След у таежной реки

Неужели вот он – очередной «инцидент», которые так любила устраивать японская военщина по всей Азии и которые всегда приводили к жестокой войне?

– Что с ним? – тормошил Данилина Карпенко, затем, не дождавшись ни слова, принялся расстегивать на Резепове гимнастерку, чтобы осмотреть ранения.

Катера остановились у косы; с них никто не высаживался, японские солдаты оставались на своих местах, целясь в берег из винтовок и пулеметов. Трое «десантников» проворно вскочили с песка и запрыгнули в свой катер, после чего флотилия отчалила и двинулась прочь. Рваный флаг по прихоти ветра помахал им на прощание.

В зарослях осоки на подстилке из опавшей дубовой листвы умирал человек.

2

Конечно, капитан мог крупно ошибаться: определить производителя бумаги на ощупь невозможно. Но листок, на котором Петр Зайцев накорябал своим неуклюжим почерком письмо брату, едва заметно отличался по качеству от бумаги, на которой привыкли писать Назаров и его сослуживцы. Хотя возможно, в Петропавловск-Камчатский поставляют писчую бумагу с другой фабрики.

В немалой степени смущал и тот факт, что в предыдущие годы разведку нашей территории самураи выполняли неглубокими «булавочными» уколами, когда агенты не уходят в тыл далее двадцати километров от границы. Лишь немногие лазутчики получали задание достичь линии Дальневосточной железной дороги. Зайцев же сел на поезд от Лесозаводска до Хабаровска. Немалый такой маршрут, надо сказать.

Если это шпионаж, то какие цели преследует столь рискованное задание? И почему агент так плохо оснащен? Если считать за текущий год, с 1 января и до 14 августа, когда на станции задержали Зайцева, пограничниками и органами СМЕРШ на границе с Маньчжурией и Японией задержано 522 человека, по большей части это контрабандисты, провокаторы, необученные диверсанты или лазутчики, а также распространители пропагандистских материалов. Профессиональных агентов, прошедших перед выброской спецподготовку, задержано всего 24 человека. Все они имели при себе фотоаппараты, а иногда и радиостанции. Зайцев путешествовал налегке. Много полезной информации он бы не перевез, разве что обладает феноменальной памятью.

Неважно, лабораторная проверка подозрительного листка бумаги никогда не лишняя. Как говорится, «лучше перебдеть, чем недобдеть». Одновременно следует связаться с Петропавловским портом и получить информацию от Петра Зайцева. Кроме того, необходимо срочно отправить человека в колхоз «Пограничник», чтобы допросить других членов семьи Зайцевых. Пусть едет старший лейтенант Михаил Тимофеев, он как раз освободился, и захватит с собой недоверчивого Валентина Петракова.

Ивана Зайцева по прибытии в Хабаровск повторно задержать до выяснения всех обстоятельств.

«Неужели Валька был прав? Почему же я ничего не увидел? – терзал себя вопросами Николай Иванович. – Купился на красивую историю о несостоявшемся дезертирстве. Старею, размяк».

С годами у чекиста могут быть две причины, по которым он может сойти с прямого пути: особист становится либо мягче, либо жестче. И то и другое для работы одинаково вредно. Мягкий благодушествует, склонен к попустительству и всепрощению, обладает пониженным чувством опасности. Жесткий, заматеревший чересчур подозрителен, склонен к самоуправству, безразличен к человеческим судьбам, забывает, что поставлен на свой пост защищать людей, а не ломать им жизни.

Прибыл старший лейтенант, но Назаров не успел изложить ему свои планы, так как Тимофеев рапортовал о провокации на Уссури в районе Емельяновки. Ситуация требовала личного присутствия капитана на месте происшествия. В Приморском округе впервые произошло убийство пограничника в ходе провокации, до этого подобные трагедии изредка случались только в неспокойном Забайкалье.

– Выезжаем туда немедленно, – распорядился Назаров. – Скажи Клавдеичу, чтобы заводил машину. Чем заняты Петраков с Рябцевым?

Ответить Тимофееву не дали. В дверном проеме возник Петраков, доложивший о массовом появлении шаров-пилотов близ Имана.

– Запускают с горы Циньюнь. – Валентин назвал небезызвестную гору по ту сторону границы, удобный наблюдательный пункт, откуда хитрый противник, затаившись, нередко следил за нашими землями. – Вылетело штук десять, если не больше.

Шарами-пилотами на языке контрразведки закрепился обычай обозначать заурядные надувные шарики из резины, которые так нравятся детворе, но отличаются от них тем, что наполняются не воздухом, а водородом, чтобы завезти на советскую территорию особый груз – листовки, полные призывов к сотрудничеству с японцами, воспеваний военного могущества Японии и обещаний «сладкой жизни» в случае измены. Короче говоря, все, что выкрикивают из кустов советским пограничникам китайские нищие, которым японцы платят пару грошей за пересечение границы ради проведения идеологических диверсий с сомнительным успехом: «Рус, идь сюда, тута хорош!»

По инструкции все эти листовки требовалось собрать и не допустить их распространения среди местных жителей и красноармейцев. Назаров сильно сомневался, что подобной примитивной макулатурой японцам удалось бы добиться разложения советских граждан, в особенности – личного состава погранвойск. Пускай бы треклятые бумаженции валялись и гнили на земле, тем более что большинство из них наверняка упали вдали от жилья, где-нибудь в чаще. Но приказ есть приказ.

Кроме того, в нелепом приказе присутствовала своя логика и гуманность. Стоит оставить листовки, как их непременно подберет какая-нибудь любопытная дура (и она не одинока!), примется разносить по округе, зачитывать вслух соседям, а чекистам потом бедняжку арестовывай. В глазах правосудия она виновна. Получи, злодейка, десять лет лагерей, а дома останутся трое детишек мал мала меньше, которым расти без мамки до окончания школы. Хорошо, если война у них отца не забрала, а если забрала? Право же, детям лучше с дураками-родителями, чем без них.

Это означало, что делом Зайцева заниматься некому, на сегодня все подчиненные Назарова загружены по горло – те, кто не выезжал к месту провокации, где погиб пограничник, выдвигаются под Иман часов пять потрудиться дворниками, то есть собирать японские листовки.

«Хорошо, хоть успел направить запросы в хабаровскую лабораторию и Петропавловский порт», – подумал Николай Иванович.

Его обуревало желание подкинуть работенку коллегам из Хабаровска, поручив им проверить, сошел ли Зайцев с поезда и прибыл ли в часть. После секундного колебания Назаров поднял трубку и попросил телефонистку соединить его со старшим лейтенантом Мелентьевым.

Леонид Дмитриевич был Назарову симпатичен. Бывает такое, что почти незнаком с человеком, но чувствуешь к нему искреннее расположение и доверие. Назаров из когда-то зачитанного личного дела Мелентьева помнил лишь, что тот родился в 1913 году под Ленинградом, а в 1932 году был призван в РККА. Вот, пожалуй, и все. Как этот человек попал в НКВД, Николай Иванович успел забыть, а может, и не знал никогда наверняка. Черты лица, поступки, манера речи старшего лейтенанта – все в нем говорило о его надежности. Нельзя сказать, что к другим сотрудникам капитан испытывал недоверие, и все же если кому-то в Хабаровске и следует поручить проверку Зайцева, то определенно Леониду Мелентьеву, который сделает все как надо и перезвонит, чтобы сообщить о результатах.

Переговорив с Мелентьевым, Назаров помчался во двор, где капитана поджидал «виллис». Ефрейтор Семен Кириллов, для друзей – Клавдеич, сидел за рулем и о чем-то размышлял, положив ладонь на подбородок и разглаживая указательным пальцем пышные усы, из-за которых сослуживцы постоянно сравнивали его со Щорсом. Тимофеев стоял рядом с машиной, притопывая от нетерпения, и курил.

– Понеслись! – скомандовал Назаров, усаживаясь в машину.

В дороге он поделился с Тимофеевым своими подозрениями и посвятил в планы на ближайшие дни. Старшего сержанта Назаров с первого дня знакомства воспринимал как надежного помощника, считал правой рукой, постоянно вовлекал в обсуждение рабочих вопросов. Оба обращались друг к другу на ты.

– Если Зайцев все-таки японский агент, то что это означает? – спросил Михаил.

– То, что никакого Ивана Архиповича Зайцева в природе не существует, – ответил Назаров, называя вещи своими именами. – Его биография является тщательно продуманной легендой.

– Получается двойная легенда, – задумчиво проговорил Кириллов, встревая в разговор.

– Верно подмечено, Клавдеич, – откликнулся Назаров на реплику шофера. – Легенда как бы составлена из двух слоев. Первый слой сгодится для поверхностной проверки, это глупенькая история о бойце, отставшем от поезда. Второй слой легенды более изощрен и способен выдержать более строгую проверку, это история о несостоявшейся попытке дезертировать.

– Я про двойные легенды у шпионов никогда не слыхал, – произнес пораженный Тимофеев, – только в приключенческих романах читал.

– Это не писательский вымысел, поверь, – убежденно сказал Назаров. – Изредка зарубежные разведки, в первую очередь абвер, придумывают многослойные легенды, некоторые мои коллеги сталкивались с подобными случаями. Разумеется, двойная легенда готовится для агента высокой квалификации, исполняющего сложнейшую миссию.

Тимофеев обратил внимание на упоминание германской разведки. Ведомство Вильгельма Канариса с начала Второй мировой получило широкую известность в качестве одной из лучших разведслужб Европы.

– Абвер? А японцы что? – поинтересовался Михаил.

– Японцы пока что ничего подобного не практиковали, но они быстро учатся. А спецов для составления правдоподобных легенд в их распоряжении хватает.

Тимофеев дальнейших вопросов не задавал, он уже вник в особенности шпионажа против СССР. И гитлеровский абвер, и японский Второй отдел опирались при разработке легенд и планировании операций на специалистов, блестяще знающих географию и экономику нашей страны. Эти кадры формируются в основном из белоэмигрантов, в некоторых случаях – из перебежчиков и других изменников Родины.

– То есть, если ты прав, Зайцевых у нас, в Бикине, нет и не было никогда?

– Фамилия, к сожалению, распространенная, – возразил Назаров, – так что можно не удивляться тому, что в Бикине действительно проживает семья Зайцевых. Даже наверняка найдется, и не одна. Придется разбираться очень долго: «Есть ли в вашей семье сын Иван, есть ли у него брат Петр, кто и где служит?» В любом случае легенда шпиона будет отличаться от биографии реального Ивана Зайцева, если таковой живет где-то в наших краях. Если вам с Петраковым повезет, то на все Приморье окажется один Иван Зайцев, и то – старый дед, сто лет в обед.

– Я что-то не надеюсь на везение.

– Правильно делаешь, Тимофеев, – согласился капитан. – Обязательно подключи к делу милицию, вдвоем вы не справитесь. Бикин не такой уж маленький. Но все это завтра, а сейчас нас ждет другая работа.

И ожидавшая их работа отняла у Назарова время до самого вечера. Когда он, измотанный и голодный, вернулся в свой кабинет, заходящее солнце розовыми лучами золотило стены и бедную обстановку, приглашая отдохнуть с дороги, но Николай Иванович вызвал секретаря и спросил, есть ли новости о Зайцеве.

Результаты экспертизы, разумеется, еще не были готовы, их следовало ждать на следующий день. Мелентьев звонил и отчитался, что Зайцев в Хабаровск прибыл, в часть поступил, но дальнейшая информация о бойце отсутствует. Возможно, его полк уже отправили на фронт и сию минуту рядовой под стук колес минует Благовещенск, направляясь в сторону грохочущего опаленным металлом Курска.

Единственная ценная новость за день – ответ из Петропавловска. Порт откликнулся быстро и дал подробный отчет, дотошно записанный секретарем. Петр Зайцев полностью подтвердил правдивость биографии брата и в точности повторил рассказ об истории их семьи.

3

На следующее утро Назаров внезапно отменил свое решение отправлять Петракова в колхоз на поиски Зайцевых.

– Поедем вдвоем, – объявил капитан Михаилу Тимофееву и велел отдать распоряжение Клавдеичу заводить машину.

Обращаться в милицию за помощью не понадобилось, так как председатель «Пограничника» прекрасно знал Зайцевых, много поведал об их семье и подсказал, где найти их избу, попутно предупредив, что Архипа Петровича дома не застать, поскольку по поручению председателя глава семейства уехал на закупки во Владивосток.

Чекистов встретила мать Ивана и Петра, невысокая женщина сорока шести лет. Она пригласила их в избу и предложила садиться.

– Беспокоиться не о чем, Татьяна Федоровна, – располагаясь за столом, завел разговор Назаров. – Возникла небольшая путаница с документами вашего сына Зайцева Ивана Архиповича, нас прислали разобраться. Это ведь ваш младший сын, верно?

– Верно, – настороженно ответила Зайцева и замолкла, смутно опасаясь дурных новостей.

– Стало быть, двадцать пятого года рождения?

Она нервно кивнула, дернув плечами.

– Очень хорошо! Вот и разобрались, – радостно произнес Назаров, потирая руки, словно на самом деле узнал все, что нужно, и собирается уходить. – Получается, в военкомате Ивана перепутали со старшим братом, с Петром.

– Да как же так? – недоумевала женщина.

– Ошибка при заполнении анкеты. Людей-то сколько через военкоматы проходит! Стали перепроверять данные, а тут всплыло имя другого Зайцева. Они ведь оба родились в Бугурусланском уезде?

Она вновь кивнула.

– Вы с супругом тоже там родились? – старался разговорить женщину Назаров, который, получив подтверждение, пустился в воспоминания: – Знаете, и я не местный. Родился в Иваново, там же мои отец с матерью родились…

Он стал вспоминать подробности о жизни родителей, их работе на фабрике. Его лицо смягчилось, по губам блуждала едва заметная улыбка, и Зайцева заулыбалась в ответ. В какой-то момент Николай Иванович спросил, трудно ли было переезжать с двумя малыми детьми на Дальний Восток, и женщина, уже успокоившаяся к тому моменту, охотно принялась делиться своими воспоминаниями. Изредка Назаров отпускал разного рода одобрительные реплики или задавал наводящие вопросы, поощряя откровенность женщины.

– Наверное, Ванька с сорок первого на фронт рвался? Ох, помню столько сопливых мальчишек в том июне в военкоматы прибежало! – Капитан добродушно рассмеялся и с иронией произнес: – Герои!

– А как же! – Зайцева рассмеялась вместе с ним и одновременно пустила слезу.

– Когда, говорите, Ваня поехал на сборы?

– Сборы у него третьего августа, но из дому он ушел второго.

Женщина с извинениями достала платочек и вытерла под глазами.

– А что ж так?

– В Надаровку по пути заскочить хотел. Он туда в лесничество на подработки ездил да с девушкой познакомился, с лесниковой дочкой. Настей зовут. Вот и думал с ней попрощаться, сказать ей, чтоб ждала.

Определенно они нашли того Зайцева, который им необходим. Биография полностью совпадала. Подтверждалось и признание в дезертирстве. По всей вероятности, Иван думал укрыться у своей девушки в лесничестве, возможно в сторожке.

– В колхозе девчонок не нашлось, что ли? – хохотнул Назаров. – Видать, хороша лесничиха, приворожила парня. Вы-то ее видели хоть раз?

– Карточку мне показывал. Она ему карточку свою подарила, а он мне показал.

– Старшего-то, Петра, тоже девушка дожидается? – продолжал расспросы Николай Иванович.

Женщина принялась рассказывать о возлюбленной Петра. Тимофеева эти амурные подробности нисколько не интересовали, он с мальчишеской порывистостью собирался податься к выходу, поскольку получил необходимое подтверждение сведений о Зайцеве. Назаров же с возрастом стал степенным и неспешным, ему была несвойственна суета. Если человек склонен к открытости, словоохотлив, то почему бы не потолковать с ним? Пусть ход беседы наводит на нужные вопросы. Николай Иванович не торопился покидать избу Зайцевых, он явно услышал про Ивана далеко не все, на что рассчитывал.

– А что, Татьяна Федоровна, сыновья-то меж собой сильно похожи?

– Нет, совсем не похожи. И лицом разные, и фигурой, и ростом. Петька великанище, сбитый такой. А Ванечка жилистый и невысокий, почти на голову ниже вас.

«А вот это интересная информация», – поразился своему открытию Назаров, но старался не подавать вида.

– Такое сплошь и рядом бывает, и мы с братом мало похожи, – как ни в чем не бывало продолжал Николай Иванович, – разве только волосами. И у меня, и у брата прямые. А ведь могли бы отличаться. По материнской линии дед кудрявый был, кто-то из нас мог бы в него уродиться. Разве нет?

Татьяна Федоровна поддакивала, с наслаждением слушая болтовню Назарова; ей доставляло удовольствие вспоминать сыновей, сравнивать их между собой и с другими людьми. Тосковавшая мать нашла в постороннем человеке понимающего и внимательного собеседника.

– А ведь вы верно сейчас сказали, – с широкой, счастливой улыбкой проговорила Зайцева. – У моей соседки две дочери уродились с разными волосами. Одна, кудрявая, пошла в бабку по матери, а вторая, с прямыми волосами, – точная копия тетки, отцовой сестры.

Тимофеев не следил за ходом разговора и не понимал, чем пустые бабьи воспоминания занимают командира, а потому ерзал на стуле, в нетерпении ожидая команду собираться в дорогу.

«Ничего, потомится – не сломается», – насмешливо подумал Назаров, от которого не укрылось настроение Михаила, энергичного, привыкшего к активной деятельности.

– Неужто и ваши сыновья даже по волосам отличаются?

– Нет, по волосам похожи, у обоих прямые и русые, как и у всех в моем роду.

Остолбеневший Тимофеев таращился на Зайцеву, поняв наконец цель и смысл беседы, поначалу походившей на сплетни старых кумушек. Михаил неуверенно перевел взгляд на капитана. В блестящих глазах Николая Ивановича, глядевшего прямо на старшего лейтенанта, плясали озорные чертенята. Командир внутренне смеялся, потешаясь над подчиненным, которого так немилосердно озадачил.

Тот Иван Зайцев, с которым беседовал капитан, был одного с ним роста, высокий и статный парнище. Петраков, помнится, назвал рядового красавчиком. И даже если Татьяна Федоровна неверно оценила на глаз рост Назарова, то с цветом волос опять же вышла накладка: Зайцев, задержанный Петраковым в Лесозаводске, был чернявым, с волосами смоляного цвета. Не может мать так сильно ошибаться.

Тимофеев недоумевал, но теперь уже в неподвижности внимательно ловил каждое слово женщины, пока Назаров не решил в вежливой форме остановить затянувшийся диалог и, сославшись на срочные дела, не попрощался с Татьяной Федоровной.

Садясь в машину, Михаил накинулся на Николая Ивановича с миллионом вопросов:

– Товарищ капитан, откуда ты узнал? Как вообще такое возможно? Мы кого ищем? Ты подозревал?

– Ни о чем я не подозревал, – признался Назаров. – В ходе допроса начали всплывать противоречия. Например, отсутствие среди личных вещей Зайцева фотографии его девушки Насти. Куда делась? Странно. Парень бы карточку везде с собой возил. Поэтому я старался разговорить гражданку Зайцеву, чтобы она сообщила больше подробностей. Все, что мы только что услышали, для меня полнейшая неожиданность, как и для тебя.

– Ты с таким выражением на меня смотрел, словно ожидал сюрприза, – смутился старший лейтенант.

– Эх, Тимофеев, – вздохнул капитан, – я смеялся над тем, как ты запоздало заметил, что Зайцева описывает нам совершенно другого человека. Урок тебе на будущее: не торопись закончить допрос, иначе упустишь что-нибудь полезное. Сказать по правде, сюрприза я действительно ждал, да только не такого.

– А какого ждал?

– Рад сообщить вам, друзья-товарищи, что за сегодня это не единственная шокирующая новость. Перед самым нашим выездом я получил результаты анализа из лаборатории. Потому-то, кстати, и надумал присоединиться. Вы должны знать, что бумага, на которой написано письмо Петра Зайцева, произведена в Японии.

Тимофеев и Кириллов как громом пораженные смотрели на капитана, надеясь услышать объяснения, но никакой рабочей версии у Назарова не имелось.

– И что теперь делать? – выдавил из себя Михаил.

– Помимо прочего, еще раз направим запрос в Петропавловский порт. Пусть Петр Зайцев опишет в деталях внешность своего брата, укажет особые приметы, а заодно сообщит, когда в последний раз писал ему письмо.

– И?

– И по приезде в райотдел предлагаю нам троим провести совещаньице на скорую руку и обсудить новые факты по моему Зайцеву, – сказал Николай Иванович, смело назвав загадочного рядового «своим», поскольку чувствовал, что приклеился к этому делу прочно и надолго.

«Виллис», накреняясь то на один бок, то на другой, помчал сквозь облачко пыли вперед.

4

– Совет держать будем или сначала на троих сообразим? – пошутил Клавдеич, заходя с Тимофеевым в кабинет Назарова.

– Совет держать, – скупо ответил Николай Иванович и устало усмехнулся, указав ладонью на чайник, выпускавший пар из носика.

– От чайку тоже не откажусь, – не унывал Кириллов, без лишних церемоний принявшийся разливать кипяток по стоявшим рядом стаканам.

Шофер не обладал подвижным, острым умом. Назаров пригласил патриарха на обсуждение из уважения к его годам, к солидному жизненному опыту, с высоты которого Клавдеич порой изрекал умные мысли и раздавал дельные советы. Несмотря на незначительную разницу в возрасте, всего в шесть лет, Николаю Ивановичу отчего-то казалось, будто шофер намного старше его. Поэтому в общении между собой Назаров и Кириллов вели себя как близкие люди, но не братья, а скорее как племянник и дядюшка. Отчасти из-за восприятия, отчасти из-за уважения Назаров любил при возможности перекинуться с Кирилловым парой слов. Сослуживцы, видя их вместе за разговорами, отпускали шутки вроде: «Иваныч с Клавдеичем о чем-то кумекают». Шутки имели под собой основание. Назаров, как, впрочем, и многие другие, величал друга почти всегда по-батюшке – «Клавдеич» или, в особо торжественных случаях, «Семен Клавдеич». Кириллов же звал Назарова в обычной беседе «Иваныч», в официальной – «Николай Иваныч».

И сейчас Николай Иванович, по обыкновению, рассчитывал получить от Клавдеича общую оценку собственных решений и действий. Кириллов в расследовании бесполезен, зато сразу знаком осадит, если заметит, что капитан наводит суету, мельтешит, бросается из крайности в крайность или заблудился в двух соснах.

Тимофеев здесь по причине прямо противоположной. Он зелен, сам склонен к суете, поспешности, шатаниям из стороны в сторону. С другой стороны, никто другой, кроме как Михаил, не умеет анализировать информацию и раскалывать заковыристые загадки. Втроем им предстоит подумать об истории с Зайцевым.

Капитан еще раз по порядку перечислил накопившиеся факты, из которых выходило, что Иван Зайцев – реальный человек, чья биография соответствует установленным данным, но при этом в Лесозаводске Петраковым был задержан кто-то другой, не Зайцев вовсе. То есть некий гражданин вроде как есть, но в то же время его и нет. Ни дать ни взять, былинный богатырь – личность историческая и мифическая одновременно.

– Такое совпадение придуманной легенды с личностью конкретного гражданина маловероятно, – завершил доклад Назаров. – Зайцев должен быть двойным агентом, завербованным японцами. Но в таком случае почему он на себя не похож? Как мог коротышка вырасти в бурого медведя? Хоть убейте, не понимаю. Скажите, где я ошибся в моих рассуждениях, на каком повороте свернул не туда?

Николай Иванович вопросительно уставился на помощников.

Кириллов отмалчивался, поглаживая усы. Он не собирался потеть над головоломкой, понимая, что выступает в роли арбитра, чтобы помочь сослуживцам в принятии правильного суждения. Старший лейтенант, напротив, сидел нахмурившись, его бегающие глаза словно ощупывали какой-то предмет, видимый ему одному, на лице читалась азартная борьба с проворной, вертлявой, но пойманной-таки за хвост мыслью. Клавдеич тоже это заметил.

– О чем задумался, детина? – весело спросил он Тимофеева, отхлебывая из стакана.

– Помните, недели две назад я выезжал на Алчан? – произнес Михаил, переводя взгляд с Назарова на Кириллова и обратно.

– Прекрасно помню, – ответил капитан, с любопытством отметивший, как загорелись у парня глаза. – В понедельник, второго августа. В ручье нашли чьи-то останки, тигриное пиршество. Экспертиза подтвердила, кстати, твои догадки. Труп действительно принадлежал русскому мужчине не старше двадцати пяти.

Тут Назаров осекся и медленно проговорил:

– Погоди-ка…

– Вот именно, Николай Иванович. Об этом-то я и думаю.

– Да о чем? Старик за вами не поспевает, – перебил шофер.

– Давай, просвети Семена Клавдеича, – предложил Назаров, – заодно твои аргументы и я послушаю. Версия занятная.

Тимофеев облизал губы и быстро заговорил:

– Значит, вот какая есть идея. Тот труп, который лесник нашел в ручье, принадлежит настоящему Ивану Зайцеву…

По версии Тимофеева выходило, что второго августа в районе Надаровки противник совершил вылазку на нашу территорию. Здесь японцам удалось схватить и убить рядового Зайцева, после раздеть его, забрать документы и личные вещи, а затем использовать личность бойца для создания достоверной легенды, способной выдержать почти любую проверку. Убийцы избавились от трупа в лесу, где мертвеца нашел тигр, разорвавший тело на куски, которые затащил в прохладный ручей.