж нашел бы, где переночевать. Ступайте!

– Послушайте, гренадер, – решительно сказала старшая из дам, – двадцать луидоров, если отопрете.

– И десять лет тюрьмы. Нет уж, благодарю. Сорок восемь ливров за год тюрьмы – это маловато.

– Я сделаю так, что вас произведут в сержанты.

– Вот-вот, а тот, кто отдал мне приказ, велит расстрелять. Премного благодарен!

– Кто же отдал вам приказ?

– Король.

– Король? – с ужасом переспросили женщины. – Ах, мы пропали.

Младшая, казалось, уже не помнила себя от страха.

– Ну что ж, – решила старшая, – попробуем другие двери.

– Ах, сударыня, если уж заперли эти, то и другие тоже.

– Как вы думаете: если Лорана здесь нет, хотя это и его место, то где он может быть?

– Нигде, это все сделано умышленно.

– Да, наверное, ты права, Андреа, это явно дурацкие фортели короля. О боже!

Последние слова дама произнесла с презрением и угрозой.

Ведущая к бассейнам дверь была проделана в стене столь толстой, что перед нею получилось нечто вроде прихожей.

По обеим сторонам этой прихожей стояли каменные скамьи.

Охваченные волнением, доведенные до отчаяния женщины упали на них.

Через щель под дверью пробивался свет, слышались шаги швейцарца, который то брал, то ставил к стене свое ружье.

За тонкой дубовой преградой – спасение, а здесь – позор, скандал, чуть ли не гибель!

– Ох, что же будет завтра, когда узнают? – прошептала старшая из дам.

– Вы просто скажете правду.

– Но поверят ли в нее?

– У вас есть доказательства. Сударыня, солдат не будет стоять здесь на часах всю ночь, – сказала младшая из дам, которая набиралась смелости по мере того, как старшая ее лишалась. – В час ночи его сменят, а другой может оказаться сговорчивее. Подождем.

– Да, но, когда пробьет полночь, пройдет дозор и увидит, что я сижу здесь под дверью, чего-то жду, прячусь. Какое бесчестье! О боже, Андреа, кровь бросилась мне в голову, я задыхаюсь.

– Держитесь, сударыня. Вы ведь обычно так сильны, а я, которая только что проявила слабость, еще вас поддерживаю!

– Это заговор, Андреа, и мы стали его жертвами. Такого еще никогда не бывало, эту дверь никогда не запирали! Ах, Андреа, я этого не вынесу, я умираю!

И дама откинулась назад, словно и в самом деле задыхалась.

В этот миг по сухой и светлой версальской мостовой, где ступает сейчас так немного ног, зазвучали шаги.

В ту же секунду послышался чей-то голос: какой-то молодой человек непринужденно и весело распевал песенку.

Это была одна из тех жеманных песенок, принадлежавших исключительно эпохе, которую мы пытаемся описать.

Неужто то было со мною?Неужто то не было сном?Той ночью, беззвездной, немою,Неужто мы были вдвоем?Морфей меня жестом безмолвнымВ мягчайшую жесть превратил,И, словно магнитом любовным,Я тотчас притянут к вам был.

– Вы слышите? – в один голос воскликнули женщины.

– Я знаю, кто это, – сказала старшая.

– Это…

Сей бог своей хитрой уловкойЗаставил любовный магнит… —

продолжал голос.

– Это он! – прошептала на ухо Андреа дама, так энергично выражавшая свое беспокойство. – Это он, он нас спасет.

В этот миг молодой человек, закутанный в просторный меховой плащ, вошел в маленькую прихожую и, не замечая женщин, постучал в дверь и позвал:

– Лоран!

– Брат, – проговорила старшая из женщин, тронув молодого человека за плечо.

– Королева! – воскликнул тот, отступая назад и сдергивая с головы шляпу.

– Тсс! Добрый вечер, брат.

– Добрый вечер, сударыня, добрый вечер, сестра. Но вы не одна?

– Нет, со мною мадемуазель Андреа де Таверне.

– А, чудесно. Добрый вечер, мадемуазель.

– Добрый вечер, ваше высочество, – приседая, ответила Андреа.

– Вы куда-нибудь выходите, сударыня? – поинтересовался молодой человек.

– Отнюдь.

– Значит, возвращаетесь откуда-то?

– Нам хотелось бы вернуться.

– Но разве вы не позвали Лорана?

– Позвали.

– И что же?

– А позовите сами, и увидите.

– Да, да, сударь, попробуйте-ка, позовите его.

Молодой человек, в котором нетрудно было узнать графа д’Артуа[34], подошел к двери, постучал и снова крикнул:

– Лоран!

– Снова эти шуточки! – проворчал за дверью швейцарец. – Послушайте, если вы опять станете ко мне приставать, я кликну офицера.

– Это еще что такое? – спросил озадаченный молодой человек, поворачиваясь к королеве.

– Швейцарец, которым заменили Лорана, вот и все.

– Кто же это сделал?

– Король.

– Король?

– Вот именно! Солдат только что сказал нам об этом.

– И у него есть приказ?

– И вдобавок строжайший!

– Вот черт! Придется сдаваться.

– Что вы имеете в виду?

– Дадим этому бездельнику денег.

– Я уже предлагала. Отказался.

– Предложим тогда нашивки.

– Их я тоже предлагала.

– И?..

– Не хочет ни о чем слышать.

– Стало быть, осталось лишь одно средство.

– Какое?

– Я подниму шум.

– Вы нас скомпрометируете. Умоляю вас, дорогой Карл, не нужно.

– Вы ничем не будете скомпрометированы.

– Да?

– Вы станете в сторонке, я примусь кричать, как глухой, и стучать изо всех сил, мне в конце концов откроют, и вы проскользнете следом за мной.

– Давайте попробуем.

Молодой принц принялся снова звать Лорана, стучать и наконец так загрохотал в дверь эфесом, что разъяренный швейцарец заорал:

– Ах вот как? Ладно же, иду звать офицера.

– Да зови, черт тебя побрал, негодяй! Я уже четверть часа только этого и добиваюсь.

Несколько секунд спустя за дверью раздались шаги. Королева и Андреа встали позади графа д’Артуа, готовые проскользнуть вслед за ним в дверь, которая, судя по всему, вот-вот должна была отвориться.

Швейцарец принялся объяснять офицеру причину шума.

– Господин лейтенант, – сказал он, – там дамы и мужчина, который только что обозвал меня негодяем. Они хотят сюда вломиться.

– Что ж удивительного в том, что мы хотим войти, раз живем во дворце?

– Ваше желание, сударь, вероятно, вполне естественно, но только это запрещено, – отозвался офицер.

– Запрещено? Проклятье! Кем же?

– Королем.

– Прошу прощения, но вряд ли король желает, чтобы офицер, служащий в замке, ночевал на улице.

– Сударь, вникать в намерения короля не мое дело, мое дело – выполнять его приказы и ничего более.

– Послушайте, лейтенант, приоткройте дверь, чтобы мы могли поговорить как следует.

– Сударь, повторяю: данный мне приказ заключается в том, чтобы держать дверь закрытой. Если вы и вправду офицер, то должны понимать, что такое приказ.

– Лейтенант, с вами говорит полковник.

– Простите, полковник, но приказ весьма категоричен.

– На принцев приказы не распространяются. Послушайте, сударь, я принц, а принцы не ночуют где попало.

– Принц, я в отчаянии, но у меня приказ короля.

– Король приказал вам прогнать своего брата, словно попрошайку или воришку? Я граф д’Артуа, сударь. Проклятье! Вы сильно рискуете, заставляя меня мерзнуть под дверьми.

– Монсеньор, – ответил лейтенант, – Бог свидетель, что я готов отдать свою кровь до последней капли за ваше королевское высочество, однако король соизволил лично поручить мне охрану этой двери и велел не открывать ее никому, даже ему самому, после одиннадцати. Поэтому, ваше высочество, я покорнейше прошу меня извинить, но я солдат, и если бы на вашем месте, за этой дверью, замерзала сама ее величество королева, я ответил бы ей то же, что имел несчастье ответить вам.

Сказав это, офицер почтительно пожелал доброй ночи и неспешно вернулся на свой пост.

Что же касается солдата, то он стоял, вжавшись в дверь, и боялся вздохнуть; сердце его колотилось столь сильно, что граф д’Артуа, прислонившийся к двери с другой стороны, мог сосчитать его удары.

– Мы пропали! – сказала королева деверю и взяла его за руку.

Тот не отвечал.

– Там знают, что вы вышли? – наконец спросил он.

– Увы, понятия не имею, – ответила королева.

– Возможно, сестра, король отдал этот приказ, имея в виду меня. Он знает, что я выхожу по вечерам и порою возвращаюсь поздно. Наверное, графиня д’Артуа что-то проведала и пожаловалась его величеству – отсюда этот достойный тирана приказ.

– Ах нет, брат мой, нет! Благодарю вас от всего сердца за деликатность, с какою вы стараетесь меня утешить. Полно вам, это все из-за меня, точнее, против меня.

– Но это невозможно, сестра, король с таким почтением…

– А я тем временем стою под дверью, и завтра из-за совершенно невинного дела разразится ужасный скандал. В окружении короля у меня есть враг, я это знаю.

– У вас есть враг в окружении короля, сестрица? Возможно. В таком случае мне пришла в голову одна мысль.

– Мысль? Ну говорите же!

– Мысль, которая заставит вашего врага выглядеть глупее осла, которого тянут за недоуздок.

– О, достаточно, если вы поможете нам выйти из этого нелепого положения, о большем я не прошу.