Полная версия
Диалог Платона «Государство». Часть 2
Валерий Антонов
Диалог Платона «Государство». Часть 2
Пятая книга. Единство государства и ложь во спасение
«Государство»: Замысел, бифуркация и многоголосие трактовок.Диалог Платона «Государство» (Πολιτεία) представляет собой не просто трактат о справедливости, но грандиозный синтез философии, охватывающий онтологию, гносеологию, этику, политику и эстетику. Комплексный замысел Платона заключается в демонстрации неразрывной связи между структурой человеческой души (микрокосмом) и устройством идеального полиса (макрокосмом). Ключевой тезис – справедливость есть гармония между разумной, яростной и вожделеющей частями души, которая находит свое точное отражение в иерархическом устройстве общества, где правители-философы, стражи и производители выполняют свои собственные функции.
V книга как точка бифуркацииЕсли первые четыре книги можно условно считать построением модели «здорового» государства, то V книга становится точкой бифуркации, резко повышающей уровень сложности диалога. В ответ на вызовы собеседников (Главкона и Адиманта) Сократ формулирует три «волны» парадоксальных идей:
1. Общность жен и детей (равенство мужчин и женщин в качестве стражей).
2. Отмена частной собственности для стражей.
3. Необходимость правления философов («пока философы не станут царями… государства не избавятся от зол»).
Именно третья «волна» является кульминацией бифуркации. Она переносит дискуссию из сферы социальной инженерии в метафизическую плоскость. Вопрос «Что такое справедливое государство?» трансформируется в вопрос «Что есть истинное Бытие и как его познать?». Это требует введения центральных онтологических концепций Платона: теории Идей, образа пещеры и аналогии с Солнцем. Таким образом, политический проект оказывается невозможен без фундаментального преобразования сознания человека, способного узреть мир вечных сущностей.
Альтернативные трактовки и развитие темКомплексность замысла Платона порождает множество интерпретаций, которые часто находятся в диалоге друг с другом:
1. Политическая утопия vs. Антиутопия:
⦁ Традиционная трактовка: «Государство» – проект идеального общества, основанного на разуме и справедливости.
⦁ Критическая трактовка (К. Поппер и др.): Диалог читается как тоталитарный манифест, оправдывающий жесткую цензуру, евгенику и подавление индивидуальности ради коллективного блага. Эта интерпретация акцентирует жесткость предложенных мер (например, «благородная ложь»).
2. Этико-психологический vs. Политический проект:
⦁ Интерпретация «Государства в душе»: Главная цель Платона – не описать реальное государство, а через его метафору проиллюстрировать внутренний строй справедливой личности. Полис – это проекция души, а не практическое руководство к действию.
⦁ Буквальная интерпретация: Платон (через Сократа) всерьез предлагал эту модель как цель для реформирования общества, что отчасти подтверждается его попытками повлиять на сиракузского тирана Дионисия.
3. Эпистемологический и онтологический поворот (после точки бифуркации V книги):
⦁ Тема познания, поднятая в образах Линии и Пещеры, развивает мысль о том, что подлинная политика должна быть основана на знании Абсолютного Блага, а не на мнениях. Это радикальный разрыв с софистической и демократической традициями.
⦁ Образ Пещеры можно трактовать не только как теорию познания, но и как притчу о миссии философа, который, узрев свет истины, обязан вернуться во тьму обыденного мира для его преобразования, даже ценой собственного страдания.
Заключение
«Государство» Платона – это живой, многоуровневый текст, чья структурная сложность намеренно отражает сложность поднимаемых им вопросов. Рассмотрение V книги как точки бифуркации позволяет увидеть внутреннюю динамику диалога: от относительно простого поиска определения справедливости – к построению целостной философской системы, где политика, этика и метафизика оказываются неразделимы. Многоголосие альтернативных трактовок лишь подтверждает глубину и провокационную силу этого фундаментального произведения западной мысли.
Раздел I: Ключевой эпизод
Перевод с древнегреческого (начало Пятой книги, 449a-450a):
«– Ἀγαθὴν μὲν τοίνυν τὴν τοιαύτην πόλιν τε καὶ πολιτείαν καὶ ὀρθὴν καλῶ, καὶ ἄνδρα τὸν τοιοῦτον: κακὰς δὲ τὰς ἄλλας καὶ ἡμαρτημένας, εἴπερ αὕτη ὀρθή, περί τε πόλεων διοικήσεις καὶ περὶ ἰδιωτῶν ψυχῆς τρόπου κατασκευήν, ἐν τέτταρσι πονηρίας εἴδεσιν οὔσας.
("Такой город и государственный строй я называю хорошим и правильным, а такого человека – справедливым. Все же прочие государственные устройства считаю ошибочными и порочными, причем они сводятся к четырем видам порочности, что проявляется как в управлении городами, так и в устройстве душевного склада частных лиц.")
– Ποίας δὴ ταύτας; ἔφη.
("Каким же именно? – спросил он.")
καὶ ἐγὼ μὲν ᾖα τὰς ἐφεξῆς ἐρῶν, ὥς μοι ἐφαίνοντο ἕκασται ἐξ ἀλλήλων μεταβαίνειν: ὁ δὲ Πολέμαρχος – σμικρὸν γὰρ ἀπωτέρω τοῦ Ἀδειμάντου καθῆστο – ἐκτείνας τὴν χεῖρα καὶ λαβόμενος τοῦ ἱματίου ἄνωθεν αὐτοῦ παρὰ τὸν ὦμον, ἐκεῖνόν τε προσηγάγετο καὶ προτείνας ἑαυτὸν ἔλεγεν ἄττα προσκεκυφώς, ὧν ἄλλο μὲν οὐδὲν κατηκούσαμεν, τόδε δέ:
("Я уже собирался перечислить их по порядку, как они, по моему мнению, переходят один в другой, но тут Полемарх – он сидел немного поодаль от Адиманта – протянул руку, ухватил его плащ сверху у плеча, притянул к себе и, наклонившись, что-то сказал. Мы разобрали лишь следующее:")
– Ἀφήσομεν οὖν, ἔφη, ἢ τί δράσομεν;
("Так отпустим мы его, или что сделаем?")
– ἥκιστά γε, ἔφη ὁ Ἀδείμαντος μέγα ἤδη λέγων.
("Ни в коем случае! – громко ответил Адимант.")
καὶ ἐγώ, τί μάλιστα, ἔφην, ὑμεῖς οὐκ ἀφίετε;
("Я спросил: "Что именно вы не оставите в покое?"")
– σέ, ἦ δ᾽ ὅς.
("Тебя, – сказал он.")
– ὅτι, ἐγὼ εἶπον, τί μάλιστα;
("Но почему? – спросил я.")
– ἀπορρᾳθυμεῖν ἡμῖν δοκεῖς, ἔφη, καὶ εἶδος ὅλον οὐ τὸ ἐλάχιστον ἐκκλέπτειν τοῦ λόγου ἵνα μὴ διέλθῃς, καὶ λήσειν οἰηθῆναι εἰπὼν αὐτὸ φαύλως, ὡς ἄρα περὶ γυναικῶν τε καὶ παίδων παντὶ δῆλον ὅτι κοινὰ τὰ φίλων ἔσται.
("Ты, кажется, хочешь отделаться от нас, – ответил он, – и утаиваешь целый важный раздел рассуждения, чтобы не разбирать его. Ты думаешь, мы не заметим, если ты вскользь упомянешь, что, мол, "очевидно для всех, жены и дети у друзей будут общими"?"")
– οὐκοῦν ὀρθῶς, ἔφην, ὦ Ἀδείμαντε;
("Разве это не правильно, Адимант? – спросил я.")
– ναί, ἦ δ᾽ ὅς.
("Да, – ответил он.")
– ἀλλὰ τὸ ὀρθῶς τοῦτο, ὥσπερ τἆλλα, λόγου δεῖται τίς ὁ τρόπος τῆς κοινωνίας: πολλοὶ γὰρ ἂν γένοιντο. μὴ οὖν παρῇς ὅντινα σὺ λέγεις: ὡς ἡμεῖς πάλαι περιμένομεν οἰόμενοί σέ που μνησθήσεσθαι παιδοποιίας τε πέρι, πῶς παιδοποιήσονται, καὶ γενομένους πῶς θρέψουσιν, καὶ ὅλην ταύτην ἣν λέγεις κοινωνίαν γυναικῶν τε καὶ παίδων: μέγα γάρ τι οἰόμεθα φέρειν καὶ ὅλον εἰς πολιτείαν ὀρθῶς ἢ μὴ ὀρθῶς γιγνόμενον. νῦν οὖν, ἐπειδὴ ἄλλης ἐπιλαμβάνῃ πολιτείας πρὶν ταῦτα ἱκανῶς διελέσθαι, δέδοκται ἡμῖν τοῦτο ὃ σὺ ἤκουσας, τὸ σὲ μὴ μεθιέναι πρὶν ἂν ταῦτα πάντα ὥσπερ τἆλλα διέλθῃς.
("Но это "правильно", как и все остальное, требует разъяснения: каким именно образом осуществится общность? Ведь возможны разные варианты. Так не пропускай же тот, о котором ты говоришь! …Мы давно ждем, что ты скажешь о деторождении: как оно будет происходить, как будут воспитывать детей, и обо всей этой общности жен и детей, о которой ты говоришь. Мы полагаем, что это имеет огромное значение и определяет, будет ли государственный строй правильным или нет. А теперь ты собираешься перейти к обсуждению других форм правления, не разобрав как следует этот вопрос. Поэтому мы решили тебя не отпускать, пока ты не объяснишь все это так же подробно, как и остальное.")
Продолжение (450a-451b):
К Сократу присоединяются Главкон (καὶ ἐμὲ τοίνυν, ὁ Γλαύκων ἔφη, κοινωνὸν τῆς ψήφου ταύτης τίθετε) и Фрасимах (ἀμέλει, ἔφη ὁ Θρασύμαχος, πᾶσι ταῦτα δεδογμένα ἡμῖν νόμιζε, ὦ Σώκρατες), настаивая на том, чтобы он раскрыл эту тему.
Сократ, хотя и с некоторой неохотой, соглашается, предупреждая, что его предложения вызовут еще большее недоверие, чем предыдущие (πολλὰς γὰρ ἀπιστίας ἔχει ἔτι μᾶλλον τῶν ἔμπροσθεν), и что он рискует показаться мечтателем, строящим "воздушные замки" (μὴ εὐχὴ δοκῇ εἶναι ὁ λόγος – "чтобы моя речь не показалась [всего лишь] молитвой, пожеланием").
Часть 1. Философской стратегии Пятой книги.Аналитический комментарий
Данный отрывок (449b-451b) является блестящим примером платоновского диалогического мастерства, где форма неразрывно связана с содержанием. Прерывание линейного изложения идеального государства служит нескольким фундаментальным целям:
1. Философско-риторическая стратегия: провокация как метод обоснования.
В начале Пятой книги Платон устами Адиманта использует провокационный прием. Его заявление о том, что предложения Сократа относительно общности жен и детей кажутся «очевидными для всех» (παντὶ δῆλον), является намеренно ироничным. Это отсылка к типичному софистическому приему апелляции к общепринятому мнению (δόξα), который настоящий Сократ всегда ставил под сомнение. Таким образом, Платон выполняет двойную задачу:
⦁ Провоцирует читателя: он заставляет усомниться в «естественности» традиционных институтов семьи и брака.
⦁ Демонстрирует философский принцип: даже (или особенно) то, что считается самоочевидным, требует самой тщательной рациональной проверки. Это не просто риторическая уловка, а воплощение фундаментального сократического метода: ничто не должно приниматься на веру.
Библиографическое дополнение (отечественное):
⦁ А.Ф. Лосев в комментариях к «Государству» подчеркивает, что вся конструкция идеального государства у Платона является «логическим упражнением» и «предельным случаем» для выявления справедливости. С этой точки зрения, провокативность предложений Пятой книги служит именно этой цели – заострению проблемы до предела, чтобы сделать ее суть максимально visible (Лосев А.Ф. Комментарии к диалогам Платона. – М., 1965).
Библиографическое дополнение (зарубежное):
⦁ Лео Штраус и его последователи (например, Аллан Блум) интерпретируют такие пассажи как часть «эзотерического» способа письма Платона. Провокационные заявления предназначены для того, чтобы отделить поверхностных читателей, которые возмутятся, от серьезных, которые увидят за провокацией призыв к самостоятельному философскому поиску (Strauss, L. The City and Man. Chicago, 1964; Bloom, A. Interpretive Essay in his translation of The Republic. Basic Books, 1968).
Риторическая стратегия Пятой книги многогранна и направлена на постоянное вовлечение читателя в глубокое философское исследование.
Альтернативные дополнения
Представим несколько альтернативных идей, которые также могут быть развиты в контексте анализа риторической и философской стратегии Пятой книги.
2. Стратегия «снижения накала»: от шока к аргументу.
После провокационного вступления Адиманта, Сократ не сразу переходит к защите, а выражает сомнение в собственных силах, называя поднятую тему «волной» большей, чем предыдущие. Это не просто скромность, а риторический прием:
⦁ Цель: снизить первоначальный шок и подготовить аудиторию (как внутри диалога, так и читателя) к серьезному, а не эмоциональному обсуждению. Сократ превращает потенциальный скандал в сложную, но рациональную проблему, требующую решения. Это переход от области мнения (δόξα) к области знания (ἐπιστήμη).
Библиографическое дополнение (зарубежное):
⦁ Джейн М. Дженсен в работе «Риторика и ирония в «Государстве» Платона» argues that Socrates' feigned hesitation is a key pedagogical tool. It models the philosophical attitude of intellectual caution and draws the interlocutors (and readers) into a collaborative search for truth, making them co-investigators rather than passive recipients of dogma (Jane M. Jensen. Rhetoric and Irony in Plato's Republic. // Philosophy & Rhetoric, 1987).
3. Стратегия «аргумента от натуры» (φύσις) для обоснования радикализма.
Основная аргументация Сократа строится не на утилитарных основаниях (хотя они присутствуют), а на концепции природы (φύσις) и наилучшего состояния души. Он утверждает, что предлагаемые изменения соответствуют природе стражей, позволяя им наиболее эффективно исполнять свою функцию.
⦁ Цель: перевести дискуссию из морально-бытовой плоскости в метафизическую и политическую. Вопрос ставится не «грешно ли это?», а «что естественно для идеального государства и его совершенных граждан?». Это позволяет Платону обсуждать социальные табу как инженерные проблемы.
Библиографическое дополнение (отечественное):
⦁ В.С. Нерсесянц в «Платоновском проекте идеального государства» анализирует, как Платон подчиняет все частные интересы (включая семейные) интересам целого – справедливости полиса. Аргументы Пятой книги являются логическим продолжением этой тотальной телеологии: благо государства есть высший критерий «естественного» (Нерсесянц В.С. Платоновский проект идеального государства // Сократ. Платон. Аристотель. Юм. – М., 1995).
4. Риторика аналогий: от животноводства к философии.
Платон использует рискованные аналогии с селекцией собак и лошадей для обоснования евгенических предложений. Эта стратегия работает на двух уровнях:
⦁ Прямой уровень: представить сложные социальные механизмы в виде простой, понятной модели.
⦁ Иронический/провокационный уровень: такая аналогия намеренно снижает пафос, вызывая дискомфорт у слушателя. Это заставляет задуматься: почему мы готовы применять разум к животным, но отказываемся от его применения к собственному обществу? Это еще один способ провокации, ведущей к рефлексии.
2. Мета-комментарий о природе утопического проекта: осознанный риск идеала.
Прямое признание Сократа в его сомнениях и страхе показаться пустым мечтателем (μὴ εὐχὴ δοκῇ εἶναι ὁ λόγος – «как бы моя речь не показалась [всего лишь] пожеланием») представляет собой ключевой мета-комментарий о статусе всего проекта «Государства». Это не слабость аргументации, а мощный философский жест, в котором Платон через Сократа:
⦁ Рефлексирует о границах политического реализма и смелости мысли: Он открыто признает разрыв между идеалом (λόγος) и эмпирической реальностью. Однако этот разрыв не является основанием для отказа от построения идеала. Напротив, именно идеал служит критерием для критики и оценки несовершенной действительности.
⦁ Оправдывает утопический жанр: Сократ заключает, что риск быть непонятым в поисках истины (риск «ошибиться в правде») благороднее, чем трусливое молчание. Таким образом, утопия предстает не как бегство от реальности, а как смелое мысленное экспериментирование, необходимое для понимания самой сути справедливости.
Библиографическое дополнение (отечественное):
⦁ Э.Ю. Соловьев в работе «Прошлое толкует нас» анализирует утопию как форму общественного сознания, которая не предсказывает будущее, а «осуществляет критику наличного бытия извне, с точки зрения идеала». Платоновское государство – классический пример такой критической функции утопии, где идеал служит не blueprint'ом для построения, а мерой для оценки существующего несовершенства.
Библиографическое дополнение (зарубежное):
⦁ Карл Поппер в «Открытом обществе и его врагах», критикуя Платона как тоталитарного мыслителя, тем не менее точно улавливает этот момент. Он называет платоновский идеал «метафизической теорией государства», которая претендует на раскрытие вечной сущности Справедливости, а не на описание конкретного режима. Страх Сократа перед обвинением в пустых мечтаниях – это, по Попперу, признак осознания нереализуемости этой вечной сущности в историческом времени (Popper, K. The Open Society and Its Enemies. Volume 1: The Spell of Plato. Routledge, 1945).
Альтернативные дополнения и развитие темы
В рамках этой же идеи можно предложить следующие дополнительные углы зрения:
2.1. Утопия как «парадигма» (παράδειγμα).
Сам Сократ в тексте определяет цель построения идеального государства не как практический план, а как создание «парадигмы» (образца, модели). Это важнейшее уточнение.
⦁ Цель: Создать мысленный эталон, «небесный образец» (οὐράνιον παράδειγμα), по которому можно сверять любое реальное государство. Таким образом, утопия – это не проект для немедленного воплощения, а теоретический инструмент познания. Ее ценность – эвристическая, а не прикладная.
Библиографическое дополнение (зарубежное):
⦁ Дж. Феррари в своем комментарии к «Государству» подчеркивает, что статус платоновского государства как παράδειγμα снимает множество стандартных обвинений в его нереалистичности. Задача Платона – показать, как должна быть устроена душа и, по аналогии, город, чтобы в них царствовала справедливость. Это логико-философская конструкция, а не политическая программа (Ferrari, G.R.F. (ed.). The Cambridge Companion to Plato's Republic. Cambridge University Press, 2007).
2.2. Связь с «третьей волной»: условие возможности утопии.
Мета-комментарий о «мечтательности» непосредственно предшествует знаменитой «третьей волне» невероятного (δύσχερα) – тезису о необходимости власти философов.
⦁ Логическая связь: Платон показывает, что утопия перестает быть пустой мечтой (εὐχή) только при выполнении одного, но крайне маловероятного условия – совпадения политической власти и философии. Это не уход от ответа, а наоборот, указание на кардинальное онтологическое и политическое условие реализации справедливости. Проблема не в утопии, а в реальном мире, который сопротивляется истине.
Библиографическое дополнение (отечественное):
⦁ А.А. Гусейнов в статье «Идеальное государство» и его критики» отмечает, что условие «философов-царей» является логическим завершением всей конструкции Платона. Оно вытекает из самого определения справедливости как господства разумного начала. Если разум должен править в государстве, то править должны его носители – философы. Таким образом, утопия оказывается строго дедуцированной из исходных посылок, что придает ей логическую, а не только мечтательную силу (Гусейнов А.А. «Идеальное государство» и его критики // Вопросы философии. – 2006. – № 4.).
Эти дополнения показывают, что мета-комментарий в Пятой книге служит краеугольным камнем для понимания всего диалога: Платон одновременно конструирует идеал и рефлексивно исследует саму природу, границы и условия возможности такого философского конструирования.
3. Углубление концепции «общего» (κοινόν): от дружбы к онтологическому единству.
Апелляция к принципу κοινὰ τὰ φίλων («[у друзей] всё общее») в Пятой книге является не просто удобной пословицей, а ключевым философским обоснованием. Это логическое завершение главного принципа идеального государства – справедливости как исполнения своей функции (τὰ αὑτοῦ πράττειν) и высшей добродетели – единства (ἑνότητα). Платон демонстрирует, что если стражи должны абсолютно отождествить свои интересы с интересами полиса, то традиционная частная семья становится главным институтом, порождающим «частное интересы» (ἴδια) и «собственнические чувства» (τὸ αὑτοῦ ἔχειν), разрывающие ткань города.
Таким образом, общность жён и детей – это не произвольная мера, а радикальное следствие из исходного постулата о тотальном единстве. Это попытка распространить принцип «общего» на самые интимные сферы человеческой жизни, чтобы искоренить партикулярные привязанности в самом их зародыше. Платон доводит логику единства до её предела, что заставляет читателя задуматься о диалектике целого и части, а также о колоссальной цене такого единства – упразднении приватности и индивидуальных уз.
Библиографическое дополнение (отечественное):
⦁ Т.В. Васильева в работе «Путь к Платону» подчеркивает, что платоновское «общее» (κοινόν) имеет онтологический характер. Это попытка воплотить в социальной структуре идею Единого (ἕν), где части существуют только ради и в силу целого. Упразднение семьи – это следствие стремления превратить государство в единый живой организм, где ни у кого нет и не может быть интереса, отличного от интереса целого.
Библиографическое дополнение (зарубежное):
⦁ Марта Нуссбаум в знаменитой статье «The Republic: True Value and the Standpoint of Perfection» argues, что Платон в своем стремлении к рациональному единству и контролю над случайностью (включая случайность семейных привязанностей и ревности) приносит в жертву именно то, что составляет суть человеческой личности и любви – их частный, избирательный и незаменимый характер. Таким образом, проект Пятой книги является не просто политическим, а глубоко антропологическим, ставящим под вопрос саму природу человеческой аффективности.
Альтернативные дополнения и развитие темы
3.1. «Общее» как анти-трагедия: устранение конфликта.
Радикальная общность служит не только укреплению единства, но и устранению источника главных социальных конфликтов в греческом полисе – споров о наследовании, власти и родственных кланах. Обращаясь к греческой литературе (например, к «Антигоне» Софокла, где долг перед семьей сталкивается с долгом перед государством), Платон предлагает «философское решение» трагического конфликта: если нет семьи, нет и конфликта. Это утопия как преодоление трагедии через социальную инженерию.
Библиографическое дополнение (зарубежное):
⦁ Николас Пеппас в статье «Tragedy and Utopia in Plato's Republic» показывает, что платоновский город можно читать как сознательную попытку создать общество, в котором условия для трагедии (конфликт равноценных обязанностей) были бы структурно невозможны. Упразднение семьи – ключевой элемент этого проекта.
3.2. «Общее» как эпистемологический проект: единое мнение.
Цель общности простирается дальше политического единства к единству мнений и восприятий. Если все граждане являются «братьями» и «сестрами», у них формируется общая картина мира (δόξα). Это создает основу для абсолютно стабильного общества, где не возникает разномыслия, коренящегося в разном жизненном опыте и воспитании. Таким образом, κοινόν – это условие для создания единого и неизменного «правдивого мнения» у стражей, что напрямую связано с их способностью безошибочно отличать друзей от врагов.
Библиографическое дополнение (отечественное):
⦁ И.А. Протопопова в исследованиях по платоновской философии языка указывает на связь между социальными институтами Пятой книги и проблемой именования. В идеальном государстве связь между словом и вещью должна быть однозначной и истинной. Общность воспитания и устранение частных авторитетов (родителей) служит созданию единого семантического поля, где значения не искажаются частными интерпретациями.
Эти дополнения показывают, что концепция «общего» у Платона многогранна: она является одновременно политической, онтологической, психологической и эпистемологической. Анализ этого понятия позволяет увидеть в радикальных предложениях Пятой книги не просто шокирующую социальную реформу, но последовательную попытку решить фундаментальные проблемы человеческого существования ценой тотального переустройства общества.
4. Структурный мост между этикой и политикой: Пятая книга как ось симметрии диалога.
Утверждение о Пятой книге как о «кульминации описания структуры» верно, но требует уточнения. Её роль фундаментальна: она является структурным и смысловым мостом, поворотным пунктом между тремя ключевыми блоками диалога:
1. Анализ справедливой души (как малого аналога государства) в книгах II-IV.
2. Мета-философское обоснование возможности идеала (через образ философа-правителя) в книгах V-VII.
3. Анализ несправедливых форм правления и души в книгах VIII-IX.
Радикальные институты, предложенные в начале V книги (общность жён и детей), – это не просто детали идеального полиса. Это критически важный дифференцирующий признак, то, что кардинально отличает идеальное государство от всех последующих извращенных форм. Упомянутые «четыре вида порочности» (ἐν τέτταρσι πονηρίας εἴδεσιν) – это прямое следствие поэтапного отказа от принципов, заложенных в V книге. Так, тимократия возникает, когда правители начинают «отчуждать у граждан земли и дома, присваивать их себе» (VIII, 547b), то есть когда нарушается фундаментальный принцип общности (κοινόν) и запрет частной собственности для стражей.
Таким образом, прерывание в начале V книги (требование Адиманта разъяснить «общность») – это не просто драматургический приём, создающий интригу. Это структурный шарнир, который:
⦁ С одной стороны, завершает построение модели справедливого государства, доводя его логику до предела.
⦁ С другой – закладывает систему координат для последующей критики, создавая шкалу деградации: чем дальше государство от принципов V книги, тем оно порочнее.
Библиографическое дополнение (отечественное):
