Тайны снов Черри Наварре

Тропы, утопающие в мягкой зелени, петляли между стволами деревьев. Черри с упоением вдыхала лесной воздух, а Робби водил ушами в разные стороны, реагируя на звуки природы, коих тут было немало. Его лапы бесшумно касались земли, в то время как черно-белый хвост колыхался в такт движению. Могучие дубы с толстыми, растрескавшимися стволами сменялись светлыми стройными березами. Их молодые листья ловили ветер и шептали друг другу понятные только лесным жителям слова. Вдалеке, в самой чаще, виднелись черные колонны елей, уходившие высоко в небо. Рядом с ними воздух становился более тягучим и терпким. Здесь, в тени вековых деревьев, казалось, даже во время бега время замедлялось.

Робби, как ребенок, с искренним интересом познавал этот мир – лаял на белок и играл с шишками. Мысли Черри становились разреженными и тихими – сознание очищалось от ненужного, восстанавливая глубинную связь с собой.

Много лет назад она с тем же ощущением полноты жизни гуляла с мамой по парку, который казался ей бескрайним лесным царством – с добрыми гигантами-деревьями, феями и духами, охраняющими их совместный покой. Черри вдруг нестерпимо захотелось вновь ощутить на своей щеке мамину нежную пухлую руку и почувствовать то необъяснимое единение душ. Как странно ведет себя порой наше тело. Оно помнит, тоскует, ищет способы отыскать невидимые мосты, ведущие к прошлому. Но никто, даже лучшие ученые умы, не в состоянии помочь ему удержаться в этом мире, когда оно решает уйти.

Робби тронул хозяйку влажным носом. Черри наклонилась и погладила его, благодарная за эту добрую, теплую реальность.

Возвращаясь с пробежки, у подъезда Черри снова встретила Тома. Ему было на вид сорока пятью и пятидесятью – но в нем не было той усталости, что часто накапливается с годами. Он явно не участвовал в гонке за вечной молодостью и, судя по всему, работал дома. Офисные вечно куда-то спешат, тащат с собой ноутбуки, на ходу обсуждают дела по телефону или выбегают из дома с термосами (что там внутри – кофе?). В отличие от них, Том никогда никуда не спешил – по крайней мере, Черри так казалось. Он всегда напоминал ей человека, умеющего жить здесь и сейчас и слышать этот мир.

Сегодня на нем была зеленая бейсболка, козырек которой бросал тень на лицо. Несколько прядей выбивались к виску. У Тома были густые, длинные, загнутые кверху ресницы – по этому поводу Черри даже испытывала некоторую зависть.

Том придержал дверь:

– Ну что, вы снова самые спортивные жильцы нашего дома?

– Робби – да. Я – так, стараюсь не отставать. – Черри изобразила лицо человека, который пересекает финишную прямую едва живым.

– Неужели ученик уже превзошел своего учителя? – Том с восхищением беззвучно зааплодировал. – У всех теперь собаки, я тоже решился. Хватит разъездов – пора остепениться. – Он засмеялся, на что Черри тоже хихикнула. – Недавно выбрал щенка в питомнике. Сиба-ину. Так что скоро привезу нового жильца домой.

Черри почувствовала, как внутри потеплело. Том напоминал ей книгу, которую нельзя прочитать за один вечер. Страницы его перелистывались неспешно, одна за другой.

– Значит, добро пожаловать в клуб? – спросила она радостно. – Теперь-то тебе точно придется бегать по утрам. Ладно, приятно было повидаться, – бросила она, едва удерживая Робби, которому уже не терпелось попасть домой.

– Взаимно, хорошего дня вам обоим, бегуны.

Дома Робби уютно устроился на диване, который он теперь воспринимал как «место», в ожидании завтрака Его Высочества. Черри насыпала в миску корм «холистик», погладила Робби по холке и села за ноутбук. Впереди ее ждал рабочий день и новая статья о лошадях – для популярного лайфстайл-издания Lumen Press, где она работала. Расшифровку интервью, которое она взяла у тренера одного из самых известных конных клубов города, сделала нейросеть – Черри осталось вычленить главные смыслы и идеи беседы и облачить все это в полезный и приятный для чтения материал – с советами для начинающих наездников.

Вводный блок она решила посвятить занимательным фактам о лошадях. Интересно, что зрение этих удивительных животных напоминает человеческий дальтонизм – лошади не различают оттенки красного, принимая его за зеленый. А еще у них отличная память. Они спят стоя и не падают. У них не бывает отрыжки и рвоты из-за того, что у входа в желудок находится прочное мышечное кольцо – кардиальный сфинктер. Все, что попадает в желудок лошади, уже не может выйти обратно. А от обычного, казалось бы, вздутия живота, лошадь может умереть, потому что из-за растяжения газами кишечника происходит компрессия легких – и удушение.

Как так получилось, что эти потрясающие создания весом под тонну – так уязвимы? Люди, если подумать, не сильно отличаются. Мы тоже порой не в состоянии изгнать из себя проглоченный яд. Воспоминания, вцепившиеся в сознание, отравленные кем-то слова – все это оседает внутри свинцовым осадком, мешая дышать.

Дописав последний абзац, Черри перечитала текст, проверяя его на ошибки, «причесала» стилистику и закрыла ноутбук. Она старалась никогда не сдавать работу сразу, позволяя ей отлежаться хотя бы час – за это время можно переключиться на другие дела, а потом свежим взглядом заметить недочеты, на которые не обращаешь внимания сразу.

Мысли Черри еще витали среди скачущих лошадей – ветер трепал их воображаемые гривы, а цоканье копыт сопровождалось звучным ржанием. Но пора было вернуть себя в реальность. За окном гудел город. Черри ненадолго откинула голову, а затем поднялась из-за стола и направилась в кухню. Здесь было светло и просторно. Деревянные полки – уставлены ровными рядами баночек со специями, стеклянными колбами с чаем, несколькими любимыми чашками. Солнце пробивалось сквозь жалюзи, рисуя на полу полоски света. Все было пропитано тонкими ароматами цитрусов и сушеных трав.

Черри достала с полки вытянутую банку с клиторией – сувенир, привезенный из командировки коллегой Марком. Тогда это было чем-то экзотическим – загадочный напиток из дальних стран, где океан плещется о деревянные сваи, а над головой кружатся в танце редкие птицы. Теперь же это ее повседневный чай, уютный домашний ритуал. Ей нравилось, как лепестки медленно раскрывались в горячей воде, окрашивая ее в глубокий синий, а если добавить лимон – в пурпурный цвет. Словно сакральный миг перехода между снами и явью.

Телефон завибрировал на столе, оборвав тишину. Черри разблокировала экран. В чате жильцов появилось новое сообщение от Тома с фотографией милейшего создания с хитрыми глазками: «Привет, соседи! Завтра в доме появится новенький. Прошу любить и жаловать – это Маби, щенок сиба-ину, четыре месяца от роду. Присоединяйтесь к нам на прогулках, собачники! Она уже привита и готова к новым знакомствам!»

Черри заулыбалась, представив их на прогулке вчетвером: она, Том, Робби и малышка Маби. Разыграться фантазиям помешали уведомления о смайликах, которыми участники чата активно засыпали Тома. Некоторые прислали поздравления, а кто-то написал, что наш двор скоро станет настоящим клубом собаководов.

– Том, а у какого заводчика брал? Мы как раз думаем о сиба-ину для семьи, – написал пользователь с пустой аватаркой.

– Вот контакты: проверенный питомник, отличный заводчик, – Том отправил в ответ фото листка, на котором от руки было написано название питомника, телефон, имейл и адрес. Почерк не каллиграфический, но прочитать было можно.

Черри замерла – она узнала адрес из своего ночного кошмара. Глядя на него теперь, она четко осознавала, что именно эти буквы пыталась рассмотреть в сновидении, стоя перед высоким домом в пустом дворе.

Глава 3. 10004

Утро Вэл началось с привычных звуков: два кошачьих хвоста – пушистый в серо-черную полоску и тонкий белый – с шумом носились по ламинату, то и дело поскальзываясь, врезаясь в стену, а потом громко буксуя. Преследование друг друга являлось их ежедневным ритуалом, который не мог быть прерван ни ремонтом у соседей, ни приходом гостей, ни даже пылесосом. Третий жилец относился к котам с пиететом – и это было частью стратегии выживания в квартире. Шпиц по имени Флокс однажды был привезен из приюта «мелкашей» – так собачники называют представителей мелких пород. Увы, большинство приютских собак когда-то были домашними, поэтому среди них много породистых. Флоксом пес был назван, можно сказать, символически. Его приютское имя звучало как Фокс (fox – лиса в переводе с английского), ведь он и впрямь выглядел точь-в-точь, как лисенок – рыжий, пушистый, с хитрой острой мордочкой. Ну разве что хвост его выдавал – закручивался вверх смешным рогаликом. Забирая животное в новый дом, многие меняют имя, и чаще всего на созвучное – чтобы питомцу было проще привыкнуть к нему. Так и Вэл, желая Фоксу расцвести в самом широком смысле этого слова, переименовала его во Флокса – в честь цветка. Его упоительный аромат – похожий одновременно на благоухание липового цвета и лепестки шиповника – Вэл любила не меньше, чем в мягкую теплую шерстку своего приемного «сына». Коты появились в доме раньше него, а потому всем своим поведением выражали: именно они вдвоем стояли у истоков зарождения жизни в этой квартире. Флокс обычно смотрел на царивший вокруг хаос с подлокотника дивана, прикрывая маленькими короткими лапками свою косточку-зубочистку, которую традиционно получал после завтрака за выполнение команды «танцуй».

Вэл поставила турку на плиту, насыпала в нее молотый кофе и провела пальцами по темной, отполированной временем меди. Кофемашина у нее тоже была – кто-то из коллег подарил —стильная, современная, с идеальными настройками помола и крепости. Но она стояла отключенная от розетки. Делала все за тебя – слишком быстро, слишком правильно, слишком бездушно. Вэл же любила все ламповое – бумажные книги, блокноты с ручкой, кофе в турке.

Турка дышала историей и каждый раз будто бы оживала в ее руках. Вэл влюбилась в нее на блошином рынке, куда однажды наведалась во время поездки в Стамбул. Вымощенные булыжником улочки, запах специй, голоса торговцев, заманивающие прохожих, шум машин и побрякивание старинных вещиц в жадных руках туристов – все это отпечаталось в памяти так ярко, что казалось – можно протянуть руку и перенестись в прошлое. В тот день Вэл долго перебирала медные турки, оценивала их вес в руке, ощупывала со всех сторон и даже принюхивалась, пока не выбрала эту – потемневшую от времени, с тонкими завитками узоров и ручкой, гладкой от тысяч прикосновений. Казалось, она уже вобрала в себя сотни утренних ритуалов и теперь готова поделиться с Вэл своими тайными знаниями.

Кофейная гуща оседала на дно – и вода впитывала ее горечь, меняясь на глазах. Пена поднималась все выше, собираясь крошечными пузырьками по краям. Нужно было поймать этот момент – секунду, когда кофе еще не успел вырваться за границы. Бархатный аромат с миллионом разных оттенков преображал кухонное пространство. За последние несколько лет Вэл не раз всерьез пыталась бросить пить кофе. Решала, что хватит, что можно заменить его на травяные настои или цикорий, читала статьи про кофеин и вредные привычки. Могла даже продержаться месяц-другой. Но потом обнаруживала себя возле любимой банки с кофе, которая – она была готова в этом поклясться – сама попала в дом! Вэл убеждала себя, что, в конце концов, одна чашка с утра – еще не зависимость, а просто приятный способ начать день.

Любовь к кофе привил ей когда-то бывший парень. Научил различать оттенки вкусов, разбираться в сортах, оценивать послевкусие, замечать ноты шоколада, орехов или темных ягод. Тогда ей казалось, что это их маленький общий мир, тайный язык, понятный только двоим. Но в итоге кофе – единственное, что осталось у нее от этого союза. Вэл редко называла бывшего по имени, а после расставания и вовсе старалась не упоминать. Встречались они почти семь лет, из которых шесть – прожили под одной крышей. Семь лет разговоров, планов, обсуждений, как будет выглядеть их дом, куда они поедут в романтический отпуск, как назовут собаку, если однажды ее заведут. Но дальше планов дело так и не пошло. Вэл осознала, что вкладывала в этот «проект» всю свою энергию, искренне веря, что вот-вот наступит момент, когда они сделают шаг вперед – и это круто изменит ее жизнь. Кто же знал, что не моменты и уж тем более не мужчины меняют наши жизни.

Бывший Вэл относился к такому типу людей, про которых говорят «неплохой парень». Его редко можно было увидеть раздраженным, он никогда не кричал, не устраивал сцен, помогал семье и друзьям. Но со временем проявился его скрытый «талант» – пассивная агрессия. Тонкие, почти незаметные манипуляции, которые он, возможно, и сам не осознавал. Легкие подколки, сделанные будничным или даже дружелюбным тоном, уход от ответов на важные вопросы, непрошеные советы, брошенные якобы невзначай из желания помочь. С ним Вэл часто чувствовала себя виноватой, хотя даже не понимала, за что. И каждый раз, когда она пыталась поговорить, слышала его убаюкивающий тон: «Все хорошо, детка, не накручивай себя, давай сварю нам кофе». Отношения превратились в ее персональный психологический квест, в лабиринт, по которому она бродила долгие годы.

Последней каплей стал кот. Вэл всегда мечтала о животных. Еще в детстве рисовала в уютных блокнотах воображаемых щенков и котят, подбирала им клички, представляла, как будет ухаживать за ними. Но когда она наконец предложила завести кота, бывший вдруг сообщил, что у него аллергия – которой почему-то не было раньше. Вэл тогда ничего не сказала, но осознание, что тот, кого она считала самым близким, совсем иначе представляет себе идеальную жизнь, – стало болезненным ударом. Подавив в себе желание растерзать его с дикими воплями на тысячу маленьких клочков, она развернулась и поехала оформлять документы в приют, чтобы забрать трехлетнего Мяо. Конечно, случалось потом, что одиночество накатывало так остро, что хотелось плакать и снова стучаться в знакомую дверь – страшно было шагать в новую жизнь, снова искать квартиру, снова налаживать быт и привыкать с статусу «без пары». Но иногда нужно просто взять и переступить через свой страх, не оглядываясь и не анализируя. И жизнь тебя подхватит.

Как раз в тот период ее младшая сестра Карина загорелась идеей съехать от родителей. Вэл подумала, а почему бы и нет? Вместе им будет проще – и финансово, и морально. Так они и оказались здесь, в этой квартире в южной части города, с двумя котами, одним шпицем и утренним кофе, заваренным в старой медной турке.

Вэл сняла ее с плиты, дождалась, пока пена осядет, и медленно налила черный напиток в свою чашку, затем в чашку сестры. Сделала глоток – и закатила глаза от удовольствия.

Из комнаты донесся голос Карины:

– Вэл, нам надо серьезно поговорить.

Да кто же начинает разговор с такой фразы? Это ведь явно не предвещает ничего хорошего. Вэл поставила чашку на стол, сделала еще один глоток и повернулась к двери с настороженным выражением лица.

– Насколько серьезно, малыш?

Сестра стояла в проеме, чуть замявшись. Свет из окна освещал ее лицо неравномерно, оставляя одну половину в тени. Карина всегда выглядела немного растрепанной – мелкие кудряшки, казалось, жили своей жизнью. Сестра унаследовала их от матери, как и легкую, почти воздушную походку. Она будто всегда порхала над землей и ни о чем не беспокоилась. Сегодня, однако, в ее осанке было что-то другое. Решительность.

– Я… в общем, я переезжаю, – наконец сказала она.

Вэл оперлась на стол ладонями, пытаясь сохранить нейтральное выражение лица.

– К Максу?

Карина кивнула.

– Мы все обсудили. Он зовет меня жить к себе. А я ведь уже большая девочка, да и отношения должны развиваться.

Вэл уставилась на свою чашку и сосредоточилась на том, как солнечные блики дрожат на поверхности кофе. Это рано или поздно случилось бы, к тому же это ведь отличная новость, нужно порадоваться и поздравить сестренку. Но Вэл, как мать-наседка, где-то глубоко в душе не готова была отпускать своего птенца во взрослую жизнь.

– Неожиданно. Но я рада за тебя, правда. Когда переезд? Нужна помощь?

– Через две недели. Ну, вещи я соберу сама, их не много. А вот если отдашь мне свой кушон для лица – я тебя зацелую, – засмеялась сестра. Она любила пользоваться косметикой Вэл. Даже теперь, когда обе уже взрослые женщины, «как у старшей сестры» – казалось ей чем-то особенно приятным.

Вэл медленно выдохнула.

– Вэл… – Карина села напротив, склонила голову, накручивая прядь волос на палец и улыбаясь, глядя сестре прямо в глаза. – Я боялась тебе сказать.

– Почему?

Карина посмотрела на нее долгим, чуть колеблющимся взглядом.

– Ты всегда была мне и сестрой, и мамой. Ты всегда заботилась обо мне, с первого дня, как я себя помню. Ты… моя семья. А я – твоя. И мне кажется, что если я уйду, то… не знаю. Ты останешься одна?

Вэл хмыкнула, подняла чашку и задумчиво провела пальцем по ободку. А потом показала на утихомирившихся котов, свернувшихся клубочком, напоминающих Инь-Ян, и на Флокса.

– Ну, вот эти трое точно никуда не переедут, потому что ни у кого из них нет парня по имени Макс, готового их кормить.

Обе звонко рассмеялись, и коты синхронно обернулись, сообщала всем своим видом, что в их доме вести себя так не принято. Вэл вспомнила, как в детстве Карина пряталась у нее под одеялом во время грозы. Как, будучи подростком, писала ей длинные сообщения о своих первых переживаниях. А потом вспомнила себя и историю с бывшим. Но она не испытала ностальгии, она ощутила прилив облегчения. То, что тяготит нас, не должно оставаться частью нашей жизни.

Карина допила свой кофе, на ходу съела круассан с кокосовым кремом, и, расцеловав Вэл в обе щеки, словно младенца, пошла собираться по своим делам.

Оставшись одна, Вэл открыла телефон и написала Черри: «Как Робби? Адаптировался?»

Черри: «Освоился, считает диван своим, а на пробежках ведет себя, как настоящий спортсмен – тащусь за ним из последних сил».

Вэл: «Хороший мальчик. Погладь его от меня».

Черри мысленно улыбнулась, почесав Робби за ухом. Через полчаса она уже сидела перед ноутбуком, поправляя наушники. Рабочая встреча началась с обычных обсуждений – планов, проектов, сроков. В редакции она была частью небольшой, но гиперактивной команды. Глеб – выпускающий редактор, сдержанный, всегда собранный, с короткой стрижкой и стильными очками в тонкой оправе. Лиза – редактор новостей, энергичная и немного хаотичная, с красными губами и постоянно меняющимся цветом волос. Марк – автор-маркетолог, немного циничный, но с отличным чувством юмора. И Черри, пишущий редактор – она отвечала за авторов на аутсорсе и писала сама.

После короткого интро о том, как у кого дела, Глеб начал:

– Коллеги, давайте обсудим контент на следующий месяц. Как вам тематика: «Люди, которые сделали хобби делом жизни»?

– То есть весь месяц пишем о тех, кому повезло, намекая, какие лузеры все остальные? – вставил Марк, усмехаясь.

– А если монетизировал хобби и пожалел? – добавила Лиза.

– И как это вдохновит читателя? – Глеб вопрошающе задрал подбородок.

– Ладно, главное, чтобы в этом месяце никто не сгорел на работе, – засмеялся Марк.

– Кто-нибудь вообще слышал о балансе «работа – жизнь»? – Лиза уставилась в монитор так, как будто готова выскочить из него.

– Это миф. Он существует только в статьях, которые мы сами редактируем, – Глеб явно хотел казаться реалистом.

Черри перебирала в уме возможные темы и героев для материала, украдкой поглядывая на Робби, сладко посапывающего рядом.

– А если человек решил разводить собак? – спросила она. – У меня есть на примете один герой. Хотя вообще, знаете, люди ведь, даже активные и предприимчивые, не обязаны все, что приносит им удовольствие, превращать в миллионные счета.

Глеб одобряюще кивал, лицо его выражало не то воодушевление, не то некоторую растерянность:

– Вот и давайте подойдем с разных сторон, напишем не про «достигаторство», а про то, как люди поддерживают в жизни баланс и приходят к гармонии вопреки тому, что модно. Подберем героев, возьмем интервью. Собачника своего, Черри, тоже бери в оборот – твои статьи про животных всегда хорошо заходят. Ну, и ко всем просьба – поищите какие-то необычные профессии и истории.

Коллеги встрепенулись, каждый делал заметки в общем рабочем файле, отчего строки постоянно скакали и плодились с невероятной скоростью, отображая мигающие аватарки тех, кто работает с документом. Бурное обсуждение, списки возможных историй, черновой план публикаций и распределение, кто что готовит – все это продолжалось еще минут двадцать, пока все не разобрали задачи, не проставили дедлайны в общей таблице и не разошлись в приподнятом настроении.

Черри окунулась с головой в рабочую рутину, в которой незаметно пролетело почти пять часов. Затем она отправила лэптоп в спящий режим и мечтательно прикрыла глаза. И хотя она ни капли не устала, в этот самый момент тело ее размякло. Она вытянулась в кресле, чувствуя, как ее мягко затягивает сон. Где-то в углу комнаты едва слышно тикали часы. Робби перевернулся с боку на бок и фыркнул во сне. Веки Черри наливались тяжестью, а сознание уже путало реальность и сновидение…

Черри огляделась – возле высокого дома, на знакомой площадке перед подъездом начало смеркаться. По небу лениво расползались облака, словно призраки, наблюдающие за тем, что происходит внизу. Пальцы крепко сжимали связку ключей. Черри решительным шагом, но абсолютно бесшумно направилась ко входу – приложила ключ от домофона к двери и вошла в подъезд. Лифт стоял открытым. Черри зашла и потянулась рукой к кнопкам – в этот момент что-то насторожило ее. Она попыталась присмотреться к своим пальцам, но все расплывалось – никак не получалось понять, ее ли это рука. И все же эта рука нажала «9» – двери закрылись, но вместо обычного движения вверх, кабина дрогнула, сорвалась с тросов и рванула вперед, будто спиннер из фильма Blade Runner («Бегущий по лезвию»). Зеркало на боковой панели трансформировалось в окно, кабина обрела футуристичный вид. Черри в недоумении наблюдала, как то, что недавно было лифтом, на огромной скорости несет ее сквозь незнакомые улицы, пустоши, снова улицы, а потом взлетает над крышами домов. Ландшафт менялся так быстро, что она не успевала его запомнить. И вот перед ее взором открылись величественные горы с заснеженными вершинами, утопающими в розоватых пушистых облаках, бескрайние леса и извивающиеся бирюзовые реки, окруженные острыми скалистыми выступами. Страх уступил место всепоглощающему восторгу и предвкушению чего-то нового.

Наконец, кабина замерла у грандиозного здания – по всем признакам это был роскошный отель. Но не из тех, что напоминают уютные шато, куда туристы съезжаются отдохнуть и покататься на горных лыжах. Нет, этот отель напоминал скорее межгалактический центр, в котором, должно быть, представители разных рас собирались на ежегодный саммит. Башня этажей в сто, не меньше, облицованная зеркальными панелями, пронзала небо. «Лифт» подъехал к одной из утопленных парковок, напоминающих тоннели, и наконец открыл двери. Черри шагнула вперед, очутившись в великолепном лобби, которое сияло лакированным деревом и в то же время будто поглощало тебя темно-зеленым бархатом. Обслуживающий персонал в безупречно отглаженной темной униформе лавировал между изысканно одетыми постояльцами – беззвучно, как тени. Черри снова посмотрела на свои руки – и снова не смогла сфокусировать взгляд.

– Ну, прямо по Кастанеде, – подумала она, осознав себя во сне. Она не задумывалась о маршруте – ноги несли ее сами, словно этот путь уже был пройден когда-то раньше.

В воздухе витал сложносочиненный запах: смесь дорогого парфюма, древесных смол и еще чего-то почти неуловимого, легкого, как свежесть после дождя. Черри проходила мимо людей, но их лица оставались размытыми – взгляд по-прежнему не мог задержаться на деталях. Фигуры двигались с непринужденной грацией, свойственной тем, кто чувствует себя здесь как дома.

Стена слева переходила в длинный коридор, освещенный теплым светом. Черри свернула, даже не взглянув на указатели. На дверях поблескивали тонкие латунные таблички: 10001… 10002… 10003… Сердце глухо ударило куда-то о ребра, когда впереди замаячил 10004.

Черри остановилась.

Преодолев странное ощущение в груди, она поправила подол длинной, как платье, синей рубашки, подняла руку, будто в замедленной съемке, и постучала. Дверь приоткрылась. Из темноты номера навстречу ей шагнул мужчина. На вид ему было в районе сорока. Серебристые волосы тщательно уложены. Проницательный взгляд устремлен на нее сквозь модные очки. В нем было что-то от Лесли Нильсена, только без комедийного налета. Он был одет с безупречной элегантностью, но без показной роскоши. Темно-синий приталенный пиджак сидел идеально, подчеркивая прямую осанку, под ним – черная водолазка из тонкого кашемира, облегающая шею и ключицы. На запястье поблескивали часы с темным циферблатом и серебристым браслетом. Брюки слегка заужены книзу, а черные кожаные лоферы, отполированные до зеркального блеска, почти бесшумно ступали по ковролину. На безымянном пальце правой руки Черри заметила серебряное кольцо – похожее на старинный перстень с выгравированным символом – разглядеть его она не смогла, как ни старалась. При виде Черри лицо незнакомца озарила теплая улыбка, а в уголках глаз затрепетали лучистые морщинки. Шагнув ей навстречу и слегка поправив манжет пиджака, он будто решил дать ей время осознать его присутствие.