Чёрные люди

Никто так и не смог снова лечь спать. Алана покрутилась в постели, но тогда и Ганя тревожно заворочался, и она махнула рукой на сон, встала и занялась домашними делами.

День тянулся томительно медленно. Пару раз Алана дремала, облокотившись на стол. Время от времени ее за чем-нибудь дергал Ганя. Она решила не напоминать ему о ночном кошмаре – хватало своих – и не задавать вопросов.

Но не тревожиться не получалось. Им обоим приснилось что-то страшное об Иничэне – вряд ли это могло быть простым совпадением. Иногда людям снятся сны, в которых они заново переживают прошлое, и иногда, особенно если болеешь или устал, это прошлое портится, извращается, выглядит страшно. У Аланы достаточно воспоминаний о времени, проведенном с Иничэном, но Ганя ничего такого не хранит, у него есть только ее истории. Возможно ли, что духи предупреждают ее, как Улгэна? Стоит ли прекратить рассказывать об Иничэне? Или…

Алана стиснула пальцы. Ей сильно, до боли захотелось наведаться в их тайное место. Оно было не слишком далеко от запретного стойбища, где осели Черные люди, и потому уже довольно долго она не думала о том, чтобы пойти туда. Но, может, сны на это и намекают? Иничэн наверняка расстроится, когда узнает, что она забросила их маленькое святилище.

Мать сидела на улице, тоже вялая после тревожной ночи, поглаживала забежавшего соседского пса.

– Пойду наберу сон-травы, – сказала ей Алана. – У нас почти закончилась.

– Иди, и ырьяна набери. Только жертву принеси обязательно.

Алана кивнула. После страшной ночи принести духам жертву, определенно, стоило.

Она пошла в кладовую, отлила в мех молока, прихватила полоску оленины. Нашлось даже немного пастилы, подаренной русскими.

Пока Алана копалась в скромных запасах, у нее за спиной слышалось тихое дыхание – Ганя не мог упустить такой момент. Но Алана твердо решила, что пастилы ему не достанется: жертва важнее. «Сделаю вид, что ничего не заметила», – сказала она себе, повернулась – дыхание тут же стихло – и шагнула к выходу. Дыхание возобновилось у нее за спиной. Алана ушла, не обернувшись.

– Ганя в кладовой прячется, – сказала она матери. – Я не стала закрывать.

Мать покачала головой:

– Он с отцом ушел. К стаду.

Алану пробрало холодом.

Она слышала дыхание. Тут невозможно было ошибиться. Слух, отточенный путешествиями по тайге, не мог ее подвести.

Алана вернулась к кладовой. Теперь темнота, обычно мягкая, почти уютная, казалась зловещей. «Может, Ганя просто передумал идти с отцом, – подумала Алана. – Убежал и вернулся».

– Выходи, – сказала она негромко. – Некогда мне. Сейчас закрою дверь.

Тишина.

Ганя никогда не стал бы так рисковать. Остаться одному, в темноте, запертым – никакая пастила и уж тем более никакая шутка не стоили такого риска.

Алана закрыла дверь и прислушалась. Тихо. И впрямь показалось, из-за того, что она мало спала?

Селение притихло: ночная буря и вой всех выбили из колеи. Дети вместо того, чтобы играть в догонялки, сидели по дворам и о чем-то молчали. Взрослые старались не пересекаться друг с другом, каждый торопился остаться в одиночестве, самому полелеять свою тревогу, утихомирить ее, а не раздражать еще и чужими страхами. Собаки, поднявшие бучу, тоже были необычайно тихи, но, возможно, им просто передалось настроение хозяев.

Алана подошла к лесу. Ей вспомнился темный силуэт, который она видела серым утром, и на всякий случай она не стала заходить дальше – присела возле первого же куста, сложила из опавших веток и листьев небольшой костерок, разожгла, как учил ее отец, осторожно раздувая пламя своим дыханием. Когда огонь стал достаточным, Алана положила в него мясо и пастилу, затем залила все молоком. Дым, поднимавшийся к листьям и небу, был густым и ароматным – значит, жертва принята благосклонно.

На душе у Аланы стало полегче. Она забросала пепел землей и смело шагнула в лес. Он встретил ее прохладой и доверием, словно и не было никаких дурных предзнаменований. Слабо шуршали ветви, змеились тропы, ковер из опавших листьев и игл пружинил под ногами. Ароматы хвои и прелых ягод укрощали тревогу, как умелый ловец – оленя, и слегка пьянили. Черные люди начисто вылетели у Аланы из головы: она просто шла давно знакомой дорогой, прислушиваясь к звукам, которые издавали невидимые обитатели леса, и отдыхала телом и душой.

По пути она остановилась нарвать ырьяна – попалась хорошая полянка. Настой из этой травы помогал при глазных болезнях. Стоило ее тронуть, и она расточала сильный, острый аромат. Мать любила рассказывать историю, как одна девушка со странным именем Сорани отправилась в лес за грибами. Сорани была очень красивой, и злой Харги, хозяин Хэргу буга, хотел непременно ее погубить, потому что все прекрасное, созданное Сэвэки, раздражало его до боли.

Сначала он повелел своим духам вселиться в медведя. Обезумевший зверь бросился на Сорани, но, когда она обернулась, замер, пораженный ее красотой, и духи сразу покинули его тело. Тогда Харги отправил духов в стаю волков, но и из этого ничего не вышло – волки рядом с Сорани повели себя как домашние псы – стали ластиться к ней. Но Харги не собирался сдаваться и отправил духов в ворона. Ворон выклевал Сорани глаза. Слепая девушка побрела наугад и задела подолом юбки поле с сон-травой. Поднятый аромат вскружил ей голову, она легла и уснула. Ей снился родной дом, и из пустых глазниц текли слезы. Харги довольно посмеивался, но из слез Сорани рядом вырос ырьян. Подул ветер, пахучие стебли наклонились, и от резкого запаха Сорани открыла глаза. Она сорвала траву, растерла ее между пальцами, поплевала, помазала свои глазницы – и прозрела.

Как-то раз Алана пересказала эту историю Настасье и Оле, но те засмеялись: так, мол, не бывает. Алана возразила: все правда, глаза у ее матери иногда болели и гноились, и настой ырьяна всегда помогал. Совсем недавно похожая напасть случилась у Васильевых, вся семья намучилась, пока им не принесли настой. С тех пор русские не упускали случая прикупить полезное лекарство.

Алана почти полностью опустошила полянку и огляделась. Это явно было не то место, где отдыхала Сорани, потому что сон-травы рядом не было и в помине. Но ее как раз найти легче, и Алана спокойно продолжила путь.

Тайное место находилось не очень далеко от деревни, однако добраться туда было непросто, не сунешься специально – не найдешь. Глаз сразу цеплялся за упавшее дерево, перегородившее дорогу, и поле болотной травы за ним. Перебраться при желании можно, но идти туда попросту незачем, особенно если не хочется увязнуть в болоте.

Алана легко забралась на дерево – старое дупло и ветки служили ступенями – и спустилась с другой стороны. Земля здесь была сырой и мягкой, но на самом деле назвать это место болотом все-таки нельзя. Пройдешь по самому краю – и вовсе ничего не почувствуешь. Алана так и сделала, протиснулась между деревьями, глубоко вздохнула и с удовольствием огляделась.

Это и было их с Иничэном тайное место. Давным-давно здесь вилась тропинка, но потом буря сделала ее неудобной, и здесь почти никто не ходил. Сейчас, из-за Черных людей, и подавно не стоило ждать гостей. Местечко было очень уютным: в рощице рядом со старой тропой круглилось небольшое пространство в форме берлоги, и удачно лежащее бревнышко, на котором приятно сидеть.

Алана опустилась на него, погладила участок земли, присыпанной травой и листьями. Раньше здесь была проплешина, но последний раз Алана приходила сюда осенью. Потом настала зима, по глубоким сугробам было не пробраться. Затем Улгэн рассказал о Черных людях и запретил сюда приближаться.