Последний рассвет

Эдуард Сероусов

Последний рассвет

Часть I: Открытие

Глава 1: Аномалия

В обсерватории Мауна-Кеа царила тишина, нарушаемая лишь мерным гудением вентиляторов охлаждения и тихими щелчками автоматики. За окнами раскинулось усыпанное звездами гавайское небо, настолько чистое, что казалось искусственным – идеальным полотном для работы астрономов. Доктор Элизабет Чен сидела перед монитором, массируя переносицу и моргая воспаленными от усталости глазами. Пятый час наблюдений подряд давал о себе знать.

– Еще кофе? – голос ассистента Майка прозвучал неожиданно громко в тишине контрольного центра.

– Если я выпью еще одну чашку, то стану первым человеком, достигшим пояса Койпера без ракеты, – Элизабет слабо улыбнулась, но кружку взяла. – Спасибо.

Она отпила обжигающе горячий напиток и вернулась к данным. Новый телескоп «Небесный глаз», установленный на Мауна-Кеа всего три месяца назад, работал безупречно. Элизабет возглавляла проект по составлению новой карты объектов пояса Койпера – области за орбитой Нептуна, усеянной ледяными телами, оставшимися после формирования Солнечной системы. Обычно это была монотонная, хотя и увлекательная работа: обнаружение, классификация, каталогизация.

Но не сегодня.

– Майк, подойди-ка сюда, – Элизабет подозвала ассистента. – Посмотри на этот объект. Что ты видишь?

Молодой человек наклонился к экрану, прищурился.

– Транснептуновый объект, диаметр… примерно двадцать километров? Ничего особенного.

– А теперь посмотри на его траекторию, – Элизабет нажала несколько клавиш, и на экране появился график. – Вот данные за последние двадцать четыре часа.

Майк присвистнул.

– Это какая-то ошибка телескопа? Такого не может быть.

– Я тоже так подумала. Поэтому перепроверила три раза разными методами. Но результат тот же.

На экране отображалась траектория движения объекта, который только что совершил нечто невозможное: резко изменил направление движения, причем без видимого взаимодействия с каким-либо гравитационным полем.

– Но это противоречит всем законам орбитальной механики, – Майк уже полностью проснулся, в его голосе слышалось возбуждение. – Может быть, столкновение с другим объектом?

– Мы бы заметили. Да и угол слишком точный, почти девяносто градусов. Как будто… – Элизабет не закончила фразу.

– Как будто кто-то включил двигатели, – договорил за нее Майк и тут же смутился от абсурдности предположения.

Элизабет не ответила. Она снова перечитывала данные, пытаясь найти ошибку, объяснение – что угодно, что не требовало бы признания невозможного. За пятнадцать лет работы в астрономии она никогда не сталкивалась с подобным феноменом.

– Майк, позвони доктору Левински. Я знаю, что сейчас три часа ночи, но ему нужно это увидеть. И соедини меня с оператором радиотелескопа.

Пока ассистент выполнял поручение, Элизабет отошла к окну. Миллиарды звезд сияли над черными силуэтами вулканических гор Гавайев. Всю жизнь она смотрела на это небо, изучала его, каталогизировала. И всю жизнь верила, что Вселенная, при всей своей колоссальной сложности, все же подчиняется определенным правилам. Но сегодня, впервые, она столкнулась с чем-то, что эти правила нарушало.

– Доктор Чен, у телефона Джеймс из радиоастрономического отдела, – голос Майка вернул ее к реальности.

– Джеймс, это Элизабет. Мне нужно, чтобы вы немедленно направили антенны на объект по координатам, которые я сейчас отправлю. Ищите любые сигналы, любые аномалии в спектре излучения. Это критически важно.

Она отключилась и вернулась к консоли. К черту осторожность. Если этот объект действительно искусственного происхождения… Нет, она не позволит себе делать такие выводы. Не сейчас. Сначала факты, анализ, проверка и перепроверка. Это единственный путь науки.

Через сорок минут в контрольном центре было уже шесть человек. Доктор Левински, директор обсерватории, высокий худой мужчина с вечно растрепанными седыми волосами, стоял за спиной Элизабет, наблюдая за мониторами.

– Движется к внутренней части Солнечной системы? – спросил он, не отрывая взгляда от экрана.

– Да. Текущая траектория приведет его к орбите Нептуна примерно через девятнадцать месяцев, если скорость останется постоянной. Но в том-то и дело, что скорость меняется. Смотрите, вот здесь произошло ускорение, а здесь – замедление.

– Без видимой причины, – пробормотал Левински. – Кто-нибудь связался с JPL?

– Я отправил данные в Лабораторию реактивного движения двадцать минут назад, – откликнулся один из техников. – Они запросили подтверждение из других обсерваторий.

– Разумеется, – кивнул Левински. – Элизабет, что говорят радиоастрономы?

– Пока ничего необычного. Спектральный анализ затруднен из-за расстояния, но они продолжают наблюдение.

Левински наконец отошел от монитора и обратился к собравшимся:

– Коллеги, я думаю, все мы понимаем потенциальную важность этого открытия. Но я также призываю всех к максимальной осторожности в выводах. Нам нужны неопровержимые доказательства, прежде чем выдвигать какие-либо… экзотические гипотезы. Пока мы имеем дело с неизвестным космическим феноменом, который требует изучения. Это все.

Все понимали, что он имеет в виду. Никто не хотел быть тем, кто первым произнесет слово «инопланетный».

– Предлагаю назвать объект, – сказал кто-то. – Так будет удобнее, чем постоянно говорить «аномальный объект такой-то».

– Какие идеи? – спросил Левински, явно довольный сменой темы.

– Учитывая, где мы его обнаружили – как насчет «Койпер-Альфа»? – предложила Элизабет.

– Скучно, но практично, – улыбнулся Левински. – Решено. Теперь давайте займемся работой. Нам предстоит долгая ночь.

К утру в обсерватории все еще кипела работа. Предварительные результаты наблюдений были отправлены в ведущие астрономические центры мира. Койпер-Альфа продолжал свое необъяснимое путешествие, привлекая все больше внимания.

Элизабет сидела в своем кабинете, составляя отчет. Звонок внутреннего телефона заставил ее вздрогнуть.

– Доктор Чен, это Джеймс из радиоастрономии. У нас кое-что есть.

Она бросила все и поспешила в радиоастрономическое крыло. Джеймс, молодой специалист с взъерошенными волосами и в мятой рубашке, встретил ее с нескрываемым возбуждением.

– Мы получили отраженный сигнал. И он… странный.

– Странный? – Элизабет подошла к его консоли. – В каком смысле?

– Смотрите, – Джеймс вывел на экран спектральную диаграмму. – Мы послали стандартный сигнал для определения состава. Вот что вернулось.

Диаграмма показывала невозможное. Вместо обычного отражения, характерного для ледяного или каменистого тела, они получили что-то, напоминающее интерференционный узор.

– Это… – Элизабет запнулась.

– Не похоже ни на что известное нам, – закончил Джеймс. – Мы проверили аппаратуру трижды. Ошибки нет.

Элизабет почувствовала, как учащается ее пульс. Она ученый, и всегда отвергала сенсационные заголовки таблоидов об НЛО и зеленых человечках. Но сейчас, глядя на эти данные, она не могла не думать о невозможном.

– Джеймс, это остается между нами, пока мы не проведем дополнительные тесты. И мне нужно, чтобы вы отправили эти данные одному человеку. Доктору Джеймсу Хендерсону из ЦЕРНа.

– Теоретику? – удивился Джеймс. – Какое отношение специалист по квантовой гравитации имеет к нашему объекту?

Элизабет посмотрела на спектрограмму, затем на траекторию Койпер-Альфы на соседнем мониторе.

– Если кто-то и может объяснить это нарушение всех известных нам законов физики, то только он.

Семь тысяч миль к востоку, в подземных лабораториях Европейской организации ядерных исследований, доктор Джеймс Хендерсон смотрел на формулу, занимавшую всю электронную доску, и хмурился. Что-то было не так, какая-то неуловимая ошибка ускользала от его внимания.

Хендерсон не замечал ни времени, ни пространства вокруг себя, когда работал. Его высокая худощавая фигура застыла перед доской, седеющие виски и слегка растрепанные волосы придавали ему сходство с классическим образом рассеянного профессора из старых фильмов. Но за этим образом скрывался один из самых острых умов современной физики.

– Доктор Хендерсон?

Голос ассистентки Софи вернул его к реальности. Он моргнул, словно просыпаясь.

– Да?

– Уже почти полночь. Вы здесь с восьми утра.

– А, – он рассеянно посмотрел на часы. – Действительно.

– И вам пришло сообщение от доктора Чен из обсерватории Мауна-Кеа. Она пометила его как срочное.

Хендерсон нахмурился. Элизабет Чен… одна из его самых блестящих бывших студенток. Теперь она занималась практической астрономией – область, далекая от его теоретических исследований.

– Спасибо, Софи. Я посмотрю.

Когда ассистентка ушла, Хендерсон открыл письмо. Первым вложением был файл с данными наблюдений какого-то транснептунового объекта. Он бегло просмотрел его, не понимая, зачем ему эта информация. Но затем открыл второй файл – со спектральным анализом.

И замер.

Он перечитал данные, затем еще раз и еще. С каждым прочтением его сердце билось все сильнее. Это было невозможно. Или… Он бросился к своему компьютеру и начал лихорадочно печатать, сверяясь с формулами на электронной доске.

Часы шли, а Хендерсон работал, не отрываясь от расчетов. Где-то на периферии сознания он понимал, что происходит что-то невероятное, что-то, что может изменить само представление человечества о физике и о своем месте во Вселенной. Но сейчас это было не важно. Важны были только формулы, только расчеты, только истина, скрытая в цифрах.

На рассвете он откинулся на спинку кресла, глядя на результат своей ночной работы. Если его теория верна, если эти данные точны, то объект, обнаруженный Элизабет, не просто нарушал известные законы физики. Он функционировал согласно принципам, которые Хендерсон описал в своей последней, непризнанной научным сообществом работе по квантовой гравитации.

Он потянулся к телефону и набрал номер, несмотря на раннее время.

– Элизабет? Это Джеймс Хендерсон. Я получил твои данные… Да, я тоже не спал всю ночь. Послушай, мне нужно знать – эти измерения подтверждены? Ты уверена в их точности? – он выслушал ответ и глубоко вздохнул. – Тогда мне нужно прилететь на Гавайи. Немедленно. Потому что если то, что я думаю, верно… нет, я не хочу говорить по телефону. Увидимся через двадцать часов.

Он положил трубку и посмотрел на доску с формулами. Пятнадцать лет его теории высмеивали или в лучшем случае игнорировали. Слишком радикально, слишком спекулятивно, недостаточно доказательств. И вот теперь, возможно, доказательство появилось в самой неожиданной форме.

Если он прав, то объект, названный Койпер-Альфа, использовал технологию, основанную на принципах, которые Хендерсон описывал в своих работах. Технологию, которая не должна быть доступна человечеству еще как минимум несколько столетий.

Это означало только одно – объект был создан разумом. Разумом не человеческим.

За следующие две недели обсерватория Мауна-Кеа превратилась в центр бурной научной деятельности. Данные о Койпер-Альфе были подтверждены другими обсерваториями, и объект продолжал свое непредсказуемое движение по направлению к внутренней части Солнечной системы.

Элизабет Чен координировала наблюдения, работая по восемнадцать часов в сутки. Койпер-Альфа демонстрировал все новые аномалии: не только изменения траектории, но и пульсации энергии, непонятные гравитационные эффекты, ускорения и замедления без видимых причин.

Джеймс Хендерсон прибыл, как и обещал, и сразу погрузился в работу. Он занял угол в конференц-зале, завалив стол распечатками и превратив ближайшую стену в поле для заметок и формул.

– Хендерсон, ты здесь все уничтожишь, – проворчал Левински, глядя на хаос вокруг теоретика.

– Хм? – Хендерсон оторвался от очередного расчета. – А, прости. Но это важно. Смотри, эти данные показывают…

– Пощади, – поднял руку директор обсерватории. – Я практик, не теоретик. Просто скажи мне – ты продвинулся в понимании природы объекта?

Хендерсон на мгновение задумался, затем кивнул:

– Да. Я почти уверен, что он использует то, что я называю квантовой деформацией пространства-времени. Это… сложно объяснить. Но суть в том, что он не просто движется через пространство – он искривляет его вокруг себя.

– И что это значит в практическом смысле?

– Что этот объект определенно не природного происхождения, – тихо сказал Хендерсон. – Он создан с использованием технологий, которые намного превосходят наши.

Левински вздохнул и потер переносицу.

– Я боялся, что ты это скажешь. Вопрос: как долго мы сможем держать это в тайне? Военные уже проявляют интерес.

– Недолго, – пожал плечами Хендерсон. – Данные доступны слишком многим обсерваториям. Я удивлен, что информация еще не просочилась в прессу.

В этот момент в конференц-зал вбежала Элизабет, держа в руках планшет.

– Джеймс, Роберт, вам нужно это увидеть. Прямо сейчас.

Они подошли к большому монитору, на который Элизабет вывела изображение с телескопа.

– Мы наконец получили четкую визуализацию Койпер-Альфы. Вот что это такое.

На экране появилось изображение объекта. Даже при максимальном увеличении деталей было немного, но и того, что они видели, было достаточно. Объект имел правильную геометрическую форму, напоминающую кристалл или многогранник, с гладкими поверхностями, которые отражали солнечный свет с металлическим блеском.

– Боже мой, – прошептал Левински.

– Это не астероид и не комета, – сказала Элизабет. – Это… корабль. Или зонд. Или что-то еще, созданное разумом.

Хендерсон молчал, глядя на изображение. Он должен был чувствовать торжество – его теории подтверждались. Но вместо этого он ощущал странное оцепенение. Человечество только что получило неопровержимое доказательство: мы не одни во Вселенной. И неизвестно, что это значит для нашего будущего.

– Джеймс? – Элизабет тронула его за плечо. – Что ты думаешь?

Он моргнул, возвращаясь к реальности.

– Я думаю… что мы стоим на пороге величайшего открытия в истории человечества. И я понятия не имею, готовы ли мы к тому, что за этим порогом.

Информация просочилась в прессу на следующий день. Кто-то из младших сотрудников обсерватории не удержался и поделился сенсацией с другом-журналистом. К вечеру все мировые СМИ пестрели заголовками: «ИНОПЛАНЕТНЫЙ КОРАБЛЬ НАПРАВЛЯЕТСЯ К ЗЕМЛЕ?», «ПЕРВЫЙ КОНТАКТ НЕИЗБЕЖЕН», «КОНЕЦ ОДИНОЧЕСТВА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА».

Реакция была предсказуемой: от восторга и надежды до паники и апокалиптических прогнозов. Религиозные лидеры спешно интерпретировали событие в контексте своих верований, политики созывали экстренные совещания, фондовые рынки лихорадило.

А в обсерватории Мауна-Кеа прибывали все новые ученые, военные эксперты, представители правительств. Небольшой научный центр на вершине вулкана превратился в эпицентр событий мирового масштаба.

Элизабет Чен сидела в своем кабинете, пытаясь отгородиться от хаоса хотя бы на час, чтобы проанализировать новые данные. Стук в дверь заставил ее поднять голову.

– Можно? – Джеймс Хендерсон заглянул в кабинет.

– Конечно, – кивнула она, откладывая планшет. – Как продвигается работа?

Хендерсон опустился в кресло напротив. Выглядел он измотанным, с темными кругами под глазами.

– Я уточнил расчеты. Если траектория не изменится, объект достигнет орбиты Нептуна через пятнадцать месяцев, а не девятнадцать, как мы думали раньше. Он ускоряется.

Элизабет нахмурилась.

– Причина?

– Неизвестна, – Хендерсон пожал плечами. – Как и все остальное, связанное с ним.

Они помолчали. За пятнадцать лет знакомства – сначала как преподаватель и студентка, потом как коллеги – они научились понимать друг друга без слов.

– Ты боишься? – спросила наконец Элизабет.

Хендерсон задумался, потирая переносицу – жест, который она помнила еще с университетских дней, когда он погружался в сложную проблему.

– Не знаю. Я скорее… обеспокоен. Мы ничего не знаем об их намерениях. Не знаем, зачем они здесь. Не знаем даже, есть ли «они» на борту этого объекта, или это автоматический зонд.

– А если они враждебны?

– Если существа, способные создать корабль с такими технологиями, враждебны… – он не закончил фразу, но и не нужно было.

Новый стук в дверь прервал их разговор. В кабинет вошел мужчина в военной форме с знаками различия генерала. Высокий, подтянутый, с коротко стриженными седеющими волосами и лицом, которое, казалось, никогда не улыбалось.

– Доктор Чен? Доктор Хендерсон? Я генерал Роберт Уилсон, представитель Объединенного командования вооруженных сил США. Мне поручено координировать военный аспект текущей ситуации.

Элизабет поднялась.

– Чем мы можем вам помочь, генерал?

– Информацией, – отрезал Уилсон. – Я хочу знать все, что вам известно об этом объекте. Его возможности, технологии, потенциальные угрозы. И я хочу знать, как с ним можно взаимодействовать.

– Если вы имеете в виду уничтожение, – вмешался Хендерсон, – то я должен сразу сказать: существа, создавшие этот корабль, обладают технологиями, которые на столетия опережают наши. Любая агрессия с нашей стороны была бы не просто бесполезной, но и потенциально катастрофической.

Уилсон сузил глаза.

– Я не говорил об уничтожении, доктор. Но если этот объект представляет угрозу для национальной безопасности, мы должны быть готовы ко всем сценариям.

– Сначала нам нужно понять, с чем мы имеем дело, – спокойно сказала Элизабет. – Мы ученые, генерал. Мы наблюдаем, анализируем, делаем выводы. И пока единственный вывод, который мы можем сделать: это искусственный объект, использующий технологии, намного превосходящие наши. Все остальное – спекуляции.

Уилсон смерил их взглядом.

– Хорошо. Но учтите: через сорок восемь часов здесь будет развернут военный периметр. Президент принял решение создать межведомственную рабочую группу по этому вопросу. Вас обоих включат в состав научного консультативного совета.

Когда генерал ушел, Хендерсон покачал головой:

– Началось. Теперь это уже не просто научное открытие. Это политика, военная стратегия, международные отношения…

– А ты чего ожидал? – устало спросила Элизабет. – Это самое значимое событие в истории человечества. Конечно, все хотят контролировать ситуацию.

– Боюсь, что никто из нас не контролирует эту ситуацию, – тихо сказал Хендерсон. – Особенно если вспомнить, что объект продолжает ускоряться. Пятнадцать месяцев до Нептуна – это мой текущий расчет. Но если ускорение продолжится, он может оказаться у Земли гораздо раньше.

Элизабет посмотрела на него с тревогой:

– И что тогда?

– Тогда мы узнаем, зачем он здесь. И я надеюсь, что нам понравится ответ.

Глава 2: Теоретик

Конференц-зал Большого адронного коллайдера в ЦЕРНе был заполнен до отказа. Физики, инженеры, математики – все сливалось в гудящий улей научной дискуссии. Джеймс Хендерсон стоял перед огромной интерактивной доской, где проецировались его уравнения, и чувствовал смесь триумфа и тревоги.

Всего месяц назад эти же люди вежливо, но скептически относились к его теориям квантовой деформации пространства-времени. Теперь они жадно ловили каждое его слово. Ничто так не меняет отношение научного сообщества, как неопровержимые доказательства. А данные о Койпер-Альфе были именно такими доказательствами.

– Если мы примем, что объект использует квантовую запутанность на макроуровне, – говорил Хендерсон, указывая на серию уравнений, – то становится понятным механизм его перемещения. Он не преодолевает пространство в классическом смысле, а создает локальную деформацию континуума, своего рода туннель…

– Но это противоречит принципу неопределенности Гейзенберга, – возразил кто-то из зала.

– В классической интерпретации – да, – кивнул Хендерсон. – Но в моей модели… смотрите сюда, – он быстро набросал новую формулу. – Если мы рассматриваем пространство-время не как континуум, а как квантовую пену на субмикроскопическом уровне, принцип неопределенности сохраняется, но приобретает новое измерение.

Дискуссия продолжалась еще два часа. Хендерсон чувствовал себя странно. Пятнадцать лет он был изгоем, чудаком, занимающимся «ненаучной фантастикой». Теперь те же люди, которые отвергали его теории, смотрели на него как на пророка.

Когда собрание наконец закончилось, Хендерсон ощутил глубокую усталость. Он медленно собрал свои записи, кивая коллегам, которые подходили пожать ему руку или задать еще один вопрос. Наконец, когда зал опустел, он позволил себе на мгновение закрыть глаза.

– Джеймс? Ты в порядке?

Голос принадлежал доктору Исааку Вонгу, его бывшему научному руководителю, а теперь коллеге и одному из немногих, кто всегда поддерживал его исследования, даже когда они казались слишком радикальными.

– А, Исаак. Да, просто устал, – Хендерсон улыбнулся пожилому ученому. – Странно оказаться в центре внимания после стольких лет на периферии.

Вонг, невысокий семидесятидвухлетний азиат с пронзительными умными глазами, усмехнулся:

– Наслаждайся моментом. Таков путь науки – сначала тебя игнорируют, потом высмеивают, затем борются с тобой, и наконец, твоя идея становится общепринятой.

– Надеюсь, мы не дойдем до стадии борьбы, – пошутил Хендерсон.

– Не обольщайся, – Вонг стал серьезным. – Теперь, когда твоя теория получила подтверждение, многие попытаются присвоить себе часть заслуг или интерпретировать твои идеи по-своему. Наука – это не только поиск истины, но и очень человеческие амбиции.

Они вышли из зала и направились к кабинету Хендерсона. ЦЕРН всегда казался Джеймсу идеальным местом работы: лабиринт коридоров, наполненный умнейшими людьми планеты, погруженными в изучение фундаментальных тайн Вселенной. Но сегодня привычная атмосфера научного храма была нарушена. В воздухе чувствовалось возбуждение, тревога, предчувствие перемен.

– Ты летишь в Хьюстон завтра? – спросил Вонг, когда они вошли в кабинет Хендерсона.

– Да. Там формируют международную научную группу по изучению объекта. Элизабет Чен возглавляет астрофизическое направление, меня пригласили руководить теоретическим отделом.

– Элизабет… твоя бывшая студентка, верно? – в глазах Вонга мелькнула искра интереса.

– Верно, – коротко ответил Хендерсон, избегая дальнейшего развития темы. Его отношения с Элизабет всегда были сложными – сначала учитель и ученица, потом коллеги, и всегда что-то неопределенное, оставшееся невысказанным между ними.

– Джеймс, – Вонг вдруг стал очень серьезным, – ты понимаешь, что означает этот инопланетный объект? Не для науки, а для человечества в целом?

Хендерсон устало опустился в кресло и потер переносицу – жест, который он перенял от самого Вонга много лет назад.

– Конец антропоцентризма? Осознание того, что мы не уникальны? Новая космологическая перспектива?

– Все это, и нечто большее, – кивнул Вонг. – Это конец определенности. До сих пор мы могли думать, что хотя бы в общих чертах понимаем Вселенную и наше место в ней. Теперь… – он покачал головой. – Теперь мы знаем, что есть разум, настолько превосходящий наш технологически, что наши самые смелые теоретические модели для них – уже работающие технологии.

– И ты думаешь, что человечество не готово к этой мысли?

Вонг задумчиво посмотрел в окно, на заснеженные Альпы вдалеке.

– Люди всегда боялись неизвестного. А тут неизвестное само пришло к нам. Уже появляются культы, провозглашающие пришельцев божествами. И противоположная реакция: призывы уничтожить объект, пока он не достиг Земли.

– Это бессмысленно, – покачал головой Хендерсон. – С их технологиями…

– Ты мыслишь рационально, – прервал его Вонг. – Но большинство людей реагирует эмоционально. Особенно на то, что угрожает их представлениям о мире.

Они помолчали. За окном начинался швейцарский вечер, тихий и спокойный, так не соответствующий бурлящим в мире страстям.

– Ты помнишь, почему выбрал физику? – неожиданно спросил Вонг.

Хендерсон улыбнулся, вспоминая:

– Мне было восемь. Отец подарил мне книгу о звездах. Я прочитал ее за ночь и понял, что хочу знать все о том, как устроена Вселенная. А потом в школе у меня оказался талант к математике, и выбор стал очевиден.

– А отношения? Семья? – Вонг задал вопрос мягко, без осуждения.

Хендерсон пожал плечами:

– Не сложилось. Два брака, два развода. Наверное, я слишком увлечен работой.

– Или просто не встретил кого-то, кто разделил бы твое увлечение, – заметил Вонг.

Хендерсон не ответил, но мысленно вернулся к Элизабет Чен. Возможно, она могла бы быть таким человеком. Но оба они были слишком поглощены наукой, чтобы развивать отношения, которые всегда оставались на уровне невысказанного притяжения.