Выскочка (не) для неё

Так-то вообще почти прогул получается. С другой стороны, раз она отсутствует с шефом, значит, у них какое-то важное дело. Может, так даже лучше. Может, их не будет день или два, и я как раз успею что-нибудь придумать. Созвонюсь с нерадивым клиентом и попытаюсь решить вопрос… Полюбовно.

Ведь звонок Анатолия Ивановича – как холодный душ. Помню, в моём первом общежитии часто воду отключали. И хорошо, если только горячую. Поэтому я научился мыться под ледяным душем, и некоторое время даже получал от этого удовольствие. Да, сначала мысли путаются, но потом – всё приходит в норму.

– Доброе утро, коллеги, – говорю своему отделу, врываясь в оупен-спейс внезапно, как дефолт в 1998 году.

– Здравствуйте, – отвечает Вера, старший компаньон, не отрываясь от компьютера. Вот это надёжный сотрудник: с самого утра вся в работе. Но и после 6 вечера её тут не увидишь.

– О, Дмитрий Фёдорович! – говорит Антонина. Она прячет кружку с кофе так, словно в его употреблении есть что-то постыдное. – У меня как раз вопрос!

– Поговорим, Тина, поговорим, – отвечаю ей. – Так, девять сорок утра. А где наши молодые герои?

На этих словах дверь в оупэн-спейс отворилась, и в кабинет тяжёлой поступью вошёл Гавр. Да, он значительно старше меня, выше и сильнее, но… В этот момент мне захотелось ударить его по лицу. Запах алкоголя ощущался с нескольких метров. Юрист, называется! Гавриил как компаньон – отличный сотрудник: самоотверженный, креативный, трудолюбивый.

Одна у него проблема – алкоголь. Вернее, его количество. Всего месяц назад собирался его уволить, но… Кроме пристрастия к выпивке и придраться не к чему. Высокая эффективность. Напор. Живой интеллект. Когда не пьёт, вообще становится замечательным человеком.

– Гавриил! – говорю ему вместо приветствия. – У тебя ведь процесс через час! Что происходит?

– Виноват, товарищ начальник, – произнёс Гавр, падая в кресло и нажимая на кнопку автомата с кофе. Он стоит как раз возле его рабочего стола. – Не рассчитали вчера… Приболел вот… Ничего, сейчас кофе выпью, взбодрюсь. Такси – и в процесс. Там плёвое дело…

– Так, в суд ты не поедешь, – говорю ему. – Мы с тобой вечером разберёмся. В суд пусть едет Франц. Он вроде тоже в курсе дела. Кстати, где он?

Молчание. Девушки тут же занялись своей работой, как будто они совсем не при делах. Гавр громко выдохнул, отхлёбывая кофе. Открыл ноутбук. В оупен-спейсе воцарилась полная тишина, такая, что слышно, как открываются заслонки кондиционера.

– Где Франц? Я что, не вслух это спросил? – начинаю я терять терпение.

– А у него вообще постельный режим, товарищ начальник, – наконец, произнёс Гавриил, громко вздохнув.

– Вы что, вместе вчера заболевали? – спросил я.

– Да, – кивнул Гавр. – Виноват, раскаиваюсь. Готов понести заслуженное наказание.

– Я поеду! – раздался весёлый голос. Вера! Всегда готова прийти на помощь.

– Спасибо, Вера. Но ты разве забыла, что у тебя переговоры по мировому соглашению в 11 часов? Но за проявленное рвение – хвалю. Давай сюда кейс, – говорю Гавру. – Лодырь. И Франц тоже лодырь. Придётся всё делать за вас.

Не то, чтобы меня сильно напрягала поездка в суд. Тем более, ехать недалеко, да и судья – старый знакомец. Куда больше меня беспокоила внезапная болезнь половины моих компаньонов. Да ещё и после того, как шеф вчера объявил борьбу за кресло директора этого цветника… Саботаж?

Глава 8. Оскорбление, выраженное в неправильной форме

– Вероника Петровна, здравствуйте! – говорю доверительнице. – Видите, как бывает! Сегодня я буду Вас представлять. Вы рады?

– О, разумеется! – моя престарелая клиентка всплеснула руками и прижала их к сердцу. – А почему же Вы, Дмитрий Фёдорович?

Обожаю таких старушек. Во-первых, в свои 68 лет она выглядит максимум на полтинник. Во-вторых, от неё прекрасно пахнет, потому что она не скупится на хороший парфюм. В-третьих, и это самое важное, Вероника Петровна просто напичкана деньгами. А ещё – она постоянно попадает в какие-то странные истории, выйти из которых без потерь невозможно без помощи «Апаты».

– Почему я, Вероника Петровна? – переспрашиваю так, будто ответ очевиден. На самом деле, это слабое звено плана. Не говорить же ей, что мои лучшие судебники вчера не рассчитали со спиртным. – Дело очень трудное. И важное. Но я убеждён: мы его выиграем. С одного заседания. Вы ведь в этом не сомневаетесь?

– О, разумеется, нет! – говорит она. – Но всё равно очень волнуюсь.

Листая папку с документами, на ходу пытаюсь вспомнить, о чём вообще кейс. Защита чести и достоинства. Материальная компенсация морального вреда. Так, хорошо. Чью честь старушка могла ущемить? На чьё достоинство наступить своими дорогими туфельками от Armani? Быстро пробежав глазами по исковому заявлению и отзыву, вспоминаю всё дело.

Господи, бывают же такие глупые истории! Нет, вы только послушайте… Хотя, лучше мы отложим знакомство читателя с делом до начала процесса. Иначе всё дальнейшее повествование потеряет и шарм, и смысл. Вероника Петровна привела с собой свидетеля: старушку, такую же по возрасту, но куда менее ухоженную.

Помощник судьи (совсем ещё юная девушка) пригласила нас в зал, и я смог разглядеть противоположную сторону. Высокая и безобразно полная женщина, совсем ещё не старая – Кролич Инесса. Отчества у неё нет. Знаете ли вы, что в России от него можно отказаться? С истицей – ещё две дамы: одна совсем старая, а вторая – около 45 лет на вид.

Компания более чем странная. Полный истец. Тощий адвокат. Увидев его, мне сразу стало как-то спокойнее на душе. Это мелкий клерк ЮБ «Право и Справедливость» по имени Сергей. Фамилию не помню. Кстати, назвать так своё бюро в России – значит облечь компанию на постоянные проигрыши. Ну где вы у нас видели справедливость?

Главная проблема Сергея – поспешность. Тот человек, который сначала говорит, а потом – думает. Вторая проблема – неумение лаконично сформулировать мысль. Мой вердикт: работа в «Апате» ему не светит. Сейчас подумал, что «Право и Справедливость» – сокращенно «ПиС». Да. Слишком миролюбивое название!

Открылась дверь, и в зал стремительно вошёл Владислав Генрихович: судья уже немолодой, но по-прежнему очень подвижный. Я впервые встретил его лет десять назад, когда проходил стажировку в прокуратуре. В те времена он рассматривал уголовные дела, но сейчас переключился на совсем другие кейсы.

– Встать, суд идёт! – писклявым голоском прокричала помощник (или секретарь – кому как ближе), и я чуть не засмеялся.

– Прошу присаживаться, – сказал Владислав и развалился в своём огромном кресле. – Судебное заседание объявляю продолженным и открытым.

Тут он поднимает глаза на небольшой зал и замечает меня.

– У нас замена, – произнёс судья. – Интересы ответчика представляет Дмитрий Фёдорович Скачков. Отводы есть?

– Да, Ваша честь! – закричал Сергей. – Он начальник отдела! Он не может в суд ходить, у него в должностной инструкции нет полномочия…

– Уважаемый суд! – перебиваю я своего оппонента. – Отводов не имею. А мою адвокатскую лицензию никто не отзывал. Полагаю, представитель истца позабыл положения Главы 2 Гражданско-процессуального кодекса.

– Представитель истца! – громогласно произнёс судья и постучал молоточком. – Отводы к составу суда, а не к представителю ответчика! Не у вас, а у него!

– Таких нет, Ваша честь… – прошептал Сергей. – Прошу прощения.

Раздались залпы первых ходатайств. Вероника Петровна привела одного свидетеля, а её противница – сразу двух. Потом мы с Сергеем начали меряться внушительными списками благодарностей, диагнозов и заслуг. Вынужден признать: у него больше. Отгремели первые выстрелы, и мы смогли перейти к самой сути кейса.

Судья быстро и неразборчиво доложил материалы дела. В этой стадии процесса я вообще не видел абсолютно никакого смысла. Для кого он их читает? Для себя? Так вроде бы при назначении должен был ознакомиться. Для нас? Кому надо, тот сам всё узнал, а остальным ничего не поможет.

К счастью, Генрихович (его все так и называют – по отчеству) никогда не отличался медлительностью. Читал он вслух, но очень быстро, делая жесты рукой, и невольно возникали ассоциации с рэперами или частушечниками. Звучало это примерно так:

«Поступило заявление… 15 апреля сего года… Допустила ответчицы унижение… Применила недопустимые и порочащие выражения… Облекла в неправильную форму… Чем нарушила общие нормы… Причинила психические страдания… Не компенсировала до заседания… Консультирована врачебным заключением… Рекомендовано санаторно-курортное лечение… Так, ну это понятно… Правовое обоснование… Зелёные мартышки…»

Что? Сознание вырвало словосочетание из контекста и заставило встрепенуться. Какие ещё мартышки? Я посмотрел на своих противников: глуповатый вид Сергея успокаивал и даже расслаблял. Его доверительница буравила судью немигающим взором, что меня немного веселило.

– Оскорбление в неправильной форме?! – удивлённо спросил судья и уставился на Сергея. – Может, имеется в виду неприличная форма?

– Нет, – деланно ответил представитель истца. – Неприличных слов сказано не было. Но по сути своей, они все – неправильные.

Глава 9. Разбирательство и разборки

Всего минут пять или семь прошло, как Генрихович внезапно прервал свой речитатив и пристально воззрился на Веронику Петровну.

– Таким образом, истец требует публичных извинений и один миллион рублей в качестве компенсации. Вам её исковые требования понятны? – спросил судья своим громоподобным голосом. Воистину, он до сих пор видит во всех людей обвиняемых!

– Да, – ответила моя клиентка.

– Вы их признаёте?

– Ваша честь! – громко произнесла Вероника Петровна, поднимаясь и поправляя дорогой пиджак от Armani. – Иск я не признаю. В отличие от Кролич, миллион рублей у меня есть при себе, но мне просто жалко…

– Достаточно, – шепчу я и дёргаю старушку за полу пиджака. Главное в процессе – вовремя остановиться. Она подчинилась мне и присела.

– Слово предоставляется стороне истца, – без передышки выпалил судья. И тут Сергей, а заодно и его доверительница Инесса, допустили главную ошибку. Несколько минут они собирали бумаги, складывая их в папки, переглядывались, шептались. Генрихович не любит, когда медленно. Он всю жизнь торопится.

– Я жду! – нетерпеливо повторил судья, постукивая молоточком.

– Прошу прощения, – наконец, ответил Сергей. – Итак, исковые требования мы поддерживаем в полном объёме. Доказано, что слова ответчицы – я не буду их произносить вслух – доставили моей доверительнице тяжелейшие страдания. Это бесчеловечно. Они вызвали у неё приступ болезни. Стоимость лечения исчисляется десятками тысяч рублей!

Ещё несколько минут Сергей, перебиваемый репликами Кролич, обосновывал требования. Как по мне – не очень убедительно. Местами вообще несерьёзно. Секретарь от скуки начала переписываться с кем-то по телефону. Вот интересно, откуда у неё деньги на последний iPhone?

– Суд переходит к опросу истицы, – объявил судья, не давая опомниться никому из участников процесса. – Расскажите, что произошло 15 апреля сего года?

– В тот день я занималась территорией своего участка… У меня крупный надел в одном из посёлков Подмосковья. Там много уважаемых людей! Мне приходилось нагибаться, чтобы лично осмотреть каждый куст, каждое растение, каждый цветок. Мой участок – моё лицо! Я раздавала команды садовнику и озеленителю, когда подошла она… И сказала… И сказала…

– Что сказала? – перебил её судья.

– Что я позорю всех женщин мира! Что мне нужно срочно привести в порядок свою фигуру. Или прилично одеться. Сказала, что моя одежда прикрывает тазобедренный сустав только на 30 процентов!

– А во что вы были одеты, истица? – продолжил допрос Генрихович.

– На мне был топик, шортики и босоножки, – кокетливо и с улыбкой ответила Инесса. – Сами понимаете, апрель, за городом уже очень жарко. Душно даже.

В зале повисло неловкое молчание. Глядя на необъятную фигуру истицы, меньше всего мне хотелось представлять её в «шортиках и топике». И уж тем более – в босоножках.

– Это всё? Что позорите женщин и что фигура плохая? Что-нибудь ещё сказала?

– Да, – кивнула головой Инесса. – Ой, то есть, нет. Этого было достаточно! После этих слов мне стало дурно. У меня резко подскочил сахар в крови. На следующий день меня госпитализировали. Я до сих пор страдаю…

И принялась картинно рыдать, вытирая слёзы шёлковым платочком. Вот такое дело, дорогой читатель. Конечно, один из ведущих юристов «Апаты» ни за что бы не оказался в таком процессе, если бы не обстоятельства. По сути, бытовой спор двух приличных и уважаемых женщин. Но на самом деле…

Вероника Петровна – безутешная вдова одного обеспеченного мужчины. Его фамилию я называть не буду, мне моя карьера дорога. Скажу лишь, что когда его хоронили, рыдала вся Москва, а место ему нашлось на Новодевичьем кладбище. Не самое плохое место. Помимо душевной боли, он оставил ей роскошный особняк в Подмосковье, много активов и доходный бизнес – аренду недвижимости.

Конечно, Кролич тоже непроста: известная в узких кругах работница одного из банков. Известная жалобщица. Женщина, которую боятся. Но это даже не птица более низкого полёта, а так – земноводное. И у неё вряд ли нашлись бы двадцать тысяч рублей за каждое заседание и каждый процессуальный документ. Такие вот ставки в «Апате». Думаю, что Сергей больше пятёрки не берёт. Мелочёвщик.

– Вопросы истцу, – объявил судья и посмотрел в мою сторону.

– Благодарю, Ваша честь, – говорю, поднимаясь. – Расскажите нам, истица, как давно страдаете сахарным диабетом?

В зале воцарилось молчание. Инесса глотала воздух, напоминая мне рыбу. Такую, большую и жирную селёдку, которую течение выбросило на берег. И которая абсолютно не знает, как жить дальше без привычной солёной воды.

– Вы не имеете права. Я ничем таким не страдаю, – ответила она, поджимая губы. Слёзы сразу высохли на щеках. – Если бы не эта старая… мадам, мне бы плохо не стало! Мне было бы очень хорошо. С моим садовником и озеленителем.

– Вопросов не имеем, Ваша честь, – спокойно сказал я. – Прошу приобщить к материалам дела копию определения из судебного реестра. Госпожа Кролич судилась с медицинским центром по факту неверного выбора курса лечения. Суд утвердил мировое соглашение. И здесь как доказанный факт указан её диагноз.

Заботливая секретарь быстро передала бумажку Генриховичу, и он стремительно пробежался глазами по буквам исловам.

– Так с какого времени страдаете диабетом? – спросил судья, вперив глаза в истицу.

– Вы не имели права! – заорала Кролич. – Не имели! Никто не должен знать.

– Истица, – перебил её судья. – У нас открытый реестр судебных документов. Я повторяю свой вопрос, как давно страдаете диабетом?

– Десять лет, – сдалась Инесса. – Хроническая форма. Но на 15 апреля у меня была ремиссия!

В зал пригласили свидетеля со стороны истца. Древняя, дряхлая старушка с трудом дошла до трибуны и изложила ровно то же самое, что и Инесса. Потом в зал вошла ещё одна. Они двигались так же медленно, как сгущёнка вытекает из банки. Чем немало напрягли Генриховича, у которого на 14.15 назначено следующее дело. Это я посмотрел на сайте суда, прежде чем идти в процесс.

– Суд переходит к допросу свидетеля со стороны ответчика, – произнёс судья, и я быстро подбежал к двери, чтобы пригласить подружку Вероники Петровны. За этот манёвр был вознаграждён благодарной улыбкой секретаря и одобряющим кивком Генриховича. К счастью, наша свидетель была ещё полна сил и энергии, а потому моментально дошла до трибуны.

– С Вашего позволения, Ваша честь, – произнёс я, едва судья установил данные старушки. – Расскажите нам, Эраида Павловна, очевидцем чему Вы были 15 апреля?

– В нашей деревне довольно узкая дорога, – начала издалека Эраида. – Потому что некоторые, – тут она кивнула на Инессу, – засаживают её кустарниками. И деревьями. Мой дом – ровно через дорогу от неё. У меня в гостях была Вероника. На Инессе мы увидели два клочка ткани: один – на её безразмерных грудях, а второй – на ужасной, оплывшей… филейной части. Полагаю, он застрял между… Между частями филейной части, был просто поглощён её тазобедренным суставом!

– Протестую! – встрепенулся Сергей. – Она не смеет так выражаться… В адрес моей доверительницы.

– Свидетель, – попросил судья, прикрывая рот рукой и с трудом сдерживая улыбку. – Будьте сдержаннее в оценках.

– Прошу прощения, – кивнула Эраида. – В нашей деревне многие говорят, что Кролич одевается… странно.

Непосвящённому читателю может показаться, что фигуранты живут в какой-то подмосковной станице, куда можно добраться разве что на поезде или на лошадях. Что вдоль поплывшей глиняной дороги стоят небольшие избы, а подле них – развесёлые старушки. Отнюдь. «Деревня» – это элитный коттеджный посёлок под Москвой, с собственной охраной и даже защитой от дронов. Полным видеонаблюдением.

Пешеходными дорожками. Магазинами, кафе и прочей инфраструктурой. Я был там один раз, по приглашению Вероники, так мне пришлось за неделю отправить свои данные для разрешения на въезд. Но… Можно выехать из столицы, но столицу из себя так просто не выкуришь. По старой московской привычке поселенцы отвоёвывают квадратные метры: друг у друга, у дорог и проездов, что и вызывает конфликты. Вот такой парадокс: у каждого – по 20–30 соток, а мирно жить всё равно не могут.

– Вся наша деревня давно хотела сделать Инессе замечание, – продолжила Эраида. – Но только Вероника Петровна сумела. За что мы ей очень благодарны. Вот, у меня фотографии имеются. Посмотрите.

После того, как снимки были придирчиво осмотрены Инессой и её адвокатом, они смогли перекочевать к судье. Кролич начала задыхаться, снова напомнив мне жирную селёдку вдали от естественной среды обитания.

– Это за разные даты! – обличающим тоном прокричала Эраида. – 10 апреля она вышла в тунике. Из неё, простите, груди выпадают. А 12 апреля – в юбочке, без… Без… Прости господи.

– Протестую! – заорала истица. – Это вмешательство в личную жизнь!

В зале начался гвалт, крики и ругань. Я быстро успокоил Веронику Петровну и Эраиду, а вот мадам Кролич долго не могла прийти в себя. Кожа её побагровела, а глаза наполнились кровью.

Генрихович, не пытаясь остановить этот поток мыслей, перешёл к исследованию письменных доказательств. Прения. Всё это едва ли интересно читателю. Воспроизведу лишь свои слова, которые я высказал в прениях:

– Ваша честь! В настоящем судебном заседании мы рассмотрели непростое дело, которое вызывает немало трудностей и затрагивает различные аспекты взаимоотношений. Ключевой вопрос: имеет ли право уважаемый, состоявшийся человек на собственное мнение? Может ли Вероника Петровна называть вещи своими именами? Неужели Россия погрязнет в политкорректности так же, как Европа и Америка? От Вашего решения, Высокий суд, зависит – не много не мало – судьба целой нации. Я прошу отказать в удовлетворении требований, раз и навсегда утвердив: никто не вправе отказать человеку в оценке, если она не обличена в неприличную форму.

«Браво!» – прошептала Вероника Петровна. «Для вас и стараюсь. Не для судьи же» – подумал я, но вслух ничего не сказал. Генрихович за свою 30-летнюю карьеру наслушался столько, что его уже ничем не удивишь. Можно только разозлить. Главное – быть кратким: он не любит длинных речей и неподготовленные стороны.

Реплики. Совещательная комната. Судья, подобрав полы мантии, стремглав скрылся за дверью. Ещё один бесполезный атрибут правосудия. Это я не про мантию, если что. Что они там делают, в этих комнатах? Должно быть, жарят чай. Ну или не чай.

– Как Вы думаете, Дмитрий, каков будет вердикт? – спросила моя клиентка после 20 или 30 минут молчания.

– Сейчас узнаем. Я в победе не сомневаюсь, а Вы?

Договорить мне не дала секретарь, которая вошла в зал и потребовала встать. Читателю, как и мне, интересна только резолютивная часть решения:

– В удовлетворении исковых требований отказать. Разъяснить право на обжалование…

Пока две старушки обнимались и хлопали друг друга по плечу, я включил свой телефон и обнаружил там пропущенный звонок. Шеф. Ну что ж, значит, он вернулся. Значит, придётся всё объяснять ему на ходу.

– А что теперь, Дмитрий Фёдорович? – спросила она.

– А теперь взыщем Ваши убытки с этих… – сказал я громко и выразительно посмотрел на Сергея и мадам Кролич. – С этих людей. Вынужден откланяться – дела. Набирайте.

– Ох, какой он деловой! – восхищённо сказала Вероника Петровна, всплеснув руками. – Настоящий профессионал!

Глава 10. Момент истины

– Ты, говорят, меня искал? – услышал я в трубке знакомый голос. – А чего на телефон не звонишь?

– Разговор не телефонный, шеф. Сегодня вернётесь?

– Конечно, – ответил Сильвестр. – Мы в монастырь поехали. На Пустынь. Святым поклониться. Уже обратный путь держим. Так благостно на душе, так свято…

– Благородное дело, – согласился я, но неискренне. – Вот только Деметра Сильвестровна мне ничего не сказала.

– Это потому, что я не велел, – пояснил босс. – Хотел узнать, контролируешь ты её, или так… Ваньку валяешь. А что случилось?

– Да так, – ответил я уклончиво. – Может, в офисе поговорим?

– Ну как скажешь, – согласился шеф. – Тебе от Дёмы привет. И от Пустыни.

«Она мне уже утром передала, через Воробьёва» – хотел сказать я, но сдержался.

Передвигаться на машине по Москве – то ещё «удовольствие». Я бы, конечно, ездил на метро, но, во-первых, это непрестижно, во-вторых, банально неудобно. Особенно в тёплое время года. В редких поездках у меня создавалось впечатление, что москвичи так и живут в дореволюционных временах, без горячей воды и мыла.

Оседлав свой «БМВ», я неспешно двигался по улицам. Не потому, что я не торопился, отнюдь. Нет, ускорялся там, где это возможно. Но в основном поток представлял собой сплошную массу, которая двигалась не больше 20 километров в час. Это мне ещё утром повезло, что в суд не опоздал. Поэтому неудивительно, что небольшое по московским меркам расстояние я преодолел минут за 60–70.

Обед уже закончился, и все мои компаньоны сидели в своём оупен-спейсе. Франц, заметив меня, вжал голову в плечи и сделал вид, что в мониторе – нечто очень важное. Связь с судом налажена, и все уже знают, какой вердикт вынесен. Вера и Тина уже приготовились меня поздравлять, но я жестом остановил их. Предстоящий разговор с шефом совершенно не вдохновлял, и даже маленькая победа не успокаивала.

– Гавр, Франц, пишите объяснительные, когда будет время, – приказал я им вместо приветствия. – Вызову по одному.

Нет ничего лучше, чем сесть и выпить чашечку эспрессо, когда часы показывают 17.00. Плюхнуться в собственное кресло, главное – кофе не разлить. В личном кабинете. Что ни говори, но оупен-спейс, создавая командный дух, напрочь убивает чувство приватности. Ты просто не можешь остаться один на один с собой, всё время должен играть роль, носить маски.

Оупен-спейс – это так по-американски, хотя саму идею придумали в Германии. Мне лично нравится и США, и ФРГ. Но мы в России, а тут – свои правила, свои культурные нормы. Поэтому я пил итальянский кофе, сидя в японском кресле, и смотрел в американский ноутбук знаменитой марки Apple. Раздался тревожный сигнал. Паук нашёл меня и хочет забрать в свои сети.

– Дмитрий Фёдорович, – голос Брюнетки я узнал без труда. – Сильвестр Павлович на месте. Можете подходить.

«А могу не подходить?» – подумал я, но вслух ничего такого не сказал, как и всегда.

– Уже бегу, – ответил я с улыбкой, чтобы его секретарша слышала самый благожелательный тон.

Даже если всё идёт не так, важно не вешать нос. «Никогда не сдавайся» – говорил мой первый начальник, а потом – попал в колонию на пять лет усиленного режима. Я тут ни при чём, если что. Поэтому путь в кабинет шефа я проделал с гордо поднятой головой, привычной походкой победителя.

– Садись, дорогой. Ну что ты хотел мне сказать, Дима? – спросил шеф, вальяжно развалившись в своём кресле. Красное дерево продолжало слепить меня своей роскошью. На стуле у приставки сидела Деметра.

– Суд по Кролич я выиграл, – ответил ему.

– Кто это вообще? – переспросил босс с раздражением. – Ты мне что, по каждому делу будешь отчитываться?

– Нет, – говорю. – Я Вас искал, потому что у нас проблема. Господин Воробьёв расторг договор.

– Вот дела, – произнёс Сильвестр и пристально посмотрел на меня. – Присаживайся, чего стоишь. А что случилось-то?

– Я думаю, что ответить на этот вопрос может только Деметра, – ответил я.

Шеф выразительно посмотрел сначала на свою дочь, потом на меня. Снова на меня – и на дочь. Эта игра в гляделки продолжалась почти минуту и стала меня напрягать.

– А ты, начальничек, ничего не знаешь? – с издёвкой спросил шеф.

– Знаю лишь немного, – ответил я с достоинством. – Господин Воробьёв сказал, что расторгает договор. Причин не объяснял. Вести со мной беседу отказался. Обмолвился лишь, что ему звонила Деметра…