Кино под небом

Но Дэн не появлялся, а другие парни за барной стойкой и у бильярдных столов проявляли скорее любопытство, чем готовность помочь. Они надеялись увидеть небольшое кровопролитие, и не хотели, чтобы это как-то коснулось их самих. Некоторые достали сигареты и закурили, на тот случай, если то, что собирался сделать Медведь, затянется на какое-то время.

Медведь сжал кулак и зарычал на Уилларда.

– Ну, так как?

Мы затаили дыхание.

Уиллард улыбнулся.

– Ладно, Медведь. Он – твой.

2

Обнажив уродливые зубы, Медведь двинулся вперед и произнес:

– Посмотрим, как ты скачешь, мелкий ниггер.

Я был полон решимости вмешаться. Клянусь. И пусть передо мной был сам Медведь, я хотел что-то предпринять, даже если это стоило бы мне головы. То же самое с Бобом. Я чувствовал, как он напрягся рядом со мной, готовясь к прыжку. Это была бы атака камикадзе.

Но оказаться разорванными в клочья и вышвырнутыми за дверь нам было не суждено.

Кий Уилларда просвистел в воздухе, и его тонкий конец ударил Медведю по загривку. Раздался треск, похожий на ружейный выстрел, и кий разлетелся на куски.

Медведь повернул голову к Уилларду и улыбнулся. Причем улыбка вышла какой-то очень мягкой.

– О черт, – тихо произнес Уиллард, лицо у него погрустнело и побледнело.

– Значит, вляпался, да, братан? – сказал Медведь.

Но Уиллард замахнулся остатком кия и нанес Медведю крепкий удар по носу. Тот слегка пошатнулся. Не так, чтобы это могло быть поводом для гордости, но чуть-чуть.

Уиллард снова замахнулся, на этот раз вложив в удар достаточно силы. И когда кий соприкоснулся с головой Медведя, эффект был такой же, как если бы Регги Джексон отбивал сверхбыструю подачу. От удара Медведь встал на цыпочки и наклонился вправо.

Но упрямый ублюдок сумел устоять на ногах.

Уиллард выронил кусок кия и нанес удар левой по огромному шнобелю Медведя, а затем еще раз и еще.

Из ноздрей у здоровяка хлынула кровища, заливая тонкими ручейками усы и бороду. Медведь попытался ударить в ответ, но Уиллард отступил вправо и нанес ему хук левой, и тот отлетел на бильярдный стол. Огромная задница Медведя сработала как батут, отбросив его обратно, и Уиллард обрушил на него очередную комбинацию ударов.

Когда Медведь своим крошечным мозгом осознал, что его лицо дробится в красную крошку, то попытался нанести яростный удар правой, но промахнулся.

Уиллард присел, и волосы у него взметнулись от просвистевшего над ним кулака. Бросившись на Медведя, он нанес удар правой сверху вниз по уже пострадавшему носу и добавил хук левой по почкам, отчего на штанах монстра в районе паха расплылось мокрое пятно.

Затем Уиллард снова ударил правой – на этот раз апперкот, и он вложил в него максимум силы. Удар пришелся Медведю в подбородок, отбросив его на бильярдный стол.

Ноги Медведя взметнулись вверх и перелетели через край стола, будто штанины его брюк были набиты соломой. Эхо от удара разнеслось по всей бильярдной, а нижняя половина лица приняла цвет испорченного фрукта. Из носа через бороду и на зеленое сукно стола тек широкий ручей крови.

Уиллард прижал кулак себе ко рту и немного попрыгал.

– Блин, больно-то как.

Дэн появился из подсобки примерно в то же время, когда Уиллард нанес свой первый удар, но не предпринял никаких действий, чтобы остановить драку. Он просто стоял, нахмурившись и скрестив руки на груди. Но теперь, когда веселье закончилось, и стало можно пожаловаться на сломанный кий и забрызганный кровью стол, он решил выпустить свой гнев.

– Это же совершенно новый кий, – сказал он, приближаясь.

– Уже нет, – произнес Уиллард.

– А этот чертов здоровяк залил кровищей весь мой бильярдный стол.

– Это поправимо. – Уиллард схватил Медведя за ногу и рывком стянул на пол. Тот лишь хрюкнул, когда упал.

– С пола кровь легко оттирается, – сказал Уиллард. – А за кий я тебе заплачу.

– Конечно, заплатишь. Двадцать долларов.

Уиллард достал из бумажника двадцатку и отдал Дэну.

– Вот, держи.

– Убирайтесь, – сказал Дэн. – Не притащил бы сюда этих салабонов, ничего бы не случилось.

– Мы сами сюда пришли, – возразил Боб.

– Заткнись, сопляк, – сказал Дэн и бросил взгляд на Рэнди. – Здесь не притон для цветных. Приходить сюда было не очень хорошей идеей, слышишь меня, сынок?

– Да, сэр.

– Не называй «сэром» этот кусок дерьма, – сказал Уиллард. – Это свободная страна, не так ли?

Дэн изучающе посмотрел на Уилларда.

– Если ты достаточно взрослый, можешь делать почти все, что угодно. За кий ты заплатил, а что насчет стола?

– А что насчет него?

– От крови останутся пятна.

– Помой холодной водой.

– Слышь, ты, умник хренов. Вали отсюда и не возвращайся. И забирай с собой этих утырков, и чтоб больше никого из вас я здесь не видел.

– Без проблем, – сказал Уиллард. – Вряд ли буду скучать по этой забегаловке.

– И она по тебе не будет скучать, – произнес Дэн и пару раз пнул Медведя по ребрам. – По тебе тоже. Вставай и проваливай.

Медведь не двигался.

– Жалкий кусок дерьма.

Мы ушли, а Дэн все еще продолжал пинать неподвижное тело Медведя.

* * *

На улице Боб сказал:

– Извини, что тебя вышвырнули из-за нас, Уиллард.

– Забей. Я все равно устал от этого. От всего города, на самом деле. Он смердит. Вряд ли задержусь здесь надолго. Вчера меня уволили с фабрики, и думаю, сейчас самое время свалить из этого захудалого городишка. На самом деле, я даже рад, что потерял работу. Это было все равно что вкалывать в аду. Мне всегда казалось, что я делаю садовую мебель для Сатаны. Теперь я свободен и могу найти себе место получше, с какой-то перспективой. У меня такое чувство, что потеря работы была просто поворотным моментом, и с этой секунды дела пойдут в гору.

Мы просто стояли, не зная, что сказать. Глядя на проезжающие мимо машины, Уиллард вытащил сигарету и закурил. Сделал пару затяжек, после чего снова заговорил:

– Прежде чем я навсегда уеду отсюда, я хотел побывать в том автокинотеатре, в который вы ездите. Что скажете? Могу я поехать туда с вами в пятницу?

– Ну да, – сказал я. – Конечно. Почему нет? Мы уезжаем в пять. Откуда тебя забрать?

– Из гаража Ларри. Он разрешает мне держать там мой байк.

– Хорошо, – сказал Боб. – Мы заедем за тобой на моем грузовике.

Он показал на автомобиль, стоящий на парковке.

– Знаю, – произнес Уиллард. – Буду присматривать за вами, парни.

– Отлично, – согласился Боб.

– Уиллард? – сказал Рэнди.

– Да, чувак?

– Спасибо что не дал меня убить или зверским образом покалечить.

Уиллард едва не рассмеялся.

– Брось, чувак. Не за что. Я просто увидел, что твои дружки собираются вмешаться, и решил лишить их такого удовольствия.

– Очень благородно с твоей стороны, – произнес я, хотя понимал: наши удары для Медведя – что для слона дробина.

– Черт с ним, – сказал Уиллард. – Всегда гадал, смогу ли его одолеть. Теперь знаю.

Мы проводили Уилларда до его байка. Взобравшись на мотоцикл, он выбросил бычок в канаву. Рэнди протянул руку, и Уиллард еще долго жал ее. Затем кивнул нам, завел двигатель и укатил прочь.

Рэнди так и остался стоять с вытянутой рукой, будто продолжая жать ладонь Уилларду. Но тот чувак даже не оглянулся, чтобы встретиться с нами глазами. Черт, он был крут и знал это.

3

В пятницу утром я проснулся и был атакован яркими бликами, отсвечивающими от аляповатых обложек книг, стоящих на маленькой полочке у изголовья моей кровати. Из-за проникавших в окно солнечных лучей красные и желтые корешки книг по астрологии и нумерологии казались еще ярче. Это было не первое утро, когда я, проснувшись, видел их и начинал ненавидеть за то, что они меня подвели. Я пытался поверить в этих маленьких ублюдков, но жизнь и реальность продолжали с ними конфликтовать. И довольно скоро я был вынужден осознать, что планетам совершенно плевать на меня, что числа – это просто числа, причем, если разобраться, довольно скучные.

Казалось, будто я наказывал себя, позволяя им стоять там, на полке. Будто мое тело знало: нужно повернуться так, чтобы, проснувшись, я был обращен к ним лицом. Чтобы их яркие корешки светили на меня, напоминая мне, что я потратил на них деньги. И что какой-то дерьмовый писателишка транжирит полученные с них отчисления, часть которых оплатил я, на пиво и женщин, пока я читаю его книги, рисую диаграммы и пытаюсь выяснить, как с их помощью найти себе подходящую девчонку и раскрыть тайны вселенной.

Я решил, что пока наказываю себя, могу с таким же успехом сесть в кровати, чтобы мне было видно все корешки, и почувствовать себя по-настоящему хреново. Также там были книги по восточным религиям, в основном рассказывавшие о том, как держать свой большой палец рядом с указательным, обвивая ногой себе шею и напевая при этом какие-нибудь идиотские заклинания. Даже одна из тех модных современных книг, которые пытались внушить мне, что я просто считаю себя дураком, но на самом деле им не являюсь. Дураки – все остальные, а я – довольно смышленый парень. Эта книжка нравилась мне больше, пока я не осознал, что любой, кто купил эту книжонку, был довольно смышленым парнем. Тогда у меня будто земля ушла из-под ног.

На той полке разве что не было книги про то, как читать будущее по куриным потрохам, и я непременно заполучил бы ее, если б такая продавалась.

Я не мог понять, почему меня так прет от всей этой тематики. Я не был несчастным, но идея, что все вокруг носит случайный характер, меня не устраивала, казалась мне неправильной. И мне не нравилась теория Большого Взрыва. Она вызывала у меня некоторое разочарование, поскольку напоминала неудачный лабораторный эксперимент, в результате которого образовалось что-то непонятное. Я хотел, чтобы все делалось с определенной целью, чтобы была какая-то управляющая сила, обладающая чувством порядка. Кто-то или что-то, у кого хранятся все файлы и записи.

Я решил, что просто еще не нашел нужную книгу.

Встав с кровати, я достал из стенного шкафа мешок для мусора и смел в него со своей полки всех этих маленьких чувачков. Спустился в прачечную, бросил их в мусорку и пошел на кухню.

Мама была там и крутила в блендере ту хрень, которую называла завтраком. Запах напоминал мне мокрую собачью шерсть и заплесневелые газеты.

– Хочешь яичницу с беконом? – спросила она и улыбнулась.

На маме был теннисный костюм, длинные светлые волосы убраны назад и перехвачены резинкой. Уверен, какой-нибудь доморощенный психиатр скажет, что у меня Эдипов комплекс, но мне плевать. Моя мама чертовски хорошо выглядит.

Она принялась наливать вонючее месиво из блендера в стакан.

– Я это не буду, – сказал я. – И на твоем месте я проверил бы, не сдохла ли в этом блендере ночью крыса.

Она поморщилась.

– Пахнет не очень, да?

– Ага. А как на вкус?

– Как дерьмо.

Я достал из холодильника несколько коричных булочек.

– Давай перекусим ими.

Она похлопала себя по плоскому животу.

– Не. Мне нужно следить за фигурой. Иначе я умру, когда буду играть в теннис. А умирать на корте неприлично.

– Ты не прибавишь ни грамма, даже если наденешь галоши.

– За это ты можешь съесть две костеукрепляющие, питательные коричные булочки. И хотя обычно я не стала бы есть эту дрянь, загрязнять свой организм этими вредными химикатами и сахаром, в данном случае, зная, как ты не любишь есть в одиночестве, я сделаю исключение.

– При условии, если ты когда-нибудь закончишь свою речь.

– Именно.

Она села и съела четыре булочки и выпила три чашки кофе. Закончив, чмокнула губами.

– Боже, я ненавидела каждую ужасную минуту. Каждый кусочек был агонией, кислотой на моих губах. На какие жертвы идут матери ради своих детей.

Спустился папа. На нем был старый коричневый халат, который мама терпеть не могла. Однажды она попыталась его выбросить, но папа нашел его в мусорке, сунул под мышку и, крадучись, утащил к себе наверх. Мама смеялась над ним, а он обиженно смотрел на нее.

А еще она отдавала халат в комиссионку, думая, что те пустят его на тряпки, но они постирали его и повесили продавать. А папа, разглядывая подержанные книги, увидел его, купил и пришел домой разъяренный. Сказал маме, чтобы она больше никогда не говорила, что его халат развалился при стирке.

Халат действительно имел ужасный вид, был рваным и изношенным. У папы в комоде было как минимум три нормальных халата, но, насколько я знаю, он даже никогда не примерял их. В этом старом коричневом халате, домашних сандалиях и с лысеющей макушкой он всегда напоминал мне Брата Тука.

Сонно пошатываясь, он подошел к кухонной стойке и резко проснулся, когда до него донесся запах содержимого блендера.

– Черт возьми, женщина, – сказал он. – В этом блендере что-то сдохло.

– Именно это я и сказал, папа.

– Очень смешно, – отозвалась мама. – Просто вы, ребята, унюхали этот старый халат.

– Ах, этот мелодичный голос прекрасной служанки, – сказал папа. – Приготовь-ка мне ветчину с яйцами.

– Вуаля, – произнесла мама. – Сам ты ветчина с яйцами. Больше ничего не хочешь?

– Ничего не приходит в голову, – ответил папа.

Он взял миску, ложку, молоко и кукурузные хлопья, разложил все это на столе и пододвинул стул.

– А что случилось с ветчиной и яйцами, ваше величество? – спросила мама.

– Лень готовить самому.

– Не жди от меня сочувствия, лапуля.

– Как скажешь, – произнес папа и, ухмыляясь, посмотрел на меня. – А ты не рановато встал?

– Пятница же, – сказал я.

– Ах да. В школу не надо, и вечером большое событие. Поездка с ребятами в «Орбиту». Вам нужно уже с девочками ездить, сынок. С ними гораздо веселее.

– Я буду ездить с девочками, – сказал я. – Просто «Орбита» – это нечто особенное… туда лучше ездить с парнями.

– Мне всегда нравились автокинотеатры с девочками. – Он посмотрел на маму. – Чисто пуританское приключение.

– Я тебя не таким помню, – сказала мама. – А ты не опоздаешь сегодня, мистер Большая Шишка?

– Компания принадлежит мне, дорогуша. Так что могу делать, что хочу. По крайней мере, за пределами этого дома.

– Ха, – произнесла мама. Она встала и направилась к шкафу. Папа шлепнул ее по заднице. Мама резко развернулась.

– Гарольд… ты не мог бы сделать это снова?

Я рассмеялся. Папа встал, схватил ее, наклонил назад, как делают в тех старых фильмах.

– Женщина, голубка моя. Ты – любовь всей моей жизни. Шлепать тебя по заднице – это удовольствие, которое не сравнится ни с золотом, ни с видео. И помни, прекрасная служанка, сегодня никаких размороженных ужинов, иначе я продам тебя арабским торговцам.

Он поцеловал ее.

– Спасибо, Гарольд. А теперь поставь меня прямо. Спина болит.

– Если дела пойдут плохо, если покажется, что мы не справимся, я оставлю для нас две последние пули.

– Гарольд, ты спятил. Подними меня. Спина болит.

Он поднял ее.

– Вот что бывает, когда стареешь. Проблемы со спиной. И нет уже былого романтического чувства.

– Сходи в душ и побрейся… и ради всего святого, причеши зубищи, – сказала мама.

– Мое дыхание – чистый сахар. Ложусь в кровать я с легкой сладостью во рту, встаю с дыханьем, сродни меду. Я…

– Иди!

– Слушаюсь, госпожа, – сказал он и, шаркая, удалился.

Когда он ушел, мама раздраженно посмотрела на меня.

– Он сумасшедший, знаешь?

– Знаю, – ответил я.

Чуть позднее мама ушла играть в теннис, а папа уехал на работу, и больше я никогда их не видел.

4

До того, как мы начали ездить в автокинотеатр, летним утром меня даже пушкой было не разбудить. Но теперь пятница означала «Орбиту», и обычно я вставал очень рано. А тут еще я пристрастился к «Утреннему Шоу Монстров». Его показывали по Шестому каналу в восемь, и Рэнди приходил ко мне каждую пятницу его смотреть. Боб тоже приходил бы, но он полдня работал в отцовском магазине по продаже кормов для домашней живности. Как я уже говорил, никто из нас не должен был работать, но Бобу так хотелось, и ему нравилось иметь в кармане много мелочи.

Так что Рэнди пришел, и мы стали смотреть фильм «Ползучий глаз»[2]. И все было ничего, пока не появились монстры. После этого паруса картины несколько сдулись. Сложно бояться существ, похожих на большие резиновые швабры. Тем не менее мне фильм понравился, а Рэнди получил возможность посмеяться над спецэффектами.

Думаю, это доставляло ему какое-то странное, почти извращенное удовольствие, учитывая, что большинство тех лент имело ограниченный бюджет. Как по мне, ему было важно иметь возможность смотреть на что-то свысока, учитывая что он ощущал себя нижним звеном социальной иерархии. Рэнди был смышленым, хорошим парнем, но в нем было что-то, что заставляло других вымещать на нем свою ненависть. Инцидент с Медведем являлся наглядным тому примером. На самом деле, у меня иногда складывалось впечатление, что за внешностью тихони и серой мышки скрывается лишенный смелости тиран, ждущий реванша против человечества.

Рэнди хорошо учился в школе, но не особо гордился этим, поскольку всем было плевать. Он был большим знатоком кино, грима и спецэффектов, но опять же, при отсутствии конкуренции. Нам с Бобом тоже нравилась вся эта бодяга, но мы не заморачивались на ней так сильно, как Рэнди. Поэтому малобюджетные картины были единственной вещью, с которой он мог меряться своими знаниями и навыками, мысленно представляя, что мог бы улучшить, будь у него шанс.

Но что я запомнил лучше всего, так это то, что, когда в фильме весь ад вырвался на свободу (следует признать, что ад там был какой-то жидковатый), Рэнди повернулся ко мне и спросил: «Как думаешь, у Уилларда есть постоянная девушка?»

– Блин, Рэнди, я не знаю. Уверен, девушки у него есть, но не думаю, что он из тех, кто сорит обручальными кольцами. По-моему, татуха у него на руке, «ПОЛИЖУ КИСКУ», – это своего рода романтическое заявление, не так ли?

– Ну да, – согласился Рэнди. – Думаю, так и есть.

После этого он снова стал смотреть фильм, но, кажется, мысли у него были заняты чем-то другим. Лицо у него обрело какое-то мечтательное выражение, будто он думал о чем-то сокровенном.

Около полудня мы перекусили бутербродами с ветчиной и съездили в супермаркет купить кое-чего на вечер: попкорн в карамели, миндаль в шоколаде, картофельных чипсов, колу и пару упаковок печенья. Боб должен был взять ящик пива; у него были связи. Связи, которые покупали дешево, а продавали дорого, и которым плевать, малолетка ты или кабан-бородавочник. Несмотря на это, вести дела с ними у Боба получалось лучше, чем у нас. Он одевался, как они, говорил, как они, и главное, всегда был такой напряженный, что, когда моргал, крайняя плоть у него на члене оттягивалась назад. Идеальный кандидат для денежных сделок.

Также он пообещал нам с Рэнди, что принесет немного вяленого мяса, которое его отец сделал из оленя, подстреленного в прошлый охотничий сезон. Раньше он уже нас угощал, и было вкусно. На самом деле, в прошлый раз он принес нам столько, что можно было накормить целую армию. Мою долю в основном съел папа, пусть даже его зубам пришлось пройти серьезное испытание. Ему понравилось лакомство, и он пытался угостить им всех приходящих к нам домой. Моему папе и папе Боба нужно было замутить общий бизнес. Папа Боба мог бы готовить, а мой – торговать вразнос.

Помню, как проходил однажды через кухню, и папа сидел за столом с одним из своих деловых партнеров. Он подтолкнул к нему полоску мяса, и я услышал, как тот парень сказал: «Меня не очень возбуждает эта шняга, Гарольд. Похоже, будто жуешь сиську мертвой бабы».

С тех пор, когда я ел это мясо, мне приходилось отключать голову, чтобы просто наслаждаться им, а не задумываться о его фактуре.

Притащив продукты домой, мы почитали журналы «Фангория», которые принес с собой Рэнди. Боб же появился на час позже, чем обычно.

Мы сразу обратили внимание на две вещи. Одна из них заключалась в том, что этот балбес только что принял душ и даже не удосужился обсохнуть; рубашка прилипла к спине, а волосы свисали из-под шляпы мокрыми сосульками. Вторая – в том, что он побывал в драке; под левым глазом у него красовался черный фингал.

– Знаете мою бывшую подружку? – произнес он.

– Бывшую? – спросил Рэнди.

– Ага, бывшую. Застукал ее с Уэндлом Бенбейкером.

Уэндл был размером с небольшой туристский трейлер. Во время учебы он был защитником в мад-крикской школьной команде, а его хобби, когда он не пил пиво и не разговаривал о девчонках, были разговоры о девчонках и питье пива. Он был единственным известным мне парнем, у которого шевелились губы не только над текстом, но и над самим разворотом с моделью в «Плейбое». Думаю, его сбивали с толку скрепки.

И, честно говоря, подружка Боба, Леона Большие Сиськи, не казалась мне большой потерей. Этим прозвищем ее называли даже самые убежденные мужененавистники-шовинисты, как мужского пола, так и женского. Она сама провоцировала на то, чтобы ее так называли. Ей даже нравилось это прозвище, считала его за честь. Носила эти монструозные арбузы, как гордый генерал боевые медали.

– Полагаю, это открытие вызвало драку между Уэндлом и тобой, – сказал я.

Боб потер пострадавший глаз.

– Отлично, Шерлок. Ты прав. Джейк должен был встретить меня с пивом за закусочной «Дэйри Квин», что он и сделал. Но после того, как я загрузился, я увидел Леону и Уэндла, сидящих у него в машине перед входом в магазин. Причем они сидели так близко друг к другу, что их можно было принять за сиамских близнецов. У меня реально бомбануло. Она говорила мне, что по пятницам ничего не делает, только смотрит телек. Говорила, что я могу гулять с парнями, что она не против. Теперь знаю, почему. Она позволяла Уэндлу проверять ее уровень масла.

– И что ты сделал? – спросил Рэнди.

– Подошел, открыл дверь и назвал его сукиным сыном, кажется. В тот момент я был немного не в себе и плохо помню.

Я кивнул на его фингал.

– Я так понимаю, он не очень-то испугался?

– Я не заметил. И он довольно проворный для своей комплекции. Ушлепок выскочил из своего «Доджа», как созревший прыщик, и врезал мне в глаз, прежде чем я успел слинять.

– Выглядит неважно, – сказал я.

– Ты его бы видел.

– Ты врезал ему? – изумленно спросил Рэнди. – Врезал этому танку Уэндлу?

– Нет, но я чертовски уверен, что заляпал маслом его штаны. В смысле, испортил их в хлам.

Мы с Рэнди молчали, пытаясь переварить услышанное.

– Заляпал маслом? – наконец спросил я, словно произнося таинственную фразу «бутон розы» в «Гражданине Кейне».

– Когда он сбил меня с ног, я заполз под его машину, а он пополз за мной. Там с какой-то машины натекло масло – надеюсь с тачки Уэндла – и он обгадил себе все свои белые штанишки. Оба колена у него были в масле. Хрен отстираешь. Можно выкидывать.

– Ну ты ему показал, где раки зимуют, – сказал я.

– Он такой здоровый, что, когда я заполз под глушитель, он не смог добраться до меня… помните это, если он когда-нибудь погонится за вами. Забирайтесь под его машину, за глушитель, и будете в безопасности. Он не доберется до вас.

– Хороший совет, – сказал я. – Забираться за глушитель.

– Хотя он попинал меня. Он может достать вас ногами, так что там не совсем безопасно. Слегка придавил мне мизинец, но наконец сдался, сел обратно в машину и попытался меня переехать.

– Похоже, ты сумел сбежать, – сказал я.

– Выкатился из-под машины, как навозный жук. Помните, как быстро я катался в спортзале, когда мы выполняли то задание на кувырки?

– Насколько я помню, ты был ас по кувырканию.

– Именно.

– А что делала Леона? – спросил Рэнди.

– Она вышла из машины, начала орать и ругаться, что меня очень обидело. Она говорила мне пару раз, что она – леди, и не выражается такими словами. Клялась, что не произнесет слово «дерьмо», даже если ее никто не будет слышать. Но она стояла там и орала Уэндлу, чтобы он оторвал мне башку и затолкал ногой мне в горло дерьмо. Когда я выкатился из-под машины и побежал, она и Уэндл орали мне в след. И в тот момент я понял, что между нами все кончено.

– Действительно звучит, как ситуация, которую уже не исправишь, – сказал я.

– Ну… я испортил тому ушлепку штаны.

* * *

Мы погрузили продукты в грузовик Боба, заехали на заправку Бадди, чтобы залить в бак бензина и раздобыть льда для нашего ящика пива.

Пока мы там были, я пошел в туалет отлить, и Боб присоединился ко мне возле писсуара. Мы походили на двух кабальеро.

Туалет был реально мерзким, и пахло там ужасно. Писсуар был засорен конфетными фантиками и чем-то, что я не хотел особенно пристально разглядывать, чтобы, чего доброго, не идентифицировать. В одном углу было что-то размазано. Я надеялся, что это – шоколадный батончик «Бэби Рут».