Дом моей матери. Шокирующая история идеальной семьи

Пока она говорила, я думала про своих теток, которые начали снимать себя на видеокамеры, выкладывать ролики в Интернет и зарабатывать на этом деньги. Некоторые видео мы смотрели вместе, и я гадала, что будет, если моя мама начнет снимать себя для YouTube, как они.

«Нет, – подумала я. – Вряд ли она захочет, чтобы люди видели, какая она постоянно злая».

Глава 6

Гнев Руби

Руби вечно была сердита на нас, постоянно на взводе, готовая нанести удар в ответ даже на малейшую провинность. Ее недовольство я еще могла терпеть, но материнский гнев сопровождался настоящей жестокостью.

Помню, я как-то была в ванной, экспериментировала со своей детской косметикой. Мне было, наверное, лет девять – и, как все девочки, пробующие краситься, я немного перестаралась: намазала губы алой помадой, веки – тенями металлик таких ярких цветов, что ими можно было наносить опознавательные знаки на борта самолета, а лицо – тональным кремом, не подходившим по оттенку. Получилась такая мешанина цветов, что оставалось только дивиться.

Руби позвала меня вниз, репетировать дуэт на пианино: ей нравилось играть вдвоем со мной. В дуэте один из исполнителей должен был петь, и эта роль неизбежно доставалась мне. Я всегда боялась наших импровизированных концертов, чувствуя себя актрисой, вытолкнутой на сцену против своей воли.

Я неохотно спустилась по ступенькам, похожая на попугая, и с сердитым лицом уселась за пианино. Начала механически играть, но петь себя заставить не могла.

– Шари, какого черта ты не поешь?! – закричала она, лупя пальцами по клавишам.

– Я не знаю, мам… – ответила я еле слышным шепотом.

– Может, из-за краски на лице ты решила, что можешь не слушаться матери? – сказала она с презрением. – Может, мне тебя в раковину макнуть?

Ладони Руби, похожие на острое жало, вонзающееся точно в цель, всегда были готовы дать пощечину. Ее удары были выверенными – они никогда не оставляли заметных следов, по крайней мере, на мне, но внушали настоящий страх. По ее извращенной логике, она с их помощью учила нас почтению, добивалась послушания каждым жалящим ударом. Мне кажется, мы служили ей боксерскими грушами, позволявшими выпускать пар: она всегда успокаивалась, ударив кого-нибудь из нас.

Как-то я сидела на полу у себя в комнате, погруженная в чтение, и тут почувствовала укол в затылок, а потом услышала щелчок.

Удивленная, я быстро развернулась: у меня за спиной стоял Чед, мой семилетний братец-хулиган, с ножницами в руке и хитрой усмешкой на физиономии. Я схватилась за волосы на затылке – оттуда пропала небольшая прядь.

Ой-ой.

– Чед! – закричала я, вскакивая на ноги и бросаясь за ним. – Что ты натворил?

Но он уже сбежал – его хохот разнесся по коридору. Чед всегда любил подшучивать над другими и изображать из себя клоуна, как часто делают маленькие мальчики. Казалось, ему нравится всюду устраивать хаос и неразбериху, и он постоянно находил новые способы нас позлить.

Я вернулась к себе в комнату и, посмотревшись в зеркало, оценила ущерб. Я знала, что расплата будет жестокой: Руби обожала мои густые длинные каштановые волосы, которые запрещала стричь или еще что-нибудь с ними делать. Она всегда говорила, что, когда я вырасту, многие захотят на мне жениться только из-за моей чудесной шевелюры.

Внезапно Руби влетела ко мне, держа в руке ту самую прядь.

– Как ты могла их отрезать!

– Я не отрезала! Это Чед, пока я отвернулась.

От гнева лицо Руби перекосилось, словно ее ударило током.

– Он просто шутил. Ничего же не видно, вот, посмотри! – заторопилась я в попытке сгладить ситуацию. Но Руби считала по-другому.

– Чед, а ну-ка сюда! – крикнула она, и ее голос эхом разнесся по дому.

Я зажмурилась. Ну и достанется сейчас Чеду!

Увидев, как брат бочком входит в комнату с перепуганными глазами, я сразу же захотела его защитить. Да, временами он хулиганил, но все равно оставался моим братом, и мне невыносимо было смотреть, как на него обрушивается гнев Руби.

– Как тебе в голову пришло отрезать волосы сестры? – ледяным голосом поинтересовалась она.

Чед затоптался на месте, уставившись в пол.

– Не знаю, – он пожал плечами. Его нижняя губа дрожала.

Я сделала шаг вперед, решившись вмешаться.

– Мам, да ничего страшного. Волосы отрастут.

Но Руби проигнорировала меня, полностью сосредоточившись на Чеде.

– Ну-ка, давай, иди за мной в ванную. Пора и тебя немного подстричь.

Остолбенев, я смотрела, как Руби ведет Чеда по коридору, крепко вцепившись ему в плечо. Секунду спустя загудела машинка для стрижки волос. Я затаила дыхание, боясь даже предположить, что случится дальше. Потом дверь ванной распахнулась, и оттуда, низко повесив голову, на заплетающихся ногах вышел Чед. Руби выстригла ему широкую неровную полосу прямо посередине черепа, оставив с уродливой голой бороздой ото лба до затылка. Клочья волос торчали под причудливыми углами, придавая Чеду сходство с ощипанной курицей.

– Ну вот, – заявила Руби, удовлетворенная своей работой. – В следующий раз ты подумаешь, прежде чем играть в парикмахера.

Она жестким взглядом посмотрела на меня.

– И тебе, Шари, это тоже будет уроком. В этом доме мы не оправдываем плохое поведение.

Я молча кивнула. Ком в горле мешал мне говорить.

Когда Руби спустилась вниз, я крепко обняла брата и погладила по изуродованной голове.

– Прости, Чед, – прошептала я, ощущая себя бесконечно виноватой.

Глава 7

Убежище

Мне было одиннадцать – почти подросток, – и с моим телом и разумом происходили перемены, которые я не до конца понимала. Руби опять была беременна – своим шестым и последним ребенком, снова девочкой, – и наш и без того переполненный дом готовился к появлению нового малыша.

У нас установился собственный порядок: мы просыпались около шести или половины седьмого, и из комнат раздавались звуки пианино, скрипки и арфы – все репетировали. Потом мы спускались на кухню, где Руби варила овсянку или жарила яйца. Иногда за завтраком мы читали Писания, потому что вечера были заняты разными кружками.

Мы сами собирали себе ланчи в школу – ежедневное упражнение на ответственность и самостоятельность. Помню, как я смотрела на братьев и сестер, встающих на цыпочки, чтобы дотянуться до кухонного стола: они делали сэндвичи и выбирали фрукты.

– Только так и можно вырасти ответственным взрослым, – повторяла Руби.

Дальше мы отправлялись в школу. Руби никогда нас не подвозила: дорога до школы была еще одним ежедневным упражнением в самостоятельности, которое, как ей казалось, помогало в воспитании характера. Из-за разницы в возрасте мы посещали разные школы и шли разными путями. Некоторые садились в автобус, гремящее желтое чудовище, которое поглощало нас каждое утро и выплевывало каждый вечер. Я на тот момент должна была добираться до школы пешком. Идти было около полутора километров, которые тянулись бесконечно в морозные утра, когда ледяной ветер задувал под куртку. Я шла быстро, иногда сбиваясь на бег, и рюкзак стучал по спине.

Однако в дни рождения Руби баловала нас, забирая из школы на машине. Радость от вида ее машины в очереди к подъезду от сознания того, что не придется тащиться домой пешком, была лучше любого подарка. На один день мне доставалась мама, какую я всегда хотела, – внимательная, заинтересованная, заботливая.

Мы редко приглашали друзей к себе. Не то чтобы нам запрещалось приводить в дом гостей, просто сама атмосфера не способствовала таким посещениям. Тесные комнаты, постоянное присутствие братьев и сестер, вечная раздраженность Руби естественным образом препятствовали дружеским визитам.

Большинство моих братьев и сестер нашли выход – общаться с соседскими ребятишками и играть на улице. Так было безопаснее и проще, и чужие не вовлекались в нашу сложную семейную жизнь. Лично мне сама идея пригласить друзей казалась странной и неуместной. Не то чтобы у меня вообще не было подружек, но не хотелось смешивать школьную жизнь с домашней, внушавшей ощущение тревоги, причину которой я не могла выразить словами.

На следующем месте по важности после школы стояли семейные ужины, хотя по мере того, как мы росли, устраивать их становилось все сложнее. Домашние задания мы обычно делали на кухне, потому что рабочие столы не помещались в наши крошечные спальни.

На телевизор времени почти не оставалось, да и большинство передач считались неподходящими для нас. У меня до сих пор есть пробелы в области популярной культуры. Но мне позволялось смотреть «Губку Боба Квадратные штаны» и «Симпсонов»; оба мультика мне очень нравились. Еще мы любили вместе, всей семьей, смотреть кино. Это стало общим способом справляться с напряженностью и находить успокоение. Мы собирались в гостиной, мерцающий свет экрана отбрасывал мягкие отблески на наши лица, и на пару часов в доме воцарялся мир.

«Холодное сердце» и фильмы про Гарри Поттера были у нас самыми любимыми. Я предпочитала «Гарри Поттера и Орден Феникса», пятую часть серии. Было нечто экзотическое в потаенных уголках Лондона и в секретной штаб-квартире Ордена. Но больше всего мне нравилась история профессора Долорес Амбридж – властолюбивой и беспощадной садистки и тиранши, встречающей отпор и терпящей поражение.

У Руби в фильмах про Гарри Поттера тоже имелся любимый момент, из «Принца-полукровки». Это была сцена, где Дамблдор в ответ на обвинение в использовании запрещенной магии на территории Хогвартса отвечает просто: «Есть привилегии в том, чтобы быть мной». Мысль о том, что можно стоять выше правил, явно была близка моей матери.

В тот период, вступая в подростковый возраст, я заметила у себя новую привычку: до крови щипать себя за губы. Нервный тик, возникший словно из ниоткуда, быстро стал у меня постоянным. Я смотрела на себя в зеркало и видела на губах болячки. Я пыталась их маскировать, понимая, что Руби будет в гневе.

– Посмотри на свое лицо, Шари! – кричала она. – Тебе необходимо прекратить. Никто не захочет на тебе жениться, если у тебя весь рот будет в шрамах!

По ночам я молилась, чтобы у меня были идеальная кожа и красивое лицо – ведь без них я не найду себе мужа. Однако были ли тому причиной гормоны или накопившаяся нервозность от жизни под одной крышей с Руби, моя тревога обострилась как никогда. Мне требовался какой-то выход, какой-то способ выразить свои чувства. Тогда я по-настоящему увлеклась ежедневным ведением дневника.

Дневники – один из важных элементов мормонской веры; вести их – священная обязанность, ведь так мы свидетельствуем руководство Божье в нашей повседневной жизни. Нас учат, что наши личные истории послужат заветом для грядущих поколений, духовной картой, которая укажет потомкам путь.

Каждый вечер, без исключения, Руби обходила наши комнаты, напоминая:

– Ты уже записал, чем мы сегодня занимались? Не забудь упомянуть ту смешную фразу, которую сказал твой брат!

Мы следовали этому ежевечернему ритуалу с разной степенью энтузиазма. Я определенно была самой постоянной хроникершей из всех братьев и сестер.

В эти молчаливые минуты перед сном, склонившись над дневником в приглушенном свете лампы для чтения, я могла быть собой. Я выплескивала на бумагу свои тревоги и страхи, недовольство родителями, подростковые волнения и новые чувства, которые испытывала в отношении мальчиков.

Мама и папа сегодня вечером позвали меня к себе в комнату. Они сказали, что проблемы с друзьями в школе – моя вина. Сказали, что со мной невесело, и поэтому у меня нет друзей. Возможно, они правы. Потом они сказали, что я специально раздражаю всех членов семьи. Но правда в том, что мне не нравится находиться с ними. Руби и Кевин сами раздражают меня.

Меня, наконец-то, пригласили на вечеринку. Приглашение получить очень трудно, и я ужасно обрадовалась и подумала, что мама с папой порадуются тоже, потому что всегда говорят, что у меня мало друзей. Вместо этого они сказали, что я не пойду на вечеринку, если там будут мальчики, а это означает, что я остаюсь дома. Я так злюсь! Неужели они не видят, что я расту?! Я больше не их маленькая девочка. Я могу решать сама!

Еще я часто злюсь на маму. Когда она зовет меня заниматься на фортепиано, то обещает не кричать, но к концу урока кричит так, что срывает себе голос. Она такая нервная, напряженная и злая, что просто невозможно расслабиться или порадоваться рядом с ней. А вот папа веселый, забавный и хорошо справляется со стрессом. Ясно одно: я папина дочка.

Мама очень увлеклась одним местом под названием Военная Академия Вест-Поинт и теперь наказывает нас, как солдат, упражнениями. Например, сегодня она разозлилась на нас с Чедом, что мы не убрали свою одежду, и наказала, заставив обежать вокруг квартала пять раз. Потом за ужином Чед отказался помогать мне убирать со стола, и Руби заставила нас обоих отжиматься – Чеда за то, что не исполнил свои обязанности, а меня за отсутствие лидерских качеств.

Я мечтала о маминой поддержке, ее советах, ее дружбе в это нелегкое время взросления. Но Руби держала эмоциональную дистанцию, как будто теплые чувства могли подорвать ее авторитет. «Помни: я тебе не подруга, я твоя мать, – говорила она, когда я спрашивала, почему мы не делаем чего-нибудь вместе, как другие девочки с их мамами. – Моя задача – подготовить тебя к этому миру. Когда станешь взрослой, мы сможем быть друзьями». В конце концов я прекратила попытки сблизиться с Руби и делилась своими чувствами только с дневником.

В этой эмоциональной пустыне я находила утешение в литературе и истории – у Чарльза Диккенса, Джейн Остин и Достоевского. Писатели стали моими друзьями, помогая понять жизнь, семью и любовь, которую я не получала от матери. Художественная литература давала возможность сбежать от реальности, прожить тысячи жизней под обложками книг, но по-настоящему мое сердце и разум увлекал нон-фикшн. В первую очередь я интересовалась историей – особенно Второй мировой войной. (В средней школе я прочла больше ста книг о Второй мировой, и учитель поручил мне преподать эту часть программы, потому что я знала о ней больше него.)

Погружаясь в истории сопротивления и мужества в самые темные времена человечества – например, в «Дневник Анны Франк», – я начинала по-другому смотреть на собственные тяготы. То, что пережили люди во время войны, – страх, утраты, невозможный выбор, – делало мои собственные испытания более переносимыми, если не мелкими и незначительными. В каком-то смысле это утешало.

Как-то раз я пришла на урок истории со своей последней находкой из библиотеки – толстым потрепанным томом о подъеме и падении Третьего рейха. Когда я села, соседка по парте покосилась на книгу со смесью любопытства и недоверия. Она наморщила нос.

– Тебе не кажется, что это тяжелая тема, Шари?

– Да, тяжелая, – согласилась я, проводя пальцем по потертому корешку. – Но подъем нацистов в Европе просто необходимо изучать. Тебе разве не хочется узнать про страдания и жестокость Холокоста? Про миллионы жизней, уничтоженных ради утверждения арийского превосходства?

Уже произнося эти слова, я поняла, насколько пафосно они прозвучат. Выражение лица моей подруги смягчилось, но я заметила, что ей стало неловко.

– Конечно, но необязательно думать об этом все время, Шари. Это так грустно.

– Я знаю, что грустно, – ответила я. – Но еще это вдохновляет. Люди выживали. Они сопротивлялись. Держались за надежду даже в самые мрачные времена. Мне кажется, нам всем стоит этому поучиться.

Часть 2

Корабль дураков

Глава 8

Звезда родилась

Жизнь Руби должна была вот-вот совершить крутой поворот. К рождению детей она подошла с позиций спортсмена-олимпийца, готовящегося взять золото, и больше десятилетия была сосредоточена только на нем. Теперь, в свои тридцать, родив шестого и последнего ребенка, она решила, что семья Франке укомплектована, и тут ее настигло странное ощущение удовлетворения и одновременно дискомфорта. Вставал вопрос: что же дальше? Ей требовалось новое поле деятельности для своей энергии и амбиций.

Сестры Руби, Элли и Бонни, уже добились успеха на YouTube: канал Элли, «Элли и Джаред», запущенный в 2011 году, был наиболее процветающим. Посвященный лечению бесплодия, видеоблог Элли набрал большую аудиторию единомышленниц, писавших комментарии со словами поддержки и солидарности. Все они задерживали дыхание каждый раз, когда она проходила новый цикл ЭКО.

Когда после трех лет лечения, – в течение которых она публиковала видео три раза в неделю, – Элли наконец забеременела, ее блог набрал тысячу подписчиков. На тот момент это был важный порог: тысяча подписчиков означала, что YouTube начинает воспринимать тебя всерьез и открывает для тебя монетизацию через рекламу, спонсорство и продажи. С тех пор аудитория Элли росла по экспоненте, а с ней и ее доходы.

Бонни, самая задорная из сестер моей матери, основала свой канал в 2013 году. Она была замужем за своим школьным возлюбленным и следовала в цифровом мире по стопам Элли, записывая разносторонние видео на тему беременности и воспитания детей. Ее канал, «Бонни Холлейн», быстро пошел в гору на волне популярности семейных видеоблогов в период с 2012 по 2015 год.

Соцсети тогда совершили настоящий переворот. Обычные люди из разных социальных кругов начали предоставлять зрителям доступ в свою частную жизнь, снимая все, от обычных утренних дел до важных личных событий. Семейные блоги пользовались особенной популярностью – кухни и гостиные превращались в декорации для реалити-шоу нового типа.

Наиболее способные из этих цифровых режиссеров стали во главе необычной новой индустрии. Они превращали сказки на ночь и первые шаги детей в источник доходов и спонсорские сделки, стирая границы между трепетными семейными моментами и контентом, который можно продать. Это был дивный новый мир с улыбками на камеру и проникновенными рассказами в объектив, который превращал домашнюю жизнь в прибыльный бизнес.

Вдохновение посетило Руби, когда она пролистывала видео сестер. Элли и Бонни стояли в авангарде семейного блогерства. Но ведь у нее, Руби, больше всего детей – целых шесть, и каждый со своим характером. Прямо-таки готовый актерский состав для нового реалити-шоу! Потенциал был налицо, надо было только пустить его в дело: если Элли и Бонни обращают домашние заботы в золото, то Руби уж точно создаст целую империю и докажет миру – а может, и себе, – что она, Руби Франке, не только мать, а настоящий матриарх, заслуживающий всеобщего восхищения и подражания.

В момент прозрения у нее возникло и идеальное название для канала: «8 Пассажиров». Элегантное в своей простоте, оно было наполнено смыслом и отражало суть нашего семейного пути с Руби и Кевином за рулем и шестью детьми в качестве драгоценного груза.

В январе 2015 года Руби претворила свои мечты в жизнь и официально запустила канал «8 Пассажиров» на YouTube. Каналу предстояло стать сценой для наших семейных перипетий, окном в дом Франке и нашу повседневную жизнь. Кевин, как всегда готовый поддержать жену, заявил, что для него большая честь стать ее первым подписчиком. Руби стала вторым. А я, в свои двенадцать, в восторге от начала нового приключения, с радостью подписалась третьей. Все это казалось мне совершенно невинным – просто забавный новый проект, способ поделиться с миром нашей жизнью.

Но пока Руби репетировала свое первое обращение к воображаемой аудитории, она, думается мне, ощущала уже знакомый трепет в животе – ту же нервную энергию, что сопровождала каждую из ее беременностей. В конце концов, она в каком-то смысле опять рожала. На этот раз – новую версию себя и новую главу в нашей семейной истории.

Во многом семейные видеоблоги были подходящей практикой для членов мормонской Церкви и естественным продолжением ведения дневников. Это современная форма фиксации личной и семейной истории и одновременно миссионерской работы. Блоги означают, что мормоны могут делиться своей верой, ценностями и повседневной жизнью с мировой аудиторией, потенциально привлекая внимание к Церкви и ее учениям. В каком-то смысле синергия между YouTube и мормонскими семьями была предсказуема, потому что идеально вписывалась в стремление Церкви «быть в мире, не являясь его частью», и позволяла последователям участвовать в современной культуре, сохраняя свои ценности и убеждения.

Возможно, именно поэтому Юта со своими многочисленными мормонскими общинами стала такой влиятельной и продуктивной в сфере семейных блогов. Некоторые из первых и наиболее успешных каналов вышли из нашей среды: посвященные многодетным семьям, они демонстрировали привлекательность семейной жизни широкой аудитории и доказывали, что современные медиа можно использовать, чтобы делиться своими взглядами и ценностями убедительным и наглядным путем.

Кто в эпоху вирусных скандалов и культуры отмены мог знать, что традиционный, сконцентрированный на семье контент мормонов-блогеров привлечет внимание всего мира? И кто мог предсказать, что моя семья станет воплощением и идеала, и скандала, превратившись в назидательный пример того, что случается, когда размываются границы между откровенностью и актерской игрой?

Глава 9

Ребенок вылезает из кроватки

Я не помню, в какой конкретно момент в нашем доме включились камеры. Единственное, что мне известно, – вчера мы были обычной семьей и жили обычной жизнью, а на следующий день камера уже преследовала нас повсюду, фиксируя каждое движение на потеху незнакомцам в Интернете.

Первое свое видео Руби опубликовала 8 января 2015 года, и в главной роли там была моя самая младшая сестра. Все начиналось со съемок на ее гендер-пати – вечеринке, на которой объявляют пол будущего ребенка, – в 2013 году. Мы, дети, впятером столпились на кухне; Руби с Кевином снимали, как мы стоим вокруг пирога на столе. У Руби уже заметно торчал живот. Кевин из-за камеры спросил:

– Ну, и что мы сегодня делаем?

– Разрезаем торт, чтобы узнать пол ребенка! – воскликнул Чед в полном восторге, быстро сменившемся разочарованием, когда Руби разрезала торт и показался розовый бисквит.

Дальше идет съемка из госпиталя, где Руби держит на руках новорожденную девочку, своего шестого и последнего ребенка. На ее почти совсем лысой головке кое-как держится розовый бантик. Мы агукаем и восторгаемся новой сестричкой, наши лица светятся от счастья. Мой младший брат держит младенца на руках.

– Поцелуй ее, – мягко подталкивает брата Руби.

Он наклоняется и нежно целует ее в лобик.

– Скажи: «Я тебя люблю», – подбадривает Руби.

– Я тебя люблю, – шепчет он.

Потом идет видео, где моя самая младшая сестра, уже начавшая ходить, неуверенными шажками бредет к кухонному столу, поглядывая на меня и банан, который я ем. Решительным движением она протягивает ручку, а когда я подаю ей банан, откусывает большой кусок. Руби еще толком не освоила принципы монтажа видео, потому что за этим на экране появляется наш лабрадор Нолли – чудесные кадры, но вверх ногами.

Вот так все и началось. Вступление Руби в мир семейных влогов. Ничего, претендующего на «Оскар», как вы уже поняли.

Через две недели Руби опубликовала второе видео, «Впервые пробую суши». Представьте: Руби на встрече с университетскими друзьями Кевина, перед ней ее первая тарелка суши. Внимание, спойлер: ей не понравилось. Конец.

Несколько дней спустя – видео номер три: «Знакомьтесь, 8 Пассажиров – Чед», с моим голубоглазым светловолосым десятилетним братцем-хулиганом. Ролик получился милый, и людям понравилось. И так далее.

Мама продолжала снимать видео с нами и публиковать их на канале «8 Пассажиров». Тогда мы еще не знали, что этот причудливый ритуал укоренится в наших жизнях на следующие семь с половиной лет.

Мы никогда не стремились стать интернет-знаменитостями. Но это не имело значения: очень скоро наши жизни стали вращаться вокруг постоянного создания видео, нравилось нам это или нет. Дни рождения, пикники, просто ленивые воскресные вечера – все подвергалось тщательному документированию. Руби, ее сестры и ее брат Бо – тоже вступивший в когорты семейных блогеров – постоянно снимали нас для своих блогов. Чихнуть нельзя было без того, чтобы тебя не сняли со всех ракурсов.

Моя мать и ее сестры как будто действовали в некой биологической синхронности. Они беременели одновременно, словно их тела подчинялись общим семейным биоритмам: за исключением нас с Чедом, у которых не было двоюродных братьев и сестер того же возраста, остальные дети рождались в одно время, образуя мини-группы детей, схожих по возрасту и развитию. Они росли вместе, и моим теткам удобно было делиться информацией об их навыках и умениях на YouTube. Просто мечта для блогеров!

Но для меня, двенадцатилетней девочки, постоянное наблюдение было пыткой. Все, чего я хотела, – спокойно расти и справляться с телесными изменениями и новыми прыщами без видеосъемки. Но моя мать была повсюду, а телефон стал продолжением ее руки. Она руководила нами как голливудский продюсер: «Сделай это, Шари, – мы снимаем!», «Улыбнись, Шари! Скажи: “Доброе утро!”» Я начинала чувствовать себя киношным фриком: «Посмотрите на Шари, Удивительно Неловкого Подростка, во всей ее кошмарной красе!»