Алане стало не по себе.
– Пойдем отсюда, – сказала она.
Парень неотрывно смотрел на них. Поворачиваясь, она чувствовала спиной его взгляд.
Ганя так и не вышел из оцепенения – пришлось тащить его за руку.
«Будь спокойной, – уговаривала себя Алана. – Никто не говорил, что Черные люди нападают. С ними запретили говорить. Можно просто уйти».
Уйти можно, но что, если он пойдет за ними?
Ганя тихо поскуливал и бормотал какую-то нелепицу о том, что от Черного человека почернело дерево и теперь оно наверняка погибнет. Алана шикнула на него.
Они дошли до собранных веток. Алана быстро разделила их на две неравные части, связала припасенной веревкой. Вязанка поменьше досталась Гане, большую она закинула себе за спину и быстро пошла вперед, подгоняя и торопя спотыкающегося брата.
Вскоре они добрались до чума Улгэна. Алана, тяжело дыша, впервые обернулась. Лес, как всегда, стоял недвижной, молчаливой стеной.
Только теперь она наверняка знала, что в нем можно наткнуться на Черных людей.
9
День прошел в обычных трудах и заботах: Алана помогала матери готовить еду, сходила к реке выстирать одежду, прогулялась до пастбища, но ничто не могло выбить из головы необычную встречу в лесу. Черный человек стоял перед ее глазами, как живой – стройный, узкий силуэт на озаренной солнцем полянке, непоколебимо спокойный, будто вокруг – его стихия, хотя все в облике говорило о том, что стихия этого существа невообразимо далека от тайги. Никто не ходит по лесу в таких нарядах, да еще и без всего – ни сумки, ни ружья, ни ножа. Алана была уверена, что под облегающей одеждой невозможно что-либо спрятать.
Рослый олень вдруг ткнулся влажной мордой прямо ей в лицо. Алана от неожиданности вскрикнула и опрокинулась навзичь. Раздался хоровой смех, и она тоже, не выдержав, рассмеялась.
– Внимания хочет, – сказал Эден и протянул ей руку.
Алана ухватилась за нее и снова села. Эден и его брат Урэн были братьями-близнецами и, по общему мнению, ничего, кроме наблюдения за стадом, доверить им было нельзя. Они с самого детства постоянно витали в облаках. Сначала строили бесконечные планы побега в Москву, а потом, когда повзрослели и вполне могли отправиться в долгое путешествие, переключились на другие места, о которых никто никогда не слышал. Еще братья хорошо себя показали в постройке тайных убежищ – для обсуждений им нужны были укромные местечки, и они в совершенстве освоили строительство укрытий на деревьях, чем с удовольствием пользовались охотники.
– О чем задумалась, красавица? – спросил Урэн, подсаживаясь к Алане.
– Увидела в лесу Черного человека, – призналась она.
Братья переглянулись.
– Испугалась? – спросил Эден.
– Не знаю. Правда, не знаю, – Алана глянула на них с подозрением – они-то явно не удивились и не испугались. – Вы их тоже видели, да?
Эден и Урэн снова переглянулись, как видно, заключили молчаливое соглашение, и Урэн кивнул:
– Мы первые их и увидели. Думаешь, кто Улгэну рассказал?
– Семен.
– Семен!.. А ему кто?
– Он, правда, сначала нам не поверил, – уточнил Эден. – Все ваши выдумки, говорит.
– А мы ему: пойди с нами да посмотри. Он пошел, увидел и понял, что дело странное. Сказал нашему саману. Улгэн с духами переговорил… Дальше сама знаешь, слышала.
– Где вы их увидели? Как?
– Семен попросил нас построить новое убежище, – начал рассказывать Эден. – Мы пошли туда, куда он сказал, стали искать подходящее дерево.
– Не каждое дерево подойдет, – вставил Урэн. – Иногда видишь – кажется, что отлично подходит, а забираешься – и оказывается, что для нашей затеи никудышное.
– Вот мы и забрались на очередное, оно показалось нормальным, и тут слышим пение.
– Пение? – глаза Аланы расширились от удивления.
– Не совсем пение… – Урэн посмотрел на Эдена.
– Непонятно было, пение это или музыка, – объяснил брат. – То есть, неясно, инструмент это или голосами так… Красиво в чем-то звучало, но жутко. Да и кто в тайге поет?
Урэн молча кивнул, соглашаясь.
– И что было дальше? – поторопила Алана.
– Мы спускаться не захотели, – продолжил Эден. – Стали раздвигать ветви, но ничего не видели. Мы же специально место такое подбирали, чтобы совсем незаметно было. Пришлось на другие деревья перелезать… Когда нашли просвет, эти люди уже почти прошли.
– Но мы их увидели. Их было много. Шли по тропе, мы видели их черные спины. И головы черные.
– Подождите, – запуталась Алана. – Вы же были там, где охотится Семен? – она знала это место – очень далеко, сплошные дебри. – А Улгэн говорит, сейчас они там, где было старое пастбище.
– Ну да, – подтвердил Урэн. – Туда они и шли.
– Мы когда Семена привели, перехватили их на полпути, у ручья. Музыки уже не было. Шли молча, но так было еще страннее. Так много их и вообще не говорили.
– А вас они видели?
– Улгэн говорит, что да, – сказал Эден. – Мы не заметили, но он уверен, что да. Говорит – все видят, даже сквозь деревья. И прятаться от них бесполезно.
Алана снова почувствовала на себе пронзительный взгляд Черного человека, и кожу пробрало морозной дрожью, хотя светило солнышко, уже очень теплое. Невольно она обернулась, но за спиной бродили олени, и если на нее сейчас кто и смотрел, то только они.
– Откуда же пришли эти Черные люди? – прошептала Алана.
– Из дебрей пришли, – мрачно проговорил Урэн. – По-другому не получается.
– Верно. Я слышал, старики говорили, что они, конечно, могли через лес пробираться, как ссыльные эти…
– Беглые, ты имеешь в виду? – уточнила Алана.
– Да, как беглые. Но они ведь совсем не были похожи на беглых. Одежда на них чистая, и шли строем, не прятались, будто наверняка все дороги знали и знали, куда нужно прийти…
– И пели еще, – добавил Урэн.
– И пели. И о диких животных, видно, совсем не думали, раз так шли… Дело ясное – необычные люди. Лучше держаться от них подальше.
Алана была полностью согласна, но история братьев сделала мысли о Черном человеке еще навязчивее. Хотя стоило помнить и о том, что Эден и Урэн были теми еще выдумщиками.
Ложась спать, Алана вспоминала Черного человека, уверенно стоящего посреди леса с видом если не полноправного господина, то почетного гостя. Что заставляло этих людей вести себя таким образом? Устроено ли у них все так же, как здесь? Мелькнула даже мысль – а может, это жители Угу буга, Верхнего мира?.. Или Хэргу буга, Нижнего?
Тревожные размышления еще долго не давали уснуть. Когда Алана наконец начала проваливаться в сон, до ее ушей донеслись звуки – не то музыка, не то пение, низкое, звенящее, вызывающее потаенные страхи и бесконечную скорбь.
Алана попыталась проснуться и понять, что происходит, но ничего не вышло. Сон увлек ее в свое царство, где ее ждала высокая фигура в черном плаще с длинной белой каймой.
10
На следующий день Алану позвал с собой отец – он собирался к русским. Ганя увязался за ними: он любил русских девчонок, которые постоянно норовили обрядить его, словно куклу, в свои платья и бусы и накормить хлебом с вареньем, а если повезет – то печеньем и конфетами. Геван никогда не обращал на эти игры внимания, зато Алана всегда сердилась: ей думалось, подобные развлечения портят и без того изнеженного брата. Поэтому она попыталась оставить Ганю дома, но не вышло – Геван махнул рукой:
– Пускай идет.
Алана слегка рассердилась. Ганя это почувствовал, потянул ее за рукав и попросил:
– Расскажи мне об Иничэне.
Идти было совсем недалеко, да и отцу не следовало слышать подобных разговоров. Но он шел впереди. Алана замедлила шаг и тихим голосом начала рассказывать случай, о котором Ганя любил слушать больше всего:
– Однажды мы с Иничэном отправились к Оленьему озеру. Ты знаешь, что оно очень далеко, и родители не разрешили бы нам пойти туда одним, но мы пошли. Мне было страшновато, потому что старики говорят, туда нельзя ходить, что это места Оленьего бога, и что в это озеро по ручью из другого мира приходят еще нерожденные олени. Но Иничэн ничего не боялся, хотя был меньше меня.
– Как я? – с надеждой спросил Ганя, хотя и так знал ответ.
– Побольше, – была вынуждена разочаровать его Алана. – Но ты ведь подрастешь еще… Мы с Иничэном очень долго шли. Без него я бы, наверное, заплутала, но он отлично запоминал тропы, а если надо было, находил новые. По пути нам попался волк, но он был больной. Иничэн сразу это заметил, пугнул его палкой, и волк убежал. Когда мы добрались до Оленьего озера, там…
Дом Александра Васильевича был уже совсем близко – самый большой в биките, красивый, с резными наличниками, которые на заказ сделали привезенные для этого умельцы. Во дворе играл с собакой Дружком неутомимый Егорка, младший сын хозяина.
– Я тебе потом дорасскажу, – прошептала Алана, с опаской поглядев на отца.
Причина была даже не в том, что речь шла о походе к запретному месту. Каждый раз, когда Геван слышал об Иничэне, он награждал дочь долгим взглядом, и той это совсем не нравилось.
– Аланка! – бросился к ним Егорка. – Привет! Давай в салки играть.
– Не сегодня, – сказал Геван. – Хочу, чтобы она нас с Александром послушала. А с Ганей вот поиграй.
– Я лучше с Олей и Настей, – Ганя посмотрел на Егорку с опаской. Тот догонит его в мгновение ока, и, конечно, от него варенья не дождешься.
Они вошли в дом. Внутри было просторно, сундуки накрыты вышитыми покрывалами, в уголке – несколько икон. Алана, Геван и даже Ганя перекрестились на них. Они верили в своих богов, но считали, раз все русские так делают – значит, надо; следовать обычаям хозяев дома – дело хорошее.
– Заходите, заходите! – радостно встретил их Александр Васильевич, приподнимаясь из-за стола, на котором были разложены толстенные книги. – Жена! – крикнул он в глубину дома. – Вели принести гостям чаю с пышками.
– С пышками? – воскликнул Ганя пораженно, не веря своему счастью.
Александр Васильевич рассмеялся.
– С пышками, с пышками. Вы садитесь. Книги убрать не могу пока, но вы тут поместитесь…
Они послушно уселись с другого края стола. Лена, жена Александра Васильевича, сама разлила им чай, затем принесла и блюдо с пышками. Алана не очень любила сладкое, но выпечка была такой воздушной, мягкой и ароматной, что она сама не заметила, как съела несколько штук.
– Ешь, ешь, – засмеялась Лена, заметив ее смущение. – Ты, Алана, худющая, смотри – ветром сдует, и все.
Алана выдавила на лице мимолетную улыбку и уделила все внимание недопитому чаю. Она не считала себя худой, хотя если сравнивать с необъятным телом Лены и ее дочерьми, формами напоминающими эти самые пышки, то ее, конечно, меньше.
После чаепития Лена, сунув Гане блюдо с остатками выпечки, повела его к Оле и Насте. Хотела сначала и Алану с собой утянуть, но Геван дал понять, что она останется с ними. Лене не удалось скрыть недовольство – у русских женщины редко когда участвовали в деловых разговорах, а именно таковой и предстоял.
Александр Васильевич уже несколько лет организовывал торговлю в их районе. Вызнавал нужды, искал поставщиков, договаривался о вариантах обмена. Попутно подыскивал русских помощников для тунгусов и, что бывало гораздо чаще, тунгусских – для русских, разрешал конфликты и споры. Здесь его уважали все, и пусть другие люди занимались почти тем же, если бы кто спросил, кто среди здешних торговцев главный – любой бы указал на Александра Васильевича. Сам он был вторым сыном в богатой купеческой семье, которая до сих пор вела успешные дела в Москве. Но Александр Васильевич, по случаю попав в малолетстве в Сибирь, влюбился в нее с первого взгляда и рано задался целью устроить дело именно в этих краях, причем не где-нибудь в Красноярске или Томске, а подальше, на отшибе, где пока ничего нет, но, свято верил он, «обязательно будет». И оттого, что он выбрал такой, непростой путь, его уважали вдвойне. Только семья его была не очень довольна. «Император насильно людей в Сибирь отправляет, а мы, дураки, сами поехали», – ворчала его старшая дочь Настасья.
И, наконец, Александра Васильевича любили за то, что он с уважением относился к обычаям тунгусов и от своих соотечественников требовал того же.
– Что, Алана, наследницей будешь? – спросил Александр Васильевич полушутя.
Алана равнодушно пожала плечами.
– Пусть познает потихоньку, – сказал Геван. – Не захочет сама заниматься, так другим передаст.
– Как скажешь. Так, что-то нужно тебе? Или предложишь что?
– Ружья нужны и патронов побольше.
Александр Васильевич принялся листать одну из своих огромных книг.
– Это тебе повезло. Совсем скоро к нам большой человек приезжает, обещался привезти. Давай запишу, сколько вам…
С четверть часа они перекидывались цифрами – сколько ружей, сколько патронов, сколько взамен шкур и мяса, когда именно каждый получит свое, какие задержки допустимы. Алана знала, что обычно отец не торгуется, однако сейчас он согласился на условия с заметным колебанием.
– В чем дело? Сложности есть? – насторожился Александр Васильевич.
– Пока нет… Боюсь только, сезон не очень хорошим выйдет.
– Почему?
– Из-за Черных людей. Они пока не подходят к нам, но страх есть. И в ту сторону, ты сам слышал, нам запретили ходить.
Александр Васильевич задумчиво покивал и отложил перьевую ручку.
– Ты знаешь меня, не хочу лезть со своим уставом в чужой монастырь. Но страха вашего не разделяю. Из наших пока никто их не видел, но ваши говорят, они как обычные люди по виду… Явно не черти и не привидения. Почему просто не подойти к ним и не спросить, чего им тут нужно?
– Так оно ясно, что им нужно.
– Да, помню, по-вашему, они предвещают беду. Значит, стало быть, вестники. Но ведь если не взять у гонца письмо, весть от этого не исчезнет, верно?
Геван ссутулил плечи.
– Я охотник. Не мое дело думать о таких вещах. Улгэн говорит, они прокляты, и что духи не велят с ними общаться.
– Ладно, я потом сам с Улгэном поговорю…
– Простите, – подала голос Алана. – А к другим народам они никогда не приходили? К вам, например?
– Ах, Алана, Алана, – Александр Васильевич задорно ей подмигнул. – Умненькая ты! В гимназию бы тебе. Лично я о Черных людях никогда раньше не слышал, но подумал о том же, что и ты. Послал несколько писем, вот, жду ответов. Придут с чем-нибудь полезным – обязательно дам вам знать. Сомневаюсь, впрочем. А по поводу добычи не волнуйся, – обратился он к Гевану. – Если не получится Улгэна убедить, сочтемся так, чтобы все остались довольны.
Геван поблагодарил, они пожали друг другу руки.
– Пойдем теперь к Антону зайдем, – предложил Александр Васильевич. – Это его брата мы ждем с товаром. Поговорим. Может, кстати, у него еще остатки с прошлого заезда остались…
Алана с ними не пошла: сказала, что побудет пока здесь, вырвет Ганю из загребущих рук Ольги и Настасьи. Александр Васильевич горячо ее поддержал:
– Правильно! Эх, замуж девкам пора бы, чтобы своих нянчили, но как посмотришь, что с Ганькой вытворяют – так и страшно за внуков, честное слово!
Геван ничего не сказал – по обыкновению, считал забавы девчонок детскими играми, не стоящими внимания.
Они ушли. Алана, ободренная Александром Васильевичем, направилась в комнату к его дочерям. Из-за плотной занавески, которая заменяла дверь, доносилось приглушенное хихиканье. Алане оно совсем не понравилось; она нахмурилась и отдернула занавесь в сторону.
Ганя сидел на сундуке, завернутый в цветастые платки и обвешенный бусами, словно барышня с южного востока – картинки с такими однажды показывал один заезжий путешественник. На щеках у Гани были следы сахарной пудры и шоколада. Глаза – сонные, полуприкрытые. Он слегка покачивался из стороны в сторону, а Ольга и Настасья от души над ним потешались.
– Ганя! – Алана тряхнула брата за плечо. – Что вы с ним сделали?
– Не кипятись, – фыркнула Ольга. – Просто пышек объелся. И как столько влезло!
– И конфет, – добавила Настасья. – Они, наверное, забродили немножко.
Алана принялась сдирать с Гани платки, бусы и прочие украшения. Он не пытался сопротивляться, только сонно улыбался и вяло что-то бормотал. Ольга поперхнулась смешком и, предупреждая взрыв гнева, спросила:
– О чем говорили? Оленей торговали? Или жениха тебе подыскивали?
Алане захотелось осадить их, и она бросила:
– О Черных людях.
Расчет был на то, что девушки испугаются и станут вести себя посерьезнее. Но куда там – Настасья и Ольга переглянулись с довольно скучающим видом.
– Чего говорить, – протянула Ольга. – Ясно, что беглые.
– Кому ясно?
– Да всем. Кто сюда по своей воле притащится? – она вздохнула, вспомнив свою светлую и красивую комнату в далеком Санкт-Петербурге. – Надолго они здесь не задержатся. Нам Димка говорил.
Димка тоже был отпрыском русского торговца – уже взрослый, он пытался освоить отцовское дело, как поговаривали, без особого успеха, и чаще просто слонялся без дела.
– Димка? – переспросила Алана. – Он-то откуда знает?
Настасья огорошила:
– Так он у них был. С вашим Дыгияном. Эти, Черные, сказали им, что скоро уйдут.
Алана попыталась унять быстро забившееся сердце и сдернула с Гани последний покров – не платок даже, а вышитую салфетку.
– Чего ты яришься? – спросила Ольга. – Вот, возьми красивенький. Дарим.
Алана машинально взяла протянутый розовый платочек, что-то пробормотала.
И Димка, и Дыгиян были достаточно бестолковыми и могли соврать, чтобы покрасоваться перед девушками. Если так, то затея провалилась – ни Настасья, ни Ольга явно не были впечатлены появлением этих странных людей.
По первости перепугавшись, Алана усомнилась, что это правда. Димка никогда бы не дошел до Черных людей один – с тайгой он был знаком скверно. Пару раз ему поручали собрать валежник у самого края леса, и оба раза его пришлось искать всем миром. «В трех соснах заблудиться может», – говорили русские, и эта нелепая поговорка всегда удивляла и смешила. Дыгиян – совсем другое дело, однако он не отличался особой смелостью, и едва ли посмел нарушить запрет Улгэна.
Успокоив себя, Алана поставила Ганю на пол и за руку потянула его прочь.
11
Ночью на бикит налетел ветер. Нежданный и необычайно сильный, он кружил по дворам, хлопал ставнями, дребезжал стеклами, с тихим свистом просачивался сквозь щели и трогал тела людей неприятной прохладой.
Алане снился сон. В нем они с Иничэном бежали по берегу Оленьего озера. Это было непросто – вокруг водоема росли деревья, поэтому игра в догонялки быстро превратилась в бег с препятствиями: приходилось огибать деревья и отскакивать в сторону от мест, где пропитанная влагой почва подавалась под ногами. Но и из Аланы, и из Иничэна била энергия – от сознания того, что они добрались до тайного и запретного места, куда никто не ступал многие сотни лет, – и ничто не могло остановить их радостный бег.
Наконец они, тяжело дыша, упали на островок сухой травы и забылись дремой. Алана знала, что спит, но в то же время видела со стороны и себя, и озеро.
Сначала все было спокойно. Тихо хлюпала вода. Мягко шуршали травы. С этими мирными звуками смешивалось ровное дыхание спящих.
Но потом взгляд Аланы скользнул в сторону, и ее пробрал страх.
Среди деревьев показался темный силуэт. Один. Второй. Третий.
Иничэн проснулся и закричал.
Громко хлопнула ставня. Алана подскочила на своей постели и не сразу поняла, от чего проснулась – от хлопка, сквозняка, лижущего голые ноги, или от ночного кошмара. Спросонья в голове было мутно, и она лишь через минуту осознала, что рядом хныкает Ганя. Должно быть, это он закричал, а ей приснилось, что Иничэн.
– Чего подвываешь? – прошептала Алана. – Родителей разбудишь.
– Мне плохой сон приснился.
– Мало ли. Мне тоже приснился, я же не кричу.
– Кричишь. Я слышал.
Алана помолчала. К шуму ветра прибавился собачий вой – недобрый знак. Сначала выла одна собака, потом присоединились другие. Ганя свернулся в тугой комочек, из-под шкуры выглядывала только его темная макушка.
– Ничего, – Алана погладила его по волосам. – Что тебе снилось?
– Иничэн.
Холодящая дрожь родилась где-то в животе и противно поползла вверх, словно сквозняк сумел пробраться внутрь.
– И что он делал в твоем сне?
– Не скажу.
Такого от Гани Алана еще не слышала и слегка оторопела.
– Что значит «не скажу»? Я твоя сестра. Говори.
– Нет.
В голосе Гани зазвучало недетское упрямство. Он с головой исчез под шкурой.
– Этот ураган из-за Черных людей? – спросил он через минуту.
– Не говори глупостей, – сказала Алана, хотя сама не была в этом уверена.
Как не подумать об этом после известия о том, что Димка и Дыгиян могли говорить с ними? Положим, сам Дыгиян не нарушал запрета Улгэна, но провел друга до нужного места. Что тогда?
К вою соседских собак прибавились отзвуки утробных стонов – подали голос олени. Это было уже совсем нехорошо.
Алана услышала, как встал отец, наказала Гане не выходить из дома и постараться уснуть, а сама вместе с подоспевшей матерью выбежала во двор, содрогаясь от холода раннего утра и мощных порывов ветра. Геван уже стоял на дороге, держа в руках ружье. Из других домов и чумов тоже показались вооруженные мужчины и встревоженные женщины. Все были напряжены, и Алана быстро поняла, почему.
Собаки не находили себе места, но никак нельзя было определить, что вызвало их беспокойство. Один пес сидел и выл, устремив морду к темно-серому небу, другой с лаем бегал меж домов, не обращая на людей ровно никакого внимания. Животных пытались усмирить, но бестолку.
По бикиту продолжал гулять ветер, каждый его порыв был подобен сильному толчку. Люди беспокойно запереглядывались: не иначе как начинается стихийное бедствие.
– Проверим стадо, – предложил Семен. – А кто-то пусть к саману сходит.
– Я сбегаю, – вызвался Орочен, которого прозвали Орлом – он был всего на год старше Аланы, но уже считался настоящим охотником.
– Я тоже, – сказала Алана.
Отец Дыгияна подтолкнул сына вперед:
– Бегите втроем. – Надеялся, видимо, что хоть тут сын принесет пользу.
Алана, Орел и Дыгиян рванули с места, кто в чем был – босиком и в домашней одежде. Холода земли они не ощущали, и как колючие травинки впиваются в ноги – тоже. Только зловещий ветер пробирал до костей.
Орел сразу ушел вперед, и Алана невольно подумала, насколько же он быстр. И бежит совсем не как Дыгиян. У того – бег с ноткой паники, как у зайца, а у Орла – целеустремленный полет. Ее саму Геван сравнивал с оленем: когда надо – может нестись со всех ног, не теряя при этом красоты и достоинства.
Несмотря на такой разный бег, к чуму Улгэна они прибыли почти одновременно. Шаман, конечно, уже не спал: сидел перед пылающим костром, обхватив шаманский бубен и закатив глаза, и что-то не то напевал, не то просто бормотал.
Они знали – мешать ему сейчас нельзя, он говорит с духами, – и потому тихо присели неподалеку.
Алана сперва смотрела на фигуру Улгэна, покачивающуюся в такт пению, затем покосилась на Дыгияна. Он изрядно нервничал и, судя по всему, уже рвался бежать обратно. Орел сидел, нахмурив брови – ему не терпелось узнать у Улгэна, в чем дело. Ветер трепал длинные волосы шамана и доносил до чума олене-собачий вой.
Время шло. Постепенно животные замолкли. Показались мужчины – со стадом все было в порядке. Только ветер продолжал бушевать.
Алана еще чувствовала тревогу, пронизывающую все вокруг, и ей было очень холодно, но у нее начали слипаться глаза. Пение Улгэна прокрадывалось в зыбкий сон, держа темные фигуры на расстоянии. Они были похожи на человеческие, эти силуэты между деревьев, и в то же время нет. Словно неподалеку разверзлась земля, и на поверхность из Хэргу буга, Нижнего мира, выбрались злые духи – прихвостни Харги, злого брата творца Сэвэки. Их длинные тела сгибались в три погибели, чтобы не возвышаться над деревьями, из голов ветвились кривые рога, напоминающие ломанные ветви.
Страх сковал Алану по рукам и ногам. Она даже не могла оглянуться и посмотреть на Иничэна.
Чья-то рука легла ей на плечо. Алана вздрогнула и проснулась. Шея затекла; она с трудом повернула голову и увидела, как Орел указывает на Улгэна.
Шаман поднялся на ноги. Постояв молча с минуту, он хрипло сказал:
– Идите по домам.
По его утомленному, но спокойному виду все поняли: беда пока миновала. Да и ветер стихал.
Алана встала, с трудом управляя замерзшим телом. Прежде чем уйти, она бросила взгляд на тайгу. Зоркие глаза увидели: там, между деревьев, кто-то стоит.
Через мгновение тень будто почувствовала, что на нее смотрят, и отступила в лес.
12
