Поэзия Австралии

Адам Гордон

Поэзия Австралии

Поэзия Австралии

(Адам Линдсей Гордон)

В книгу включены произведения величайшего поэта Австралии Адама Линдсея Гордона (1833-1870). На русский язык произведения австралийских поэтов ранее не переводились. Настоящий перевод осуществлен замечательным русским поэтом и переводчиком Станиславом Викторовичем Хромовым.

Корзина цветов

(от Рассвета до Заката)

Рассвет

Под звёздным покоем прекрасным

Раскинуты белые сети,

И серость сливается с красным,

И красное золотом светит.

И Солнце с открытым забралом

Возносится в зареве алом,

Как пара влюбленная рядом

Сливаются пылкости эти.

Ещё не поникли в саду

Газон и лужайка с росою,

Хотя в этом жарком году

Подвержены пастбища зною.

В жару облетят медоносы,

Но пусть для тебя только с розы

Покроют жемчужные росы

С зарей лепестки красотою.

А помнит ли этот газон

Касания ног вездесущих,

Где в углях осенних и он

Стал бурым от засухи в кущах,

Когда на последней из роз

Смыкались ресницы без слёз

В затишье до будущих гроз,

В преддверии штормов грядущих?

В любовных мелодиях есть

Напев Частеларда как будто,

Тоска Абеляра и весь

Оркестр сердечного зуда!

Сапфо репетирует вновь

Восторг и кипящую кровь,

И в лирике пылкой любовь

Свою воскрешает оттуда.

И я! – Я испытывал это

И слышал такое давно,

Но в жизни и слова не спето -

О вечном писать не дано,

Увы, не под пальцем моим

Влюбленных рождается гимн,

Любовных литаний интим,

Рапсодии древней вино.

Вот свежих корзина цветов -

Тебе подношение это -

Хотя мой подарок не нов,

И ты не просила поэта,

В засушливый месяц, как знать,

Усохнет не каждого стать

И сможет красою воздать

За свежую влагу рассвета.

Гирлянды стихов собираю,

Поспешно рифмуя, но строки

Стараюсь привязывать с краю

Всегда аккуратно в итоге.

Тенистый деревьев навес

Короче к полудню, и лес,

Напомнив о зное с небес,

Велит торопиться в дороге.

Пустые, но легкие зная

Слова, я записывал строчки

Ущербные, Мэри родная!

Прости меня – и доброй ночи!

Цветы окружают тебя,

Я лишь вспоминаю тебя,

Тот край, где я встретил тебя,

Не видят печальные очи.

Для прошлой любви, для часов

Похожих на струю сказку,

Прими же «Корзину Цветов»

И рифм незатейливых связку,

Завянут они – пока свежи,

Их ручки твои будут нежить,

Когда тяжело, по-медвежьи

Верлибры получат огласку.

В восточные земли от полдня

Тропинка тоскливою стала,

Скорей отправляюсь сегодня,

Но все ж оглянусь для начала, -

И я оглянулся – как тщетно,

Но ясно увидел всё это,

И руки с поводьями где-то

Несмело повисли и вяло.

Дыхание теплого ветра,

От пыли глаза защищай,

Минувшее выдохну щедро,

А вздох подавлю невзначай.

Предгорья в зелёной одежде,

Паломника видом утешьте -

Я в сон окунулся, как прежде,-

Тебе доброй ночи! – Прощай!

Сумерки

Пусть роза закончит рассказ!

Сухой шелухой у ворот

Известность, поникнув сейчас,

Испортила мускусный сорт.

Приблизит конечности ночь,

И тусклому солнцу невмочь -

В багрянце закатится прочь,

И в сумрак багровым сойдет.

A Basket of Flowers

(from Dawn to Dusk)

Dawn

On skies still and starlit

White lustres take hold,

And grey flushes scarlet,

And red flashes gold.

And sun-glories cover

The rose shed above her,

Like lover and lover

They flame and unfold.

Still bloom in the garden

Green grass-plot, fresh lawn,

Though pasture lands harden

And drought fissures yawn.

While leaves not a few fall,

Let rose leaves for you fall,

Leaves pearl-strung with dew-fall,

And gold shot with dawn.

Does the grass-plot remember

The fall of your feet

In autumn's red ember,

When drought leagues with heat,

When the last of the roses

Despairingly closes

In the lull that reposes

Ere storm winds wax fleet?

Love's melodies languish

In "Chastelard's" strain,

And "Abelard's" anguish

Is love's pleasant pain!

And "Sappho" rehearses

Love's blessings and curses

In passionate verses

Again and again.

And I!—I have heard of

All these long ago,

Yet never one word of

Their song-lore I know;

Not under my finger

In songs of the singer

Love's litanies linger,

Love's rhapsodies flow.

Fresh flowers in a basket—

An offering to you—

Though you did not ask it,

Unbidden I strew;

With heat and drought striving,

Some blossoms still living

May render thanksgiving

For dawn and for dew.

The garlands I gather,

The rhymes I string fast,

Are hurriedly rather

Than heedlessly cast.

Yon tree's shady awning

Is short'ning, and warning

Far spent is the morning,

And I must ride fast.

Songs empty, yet airy,

I've striven to write,

For failure, dear Mary!

Forgive me—Good-night!

Songs and flowers may beset you,

I can only regret you,

While the soil where I met you

Recedes from my sight.

For the sake of past hours,

For the love of old times,

Take "A Basket of Flowers",

And a bundle of rhymes;

Though all the bloom perish

E'en YOUR hand can cherish,

While churlish and bearish

The verse-jingle chimes.

And Eastward by Nor'ward

Looms sadly MY track,

And I must ride forward,

And still I look back,—

Look back—ah, how vainly!

For while I see plainly,

My hands on the reins lie

Uncertain and slack.

The warm wind breathes strong breath,

The dust dims mine eye,

And I draw one long breath,

And stifle one sigh.

Green slopes, softly shaded,

Have flitted and faded—

My dreams flit as they did—

Good-night!—and—Good-bye!

Dusk

Lost rose! end my story!

Dead core and dry husk—

Departed thy glory

And tainted thy musk.

Night spreads her dark limbs on

The face of the dim sun,

So flame fades to crimson

And crimson to dusk.

Фрагмент

Говорят, у цветов ядовитых

Ароматы душистей,

Чем в бутонах, покуда отрава

Не коснулась их радостных жизней.

Говорят, осужденные к смерти

Пили сладкие вина

С наслаждением большим, чем соки

От лозы, что чиста и невинна.

Говорят, будто в ведьминой песне,

Хоть резка она и грубовата,

Тайный, дикий присутствует смысл

Самой странной мелодии ада.

И я верю, что дьявольский голос

Проникает всегда в наши уши

Задушевней, чем шопот небесный,

Как бы ни был милей он и лучше.

A Fragment

They say that poison-sprinkled flowers

Are sweeter in perfume

Than when, untouched by deadly dew,

They glowed in early bloom.

They say that men condemned to die

Have quaffed the sweetened wine

With higher relish than the juice

Of the untampered vine.

They say that in the witch's song,

Though rude and harsh it be,

There blends a wild, mysterious strain

Of weirdest melody.

And I believe the devil's voice

Sinks deeper in our ear

Than any whisper sent from Heaven,

However sweet and clear.

Охотничья песня

Выпьем мы за здоровье спортсмена, будь конюхом он или лордом,

Если истина в сердце, то мне все равно, из какого сословия он родом,

Пусть любым видом спорта всегда занимается в жизни как надо,

Если знает он меру спиртному, себя оградит от распада.

И его не волнует случайный прилив судьбоносного шанса,

Кто, как Оливер ездит верхом, и как Бендиго может сражаться.

Он смеется речам осторожным, не видит враждебные лица,

Когда прыгает через барьер или в честном бою разозлится.

Пусть скучный мир ледяной пусть винит нас, ребята!

Нет нам до этого дела, если улыбка с коралловых губ прилетела,

Ведь желанные ласки возлюбленных нам возмещают верней

Беспокойство, усталость тревожных и сумрачных дней.

Выпьем с вами, наполнив бокалы, с душою и сердцем – за нашу

Жизнь азартную, лисью охоту, единые чувства и чашу,

За отважное сердце, что нас проведет по невзгодам и бедам,

Когда есть два десятка друзей и Фортуна в застолье победном.

A Hunting Song

Here's a health to every sportsman, be he stableman or lord,

If his heart be true, I care not what his pocket may afford;

And may he ever pleasantly each gallant sport pursue,

If he takes his liquor fairly, and his fences fairly, too.

He cares not for the bubbles of Fortune's fickle tide,

Who like Bendigo can battle, and like Olliver can ride.

He laughs at those who caution, at those who chide he'll frown,

As he clears a five-foot paling, or he knocks a peeler down.

The dull, cold world may blame us, boys! but what care we the while,

If coral lips will cheer us, and bright eyes on us smile?

For beauty's fond caresses can most tenderly repay

The weariness and trouble of many an anxious day.

Then fill your glass, and drain it, too, with all your heart and soul,

To the best of sports—The Fox-hunt, The Fair Ones, and The Bowl,

To a stout heart in adversity through every ill to steer,

And when Fortune smiles a score of friends like those around us here.

Песня осени

«Плыть нам куда за гирляндами радости

Прежней – на самом закате в предзимье,

Раз берега пожелтели от старости,

Ветви сгорают иссохшие с ними?

Где наше прежнее чувство,

Если не видится новое рядом?

Где мы гирлянды найдём, если пусто

На пепелище осеннем, закатном?»

«Детка! Ну что я скажу про гирлянды,

Знаю ли путь улетающих листьев?

Дикие ветры срывают наряды,

Кроны умершего леса возвысив?

Милая девочка! Ранней весною

Их соберешь в разноцветье богатом,

Но с листопадом не следуй за мною

На пепелище осеннем, закатном».

A Song of Autumn

‘WHERE shall we go for our garlands glad

At the falling of the year,

When the burnt-up banks are yellow and sad,

When the boughs are yellow and sere?

Where are the old ones that once we had,

And when are the new ones near?

What shall we do for our garlands glad

At the falling of the year?’

‘Child! can I tell where the garlands go?

Can I say where the lost leaves veer

On the brown-burnt banks, when the wild winds blow,

When they drift through the dead-wood drear?

Girl! when the garlands of next year glow,

You may gather again, my dear—

But I go where the last year’s lost leaves go

At the falling of the year.’

Прощание изгнанника

Вокруг еще колышется волна

Размеренно и долго в океане,

В штормы холстина паруса полна,

Привычно кораблю его скитание.

В Атлантике открытой снова пена

Расходится от носа по бортам,

Покинув дом, я вел себя степенно,

И не пролил слезы ни здесь, ни там.

К фальшборту на корме сейчас

Я прислоняюсь, и смотрю, как солнце

За горизонт склоняется от нас -

Назад в регате этой не вернется.

И волны не погасят его свет,

Хотя внизу смыкаются как будто,

Назавтра возродится яркий след,

Оно взойдет, как в нынешнее утро.

Как ярко освещает этот шар

Прохладное нетронутое ложе!

Играют волны вольные в разгар

Полудня, и дельфины тоже!

Мне кажется, что воды говорят,

Тревожные, нашептывают снова

О том, что много тысяч миль подряд

Я прочь плыву от берега родного!

Скажи мне, Океан, мой дом теперь таков,

Что все в нем ново для меня и странно?

Тропическое небо – пламенный альков,

Простор морской в чертогах океана?

И неизменные явления природы

Знакомый открывают всюду вид?

Неужто расстояние за годы

Уж ничего во мне не обновит?

Блестящая рука воспоминаний

Мне сцену шлет из памяти одну!

Высоких тополей вдали от зданий

Шеренга над калиткою в саду,

Я вижу клетку птичью у окошка,

Там, где сидит сейчас моя сестра,

Цветы на подоконнике и кошка,

Ушедшая идиллия стара?

Но пусть тоскует женская натура,

А я вздыхаю редко и тайком,

Пока эмоции ещё выходят бурно,

А после не печалюсь ни о ком,

Когда с кормы дыхание свирели

Ушло клубами к тёмным небесам,

И волны под ногами заблестели -

В однообразии сливаюсь с ними сам!

На небесах багровый отблеск с краю,

Последний луч сбегает под уклон,

Соленых капель несколько стираю

Со щёк своих, всего лишь брызги волн!

Пусть бороздит просторы наше судно,

И режет волны бешеные киль,

Я слёз не проливал, прощаясь трудно,

И не пролью теперь, за столько миль!

An Exile's Farewell

The ocean heaves around us still

With long and measured swell,

The autumn gales our canvas fill,

Our ship rides smooth and well.

The broad Atlantic's bed of foam

Still breaks against our prow;

I shed no tears at quitting home,

Nor will I shed them now!

Against the bulwarks on the poop

I lean, and watch the sun

Behind the red horizon stoop—

His race is nearly run.

Those waves will never quench his light,

O'er which they seem to close,

To-morrow he will rise as bright

As he this morning rose.

How brightly gleams the orb of day

Across the trackless sea!

How lightly dance the waves that play

Like dolphins in our lee!

The restless waters seem to say,

In smothered tones to me,

How many thousand miles away

My native land must be!

Speak, Ocean! is my Home the same

Now all is new to me?—

The tropic sky's resplendent flame,

The vast expanse of sea?

Does all around her, yet unchanged,

The well-known aspect wear?

Oh! can the leagues that I have ranged

Have made no difference there?

How vivid Recollection's hand

Recalls the scene once more!

I see the same tall poplars stand

Beside the garden door;

I see the bird-cage hanging still;

And where my sister set

The flowers in the window-sill—

Can they be living yet?

Let woman's nature cherish grief,

I rarely heave a sigh

Before emotion takes relief

In listless apathy;

While from my pipe the vapours curl

Towards the evening sky,

And 'neath my feet the billows whirl

In dull monotony!

The sky still wears the crimson streak

Of Sol's departing ray,

Some briny drops are on my cheek,

'Tis but the salt sea spray!

Then let our barque the ocean roam,

Our keel the billows plough;

I shed no tears at quitting home,

Nor will I shed them now!

Искусство вечно

(Стихотворение из странствия)

Надежды наши – дикий бред,

Дворцов воздушных залы,

Но на земле их выше нет,

А мы для них вассалы,

И юный радостный полет -

Для многих ложный тезис,

Лишь возраст правду признает,

«Ars longa, vita brevis».

Мы забрались на холм времён

Поспешно светлым утром,

Любой из нас предупрежден

В пути обратном мудром,

Косая тень измождена -

Кто покорил Бен-Невис,

Из мухи вылепил слона,

«Ars longa, vita brevis».

Преграда на дороге вниз

Не даст вперед умчаться,

А в юности один девиз:

«Лишь воля путь для счастья»,

Горячая у юных кровь

Кипит, словам доверясь,

Но сердцу ты не прекословь,

«Ars longa, vita brevis».

«Жизнь коротка, искусство вечно» -

Не сразу знает человек,

И все же с возрастом, конечно,

В печали проводя свой век,

Он, наконец, признает горько,

С тоскою в будущее целясь, -

Верна и вечна поговорка,

«Ars longa, vita brevis».

Из юности шагаем в годы

Толпой – старик, матрона, дева,

Идем, как странники в походы,

Носильщик, раб и королева,

И каждый сильный странник к этой

Толпе примкнувший, прежний скепсис

Оставив, хочет спеть над Летой:

«Ars longa, vita brevis».

Утрами с посохом в сандалиях

Мы путешествуем, как ветер,

Но кто-то до полудня в далях

Уже устал, – как все под вечер,

Без отдыха шагая в полдень,

А на закате в травах греясь,

Где звон цикад возвышен очень,

«Ars longa, vita brevis».

Истерся посох и сандалии,

Желчь волдырей окаменела,

Мы не поможем братьям, в дали

И к сестрам помощь не поспела,

Готовит яма злые сети,

Разрыв скалы, едва виднеясь,

Грозит бедой – кошмар на свете,

«Ars longa, vita brevis».

Ох, Мудрость, что познали вряд ли!

Ох, Сила, верили которой!

Ох, Слава – с гордостью приняли!

Ох, всей марионеточною сворой!

В земле бесплодной семя лишь песок,

Порвется слабо сотканный генезис,

Надломленный тростник пронзит висок,

«Ars longa, vita brevis».

Мы, «Иовы достойные» встречали

Идущих следом робкими шагами,

Себе бы помогли они вначале,

Чем нас судить, наследуя за нами,

Но, наконец, проторен жизни путь,

И Бог готов отсрочить новый тезис,

Его умершие вернут когда-нибудь,

«Mors gratum, vita brevis».

Ars Longa

[A Song of Pilgrimage]

Our hopes are wild imaginings,

Our schemes are airy castles,

Yet these, on earth, are lords and kings,

And we their slaves and vassals;

Your dream, forsooth, of buoyant youth,

Most ready to deceive is;

But age will own the bitter truth,

"Ars longa, vita brevis."

The hill of life with eager feet

We climbed in merry morning,

But on the downward track we meet

The shades of twilight warning;

The shadows gaunt they fall aslant,

And those who scaled Ben Nevis,

Against the mole-hills toil and pant,

"Ars longa, vita brevis."

The obstacles that barr'd our path

We seldom quail'd to dash on

In youth, for youth one motto hath,

"The will, the way must fashion."

Those words, I wot, blood thick and hot,

Too ready to believe is,

But thin and cold our blood hath got,

"Ars longa, vita brevis."

And "art is long", and "life is short",

And man is slow at learning;

And yet by divers dealings taught,

For divers follies yearning,

He owns at last, with grief downcast

(For man disposed to grieve is)—

One adage old stands true and fast,

"Ars longa, vita brevis."

We journey, manhood, youth, and age,

The matron, and the maiden,

Like pilgrims on a pilgrimage,

Loins girded, heavy laden:—

Each pilgrim strong, who joins our throng,

Most eager to achieve is,

Foredoom'd ere long to swell the song,

"Ars longa, vita brevis."

At morn, with staff and sandal-shoon,

We travel brisk and cheery,

But some have laid them down ere noon,

And all at eve are weary;

The noontide glows with no repose,

And bitter chill the eve is,

The grasshopper a burden grows,

"Ars longa, vita brevis."

The staff is snapp'd, the sandal fray'd,

The flint-stone galls and blisters,

Our brother's steps we cannot aid,

Ah me! nor aid our sister's:

The pit prepares its hidden snares,

The rock prepared to cleave is,

We cry, in falling unawares,

"Ars longa, vita brevis."

Oh! Wisdom, which we sought to win!

Oh! Strength, in which we trusted!

Oh! Glory, which we gloried in!

Oh! puppets we adjusted!

On barren land our seed is sand,

And torn the web we weave is,

The bruised reed hath pierced the hand,

"Ars longa, vita brevis."

We, too, "Job's comforters" have met,

With steps, like ours, unsteady,

They could not help themselves, and yet

To judge us they were ready;

Life's path is trod at last, and God

More ready to reprieve is,

They know who rest beneath the sod,

"Mors gratum, vita brevis."

Беллона

Ты в мраморе древнем бесстрастно восстала

Свирепой богиней раздора, триумфа на тризне,

Стоишь и с массивного смотришь на нас пьедестала,

Эмблема борьбы или знак символический жизни.

Искусство спокойное, ложное в камне осталось,

Безветрие мнимое тихо уйдет стороною,

Стихия твоя – это битва и гневная ярость,

Что бьется в груди человека надеждой иною,

Когда одержима поддержкой твоей и войною.

Архангела падшего лоб может в мраморе жить,

И губы прекрасного демона тонкие сжаты,

А локоны вьются, как змеи, чтоб вмиг задушить,

В глазах неподдельные страсти пророчат утраты,

Открыты черты, слишком гордые, чтобы скрывать,

И слишком холодные, слишком спокойные, чтобы

Разумных созданий из глины привычная рать

Тотчас преисполнилась праведной злобы -

Не ведает смертный намерений этой особы.

Дыханием будит ряды группировок и партий,

Толпа поднимается, – взоры богини не склонны

Мятеж удержать, агрессивному больше симпатий,

И даже Астарта бледнеет под знаком Беллоны.

Поскольку кровавый багрянец богаче и глубже

Всегда позади соберется, разбрызгав по ходу

Свой свет на руках и одежде, и красные лужи,

След этот багровый окрасит земную породу,

И гневного прессинга масса стекает к народу.

За дымкой видны блики красных ручьев позади,

И падают люди от взмахов воинственных рук,

Как в жатву снопы под серпами, и с раной в груди,

Как травы ложатся под взмахом косы в полукруг,

Жестокая, сильная, стройная девы рука

Копье поднимает без жалости острое смело,

Насилие, гибель, руины придут на века,

И Фурий толпа к обреченным стенам прилетела,

Очнулся Арес от экстаза кровавого дела.

И мы пробуждаемся, слабые духом и телом,

С сердцами жестокими, к риску опасному тоже

Идем за тобой, а святой в одеянии белом

Страдает смиренно, но это на нас не похоже.

Дала своей силы частицу еще с колыбели

Тем смертным, которые будут стараться напрасно

Прожить без тебя. Мы боролись, страдали, скорбели,

Пока не восприняли боль безрассудно и страстно,

Хоть немощны сердцем и разумом часто.

Дух светлый бывает заманчивым, если он зол,

Сомнительный знак божества из реального ада,

Настигнуты чувства, в обманутых душах раскол

Любых идеалов – пустых для простого солдата,

Который в бою упадет в снаряжении ратном,

Ослабшей рукой свой последний удар нанося,

Твой гнев и презренье во взоре его невозвратном

Останутся… Ох! А душа, изможденная вся,

Найдет ли страну, где приказы исполнить нельзя?

Когда станет красной от крови равнина и склон,

Последнее поле сражения, самое страшное в мире,

Уже на закате украшенный золотом Армагеддон

В батальном, теперь угасающем ориентире -

Когда дым клубится от сильных пожаров повсюду,

Поля накрывая, как крыльями черная птица,

Где люди людей превратили в недвижную груду,

Король с королем захотел за пустое сцепиться,

И в мире наступит конец, и забудутся лица -