Чистый разум

Вся его ярость, все упрямство разбилось вместе с этим стеклом. Он остался в холодной темноте сгущающихся сумерек, с пустыми руками и пустой душой.

До своей квартиры в Гетто он добрался будто в забытие. Не помнил, как скинул куртку и все содержимое рюкзака в контейнер около станции монорельса прежде, чем сесть в вагон. Не помнил и то, как его обшмонали охранники с ног до головы перед воротами в “Артерию”. Джекс пытался узнать о подробностях вылазки, но Райан махнул рукой и завалился на кровать.

Утром, кое-как разлепив глаза и встав с кровати, Райан тут же схватился за угол своего стола, чтобы не упасть. Взгляд упал на совместное фото с Джексом. “Когда это было?” – он судорожно пытался вспомнить детали, и с ужасом осознал, что не может вспомнить, когда и где она была сделана. Райан никогда не жаловался на память, наоборот – он с легкостью запоминал даже мелочи, вроде цвета куртки случайного прохожего, а тут не мог вспомнить такую важную деталь.

Джекса в квартире не было, иначе он бы забеспокоился, видя растерянность и ужас на лице друга.

Райан кинулся к сейфу, где они хранили добытую в даркнете и на форумах корпоративную информацию. Но когда он попытался вспомнить код, понял, что не может. Это простой код, который Райан помнил годами. Он почувствовал, как накатывает волна паники. Это не от стресса. Тут явно что-то другое.

Райан сидел на полу в своей каморке, пытаясь записать на клочке бумаги всё, что помнил о вчерашнем дне. Рука дрожала. Сначала он забыл чертежи, которые тщательно изучал и запоминал несколько недель подряд. Потом – о разбитой ампуле с “Элизиумом”. А теперь из памяти выскользнул момент о совместном фото с лучшим другом. Что еще пропадет из его памяти?

Он сжал бумагу в кулаке. Паника была холодной и беззвучной. Он умирал. Не физически – исчезал по кусочкам, и остановить это не мог.

«Деклан…» – первая мысль была о том, кто создал это оружие. Нет. Пойти к нему всё равно что прийти к палачу с просьбой перевязать раны.

Тогда кто? Джекс? Он не разбирается в современных нанотехнологиях. Да и любой ученый, способный помочь, либо работает на Сай Технолоджис, либо немедленно доложит Деклану о пациенте с симптомами воздействия “Элизиума”.

“Ну же, Райан, думай!”

Обратиться в подполье Гетто? Наши медики только и умеют, что работать с травмами и отравлениями. Без специального диагностического оборудование, которе есть только в университете, и знаний о нейрографии они бессильны.

Это не просто “забывчивость” или “плохая память”, нет. Его симптомы указывают систематическое, ускоренное стирание нейронных связей. Он будет забывать с каждым разом все больше.

Сайрин Кортекс.

Он ненавидел её. Она была связана с тем, что его убивало. Но в глазах Сайрин на той лекции он видел не только презрение. Он видел интерес. Интерес ученого к аномалии. К нему.

Это был безумный, самоубийственный план. Прийти к дочери своего врага и признаться, что он украл сыворотку и стал жертвой их технологии. Она могла крикнуть охране в первую же секунду.

«Она учёный, – с отчаянной надеждой подумал он. – Если я стану для неё самым интересным проектом в жизни… может, она захочет его завершить, а не уничтожить?»

Риск был чудовищным. Но альтернативой было медленное растворение в пустоте. Он выбрал риск.

Искусственный дождь срывался с купола жилого сектора ровным, механическим стуком по крыше пентхауса. Сайрин допивала чай, просматривая записи лекции отца на лэптопе о стабилизации нейронных сетей, когда резкий, настойчивый звонок разорвал вечернюю тишину дома.

На пороге стоял он. Райан Бейн.

Сейчас он не был похож на того дерзкого бунтаря с лекции по нейроэтике. Парень стоял, пошатываясь, опираясь на дверной косяк. Его одежда была мокрой и грязной, волосы слиплись на лбу. Но хуже всего были глаза – широко раскрытые, полные животного страха. В них не было ни злобы, ни вызова. Только паника.

– Ты… – его голос сорвался на хрип, он сглотнул. – Ты разбираешься в памяти?

Сайрин, ошеломленная, не могла вымолвить ни слова. Она машинально окинула взглядом пустую улицу за его спиной. Как он прошёл охрану? Что ему нужно?

– Уходи, – наконец выдавила она, пытаясь звучать твёрдо, но её рука уже потянулась к браслету с кнопкой экстренного вызова.

– Я не могу… – он покачал головой, и в его движении была жуткая, детская беспомощность. – Я не могу вспомнить… какой сегодня день.

Он посмотрел на неё, и в его взгляде было что-то такое хрупкое и бездонное, что её пальцы замерли в сантиметре от браслета. Это был не трюк. Она видела панику на тренировках в лаборатории – у подопытных, когда что-то шло не так. Это была та самая, подлинная паника потери себя.

– Что ты натворил? – прошептала она.

Райан попытался шагнуть вперёд, но его ноги подкосились. Он снова схватился за дверной косяк, чтобы не упасть. Его дыхание стало прерывистым.

– Помоги… – он выдохнул, и это было уже не просьбой, а последним усилием угасающего сознания. Его взгляд затуманился. Он медленно стал оседать на порог, его пальцы разжались.

И прежде чем тело Райана рухнуло на пол её прихожей, его губы шевельнулись, выдавив последние, самые чудовищные слова:

– Они… стирают… меня…

Сайрин застыла, глядя на бесформенную фигуру у своих ног. В нескольких шагах от неё лежал её заклятый враг, совершенно беспомощный. И последнее, что она слышала, эхом отдавалось в её памяти:

«Они стирают меня».

Она стояла на пороге, растерянная. Один шаг – нажать кнопку вызова охраны, и ее проблемы исчезнут. Другой шаг – втащить его внутрь, и её идеально выстроенный мир рухнет.

Её рука всё ещё висела над браслетом. Тишину разрывали только часы и монотонный стук дождя по крыше.

Глава 3

2056 год

– Ты ведь Деклан?

Читальный зал университетской библиотеки, пропитанный запахом старой бумаги и пыли, по-вечерам обычно был пуст. Обычно. Но не сегодня. Деклан Кортекс, худой и угловатый, со взглядом, постоянно устремленным куда-то во внутрь себя, сидел за столом, заваленным книгами по нейробиологии и квантовой механике. Когда он выстраивал в уме сложнейшие формулы, мир вокруг переставал существовать.

Поэтому Деклан не заметил, когда его одиночество было нарушено.

Перед ним стоял парень, с живыми глазами и уверенной осанкой, смотря прямо на Деклана. Не сквозь него, как большинство студентов, а с неподдельным, искренним любопытством.

Деклан окинул парня взглядом и заметил за его спиной компанию студентов, сидящих всего в двух столах от него самого. Они что-то оживленно обсуждали, иногда бросая в сторону Деклана заинтересованные взгляды. Он снова посмотрел на парня. Тот, не дожидаясь от него ответа, продолжил:

– Извини, что отвлекаю, – голос у парня был низким и уверенным. – Я Кевин. Кевин Сайфер. Ты, случаем, не разбираешься в нелинейной динамике нейронных сетей? Мы тут с ребятами голову сломали.

И улыбка осветила его лицо так, что Деклан потерял дар речи. Он не помнил, чтобы ему вот так искренне улыбались. Особенно он – Кевин Сайфер. Один из самых ярких студентов на потоке. Человек из другого измерения. Такие, как он, обычно смотрят на Деклана, как на пустое место.

– Я… Да, я кое-что понимаю, – с трудом выдавил Деклан.

– Я знаю, – рассмеялся Кевин. – Профессор Хиггс тебя в пример ставит. «Гений-затворник», – он произнес это без капли издевки, с неподдельным уважением, – Смотри, я тут кое-что набросал…

Кевин развернул перед ним свой черновик. Делан пробежался по нему взглядом. Идея была гениальной, но исполнение – сырым, с фундаментальной ошибкой в расчетах. Мозг Деклана заработал сам по себе.

– Тут не сходится, – он ткнул пальцем в уравнение. – Вы не учитываете декогеренцию на границе интерфейса. Нужно ввести поправочный коэффициент…

Он взял карандаш и на полях тетради стал выводить свои формулы. Мир снова сузился до задачи. Он не видел, как Кевин смотрел на него с восхищением, как обменялся взглядами с ребятами из своей компании, сидящей позади них.

– Вот это да, – прошептал Кевин, когда Деклан закончил. – Ты это… за пять минут! Ты – гений.

Деклан почувствовал, как у него горит лицо. Он снова уткнулся в книгу.

– Не стоит преувеличений.

– Это не преувеличение, – раздался новый голос – мягкий, мелодичный. Деклан поднял глаза и увидел её. Девушку, которая стояла рядом с Кевином. У неё была теплая улыбка и светло-голубые глаза, в которых читались доброта и участие. – Ты только что спас наш проект. Спасибо тебе.

– Это Лана, – представил её Кевин, с гордостью глядя на девушку. – Мой главный вдохновитель и по совместительству будущая жена.

Лана слегка толкнула его локтем, смущённо улыбаясь.

– Приятно познакомиться, – сказала она Деклану, и в её взгляде не было ни капли притворства. Она смотрела на него так, словно видела не замкнутого странного парня, а интересного человека. Человека, который в данную минуту чувствовал тепло, разливающееся по телу – от самой макушки до пят, сконцентрировав свой жар в самом центре.

Деклан смог лишь кивнуть. Грудь распирало от сильного чувства гордости: сокурсники его заметили и оценили ум – главное и самое ценное сокровище – по достоинству. Наконец-то. Хотелось, чтобы радость, которая переполняла все его существо, больше не исчезала. Но было еще кое-что, что Деклан почувствовал, смотря на Кевина и Лану. Внутренности будто скрутило, а тянущее ощущение в животе заставило сесть удобнее. Это было новое, острое и пронзительное чувство зависти к Кевину, который обладал всем: харизмой, друзьями и… ею.

– Присоединяйся к нам, – предложил Кевин. – Нашему проекту нужен такой мозг, как у тебя. Да и нам, пожалуй, тоже.

Лана засмеялась и одобрительно кивнула.

Деклан снова посмотрел на неё. На её улыбку. И почувствовал, как в его одиночестве, в его упорядоченной вселенной из формул и книг, появилась трещина. И сквозь неё хлынул ослепительный, пугающий и такой манящий свет. Он медленно кивнул.

– Хорошо.

Спустя неделю после знакомства с Ланой и Кевином, Деклан стоял посреди хаоса на чердаке старого университетского корпуса. Повсюду были разбросаны платы, провода, паяльное оборудование и исписанные формулами доски. Воздух пах озоном и пылью. Для Деклана, привыкшего к более стерильному интерьеру университета, это место казалось чистилищем. Но чистилищем, полным жизни и перспектив. Ему не хватало такого места, где можно было посвятить себя науке, не заискивая перед профессорами каждый раз, прося предоставить доступ в учебные лаборатории во внеурочное время.

– Добро пожаловать в нашу “штаб-квартиру”, – Кевин развел руки, выходя в центр помещения. – Можешь расположиться здесь, – он скинул с ближайшего стола мусор и документы, создав еще больший хаос на полу.

– Спасибо, – Деклан поставил свою сумку на стол, но не успев разложить свои вещи на столе, почувствовал, как его тянут за рукав рубашки.

– Смотри, что мы с ребятами придумали, – Кевин подвел его к другому столу, где стоял грубый прототип нейрогарнитуры. – Мы называем это “Нейролинк”. Идея заключается в том, чтобы синхронизировать паттерны мозговой активности для усиления когнитивной способности. Ну, или нечто подобное. Дек, с твоими мозгами мы сможем заставить его работать!

Лана, сидя на подоконнике в юбке, едва прикрывающей колени, болтала ногами и с нежностью посмотрела на Кевина. Но затем она перевела взгляд на Деклана.

– Кев говорит, ты можешь помочь с математической моделью. Без тебя мы тут вряд ли справимся, – в ее улыбке читалась искренняя просьба о помощи.

Деклан молча взял в руки устройство.

Это был эластичный обруч, который, как показалось Деклану, должен был охватывать голову пользователя. К внутренней поверхности обруча крепились десятки электродов-грифелей – именно они контактировали с кожей головы для считывания сигналов.

– Видишь эти электроды? – Кевин указал на устройство, стоя за плечом Деклана. – Электроды снимают слабые электрические сигналы через кожу головы – энцефалограмму. А этот блок на поясе их усиливает и переводит в цифру, чтобы компьютер их понимал. В теории, это можно будет определять, когда человек просто представляет движение рукой.

Деклан молча взял в руки поясной блок, вскрыл его корпус и изучил плату внутри. Его пальцы, обычно неуклюжие, теперь двигались с уверенностью.

– Проблема здесь, – ткнул он в крошечный чип. – Ты усилил сигнал, но не убрал помехи. Сердцебиение, напряжение мышц шеи… Твой интерфейс видит всё сразу. Нужно добавить схему, которая отсекает лишнее до того, как сигнал попадет в этот чип.

Лана, наблюдавшая за ними, оживилась:

– Именно! Он то работает, то нет, а курсор на экране дёргается как сумасшедший!

– А как это исправить? – в глазах Кевина загорелся азартный огонек.

Деклан подошел к доске и начал рисовать схему.

– Нужно не просто усиливать, а очищать сигнал до оцифровки. Вот видишь? – он нарисовал цепь из конденсаторов и резисторов. – Такой фильтр будет отсекать всё выше 40 Герц – мышечные помехи идут на более высоких частотах. А для подавления сетевых наводок нужен экранированный кабель.

Он повернулся к ним, и в его глазах впервые за весь вечер был не стеснительный огонёк, а уверенный, яркий свет.

– Сначала аппаратная чистка, потом – математическая. Тогда мы сможем выделить полезный сигнал.

Он погрузился в объяснения. Формулы сменяли одна другую, заполняя всю поверхность доски. В какой-то момент он забыл, где находится, забыл про Кевина и Лану. Существовали только красота и стройность решений.

Когда он закончил и обернулся, то застал две пары глаз, смотрящих на него с разным выражением. Кевин смотрел с восторгом первооткрывателя. А Лана… ее взгляд был мягче, глубже. В нем читалось не просто понимание, а какое-то почти материнское восхищение.

– Боже, – прошептал Кевин. – Дек, да мы с тобой весь мир перевернем!

Он схватил Деклана в охапку, устроив шутливую борьбу. Деклан, ошеломленный, сначала застыл, а затем рассмеялся – неуверенно, сдавленно. Он никогда так не смеялся.

Лана, наблюдая за сияющим Кевином и сосредоточенным Декланом, улыбнулась. Неужели все это началось с мимолетной встречи в университетском коридоре лишь недели две назад?

Они с Кевином стояли у аудитории, горячо споря о «Нейролинке».

– Без точной математической модели мы будем лишь угадывать, – разочарованно застонал Кевин, показывая на хаотичные графики на своем планшете.

– И что нам теперь делать? – вздохнула Лана, оперевшись на стену и скрестив руки на груди. Вид у нее был печальный. – Получается, все наши старания напрасны и мы не сможем довести разработку до ума?

– Простите, я нечаянно подслушала… – за их спинами прозвучал тихий голос.

Лана и Кевин обернулись. Это была Айлин – их тихая и неприметная сокурсница с курса теоретической физики. Она всегда сидела на первых рядах, но никогда не поднимала руку. Айлин, поколебавшись секунду, тихо прошептала, словно боясь собственной дерзости:

– Если вам нужен гений в нейроматематике… вам стоит найти Деклана Кортекса. Он… он на нашем потоке. Он всегда один, но его конспекты… это произведения искусства. Все аспиранты из его группы говорят, что он решает задачи, которые им даже не задают.

Сказав это, Айлин вспыхнула, будто выдала государственную тайну, и быстро скрылась за поворотом, оставив их со своей подсказкой. Именно этот совет и привёл Кевина в библиотеку на поиски «гения-затворника».

Вернувшись в настоящее, Лана увидела, как в дверях их «штаб-квартиры» появилась та самая Айлин. Она стояла, застенчиво озираясь, будто случайно забрела в чужой дом. В её руках была стопка книг.

Айлин заметила Деклана. В мгновение ее щеки запылали, и, чтобы остаться незамеченной, она положила на пол рядом с дверью книги, постояла ещё мгновение, а затем развернулась и бесшумно скрылась, так и не решившись переступить порог. Неужели Деклан не замечает то, как смотрит на него Айлин? Лана мысленно улыбнулась, думая об этих двоих, но тут услышала свое имя.

– Лана, – вдруг сказал Кевин, отпуская смущенного Деклана и привлекая к себе ее внимание. – Напомни мне, что мы должны сделать, когда станем богатыми и знаменитыми?

– Купить остров? – подыграла она.

– Нет. Купить Деклану целую библиотеку. И построить для него башню из слоновой кости, чтобы никто не мешал ему думать.

Все трое рассмеялись.

Он посмотрел на счастливое, смеющееся лицо Ланы, и в его сердце, вместе с благодарностью к Кевину, поселилась первая, еще неосознанная червоточина. Он хотел не просто дружить с ними. Он хотел того света, что исходил от Ланы. И это желание было опаснее потому, что он сам еще не отдавал себе в нем отчета.

Спустя два года

Комната была обставлена дорого и со вкусом – дизайнерская мебель, подобранная Ланой, дорогие шторы, на стенах их свадебные фото, где они улыбаются. Как она скучала по их беззаботному прошлому! Но теперь, в этом идеальном интерьере поселился хаос несчастья. На роскошном диване из светлого велюра лежал скомканный плед – единственный источник тепла для Ланы. Воздух был спертым, пропахшим алкоголем и слезами.

На журнальном столике из цельного стекла, словно памятник их неудаче, лежала стопка медицинских заключений. Бумаги были мятыми на углах – от частого перелистывания. Жирные штампы «ИДИОПАТИЧЕСКОЕ БЕСПЛОДИЕ», «ПРИЧИНЫ НЕ УСТАНОВЛЕНЫ», «РЕКОМЕНДОВАНО ЭКО» бросались в глаза даже в полумраке.

Лана сидела, поджав под себя ноги, закутанная в тот самый плед до подбородка. Её пальцы, бледные и холодные, бесцельно перебирали бахрому. Взгляд был устремлён в огромное окно, за которым зажигались огни города, но она не видела их – лишь белую стену отчаяния перед собой.

Кевин стоял у этого же окна, спиной к комнате, к ней. Его фигура, обычно такая уверенная и собранная, сейчас была лишь силуэтом против яркого городского света. Он держал в руке бокал с виски, лёд в котором уже давно растаял, разбавляя алкоголь водой. Его плечи были неестественно напряжены, будто он нёс на них невидимый груз, который с каждым днём становился всё тяжелее.

– Я заказал консультацию в клинике, – резко отчеканил он. – Доктор Фабрис. Она предлагает экспериментальный протокол, с использованием био-имплантов. Шансы… статистически выше. На пятнадцать процентов.

Он произнес это, как отчет на совете директоров. Шансы. Протокол. Статистика. Лана вздрогнула, не от звука, а от этих слов. Каждое такое «предложение» было похоже на камень, бросаемый в пропасть между ними.

– Кевин, – ее голос сорвался на шепот. – Мы уже прошли шесть разных протоколов. Я не могу… – она замолкает, глотая ком в горле, – я не вынесу еще одной неудачи.

Он резко обернулся. Лед в стакане зазвенел, а в его глазах, обычно таких ясных и решительных, застыла паника.

– А что ты предлагаешь? Смириться? Сложить руки и принять, что у нас никогда не будет семьи? – Кевин разбил стакан вдребезги. Лана дернулась, подавив крик и стараясь не показывать своего испуга. Она устала пытаться, но удушающее чувство вины сдавило горло. Кевин смотрел на нее таким взглядом, от которого просто невозможно не чувствовать себя сломанным механизмом, не способным выполнить свою главную репродуктивную функцию.

И этот взгляд стал последней каплей.

Она сорвалась с дивана, отбрасив плед в сторону, и не обращая на впивающиеся осколки стекла, упала на ноги перед Кевином. Тело била крупная дрожь, но Лана ее не замечала – она обхватила ноги мужа руками, прижимаясь щекой к мокрым брюкам, пахнущим виски, не позволяя снова сбежать от разговора.

– Я предлагаю побыть рядом! Посмотри на меня, Кевин! Хотя бы раз посмотри! – ее голос сорвался на крик. – Мы не говорим ни о чём, кроме анализов и врачей! Ты исчезаешь на работе днями, а когда возвращаешься, говоришь только о «решении проблемы»! Я не проблема! Я не проект, который нужно закрыть! Я твоя жена!

Слёзы, которые она так долго сдерживала, текут по её щекам ручьями, оставляя соленые дорожки на бледной коже. Она не пытается их вытирать.

Кевин замер. Его гнев растворился, сменяясь растерянностью. Он видил ее боль, но не знал, что с ней делать. Он сделал шаг вперёд, механически протягивая руку.

– Лана…

Но она отползла от его прикосновения, как от огня. Поднялась на ноги, шатаясь и держась за голову.

– Не надо. Не сейчас. Просто… Оставь меня одну.

Она развернулась и быстро вышла из комнаты, оставляя за собой гробовую тишину. Кевин остался один. Его протянутая рука медленно опустилась. Он сжал кулаки, его челюсти напряглись. Кевин подошел к стеклянному столу и смахнул с него всю стопку медицинских бумаг. Белые листы разлетелись по полу, как похоронные лепестки. Он не знал, как иначе справиться с болью. Он знал только, как «решать проблемы». А его жена перестала быть для него решаемой задачей.

В тоже время

Айлин накрывала на стол в безупречно чистой кухне, с гордостью расставляя новые тарелки – подарок на их свадьбу. Взглянув на идеально сервированный стол, улыбнулась сама себе, и взялась помешивать соус в сотейнике. Тут же проверила ножом готовность мяса, и обернувшись, поправила салфетки. Она приготовила его любимое блюдо – томленую курицу с черносливом по рецепту, который взяла у Ланы. Айлин прокручивала в голове этот вечер десятки раз: они сядут за стол, он заметит ее новую стрижку и, может быть, улыбнется и поблагодарит за вкусный ужин.

Она зажгла на столе высокую свечу. Пламя колебалось, отбрасывая дрожащие тени на ее напряженное лицо. Полгода. Всего полгода, как она носит его фамилию. Ещё теплится в груди тот восторг, та наивная вера, что теперь-то всё изменится. Теперь он будет её.

Айлин окинула взглядом гостиную.

Квартира была образцом стерильного порядка, больше похожей на выставочный образец мебельного каталога, чем на жилое пространство. Всё выдержано в оттенках серого и холодного бежевого: диван с идеально заправленными подушками, глянцевый пол, на котором не было ни пылинки, хромированные ножки стола. Ни одной личной фотографии на стенах, ни безделушки на полках. Единственным признаком жизни был слабый запах готовящейся курицы и лавандового средства для мытья полов.

Деклан сидел на диване в гостиной за ноутбуком. Экран освещал его осунувшееся, небритое лицо синеватым светом. Он ничего не печатал – просто уставился на экран невидящим взглядом, мыслями находясь где-то далеко от своего дома. На столе засветился экран телефона. Деклан прочел сообщение, фыркнул и положил его на место.

«Кевин снова говорит о статистике. Пятнадцать процентов. Как будто она – уравнение, которое нужно решить. Она снова одна. Плачет. Как тогда, когда Кевин был в отъезде. Я просто сидел рядом. Молча. И ей стало легче. А сейчас… Сейчас я здесь. В этой духоте. А она там. Одна».

Он не слышал ни щелчка газовой плиты, ни аккуратных шагов Айлин по полу. Он был погружен в чужую боль, потому что та казалась ему более реальной, чем тихая трагедия, разворачивающаяся на его кухне.

Айлин замерла на пороге гостиной, вытирая руки о фартук. Она смотрела на его спину – напряженные плечи, склоненная голова. Она знала эту позу. Позу отсутствия.

– Деклан? Ужин готов. Сегодня… я приготовила твое любимое блюдо, – тихо, подбирая каждое слово, сказала она, будто боясь разбудить спящего зверя.

Он не шевельнулся. Не отозвался. Словно не слышал. Секунда растянулась в вечность. Айлин почувствовала, как по её спине пополз холодок паники. Она сделала шаг вперёд, её пальцы бессознательно скрутили край фартука.

– Деклан? Ты слышишь меня?

Деклан медленно, очень медленно повернул голову. Его глаза, серые и холодные, как морская галька, скользнули по ней, не фокусируясь. Он видел ее – стоящую в свете кухни, как приглашение к теплу и нормальности. И это зрелище вызывает в нём не благодарность, а приступ глухого раздражения. Ее забота – это клетка. Её любовь – это упрёк. Она – живое напоминание о том, кем он стал. О том, что он сбежал, пытаясь забыться, надеясь, что этот стерильный брак сможет заполнить в его сердце пустоту.

– Нет, – хриплый голос заполнил звенящую тишину гостиной.

Не «Я не голоден». Не «Извини». Просто – «Нет».

Айлин замерла, словно получила пощечину.

– Но я… я старалась. Всё по рецепту Ланы…

– У меня срочная работа, Айлин! Ты слышишь? СРОЧНАЯ! – он резко встал с дивана, перебивая ее криком. – Не устраивать же тут истерику из-за ужина?!

Деклан прошел мимо нее, в прихожую. Он не видел, как она вздрагивала от каждого его слова, как сжималась, становясь ещё меньше, ещё незаметнее.

Она услышала щелчок захлопнувшейся входной двери. Звук абсолютной, окончательной пустоты.

Айлин стояла, прижавшись спиной к косяку проема, не в силах пошевелиться. Ее взгляд упал на стол: на две тарелки, на хрустальные бокалы, на свечу, чье пламя теперь казалось насмешкой.