Медди. Империя Горгон

– А что если мы…

– Даже не думай! – прервал худощавый своего товарища. – Повесят и имени не спросят.

– Нет, но сколько ж это деньжищ! Ты бы выплатил долг, а я отстроил дом.

Я вздрогнула. Ситуация приобретала опасный поворот. Мужчины, по крайней мере один из них, начинал всерьёз задумываться о сдаче своего господина.

Я успела сделать лишь шаг. Будто почувствовав, что за ними наблюдают, оба резко повернулись к образовавшейся в дверном проёме щели. Замутненные взгляды явно нетрезвых конюхов с интересом уставились на меня, медленно покрываясь злым осознанием, что их подслушали.

Охнув, я отпрянула от двери, выставляя впереди себя злосчастные перчатки с кнутом:

– Господин просил занести на конюшню.

Тот, что был крупнее, шагнул вперёд, грубо вырывая вещи из моих рук.

– Что шляешься тут! – рявкнул он. – Оставила б хозяйские вещи, да шла прочь.

Второй подхватил:

– Вот-вот, нечего тут разнюхивать.

– Я уже ухожу, – попятилась я, – всего хорошего вам, господа.

На крупном лице басовитого буквально читался сложный для амбала мыслительный процесс, а после, когда оно побагровело, видимо, после какого-то неутешительного для меня вывода, он кинул своему собутыльнику:

– Нельзя её отпускать. Донесёт.

– Я не понимаю, о чём вы.

Моя попытка выкрутиться не увенчалась успехом. Напарник басовитого нехорошо прищурился.

– Если Серпенте узнает… нам несдобровать.

– Что? – Я лихорадочно обернулась, прикидывая, за сколько успею пробежать через всю конюшню и выбежать во двор, и стоит ли это делать прямо сейчас, либо ещё есть возможность договориться. – Я не понимаю, о чём вы, я просто отдала вам вещи господина, а вы их просто забрали, – предлагая такой вариант развития событий, наблюдая, как сальные пьяные взгляды прилипли к моему наглухо закрытому вороту и плотному лифу, я сама начала сомневаться в разумности выбора переговоров. – Я ничего не слышала, – пискнув, выдавила я, подхватывая юбки и всё-таки пустившись бежать.

– Лови её!

– Паршивка!

Конюхи рванули с места, не собираясь упускать ту, кто, по их мнению, могла принести проблемы перед хозяином.

Сердце бешено колотилось, отбивая чечётку в ушах. Юбки путались под ногами, но, не останавливаясь, я лишь сильнее затягивала их узлом в руке. Конюшня казалась бесконечной, запахи сена, навоза и лошадиного пота въелись в лёгкие, отравляя и без того спёртый воздух. Я чувствовала, как двое неудавшихся сплетников настигают меня, их тяжёлое дыхание и топот ног отдавались эхом от деревянных стен.

Выскочив во двор, я огляделась в поисках спасения. Ворота! Но до них нужно успеть добежать, а эти двое, судя по шуму и ругани, не собирались сдаваться. Метнувшись в противоположную сторону, я понадеялась запутать их, петляя между телегами и бочками, краем глаза заметив стоящую у стены лестницу, ведущую на сеновал. Без раздумий рванула к ней, цепляясь за перекладины дрожащими руками, цепляя мелкие занозы на пальцы.

Забравшись наверх, замерла, прислушалась. Внизу раздавались голоса пьяных конюхов, обещающих мне все кары небесные разом. Они искали, проклиная и обещая расправу. Я знала, что долго мне не продержаться. Нужно найти выход. Оглядевшись, увидела небольшое окошко, выходящее на задний двор, и, не раздумывая, бросилась к нему, надеясь, что смогу спрыгнуть без происшествий.

Подбежав к окну, выглянула вниз. Высота приличная, но другого выбора не было. Собравшись с духом, я перекинула ногу через подоконник и прыгнула.

Полёт оказался менее продолжительным, нежели со стены Ратанга, но и менее приятным, так как вместо поймавшего меня тогда северянина, я встретилась со стогом сена, который, хоть и избавил от травм, но оказался далёким от мягкости. Рыхлое сено замедляло движения, пока я, отплёвываясь и смахивая его из волос и с лица, пыталась выбраться наружу. Сдавленный полустон сорвался с губ, стоило неловко ступить на землю. Лодыжка отозвалась острой болью, недвусмысленно показывая, насколько опрометчивым может стать решение подслушать чужой разговор, особенно если в нём слышатся слова: «Империя» и «деньги».

С усилием, через боль, обретя равновесие, я поправила чепец, смахивая последние пряди, и подняла глаза: прямо напротив места моего позорного приземления стояли оба конюха, скрестив руки на груди и довольно скалясь в подобиях улыбок.

– Недолго бегала, мышка, – гоготнул худощавый.

– Небось, докладывать о нас бежала, – подхватил, пьяно икнув, басовитый, – жаловаться удумала.

Подвёрнутая лодыжка помешала пуститься наутёк. Позади располагалась стена сеновала, впереди – пьяные конюхи. Ситуация не из лучших, конечно, не как в лабораториях Академии Теней или в подземелье замка, но тоже не сулящая ничего хорошего.

– Хочу повторить: я ничего не слышала, – сказала, подняв руки, стараясь то ли оградиться, то ли доказать свою непричастность. – И вряд ли господину Серпенте понравится, если я начну кричать, и к нам сбегутся все слуги.

Басовитый недобро ухмыльнулся, шагнув ближе и начав расстегивать ремень, удерживающий простые рабочие штаны:

– А мы тихо. Будешь знать, как совать свой красивый носик в дела взрослых дядь.

Оба конюха угрожающе и недвусмысленно двинулись в мою сторону. Что творилось в охмелевших мозгах двоих идиотов, решивших, что насилие прямо на заднем дворе особняка пройдет незамеченным, мне оставалось лишь гадать, однако помощь пришла быстрее, чем я успела закричать.

– Что здесь происходит? – тихий, буквально пропитанный властью вопрос Серпенте заставил конюхов замереть и низко поклониться.

– Господин Марко, – залепетали оба, – мы ловили воровку.

– Что?! – Не сдержав праведного возмущения, я даже открыла рот.

Серпенте с интересом приподнял бровь, махнув ладонью, чтобы амбалы продолжали.

– Да-да, господин, – с готовностью закивал басовитый, – негодяйка принесла на конюшню ваш хлыст и перчатки, думала, что никто её не видит, и собиралась прихватить ваши выходные перчатки с алмазными запонками.

– Всё так, господин, мы с Поргом хотели поймать её и привезти к Вам.

– Они лгут! – не выдержала я, буквально захлёбываясь от услышанной лжи в мой адрес.

Серпенте поморщился, так, словно у него начался внезапный приступ мигрени, той самой, проклятые мешочки от которой меня и привели на его порог.

– Где же то, что она пыталась украсть? – Марко осмотрел мои пустые руки, а затем расстёгнутый ремень одного из конюхов.

– Скинула в конюшне, господин, – не моргнув и глазом ответил худощавый.

– Окус прав, – поддакнул названный Поргом, – воровка сразу избавилась от них, надеялась, что Вы нам не поверите. Смазливая деваха, видать, понадеялась на Вашу милость.

Хотелось кричать о невиновности, о том, что оба конюха нагло лгали, боясь огласки о причастности к слухам за вознаграждение за смерть хозяина, однако оправдываться столь рьяно тоже могло статься ошибкой – как говорится: «громче всех кричит тот, кто виновен».

Я молча уставилась на свой передник, стараясь сжимать его ткань не слишком явно, чтобы не выдавать нервозности и клокочущего вулкана чувств.

Серпенте молчал. Заткнулись и оба олуха, видимо, припомнив, что наравне с заплетающимися языками могут похвастаться и чудовищным перегаром, что явно не будет плюсом к хозяйскому расположению. Наконец, выдержав поистине театральную паузу, оглядев и меня и амбалов несколько раз настолько тщательно, словно пытаясь прочесть правду по нашим застывшим фигурам, Марко сухо кинул:

– Свободны. Медди, за мной.

Порг издал издевательский смешок, но Окус тут же пнул напарника, призывая пошевелиться и убраться с глаз Серпенте, пока тот не передумал в их отношении и не припомнил о непозволительности пьянки в рабочее время.

Серпенте, не дожидаясь моего ответа, направился к главному входу, и мне ничего не оставалось, как поспешить следом, стараясь не шипеть от боли в лодыжке и мысленно обрушивая кару на все поколения нерадивых конюхов, а также проклиная собственное любопытство.

Удивительно, но сегодня хозяин особняка также не стал давать аудиенцию в каминной, а направился вверх по широкой лестнице, остановившись лишь на втором этаже около светлой двери в личный кабинет, насколько я могла судить по видневшемся в проходе массивном столе, заваленном какими-то папками, учетными книгами и перьевыми ручками. Галантно, словно издеваясь над уязвимым положением служанки, Серпенте пропустил меня первой, а после, щёлкнув дверным замком, развернулся, уперевшись спиной на запертую дверь.

Нехорошее предчувствие подтолкнуло горьковатый ком к горлу. Подавив первый порыв оказаться как можно дальше от работодателя, я замерла, лишь губы помимо моей воли сжались в тонкую линию. – «Не будь дурой, – пыталась уговорить саму себя, – повторного прыжка из окна ты не переживёшь».

– И как это понимать, Медди? – Серпенте не злился, его голос был сух, но гнева или же яркого недоверия к себе я не уловила, скорее нечто другое, похожее на… досаду? – Чем ты думала?

– Я ничего не крала…

– Конечно же нет! – прервал меня Марко. – Только полный идиот поверит в то, что девушка, жалование которой составляет годовой оклад других служащих, позарится на безделушку и захочет потерять место!

– Но…

– Я о том, почему ты не кричала?! – вновь, не дожидаясь, пока я связно окончу мысль, заговорил Серпенте. Удивительно, как ему удавалось сочетать спокойствие тона и бушующий огонь во взгляде, вдруг ставшем тёмным и колким. – Они могли сделать с тобой всё что угодно, Медди! Так какого же Рюдзина ты просто стояла и смотрела?! – Губы Марко изогнулись в капризном укоре, словно он только что чуть было не лишился игрушки по вине других.

– Собиралась. Просто не успела.

Негодование дальнего родственника оставалось для меня непонятным. Конечно, вряд ли какому-то нанимателю придётся по душе совершённое на его территории насилие (а в нашем случае даже и не успевшее свершиться), однако, на мой взгляд, Марко реагировал излишне эмоционально. Даже на моё честное оправдание он неоправданно вспылил, растеряв часть спокойного тона:

– Не успела?! Чем таким ты была занята, раз не успела просто раскрыть рот? Просто. Открыть. Рот. – По отдельности повторил он. – Это не сложно!

– Послушайте, – выдохнув, понимая, что выволочка заходит в тупик, я упрямо подняла подбородок, пытаясь выдержать тяжёлый взгляд Марко, – господин Серпенте, я действительно собиралась избежать столь тесного общения с работниками вашей конюшни, поэтому благодарю вас за своевременную помощь и прошу позволения вернуться к работе.

Положенный в данном случае книксен вышел корявым. Лодыжку вновь прострелило болью, что не скрылось от внимательного взгляда напротив. Проследив за моим неловким па и искривившимися в попытке скрыть сдавленный болезненный стон губами, Марко опустился на одно колено, чем окончательно выбил почву из-под моих ног. Приподняв подол платья, совершенно не реагируя на мой возмущённый вскрик и попытку отстраниться, Серпенте осторожно, но в то же время крепко сжал ногу чуть выше уже успевшей распухнуть лодыжки, изучая её и ничуть не стесняясь подобной близости. А я буквально чувствовала, как загораются от стыда мои щёки.

– Хм… и ты молчала? – протянул он, всё ещё находясь в столь компрометирующем положении. – Это сделали те два олуха?

– Нет, – чувствуя, как по распухшей коже скользят прохладные пальцы Марко, я испытывала смесь облегчения и жгучего стыда, – просто неудачно приземлилась, когда пыталась от них сбежать.

Марко кивнул, принимая моё объяснение, но не спешил прерывать прикосновение.

– О работе на сегодня можешь забыть. Я приглашу доктора, он осмотрит твою ногу.

– Это лишнее.

– Не спорь. Если травма серьёзная – в моих же интересах позаботиться о своей служанке, ведь платить жалование за то, что ты не сможешь выполнять обязанности, я не намерен.

– И всё же не стоит…

Пальцы Серпенте сжались ощутимее, вырывая из меня болезненный всхлип. Напускная забота, либо же истинная, но не терпящая никаких возражений, схлынула, показывая истинное лицо хозяина – властное, капризное и надменное.

– Я не собираюсь это выслушивать, – отчеканил Марко, наконец освобождая от своей хватки и вставая с колен. Он кивнул в сторону небольшого кожаного диванчика, предназначенного для гостей, не предлагая, а скорее приказывая сесть. – И да, скорее всего, придётся обозначить твой статус перед остальными слугами, иначе я боюсь повторения сегодняшнего.

– О каком именно статусе речь? – доковыляв до дивана, я опустилась на его край, с сомнением поглядывая на того, чьи мотивы и планы запутались для меня ещё больше.

– Статус фаворитки, конечно же, – не поведя и бровью, пояснил он. – Разумеется, формальный, однако только так я могу быть уверен, что ты будешь в безопасности.

Чувствуя, как начинают потеть подрагивающие ладони, я постаралась сглотнуть не слишком громко, пряча руки за спиной и следя за Марко, словно он вдруг стал хищником, готовым кинуться и растерзать. То, чего я и опасалась в первый день пребывания в этом особняке, начинало сбываться прямо на глазах.

Ощущая слабость в ногах и то, как начинает холодеть в районе желудка, я с трудом нашла в себе силы подняться с дивана.

– Это лишнее, господин Серпенте. Думаю, срок моего пребывания в вашем особняке подошёл к концу.

Марко вновь указал на диван, поморщившись, как от зубной боли:

– Сядь. Пора прекращать этот цирк. Давно говорил Фаю, что это нелепость.

Я открыла рот, собираясь выпалить всё, что я думаю по этому вопиющему поводу, но меня прервал громкий стук в дверь и повелительно поднятая вверх рука Серпенте. Пройдя к двери, он щёлкнул замком, впуская гостя – мужчину на вид лет шестидесяти, чьи прямая, по-военному осанка и острый ум, сохранившийся в помутневших от времени глазах, выдавали человека серьёзного и сведущего во многом.

– Познакомься, Медди, это – господин Кростус Фай, и он знает о тебе даже больше, чем ты сама.

***

Минуты тянулись. Казалось, даже настенные часы, до этого бойко тикающие быстротечными секундами, замедлились, зависнув в том напряжении, что разлилось в кабинете с момента появления господина Кростуса.

Пожилой господин предпочёл первым делом согласиться на вежливое предложение Марко откушать чая с лёгкими закусками, которое тут же было исполнено подоспевшей Лизи, а после, сев неподалеку, принялся внимательно, с непонятным для меня одобрением рассматривать черты моего лица, не забывая отпивать из дымящейся чашки. Это напрягало. Однако, как ни хотелось вскочить и убежать или же немедленно потребовать разъяснений, я молчала, перебирая в голове одно за другим самые ужасные предположения о ближайшем возможном будущем.

Первым потеряв терпение, устав рассматривать Фая Кростуса и очередное, исчезнувшее под седыми усами канапе, не выдержал Марко:

– Сомнений быть не может? Это она?

Кростус неспеша прожевал, а после, с видимым сожалением, отодвинул от себя недопитый чай и оставленные на тарелочке закуски. Его взгляд стал сосредоточеннее, а вместо одобрения я увидела решительность.

– Осталась небольшая формальность, думаю, мы сейчас это решим. – Потянувшись ко мне, господин Фай ласково, будто разговаривая со своей младшей родственницей либо воспитанницей, попросил: – Медди, позволь посмотреть на твою руку?

Змейка заколола кожу. Отдёрнув руку от пожилого господина, я инстинктивно прижала её к груди, не желая так быстро расставаться со своим главным секретом.

– Я не понимаю, что тут происходит, – мои слова прозвучали жалко, но я не понимала, как теперь избежать смерти. – Господин Серпенте, позвольте покинуть ваш дом! – Скатываться до истерики не хотелось, но мысль об оставленном в комнате брате, а значит, и нависшей над ним опасности, не добавляла разумности.

– Послушайте, дитя…

– Дай сюда! – грубо прервав господина Кростуса, Марко дёрнул меня вперёд, сжав запястье и задрав рукав до локтя.

Я вскрикнула, а кожу обдало жгучей болью потревоженной подобным отношением своенравной метки. Узор засветился, полностью выдавая меня перед застывшими мужчинами.

– Бездна, – вырвалось сквозь сжатые зубы Серпенте. Кузен крепко держал мою руку, не давая вырваться, пока его глаза буквально прожигали змейку. – Это действительно она.

Господин Фай подошёл ближе, осторожно убирая руку Серпенте от моей.

– Не стоит пугать девочку.

Марко хмыкнул, но оставил мысли на этот счёт при себе.

Оправив рукав резким, почти судорожным движением, я буквально вжалась в спинку дивана, взглядом прикидывая, как, минуя двоих мужчин, добраться до двери. День начинал напоминать круговорот одинаковых событий, и, судя по всему, тогда на конюшне было ещё и не столь плохо…

– Даже не думай, – произнёс Серпенте, проследив за моим взглядом.

Кростус покачал головой, не одобряя выбранный Серпенте тон:

– Возможно, стоит объяснить Медди всё с самого начала, тогда она сама не пожелает покидать нашу компанию?

– Прошу, – издевательски дозволяя, махнул Марко, – начинайте, господин Фай. У меня запланирован приём на вечер, хотелось бы успеть проверить слуг и украшение зала, а не возиться с одной из них слишком долго.

– Едва ли Медди может считаться одной из твоих слуг, Марко.

– Почему нет? До этого она неплохо справлялась со своей ролью.

– Хотя бы по праву крови. – Фай покачал головой, и я сжалась сильнее, а сердце ухнуло к ногам при последующих его словах: – Она старшая в роду, тебе ли не знать, мальчик мой.

Серпенте зашипел, оправдывая свою фамилию, – «Змей, не иначе…» – однако после непродолжительных раздумий кивнул, устраиваясь в кресле за столом, приготовившись ожидать столько, сколько потребуется.

– И так… – начал господин Фай.

– Послушайте, всё это какая-то ошибка, – последняя отчаянная попытка перевести всё в недоразумение была встречена ласковой улыбкой Кростуса и язвительной усмешкой Марко. Я замолчала, смотря, как сухая, покрытая пигментными пятнами ладонь пожилого мужчины ложится сверху на мою в немом жесте поддержки.

– Медди… – Кростус улыбнулся, – ведь так тебя теперь зовут?

Я кивнула, но, осознав собственную ошибку, тут же заупрямилась:

– Я уже говорила, что не понимаю, что тут происходит. Меня так назвали родители, и мне совершенно точно пора уходить.

Господин Фай не спешил возражать, его голос казался пропитанным добротой и пониманием, и это настораживало ещё больше:

– Всё верно, так тебя назвали родители. Приёмные.

– Вы ошибаетесь.

– Пилай и Глоя, если мне не изменяет память.

Внутри всё сжалось: «Это конец… они всё знают…» – я вскинула голову на Марко, с любопытством продолжавшего наблюдать за нашим безумным разговором, но, ожидаемо, не встретила поддержки, лишь отстранённый интерес.

– Господин, Вы-то хоть скажите, что это бред? – буквально взмолилась я. Продолжать играть непонимание было, пожалуй, даже глупо, но другого выхода я не видела. Мысли путались, укутываясь страхом из-за разоблачения: «Арвен был прав, я идиотка! Стоило бежать без оглядки от этого места…»

Марко скучающе повел ладонью:

– Медди, я самый влиятельный человек на Оазисе и один из самых влиятельных на всём Жемчужном архипелаге, а также мои шпионы есть и на материке. Неужели ты думала, что я не наведу справки о понравившейся девушке перед тем, как пригласить её в свой дом?

«Идиотка, – билось в голове, – какая же я идиотка!»

– Не запугивай девочку, – упрекнул господин Фай, но, обращаясь ко мне, вновь улыбнулся: – Всё так, Медди, вернее сказать Медея, Марко сразу знал, кто появился на пороге его дома, проверка – лишь небольшая формальность. Столкнись я с тобой раньше и не смог бы ошибиться – ты копия покойной императрицы Оливии, да и люди с материка доложили Марко о твоей пробудившейся силе и о метке, вскользь замеченной в игорном доме «Перо Феникса». Признаться, госпожа Элейла…

– Вот змеюка! – вырвалось у меня. Предательство отвергнутой Миром девушки не стало неожиданностью, но его масштабы ужасали. Признаться, я ожидала наёмных убийц или же отравленного чая, но не продажи информации обо мне тому человеку, кто должен быть заинтересован в моей смерти не меньше, а может, и больше самого Императора.

Марко громко рассмеялся, а после даже скупо аплодировал.

– Согласен, эта мадам мне тоже никогда не нравилась, однако до гордого звания змеи ей далеко, так… надоедливая моль, возомнившая себя плетущим сети интриг пауком. Не больше.

– Вернёмся к теме разговора и да, Марко, отзываться так о мисс, каким бы прескверным ни являлся её характер – в высшей степени неучтиво.

Марко скривился.

– Избавь от нравоучений хоть сегодня. Кажется, Медди ждёт твоих разъяснений больше, чем я очередного урока никому не нужного в этой дыре этикета.

– Я могу просто уйти, – напомнила под двумя неодобрительными взглядами и тут же прикусила язык.

Господин Кростус прокашлялся, а после начал на удивление тягучее повествование, уносящее в события давно минувшего прошлого:

– Немногие из знающих правду о той ночи остались в живых, однако я до сих пор помню всё настолько чётко, словно это было вчера…

Андроклес был, пожалуй, лучшим правителем, который заслуживал Солтэйра со времён первой великой Горгоны, но у него был один недостаток – доброта.

Император Дома Горгон собирался сделать неслыханное – впервые после нескольких тысячелетий раскола возобновить единый мир, и почти достиг этого, подписав договор со всеми табунами Земли Кобылицы, а также королевством Шакар, намереваясь породниться с новорожденным сыном их короля, ведь Императрица Оливия ожидала дочь… Даже Остров Забытых ликовал от грядущих изменений – Андроклес готовил указ о помиловании большинства заключённых, которых посчитал несправедливо осужденными и оболганными. Вероятно, это был первый и последний шанс для неприступных стен тюрьмы Картас пасть без боя и единого выстрела. Однако не все из Великих Домов мечтали о процветании Солтэйра, некоторые думали лишь о собственной выгоде…

Безил – глава Дома Солнца являлся ближайшим советником, соратником и другом Андроклеса, до поры до времени. Жажда наживы и власти застлала его глаза, а нашёптывания Вирайя Моро, уже тогда бывшего под его покровительством, окончательно низвергли в бездну предательства. Безил и Вирай не желали мира, ведь пленные среди кочевников, шакарцев и осуждённые якобы на смертную казнь в Картасе попадали в их лаборатории, позволяя синтезировать само зло, разлагающее не только тело, но и душу тех, кто на него подсаживался. Да и на продаже оружия при военных действиях с Шакаром мафиози и глава Дома Солнца наживались с каждым днём всё больше. Золото и фунты текли в их карманы полноводными реками, унося за собой множество жизней, на которые было наплевать… Тогда-то Безил и решился на заговор против Короны. Получив поддержку у глав большинства оставшихся Домов и финансы Моро с несколькими сотнями его головорезов, Безил прошёлся огнём по залам Императорского дворца. После он сказал, что тот огонь был очищающим, а Андроклес сумасшедшим, но даже не в этом кроется вся тайна того дня… Оливия – бывшая Императрица, которой пришлось бежать в ночь восстания, на последнем месяце беременности, проделала путь по тайным туннелям и выбралась с горсткой верных её Дому людей, уже успев излить воды.

– Безил знал о беременности Императрицы? – воспользовавшись паузой в повествовании господина Кростуса, я задала вопрос, непроизвольно подавшись вперёд всем телом. Рассказ о собственном прошлом, которого я не помнила и даже не могла предположить, вывел из состояния страха перед смертью. Отчего-то стало казаться, что перед тем, как пристрелить соперницу на трон, никто бы не стал утруждать себя подобными разговорами.

Господин Фай утвердительно кивнул.

– Знали лишь приближённые, но Безил входил в этот круг. Если бы не это знание, то твоя жизнь была бы проще, дитя…

– Она и была такой, до смерти родителей, – я осеклась, наткнувшись на взгляд потускневших от времени и бремени памяти взгляд. – То есть пока были живы Пилай и Глоя, вырастившие меня. – Хоть язык и произносил эти слова, но сердце упрямо отказывалось называть тех, кого я считала родными, как-либо иначе.

– Да-да, помню, Пилай был в моём услужении. Лучшего охранника я так и не сыскал после, но не жалею, что отпустил, лишь он мог позаботиться о тебе должным образом. Пилай всегда мечтал о детях и большой дружной семье. – Взгляд господина Фая вновь стал задумчивым, пожилой мужчина словно готовился нырнуть в омут своих воспоминаний. – Когда на моём пороге появилась Оливия, вся в слезах и крови, а на фоне её фигуры я видел объятый на холме пламенем дворец, мне ничего не оставалось, как укрыть в своём доме и принять роды. Сторонники Безила и Моро могли ворваться в дом в любую секунду, ведь ничто их не сдерживало более, даже Андроклес, которого они убили в туннелях дворца, когда он пытался выкроить время, для побега жены… Ты, Медди, родилась здоровеньким младенцем с милыми пшеничными завитками.